Мудрость старцев — корыстный и особенно вредный миф
⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11
Несмотря на существование безрадостных аспектов старости, в рамках всеобщей психологической мифологии удивительным образом возник совершенно другой образ, относящийся к данному возрасту. Речь идет о мудрости старцев; психологи-юнгианцы даже употребляют специальный термин «архетип мудрого старца» или «мудрой пожилой женщины». Образ мудрого старца весьма популярен. Зачастую мудрость стариков связывают с богатым жизненным опытом. И действительно, пожилые люди владеют сокровищницей профессиональных и личных переживаний. Они попадали во всевозможнейшие ситуации и сталкивались с бесчисленными трудностями. Несомненно и сами пожилые люди любят напоминать о своем житейском опыте. Однажды, наблюдая за пятидесятилетним аналитиком, испытывающим огромную досаду из-за профессиональных неудач, семидесятилетний аналитик предположил, что господину К. следовало бы обратиться за советом к опытному, пожилому коллеге, имея в виду, разумеется, себя. Всякий раз, когда старики подчеркивают значение своего опыта, я начинаю подозревать неладное. Дело в том, что опыт — это не гарантия мудрости, ибо он не служит для нее фундаментом. Опыт двулик как Янус. Он позволяет быстро найти выход из более или менее знакомой сложной ситуации. Однако опыт не дает человеку возможности верно оценить новое, актуальное положение, поскольку любая ситуация, любая проблема никогда не бывают полностью идентичными предшествовавшим. Поэтому опыт гораздо чаще вредит, чем помогает. Прекрасной иллюстрацией сказанному послужат примеры из военной истории. Опытные генералы часто терпят ужасные поражения, поскольку их опыт покоится на знаниях, приобретенных в уже давно не существующих условиях. Французские генералы времен второй мировой войны прекрасно разбирались в стратегии и тактике боевых действий, которые велись в период первой мировой войны. Они неправильно оценили ситуацию второй мировой войны именно по вине своего опыта. Ту же самую ошибку допустили австрийские генералы, сражавшиеся против Французской республики. Владея богатым боевым опытом, почерпнутым в предшествовавших войнах, они оказались неспособными разобраться в истинном положении, поскольку этот опыт вбирал в себя устаревшие стратегические, тактические и технические новыки. Выходит, что опыт имеет свои недостатки и преимущества. Так называемый elderly statesman *(Опытный государственный деятель (англ.), выступающий в роли советника по политическим или экономическим вопросам, наносит больше вреда, чем пользы. Он видит ситуацию так, как будто все происходит лет сорок назад.
Опыт пожилых людей не может являться залогом мудрости. В данном случае предпочтительней выглядят люди, получившие хорошее образование; пусть у них и нет за плечами прожитых лет. Вторым по счету достоинством старости в рамках юнгианской психологии традиционно считаются возникающие предпосылки для стремительной индивидуации. Принято полагать, что пожилые люди более сознательны и смотрят на мир с высоты своего возраста. Они якобы далеки от эгоцентризма, свойственного молодости, и поэтому близки к Богу. Божья искра в их душе сверкает куда ярче, чем в душе юноши. Говоря языком юнгианской психологии, их «эго» начинает уступать место «самости». Утверждение, что индивидуация свойственна людям пожилого возраста, просто не соответствует действительности. В течение всей нашей жизни мы приближаемся к эпицентру психики и удаляемся от него вновь, ориентируемся на самость и внезапно теряем этот ориентир, добиваемся осознания и снова погружаемся в бессознательное состояние. В двадцатилетнем возрасте человек может осознавать больше, чем в семьдесят лет, и наоборот. Индивидуация, раскрытие всех своих способностей, осознание — это процесс не постепенный, не поступательный, а хаотичный; он подобен танцу, в течение которого танцор то приближается к гипотетическому центру, то удаляется от него. В частности, поэтому понятие «зрелость» не может служить критерием психологического развития. «Зрелый» человек —жалкое зрелище. Слова «зрелость», «созревание» вызывают в воображении образ постепенно зреющих плодов. Незрелые яблоки рано или поздно созреют; никогда процесс не двинется вспять и не станет лавировать между зрелостью и незрелостью. Однако человек — не яблоко, и поэтому термин «созревание» не годится для того, чтобы описывать развитие индивида. Быть может, старцы мудреют от опыта и индивидуации, которая развивается стремительными темпами? Позволю себе в этом усомниться. Несомненно, мудрость или что-то похожее существует, несомненно и то, что подобное состояние может придти в старости. Однако сам я слишком редко встречался с действительно мудрыми людьми, чтобы судить об этом, хотя, кто знает, быть может я попросту недостаточно мудр, чтобы заметить мудреца.
Я не утверждаю, что недостаток здоровья не позволяет пожилым людям обретать мудрость. Фактором, который, на мой взгляд, действительно снижает подобные способности, по крайней мере, те из них, что могут приносить заметную пользу окружающим людям, является изоляция. Старики постепенно теряют контакт с современными коллективными сознательным и бессознательным. Можно выразить эту мысль в более привлекательной форме: чем старше становится человек, тем ощутимее оказывается давление коллективного бессознательного. Например, людям, имеющим отношение к индустрии моды и рекламы, приходится с возрастом проявлять все больше настойчивости для того, чтобы не потерять связь с коллективными сознательным и бессознательным своего времени, поскольку от этого зависит их профессиональный успех. Именно поэтому в данных отраслях первенство всегда принадлежит молодым людям. В противном случае, представители подобных профессий стремятся по возможности долго сохранять в себе дух молодости, вести себя по-юношески, ибо свою продукцию они адресуют современному миру. Их одежда, реклама и другие товары должны понравиться современному человеку, ведущему активный образ жизни. То же самое относится к политикам, ученым, техническим специалистам, доцентам, врачам и т. д. Для того чтобы быть полезными обществу, всем им необходимо держать руку на пульсе современности.
Старение — состояние, полярное вышеописанному. Пожилой человек медленно, но верно превращается в анахронизм или теряет связь с действительностью, поскольку мыслит образами прошлого. Чем старше мы становимся, тем чаще мы оглядываемся назад. Пожилым людям есть что рассказать, однако их мнения интересны только с исторической точки зрения. Они — комментарий к прошедшему. Так обстоит дело не только в рекламной индустрии, но и в науке, экономике, философии и промышленности. Несмотря на то что художникам, по всей видимости, это не угрожает, для психологов изоляция — проблема весьма актуальная. Сами пожилые люди, разумеется, не замечают того, что они теряют контакт с коллективными сознательным и бессознательным; на их взгляд, неправильно ориентируются в ситуации как раз молодые люди. Как часто приходится слышать от пожилых профессоров жалобы на то, что студенты распустились. Сейчас популярна идея того, что мы живем во времена всеобщей неуверенности, однако больше всех страдают от этого пожилые люди; не уверенные в том, что они правильно оценивают современную ситуацию, старики могли бы повторить слова императора Вильгельма II: «Я уже больше не понимаю мир». Коллективные ценности, представления и образы пожилых людей относятся к прошлому; сорок лет назад эти представления доминировали в обществе, но в сознании старика с тех пор ничего не изменилось. Индивиды и человечество руководимы определенными коллективными мифологиями, образами, которые переживают метаморфозы от поколения к поколению. Новые мифологии не хуже и не лучше своих предшественниц, однако они другие. Например, восприятие сексуальности, мифология отношений между мужчиной и женщиной и представление о роли женщины в общественной жизни коренным образом изменились за последние двадцать-трид-цать лет и уж совсем не похожи на мнения, бытовавшие в те времена, когда я был молод. Приложив массу усилий и доброй воли, я могу умозрительно согласиться с современной мифологией, но глубоко ее понять мне не удастся, она мне чужда. Идеи Юнга относительно женского начала весьма интересны, однако на них оказала значительное влияние викторианская мораль. Они способны стимулировать мысль, но современными такие представления, как уподобление женского начала началу пассивному или эротическому, не назовешь.
Резюмируя эту мысль, можно сказать, что опыт стариков не гарантирует мудрость и стремительная индивидуаций не является прерогативой старости. Пожилые люди теряют контакт с коллективным бессознательным, не могут угадать современные тенденции, мифологии, а кроме того испытывают недостаток физического и психического здоровья, теряют способности к запоминанию и ощущают эмоциональную лабильность. Я уже писал о том, что мне редко приходилось встречать мудрых людей. Мудрость — не синоним старости. Однако подозреваю, что многие шестидесятилетние читатели будут ссылаться на мои же слова о том, что мудрость может прийти в старости. Хочу задать им встречный вопрос: в действительности ли пожилые люди мудрее остальных? Я не знаю ни одного исследования, которое подтвердило бы превосходство стариков над молодежью. Не существует и «теста на мудрость», поскольку последняя не поддается точному определению. Тестовые методы позволяют обнаружить удовлетворенность, жизнерадостность, депрессивные качества, оценить способности, выявить стресс. Но как быть с мудростью? Мифологический образ мудрого старца или пожилой женщины несомненно прекрасен, однако ни специальная литература, ни научные доклады, которые я изучил, приступая к этой книге, не предоставляют никаких доказательств существования мудрых старцев. Согласно исследованиям, особенность старости заключается не в мудрости, а в недостатке психического и физического здоровья, в жизненном кризисе, в потере связи с коллективным бессознательным и, наконец, в смерти. И если образ мудрого старца отличается привлекательностью, то вышеупомянутые черты пожилого возраста вызывают ужас. Образы архетипа сенекса страшны, в отличие от символов детского архетипа, олицетворяющих все новое, творческое, обнадеживающее, развивающееся, иначе говоря,— будущее. Что же касается старости, то в ней все безнадежно. Пожилые люди увядают, у них нет будущего. Несмотря на это мифологема мудрого старца не исчезает, и неспроста. В данном случае важны мотивы возникновения подобной мифологемы. Согласно К.Г. Юнгу, существует архетип мудрого старца, хотя в большинстве мифологий он нашел лишь слабое отражение. Тем не менее «мудрый старец» — это не изобретение К. Г. Юнга. Что-то скрывается заданным образом. Должны существовать причины всеобщей любви и повсеместного интереса к архетипу мудрого старца. Учитывая то обстоятельство, что мифам свойственны патологии, правильно ли будет предположить, что интересующая нас мифологема тенденциозна или страдает другим недостатком?
Последний период жизни пугает нас, поскольку смириться со старостью значит привыкнуть к мысли о том, что тело и душа разлагаются, а впереди только новые болезни и смерть. Это нелегко. Человеку чаще всего трудно взглянуть прямо в глаза реальности. Психологи же предпринимают одну за другой попытки выяснить, каков механизм сопротивления перед действительностью. Фрейд говорил в этой связи о вытеснении. Он полагал, что действительность как бы отодвигается в сторону, а затем вытесняется в подсознание. Согласно Фрейду, выражением подлинных событий являются сновидения, поскольку в них реализуются подавленные желания. По мнению А. Адлера, любой человек пытается компенсировать свою неполноценность, в том числе физическую, поскольку хочет избежать страданий. Например, дети, не обладающие врожденными атлетическими способностями, часто стремятся блистать в спорте. Всем известны политики, готовые пообещать все что угодно, лишь бы усыпить бдительность своих избирателей. Однако обвинять в нечестности политиков бесполезно, ибо это наша ошибка. Политики прекрасно осведомлены о том, что большинство людей ни за что не желает слышать никакую правду. Поэтому зачастую они вынуждены утверждать, что способны исправить принципиально безвыходную ситуацию. Мнимые пророки, религиозные демагоги помогают нам позабыть о своих горестях, о реальном положении вещей. Популярные миссионеры и религиозные лидеры, которые не сегодня, так завтра проложат частную телефонную линию в апартаменты Бога, вещают на весь мир; они утверждают, что могут дать ответ на все вопросы, утешить нас и вселить в человечество уверенность. Многие религиозные движения — опиум для народа. В этом я согласен с Марксом. Но юмор в том, что марксизм — тоже своего рода галлюциноген. Правильно ли будет допустить, что архетип мудрого старца — это компенсация, средство, позволяющее избавиться от страха перед старостью, что-то вроде транквилизатора? Люди всегда стремятся компенсировать то, чего они больше всего желают и боятся; часто это происходит посредством акцентуации противоположной точки зрения. Индивиды, ведущие чрезмерно упорядоченный образ жизни, страдают, как правило, от страха перед хаосом. Люди, обладающие латентной, скрытой гомосексуальностью и как следствие этого проявляющие гомосексуальные наклонности, вытесняют свои влечения, становясь фанатичными противниками гомосексуалистов и высказываясь за крайние меры по отношению к последним. Дружелюбные люди нередко скрывают под маской добродушия значительную агрессивность, обманывая не только окружающих, но и себя. Быть может, образ мудрого старца компенсирует страх смерти и невыносимую мысль о неминуемой старости, сопряженной с болезнями? Я уже говорил о том, что слабоумие не является непременным атрибутом пожилого возраста, однако эта опасность угрожает любому старому человеку. Старость связана с перспективой сенилии. Ассоциируя мудрость со старостью, мы получаем массу психологических преимуществ и прежде всего смягчаем страх перед грядущими старческими болезнями. Однако почему же психологи-юнгианцы делают то же самое? Коль скоро образ мудрого старца представляет собой защитный механизм против старости, необходимый пожилым людям, почему он пронизывает всю современную культуру, почему не только пожилые люди проецируют его на старость? Это объясняется тем, что в своей мудрости убеждены не только старики, но и вполне молодые люди. Компенсационные и защитные механизмы бывают подчас столь заразительно сильны, что их перенимают даже тс, кому они вроде бы еще не нужны. Школьники нередко полагают, что их боязливый по натуре одноклассник на самом деле — герой, поскольку иногда он в полной мере компенсирует свою слабость. Кроме того, молодые люди боятся старости. Проекция мудрого начала на заключительный этап жизни смягчает страх; если, глядя на старика, юноша замечает только его мудрость и не обращает внимания на болезни и приближающуюся смерть, он спокойно принимает мысль о том, что будет когда-то умудренным жизнью старцем. Не преувеличение ли это? Часто ли происходит так, что мудрость проецируется на пожилых людей, которые не подходят для подобной роли? Я приведу в качестве иллюстрации несколько любопытных историй, которые ничего не доказывают, но предоставляют возможность поразмыслить над поставленными вопросами. Чем старше аналитик, тем больше он молчит во время аналитического сеанса. Когда пациент упоминает о какой-то своей проблеме, аналитик покашливает или кивает головой. Этого вполне достаточно, поскольку к следующему сеансу у пациента уже готов правильный ответ. «Доктор, то, что вы мне сказали на предыдущем сеансе оказалось правдой. Вы помогли мне»,— благодарит аналитика пациент, проецируя на него собственные интеллектуальные способности, хотя пожилой аналитик не отличается особой мудростью. Т.С. Элиот изобразил в своей пьесе «Семейство Реуньон» старика, к которому постоянно обращаются за советом дети. В ответ он лишь недоуменно качает головой и не говорит ни слова, однако дети убеждены, что он может им помочь. Я знавал одного предпринимателя, который продолжал занимать руководящий пост в фирме, несмотря на солидный возраст. Очевидно, что его интеллектуальные способности к тому времени значительно снизились и он уже был не в состоянии исполнять свои обязанности. Тем не менее он приносил фирме огромную пользу. Во время важных совещаний молодые сотрудники проецировали свои собственные знания и умения на «мудрого старца». Одно его присутствие придавало им уверенность в том, что совещание пронизано мудростью, что помогало молодым сотрудникам высказывать свои дельные предложения, хотя они были убеждены, что источник мудрости и рассудительности — их пожилой коллега. Таковы позитивные аспекты подобных проекций. Однако зачастую случается обратное. Пожилые люди стремятся любой ценой сохранить свою власть над окружающими, и в этом им помогает легенда о мудрых старцах. Если им удается сохранить власть за собой, последствия бывают плачевными, поскольку власть действует на пожилых людей как наркотик. Они перестают страдать от страха смерти и превращаются в тиранов, развращенных иллюзиями. Старики теряют способность трезво оценивать свое поведение и не позволяют никому делать себе замечания, поскольку соперничество больно уязвляет самолюбие того, чью мудрость должны признавать при любых обстоятельствах. Когда молодой человек поступает скверно, его одергивают, но если дурной поступок совершил старик, его просто оставляют в покое. Если молодой человек громко и настойчиво стучит в закрытое окошечко на почте, то все ожидающие тут же выражают протест. Если же старушка обращается к почтовой служащей с невыполнимыми просьбами, все терпеливо и вежливо ждут. Пожилые люди не жалеют средств на то, чтобы сохранить свою власть неприкосновенной; они злоупотребляют мнением о своей мудрости, естественным чувством сострадания, которое испытывают к ним ближние и постоянно напоминают о том, что окружающие должны быть им благодарны за всевозможные наставления. Патологический образ мудрого старца — феномен непростой. Данная мифологема не только тенденциозна, но и носит явно пропагандистский характер. Речь идет о почти сознательном способе сохранения власти. Нельзя не вспомнить в этой связи об аналогичных пропагандистских приемах цезарей, утверждавших, что они ведут свою родословную от богов. Оказывается, что в образе мудрого старца присутствуют элементы божественной мифологии. Нередко люди относятся к старику так, как если бы он парил над материальным миром, видел все насквозь и таил в себе великое трансцендентное знание. Это отношение приближает образ пожилого человека к божественному. Следовательно, мифологема мудрого старца соткана из всевозможных патологий. Мудрость живет среди людей. Поэтому миф о ней не является исключительно патологическим — подобный архетип существует. Однако к старости мудрость не имеет никакого отношения. Мудрыми могут быть люди среднего возраста, старики и даже дети. Истории о феноменально одаренных детях широко известны. Будучи ребенком, Иисус поучал людей в храме. Старый опытный учитель или пожилая дама тоже могут выглядеть вполне убедительно в роли мудрецов. Представление о мудрости не является опасной мифологией. Опасность возникает тогда, когда мудрость проецируется на старость и последняя автоматически идентифицируется с первой. Нам следует недоверчиво относится к мифологиям, поскольку они могут оказаться патологическими. В случае мифа о мудрых старцах, речь идет не только о тенденциозности и смешении человеческого и божественного, но и о том, что я бы назвал корыстной, коррумпированной мифологемой. Как правило, невыносимые психологические образы уравновешиваются другими — приятными и успокаивающими. Страх перед старостью уменьшается под воздействием мифа о мудрости пожилых людей. В психологии часто встречается.феномен, который можно назвать желанием подсластить горькую пилюлю. В викторианскую эпоху так поступали с женской мифологией, несмотря на то, что женское начало не только привлекает, но зачастую и отпугивает мужчин. Оно включает в себя образ заботливой матери и злой волшебницы, ведьмы. Женское начало причиняет хлопоты и самим женщинам. Тыся-чилетиями женщинам приходилось не сладко. Быть женщиной означало подчиняться, страдать и молчать. Единственным приятным элементом женского существования оставался эрос, что находило свое отражение в отрадных образах, полных нежности и любви. Подчас женское начало, любовь и нежность воспринимались как синонимы. В действительности, эрос, нежность и т. п. связаны с женским началом не больше, чем мудрость со старостью. Перед нами не закономерность, а защитный механизм в действии. Да здравствуют наивные старцы! Что же такое здоровая мифологема старости? Каким образом можно отразить психологическое состояние пожилых людей, не искажая и не приукрашивая его? В рамках юнгианской психологии существует понятие «puer et senex»* («Дитя и старец» (лат.) — в аналитической психологии понятие, описывающее связь архетипических противоположностей. Сенеке обозначает персонификацию определенных психологических черт, присущих, как правило, пожилым людям, а пуэр персонифицирует характерные черты юности), смысл которого сводится к тому, что старость уравновешивается юностью. Поэтому было бы логично дополнить миф о мудрых старцах противоположным содержанием, например образом «старцев наивных». Полагаю, что у будущих поколений понятие «мудрый и наивный старец» будет вызывать массу полезных ассоциаций. Сейчас мифологему мудрости поразили слащавость и корысть. Данный образ отжил свой век и превратился в суррогат. Нам не понять, что значит быть старым, пока в нашем отношении к старости будет доминировать идея мудрости. Миф о мудрых старцах давно пора сдать в музей и обратиться к образу наивных старцев. Пожилой человек, с достоинством принимающий духовный и физический кризис, способный смириться с неотвязным присутствием смерти, постепенно обретает определенного рода мудрость, в отличие от того, кто всеми силами защищается от страха. Возникает парадокс: стареющий человек, способный воспринимать зловещие аспекты своего возраста, к которым относятся психические и физические недуги, включая старческое слабоумие, пестует свою душу, а это гораздо важнее, чем пресловутая мудрость. Старику необходимо осознавать, что он теряет контакт с коллективным бессознательным и становится анахронизмом. В том случае, если он отдает себе отчет в своей наивности, медлительности и безнадежном увядании, этот процесс приобретает почти религиозное значение, поскольку обуславливает подлинную индивидуацию. Откуда пришел ко мне образ наивного старца? Не думаю, что это мое открытие. Пожилых людей издавна представляют в виде чудаков и глупцов; к сожалению, случается, что над ними даже насмехаются. Глупец — традиционный мифологический персонаж, который зачастую выступает в роли положительного героя. На мой взгляд, в последнее время все реже ассоциируют старость с глупостью, наивностью и стремятся вообще искоренить представление о наивном старце. Поэтому, говоря о данном образе, я не создаю новую мифологему, а пытаюсь реабилитировать традиционный, но, увы, вытесненный миф. Признание мифологемы наивных старцев может стать благословением для пожилых людей. Их положение в обществе изменится к лучшему. Отклонив мнение о своих несравненных достоинствах и избавившись таким образом от проекции, стареющий человек освободит себя от обременительной ответственности, соперничества и борьбы за существование. Он станет наивным, простодушным и будет принадлежать самому себе. Как-то раз я увидел автобус, полный пожилыми дамами, возвращавшимися из Италии. Они хихикали и визжали и выглядели совершенно нелепо; им не было дела до того, какое впечатление они произведут на окружающих, они не старались говорить изящно и умно, а давали себе полную свободу вести себя, как им вздумается. Это было отрадное зрелище. Некоторые пожилые люди могут и хотят трудиться, однако работа принесет им удовольствие только при одном условии: они должны работать бескорыстно, не ради жалования, не для того, чтобы заслужить уважение коллег или предоставить свой талант в распоряжение крупной фирмы, а только затем, чтобы наслаждаться. Приходится часто слышать о том, что у многих людей к старости обнаруживаются дремавшие доселе таланты, нереализованные способности и т. д. Я убежден, что пожилые люди должны играть в общественной жизни лишь одну роль — роль наивных, простодушных стариков; только таким образом они обретут необходимую им свободу. Именно поэтому пенсионная страховка — замечательное начинание. Финансовая независимость позволяет пожилым людям больше думать о себе, предаваться любым шалостям вместо того, чтобы с трудом зарабатывать себе на жизнь. Они получают возможность выбраться из пут индустриального общества и с удовольствием расточать время на внуков, дремоту в кресле и безделье. К ним уже никто не сможет придраться. Нет более жалкого зрелища, чем старики, желающие во что бы то ни стало доказать окружающим, что они еще «в форме» и не теряют связь с коллективными сознательным и бессознательным. Объединение понятий старости и мудрости наносит людям очень серьезный вред. В этой связи я вспоминаю Альберта Швейцера, целителя и собирателя лекарственных растений. Он был необыкновенно одаренным идеалистом, знатоком Иоганна Себастьяна Баха, органистом, основателем и руководителем госпиталя в Ламбарене; он спас многих больных людей в Африке. Однако в старости, судя по рассказам хорошо знавших его коллег, Швейцер превратился в тщеславного, пессимистичного, консервативного, расистски настроенного и не терпимого к любой критике тирана. Только он один знал, как следует руководить госпиталем, никто ни смел даже «пикнуть»; он один разбирался в том, как надо лечить африканцев. Швейцер был уверен, что его устаревший, патриархальный подход — единственно верный, поскольку его поразила мифологема мудрого старца. Окружающие своими проекциями подтверждали его амбиции. Насколько было бы лучше, если бы Швейцер в пожилом возрасте отдал предпочтение мифологеме наивного старца. Тогда он стал бы примером для остальных пожилых людей. Наивность только упрочила бы его репутацию великого гуманиста, которую подмочили властность и тщеславие. В данном случае может возникнуть вопрос: имеет ли право рассуждать о старости Альберта Швейцера человек, который даже не был знаком с ним лично? Полагаю, что имеет право, коль скоро речь идет о личности, находящейся в центре общественного внимания. Подобные люди очень быстро превращаются в живой символ, мифологию, чему способствуют слухи, которые о них распространяют. Рассказы об Альберте Швейцере могут быть правдой или оказаться вымыслом — это не столь важно. Важно то, что перед нами прежде всего мифология и в данном, конкретном случае — корыстная, коррумпированная мифология старости, история о пожилом человеке, который стал наивным старцем и над которым, к сожалению, взял верх образ старца мудрого. Личности, известные в профессиональных кругах или широко разрекламированные прессой, представляют собой проекции доминирующих мифологий. Вскоре после их смерти люди забывают об их человеческих качествах и начинают «использовать» их в качестве символов психической реальности и, в частности, тех архетипов, которые не играли большой роли в жизни индивида, но имели огромное внутреннее значение. Фрейд и Юнг превратились сейчас в подобные мифологические образы. Истории людей, которые были лично знакомы с великими психологами, приобретают все более пространный характер. Для нас важны в первую очередь их произведения. Вся сопутствующая информация, включая скандальные «разоблачения», принадлежит к царству мифологии. Мифологическая история Альберта Швейцера является прекрасной иллюстрацией вредного воздействия коррумпированной мифологемы мудрого старца. К счастью, каждый из нас знает отрадные примеры того, как пожилые люди превращались в старцев наивных. Мне припоминается один семидесятипятилетний мужчина, в прошлом крупный политик, который приблизительно раз в два месяца неожиданно звонил своей жене и говорил: «Послушай Мари, я вернусь только завтра вечером — еду поездом в Венецию и сразу обратно. Знаешь, хочу отвести душу». Поистине глупейшее поведение. Казалось бы, к чему эта бесцельная поездка. Но ведь она доставляла пожилому человеку удовольствие, и он был тысячу раз прав, когда поступал так, как ему хочется, не заботясь о том, что подумают о нем окружающие. Я вспоминаю о том, как однажды я присутствовал на званом ужине в весьма солидном доме. За столом вместе со всеми сидел престарелый отец гостеприимного хозяина дома. Когда-то он был известным человеком и даже сейчас пользовался всеобщим уважением. Ему было за восемьдесят. Подали кофе. Старик не знал, о чем говорить, и почти все двадцать минут, что мы провели за столом, он не переставая поднимал свой бокал и провозглашал тост за здоровье всех присутствующих. То и дело слышались его оглушительные восклицания: «О, здесь так уютно, мне это по душе!» Часов в десять он поднялся, сообщил гостям: «Что ж пора старому болтуну в постель, иначе он уснет прямо здесь на стуле», и удалился. Манеры и наивное, добродушное поведение этого пожилого человека произвели на всех присутствующих самое приятное впечатление. Ведь он не брал на себя труд выглядеть умным и опытным стариком, а гости получили хороший урок того, что кроме блистательного ума и впечатляющей мудрости существуют и другие, не менее важные ценности. Одна пожилая женщина, тактичностью которой всегда восхищалась ее дочь, увидела в приемной врача знакомую даму и не поздоровалась с ней. «Почему ты с ней не поздоровалась?»,— спросила ее дочь. «Я не хотела ее обидеть»,— ответила старая женщина. Дочь обеспокоилась (возможно, напрасно); ей показалось, что с матерью что-то происходит. «Старая гусыня» позволяла себе совершать подобные глупости, не обращая никакого внимания на приличия. Однако, если бы общество не было ослеплено патологической мифологемой мудрого старца, а, напротив, приняло бы отрадную мифологему старца наивного, подобное поведение перестало бы нас шокировать. Я слышал историю о том, как на торжественный прием явился бывший директор банка, обутый в кеды, на одном из которых пестрела надпись «сдается мне, все сошло гладко». «Мне показалось, что это будет весело»,— объяснил он. Мифологема наивных старцев не тиранична. Пожилой человек не обязан становиться глупцом, он просто имеет право им быть. Ведь дети не должны вести себя по-детски; многие из них напоминают маленьких старичков. Мое восхищение наивными стариками носит не только отвлеченный характер, поскольку наивность имеет огромное значение. В настоящее время процент пожилых людей в общем составе населения постоянно растет, поэтому все больше стариков обращается за помощью к психотерапевтам. Однако психотерапия и психоанализ пожилых людей не пользуются особой популярностью. Консервативно настроенные аналитики, в особенности фрейдисты, полагают, что престарелый человек не способен на интенсивное сотрудничество с терапевтом, поскольку он уже никогда не сможет измениться. На мой взгляд, лет через десять психотерапия приобретет для пожилых людей огромное значение, но ориентироваться эта терапия будет уже не на достижение зрелости и мудрости. Подобная психотерапия позволит пожилым людям осознать свою наивность, оценить ее недостатки и преимущества. Психотерапевт способен помочь стареющему человеку переосмыслить детские и юношеские воспоминания не для того, чтобы добиться значительных психологических изменений, а ради наслаждения драматическими перепетиями этого плутовского романа. Перенос в рамках психотерапии пожилых людей тоже обладает специфическими чертами; фантазии стариков могут быть весьма причудливыми и даже пугающими. Так, одному старому человеку я напоминал «смерть, рассказывающую анекдоты». Бесчисленные организации, институты и специалисты заботятся о пожилых людях. К сожалению, все они не знакомы с мифологемой наивных старцев, что не в последнюю очередь объясняется доминирующим положением мифологемы мудрых старцев. Вместо того чтобы помогать старикам спокойно и доброжелательно относиться к собственным чудачествам, подобно детям, которым все это позволено, психотерапевты стремятся интегрировать их в современное общество. Они хотят пробудить у пожилых людей остывший интерес к действительности и добиться того, чтобы они участвовали в общественной жизни. Психотерапевты против того, чтобы старик или старушка бесцельно сидели на скамеечке в парке, уставившись глазами в пустоту или предаваясь воспоминаниям,— их следует встряхнуть. Старые люди должны снова стать более или менее полезными членами общества; полезными в самом банальном смысле этого слова. Если это не удается, то их воспринимают как несчастных, больных страдальцев, которые в лучшем случае достойны сочувствия. В том случае, если общество заново откроет для себя мифологему наивных старцев, многое изменится. Дочери уже не придется стыдиться за отца, когда тот говорит глупости, высказывает мнения, которые не имеют никакого значения уже лет пятьдесят, или по сто раз повторяет одно и то же. Психотерапевт может вместе с пожилым пациентом совершить экскурс в его воспоминания, однако ему следует воздерживаться от определения конкретной цели беседы; это должны быть воспоминания ради воспоминаний. Подобный разговор поможет старому человеку определить свое отношение к счастливым и печальным эпизодам прошлого. Наивности чуждо тщеславие. Разумеется, существуют невыносимые злобные глупцы и эгоистичные чудаки, вызывающие у окружающих отчаяние, однако терпеть присутствие злых и эгоистичных людей всегда непросто вне зависимости от того, наивны ли они или «переживают интеллектуальный всплеск». Метаморфозы памяти, происходящие в пожилом возрасте, следует воспринимать как элемент все того же простодушия. Давние события живы в памяти стариков; первый школьный день словно стоит у них перед глазами, а имя только что представленного им гостя забывается в следующую секунду. Пожилые люди часто не могут вспомнить, где ужинали вчера. Их память ведет себя, как ей заблагорассудится. Она теряет свое значение как инструмент«восстановления жизненной последовательности» и отныне продолжает играть и фокусничать. Да и так ли уж страшно превратиться в анахронизм, в исторический персонаж, потерявший связь с современностью? Это вовсе не означает, что пожилой человек должен испытывать неловкость за свои слова. История имеет огромное значение для всякого более или менее образованного человека, а все старики, «оторванные от реальности»,— это живая история. Их личности, их взгляды, их внешний облик — это уже история, представленная очевидцами. Восьмидесятилетние пожилые люди, рассказывающие внукам о своих взглядах на жизнь, фантазиях и политических убеждениях, дают им живейшее представление о начале века, более убедительное, чем научные статьи о первой мировой войне. Если бы старики вышли на демонстрацию, то им надо было бы скандировать: «Дайте нам право на наивность!» Во многих пожилых людях кроется огромный потенциал: наперекор компьютерам, рациональности быта и техническому прогрессу, они привносят в жизнь чудачество. Кроме того, старикам позволено бояться. Им не нужно проявлять лицемерную уравновешенность. Болезни, страдания и смерть страшны,— так, к чему пожилым людям героическая поза? Это все для молодежи. Молодые люди способны бесстрашно взглянуть в глаза смерти, но нет ничего позорного в том, что старые чудаки ее боятся. В конце концов, пожилые люди смогут жить свободно и ощущать внутреннюю независимость. В юном и зрелом возрасте нам приходится суетиться, соперничать, смело бросаться в бушующее море жизни, быть социально адекватными гражданами, сотрудничать, думать, прежде чем говорить. Мы до
©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|