 |
Наталия Волкова. Дреби-Дон
|
|
|
|
Стрелки часов все ближе и ближе подкрадывались к цифре 12. На кухне гремели посудой, по коридору проносились быстрые шаги, украшенная елка приветливо мигала гирляндами и сверкала шарами. Но обычная предновогодняя суета, которая всегда доставляла Рите столько радости, на этот раз только злила ее. Зачем ей этот Новый Год?! Зачем ей День рождения, который у нее 1-го января?! Вот ведь угораздило родиться на Новый Год! У всех нормальных людей два праздника, им два раза дарят подарки, они два раза приглашают гостей, а у нее... Эх! Да и редко кто вообще соглашается придти к ней в гости в этот день, все ведь отсыпаются после веселой новогодней ночи. Правда, как раз завтра обещали придти три одноклассника, хотя ей непросто было их уговорить, ох, как непросто. Как же она была счастлива, с каким нетерпением ждала в этом году конца декабря, она даже вычеркивала деньки в календаре, ускоряя, как ей казалось, течение времени.
И вот, когда до праздников оставалось всего-навсего два не зачеркнутых дня, случилось то, чего Рита боялась больше всего на свете – заболела ее младшая сестра. Да заболела не просто какой-нибудь простудой или воспалением легких, а заразной ветрянкой! И, конечно же, родители Ритиных друзей не разрешили им идти к Рите на праздник, в их семье был объявлен карантин. Сама-то Рита переболела ветрянкой, когда была совсем маленькой, ей ветрянка была не страшна, и злило ее совсем другое: эта противная Лерка! Она всегда все портила.
Вот, летом, например, они отправились с родителями на юг, первый раз за всю Ритину жизнь, между прочим. И все было прекрасно: и теплое море, и ракушки, и камешки на берегу, и ужины в кафе на набережной, и аттракционы - все, кроме Леры, которая умудрилась на таком солнцепеке подхватить ангину. Разумеется, отдых был испорчен: в тот же день родители собрали чемоданы, поменяли билеты на поезд, папа схватил на руки горячую Лерку, а Рите даже не дали в тот день последний разок сходить искупаться. Да, что там говорить?! Сестра каждый раз что-нибудь выкидывала, а Рита страдала, ведь все сразу же кидались к этой Лерке, начинали вокруг нее бегать и причитать, а то, что у нее, у Риты, не будет Дня Рождения, это никого не волновало. И ее даже не утешало то, что мама пообещала обязательно отметить Ритин День Рождения позже, когда Лера перестанет быть заразной.
|
|
|
И вот, Рита и сидела на подоконнике, злая-презлая на Леру, и смотрела на термометр за окном, который показывал -22 градуса, а еще там, за окном, пробегали быстро-быстро, чтобы не замерзнуть, радостные прохожие, шел снег, в свете розового фонаря кружились крупные снежинки. И тут, вдруг, из этого розового фонаря вынырнула крупная светящаяся снежинка, а может, это была искра – Рита сначала не поняла, но это что-то светящееся стало кругами приближаться к Ритиному окну. Рита, не моргая, уставилась на эту светящуюся точку, а она, подлетая ближе к окну, все меньше и меньше становилась похожа на снежинку, а все больше и больше – на маленького человечка в белой вязаной шапочке с синим помпоном, с длинной белой бородой, с крошечным рюкзачком, одетым не на спину, а на живот, потому что на спине у человечка были крылышки, и рюкзак бы ему сильно мешал лететь, а в руках он держал малюсенький фонарик.
Рита не поверила собственным глазам, она даже крепко зажмурилась, но, когда она снова открыла глаза, человечек был все там же, за ее окном, и стучал кулачком в стекло, показывая жестами, что его надо бы впустить. Рита была очень удивлена, но, тем не менее, сразу же вскарабкалась на подоконник и открыла форточку. Человечек, пыхтя и отдуваясь, влетел через форточку в комнату, плюхнулся на подоконник рядом с Ритой и попросил горячего чая. Рита, пребывая в каком-то странном состоянии – то ли во сне, то ли наяву – пробежала на кухню мимо комнаты, где лежала в кровати Лерка, зеленая и в крапинку, как кикимора, схватила чашку чая и кинулась обратно в свою комнату, не надеясь увидеть на подоконнике странного гостя. А он сидел на том же месте, где Рита оставила его, правда, за время ее отсутствия он расстегнул свой рюкзачок, достал оттуда блокнот, и теперь сидел с важным видом и что-то в нем писал. Когда вбежала Рита, он отложил блокнот в сторону, степенно встал, поклонился и представился:
|
|
|
- Меня зовут Дреби-Дон. А тебя - Рита, я знаю. Сколько там у нас до Нового Года? – он посмотрел на свои наручные часы. – Ох, совсем мало времени, а дел еще невпроворот, поэтому я надолго у тебя не задержусь, вот, только погреюсь чаем. Мороз сегодня настоящий, новогодний.
Дреби-Дон сел и отхлебнул чая. Он снова открыл блокнот:
-Так... что тут у нас? Ага-ага... Ну, что Рита? Что у тебя стряслось? Какая беда приключилась? Я, видишь ли, спешу, поэтому долго разговаривать не могу, я тебе быстренько сейчас объясню, кто я такой. Каждый год, за несколько часов до наступления Нового Года я летаю по городу, заглядываю в окна и исполняю одно желание каждого, кто почему-то грустен и несчастен, у кого приключилась какая-то беда или даже маленькая неприятность. У тебя, как я вижу, отменился День Рождения? Да, неприятно, конечно, но я могу это исправить. Впрочем, я же не должен тебе подсказывать твое желание, это против правил. Ну, давай, загадывай побыстрее, и я полечу дальше: у меня еще пятнадцать адресов, а до Нового Года всего два часа, могу и не успеть.
Дреби-Дон порылся в своем рюкзачке, выудил оттуда золотой колокольчик, который казался огромным в его крошечной ручке, и замер в ожидании Ритиного желания.
Рита могла пожелать чего угодно, у нее всегда был миллион желаний, ее даже мама иногда называла «моя Хочушка», потому что ей всегда чего-то хотелось: в кино, в цирк, новую игру, научиться кататься на коньках, научиться рисовать, как Крынкина, поехать летом на дачу, найти клад, откопать скелет динозавра... в общем, всего и не вспомнишь. Но сейчас Риту терзали совсем другие желания, сейчас ее мучила злость, поэтому, ни на минуту не задумавшись, Рита выпалила:
|
|
|
- Хочу, чтобы Лерки не было! Ни-ког-да!
Дреби-Дон, который в этот момент одной рукой подносил чашку с чаем ко рту, а другой уже приготовился позвонить в колокольчик, поперхнулся чаем, а колокольчик со звоном упал на пол.
- Что, это и есть твое желание?! – спросил он.
-Да! – твердо ответила Рита.
Дреби-Дон, кряхтя и охая, слез с подоконника, поднял колокольчик и сказал:
- По инструкции я должен исполнить любое желание, но может, Рита, ты подумаешь получше?
- Я уже подумала, - Рита смотрела на Дреби-Дона в каком-то оцепенении.
- Ну, что ж... Сейчас я позвоню три раза в колокольчик, и твое желание исполнится. Раз! (и колокольчик издал коротенькую трель, похожую на птичье пение) Два! ( прозвучала мелодия скрипки) Перед третьим разом Дреби-Дон тяжело вздохнул и произнес: Три! (Рита услышала звук, похожий на удар в гонг) Моя работа выполнена, Рита, прощай. Счастливого Нового Года! Дреби-Дон поспешно сложил свои вещи в рюкзачок, не глядя на девочку, надел рюкзак на живот и, даже забыв от расстройства включить фонарик, вылетел в форточку.
Рита сразу же решила проверить, исполнилось ли ее желание, и метнулась в комнату сестры. Однако там Риту ждало сильное разочарование: крапчатая и зеленая Лера все так же сладко спала в кроватке. Желание не исполнилось.
-Эх, - вздохнула Рита - обманул! Хотя, может это и лучше, все-таки, я к ней привыкла, к этой Лерке.
Рита вернулась в свою комнату и легла спать, она очень сильно устала от переживаний и впечатлений, которые ей принес последний день старого года.
Утром Риту разбудили папа, мама и бабушка, которые, окружив Ритину кровать, скандировали: " По-здра-вля-ем! " Потребовалось какое-то время, чтобы Рита пришла в себя и сообразила, что поздравляют ее с Новым Годом и Днем Рождения, что под елкой, наверное, лежат - дожидаются подарки в красивых упаковках.
Рита вскочила с кровати, поцеловала по очереди маму, папу, бабушку и прямо в ночной рубашке и без тапочек кинулась к елке. Подарков была целая гора. Рита нетерпеливо разрывала упаковку и вскрывала коробки. Чего там только не было: набор цветных карандашей, плюшевая мышка, новая игра, о которой она мечтала, билеты на елку, железная дорога... Рита забыла обо всем на свете, целый час не отрывалась от подарков, но вдруг девочка остановилась, что-то было не так... чего-то не хватало. И наконец, Рита сообразила, чего! Под елкой были подарки только для нее, для Риты. А как же Лера? Хотя, может, родители отнесли подарки в комнату сестры, поскольку Лера не вставала с постели из-за температуры? Надо сбегать посмотреть, интересно, что подарили Лере. Рита вскочила и бросилась в комнату сестры, но, добежав до двери, замерла на пороге: Леры там не было. Даже не то, что не было Леры, там не было даже Лериной кровати, в комнате вообще все было по-другому: там, где вчера была кровать, стоял письменный стол, там, где был Лерин стол, стоял шкаф. Рита смотрела и не верила своим глазам.
|
|
|
- Мама! Папа! Где Лера?
Родители завтракали на кухне, но, услышав Ритин вопрос, они непонимающе переглянулись:
-Какая Лера, Риточка?
-Ну, как - какая? Моя сестра! Лера. У которой ветрянка!
- Доченька! (мама потрогала Рите лоб на предмет повышенной температуры) У тебя же нет сестры, ты у нас одна, Рита.
- Ты что, мама?! Я пришла к ней, а ее нет, и мебель вся переставлена...
Мама взволнованно посмотрела на папу. А Рита побежала к бабушке: уж бабушка-то должна помнить, что у нее две внучки, она же так любит Лерку!
Но бабушка тоже удивленно развела руками:
- Какая Лера? О чем ты, Риточка?
Тут до Риты, наконец, все дошло: Дреби-Дон не был ее вчерашним сном, он прилетал на самом деле, и он не обманул ее, он исполнил ее, Ритино, желание.
Но как же так? Где теперь Лера? Она не могла ведь просто исчезнуть? Или могла? И как теперь без нее... она, конечно, противная и все портит, но все-таки, это же ее сестра.
- Мама, я пойду пройдусь... в магазин схожу.
Рита стояла уже в куртке и шапке.
-Да ты что? Сегодня ведь первое января, магазины не работают, да и к тебе скоро гости придут, ты же так ждала, Рита!
Мама была очень взволнована: с дочкой явно что-то творилось, уж не заболела ли она?
- Я тогда просто... пройдусь.
Рита вышла из дома и пошла мимо площадки, где они всегда играли с Лерой, зашла в соседний двор, пересекла сквер. Все-все вокруг напоминало ей Леру: вот здесь они катались с горки, здесь сидели на заборчике, а в тот магазинчик любили заходить за жевательными мармеладками - Лера всегда просила малиновые. Рита шла и злилась, но уже не на Леру, а на себя, на свое глупое необдуманное вчерашнее желание. Разве она всерьез хотела, чтобы оно исполнилось? Да и вообще, она думала, что это такая шутка.
|
|
|
Все магазинчики, действительно, были закрыты, но домой Рите не хотелось, ведь там никто не помнил про Леру. И День Рождения ей теперь тоже стал не нужен, и гости не нужны, и подарки. Найти бы сейчас этого Дреби-Дона! Но ведь он сказал, что летает только в последний день старого года, что же теперь целый год жить без Леры и ждать его? А если он вообще не прилетит?!
Так дошла Рита до маленькой книжной лавочки - магазинчика на углу дома, куда они с Лерой часто заходили, чтобы купить свежий выпуск " Веселых картинок" или новые раскраски. Как ни странно, в магазинчике горел свет, хотя надпись на двери гласила: «Закрыто на все праздники». Рита заглянула в окно, но никого не увидела, тогда она решила постучать в дверь, ведь хозяин лавочки хорошо знал их с сестрой, помнил их имена и даже угощал их конфетами. Рите очень хотелось найти хоть кого-то, кто бы помнил Леру, а то и она уже стала сомневаться, а была ли у нее сестра или это ей все примерещилось. Девочка стучала и стучала до тех пор, пока с той стороны двери не послышался кашель и шевеление ключа в замочной скважине, и пока не появился на пороге заспанный и очень недовольный хозяин.
- Что такое? Что ты стучишь, читать, что ли не умеешь? Мы закрыты до конца праздников! Ты знаешь, какое сегодня число?
- Знаю. С Новым Годом! Вы помните меня?
Хозяин протер кулаком глаза и посмотрел повнимательней на непрошеную гостью.
-Ну, помню, и что?
- Вы помните, я всегда покупала у вас журналы и раскраски? А Вы не помните ли, я приходила к Вам одна или нет?
Хозяин явно был недоволен, что его разбудили и теперь устраивают допрос.
- Ну, помню-помню, ты обычно с мелкой сестрой приходила, Лерой, кажется. И что?
-Ура!!! – Рита буквально бросилась ему на шею. – Значит, она – это не сон.
И Рита рассказала хозяину магазинчика про все, что произошло вчера перед Новым Годом, и про Лерино исчезновение, и про то, что она, Рита, теперь очень жалеет о своем гадком поступке и хочет все исправить, но не знает, как.
Хозяин очень внимательно ее выслушал, почесал затылок и сказал:
- Странная история... Ведь и ко мне вчера прилетал этот Дреби-Дон. Дело в том, что недавно мне сообщили, что мой магазинчик скоро снесут, а на его месте построят огромный многоэтажный дом. Я, конечно, очень расстроился, а вчера, за несколько часов до Нового Года, ко мне в окно постучал Дреби-Дон.
-И сказал, что он очень спешит.., - подхватила Рита.
- Но выполнит одно мое желание, - закончил хозяин. - Разумеется, я тут же пожелал, чтобы магазинчик не сносили. Дреби-Дон начал рыться в своем рюкзаке, перетряхнул его весь, даже вывернул наизнанку, но волшебного колокольчика, который он искал, там не было. Дреби-Дон и до этого был какой-то грустный, а тут совсем чуть не расплакался. Он что-то бормотал, жаловался, что теперь никуда не успеет, не исполнит добрых и нужных желаний, а все из-за одной злой девочки, которая так расстроила его своим гадким желанием, что он от расстройства даже выронил где-то свой колокольчик. Потом Дреби-Дон немного пришел в себя и пообещал мне, что обязательно вернется, как только найдет свой колокольчик, чтобы я непременно ждал его, пусть через день или через два, ведь Дреби-Дон никого не обманывает и всегда держит свое слово. Вот я и жду, не ухожу домой и не гашу свет, когда ты постучала, я думал, что это – Дреби-Дон.
- А это всего лишь гадкая Рита, - девочка опустила голову.
- Послушай, - сказал хозяин книжной лавки, - да ну его, этот магазин, ну, перебьюсь я как-нибудь без работы, придумаю что-нибудь... Вернуть Леру – гораздо важнее! Иди домой, все будет хорошо: когда прилетит Дреби-Дон, я пожелаю, чтобы твоя сестренка вернулась.
-Правда?! – Рита подскочила от радости. – Вы такой, такой...
- Иди же, иди, а то родители, наверное, уже волнуются.
Рита выбежала из магазинчика, ее переполняла радость, но в то же время ей было очень жалко, что хозяина книжной лавки потратит на нее свое единственное желание. И тут, вдруг, ей в голову пришла одна мысль. Рита резко развернулась на каблучках и побежала обратно в магазин. Хозяин даже не успел еще закрыть за ней дверь.
- Подождите, подождите, - кричала Рита. Я вот что придумала: пожелайте, чтобы Дреби-Дон вернул все на день назад, чтобы время вернулось в тот момент, когда я сидела на подоконнике и злилась на Леру, а он прилетел ко мне. Скажите так, пожалуйста. И тогда все будет очень хорошо.
-Ты уверена? – с сомнением спросил хозяин.
-Да-да! Пожелайте так! – крикнула Рита уже на бегу.
Через пять минут Рита была дома. Родители, конечно, уже успели поволноваться, а мама велела ей переодеться в нарядное платье, потому что скоро должны были придти гости.
Но вместо этого Рита пошла к окну в своей комнате, уселась на подоконник и стала ждать: он обязательно прилетит, обязательно! Сколько девочка просидела у окна, она не знала, на улице уже стало темнеть, но вот, в какой-то момент она увидела, как от света фонаря отделился маленький огонек, который в прошлый раз она приняла за странную снежинку. Но теперь Рита точно знала, кто это.
- Ну, здравствуй, - неприветливо заявил Дреби-Дон, плюхнувшись на подоконник и отряхивая свои крылья от снега. – Времени до Нового Года осталось мало, так что давай побыстрее говори свое желание.
Когда Рита услышала это, то даже завизжала от радости.
-Погодите одну минутку, - попросила она. – Я только проверю, только одним глазком...
Девочка бросилась в коридор, налево, к двери комнаты сестры: Лерка, зеленая, в крапинку, противная, кикиморская Лерка, была на месте!
- Ну вот мое желание, - через обещанную минуту Рита сидела у окна рядом с Дреби-Доном. – Я очень-очень-очень хочу, чтобы книжный магазинчик на углу улицы никогда не сносили, и чтобы его хозяин не потерял работу!
Дреби-Дон улыбнулся, позвонил в колокольчик три раза, надел рюкзачок и поспешил по другим адресам. Ведь очень многие люди за несколько часов до Нового Года почему-то несчастны. А Рита еще долго стояла у окна и смотрела на удаляющийся свет его маленького фонарика.
Владимир Крупин. Сушёная малина (Отрывок)
А подвигнул меня на эти строчки подарочек– сушеная малина. Как и у нас в детстве, это были такие тоненькие темно-красные лепешечки. Взял их в руки, вдохнул родной запах целебной ягоды, ощутил аромат лесных полян, на которых собирали ягоду малину. Собирали, приносили домой. Сколько-то съедали, а остальное мама сушила. В русской протопленной печи. Рассыпá ла малину на капустных листах или на лопухах. Сушила и складывала в сундук на зиму. Это же такая радость и редкость для зимы – малина к чаю! А особенно при простуде. И вообще это было редчайшее лакомство. Интересно, что сушили именно малину. Бруснику мочили, землянику превращали в варенье, чернику засыпá ли (если был) сахаром, черемуху, калину, иргу, рябину просто развешивали в чулане или на чердаке кистями, клюква сохранялась сама на любом морозе в холщовых мешочках, в кадушках, в берестяных бурачках.
И вот теперь главное: классе в шестом я вернулся с улицы, набегался, намерзся, изголодался. Дома никого не было. И тут меня подловил враг нашего спасения: открой сундук, возьми малину, съешь, никто не узнает. Сундук у нас не закрывался. И я, будто заколдованный, открыл его, взял один лист капусты, на котором сушили малину, торопливо ее съел и закрыл сундук. Запил водой.
Ужас и стыд за содеянное настиг меня утром. Я не мог глаза поднять на маму, на братьев и сестер. Убежал пораньше в школу. Идти домой из школы было очень тяжело, еле шел. Мама подумала, что я заболел. А меня мучила совесть, и так сильно, что чуть ли не стон вырывался из груди. На следующий день я решил признаться маме в воровстве. Мне помогло то, что опять никого не было. Я сам встал в угол и стоял. Мама вошла с улицы, посмотрела, вышла. Вернулась.
– Ты что в углу стоишь? Отец, что ли, поставил?
И тут из меня вместе со слезами вырвалось:
– Ма-а, я м-мали-ину взя-ал.
А мама вдруг радостно засмеялась:
– Какой молодец! А ведь я знала, что ты взял. И малины убыло, и ты сам не свой. Но, думаю, буду молчать, очень надеялась, что сам признаешься.
– Я буду в углу стоять, ладно? – попросил я.
– Так ты сам себя в угол поставил?
– Ну да.
– Какой молодец! Возьми вот ведерко, отнеси курицам, я картошки намяла, с отрубями перемешала, они любят.
Даже не накинув пальтишка, я помчался в хлев. Выскочил на крыльцо, и так мне легко вздохнулось, так отрадно было взглянуть на Божий мир. Тяжесть с души свалилась. Если бы я знал тогда, с чем сравнить это состояние, сказал бы: как после исповеди.
Василий Шукшин. Как зайка летал на воздушных шариках (Отрывок)
Маленькая девочка, ее звали Верочка, тяжело заболела. Папа ее, Федор Кузьмич, мужчина в годах, лишился сна и покоя. Это был его поздний ребенок, последний теперь, он без памяти любил девочку. Такая была игрунья, все играла с папой, с рук не слезала, когда он бывал дома, теребила его волосы, хотела надеть на свой носик-кнопку папины очки… И вот — заболела. Друзья Федора Кузьмича — у него были влиятельные друзья, — видя его горе, нагнали к нему домой докторов… Но там и один участковый все понимал: воспаление легких, лечение одно — уколы. И такую махонькую — кололи и кололи. Когда приходила медсестра, Федор Кузьмич уходил куда-нибудь из квартиры, на лестничную площадку, да еще спускался этажа на два вниз по лестнице, и там пережидал. Курил. Потом приходил, когда девочка уже не плакала, лежала — слабенькая, горячая… Смотрела на него. У Федора все каменело в груди. Он бы и плакал, если б умел, если бы вышли слезы. Но они стояли где-то в горле, не выходили.
Врач приходил каждый день. И вот он сказал, что наступил тот самый момент, когда… Ну, словом, все маленькие силы девочки восстали на болезнь, и если бы как-нибудь ей еще и помочь, поднять бы как-нибудь ее дух, устремить ее волю к какой-нибудь радостной цели впереди, она бы скорей поправилась. Нет, она и так поправится, но еще лучше, если пусть бессознательно, но очень-очень захочет сама скорей выздороветь.
Федор Кузьмич присел перед кроваткой дочери.
— Доченька, чего бы ты вот так хотела бы?.. Ну-ка, подумай. Я все-все сделаю. Сам не смогу, попрошу волшебника, у меня есть знакомый волшебник, он все может. Хочешь, я наряжу тебе елочку? Помнишь, какая у нас была славная елочка? С огоньками!..
Девочкина ручка шевельнулась на одеяле, она повернула ее ладошкой кверху, горсткой, — так она делала, когда справедливо возражала.
— Еечка зе зимой бывает-то.
— Да, да, — поспешно закивал седеющей головой папа. — Я забыл. А хошь, сходим с тобой, когда ты поправишься, мульти-пульти посмотрим? Много-много!..
— Мне незя много, — сказала умная Верочка. — Папа, — вдруг даже приподнялась она на подушке, — а дядя Игой казочку ясказывай — п’о зайку… Ох, хоесенькая!..
— Так, так, — радостно всполошился Федор Кузьмин. — Дядя Егор тебе сказочку рассказывал? Про зайку?
Верочка закивала головой, у нее даже глазки живо заблестели.
— П’о зайку..
— Тебе охота бы послушать?
— Как он етай на сайках…
— Как он летал на шариках? На каких шариках?
— Ну, на сайках!.. Дядя Игой пиедет?
— Дядя Егор? Да нет, дядя Егор далеко живет, в другом городе… Ну-ка, давай, может, мы сами вспомним: на каких шариках зайка летал? На воздушных? Катался?
— Да, не-ет! — у Верочки в глазах показались слезы. — Вот какой-то… Ветей подуй, он высоко-высоко поетей! Пусть дядя Игой пиедет.
— Дядя Егор-то? Он далеко живет, доченька. Ему надо на поезде ехать… На поезде: туту-у! Или на самолете лететь…
— А ты яскажи?
— Про зайку-то? А ты мне маленько подскажи, я, может, вспомню, как он летал на шариках. Он что, надул их и полетел?
Девочка в досаде большой сдвинула бровки, зажмурилась и отвернулась к стене. Отец видел, как большая слеза выкатилась из уголка ее глаза, росинкой ясной перекатилась через переносье и упала на подушку.
— Доча, — взмолился отец. — Я счас узнаю, не плачь. Счас… мама, наверно, помнит, как он летал на шариках. Счас, доченька… Ладно? Счас я тебе расскажу.
Федор Кузьмич чуть не бегом побежал к жене на кухню. Когда вбежал туда, такой, жена даже испугалась.
— Что?
— Да нет, ничего… Ты не помнишь, как зайка летал на воздушных шариках?
— На шариках? — не поняла жена. — Какой зайка?
— Про зайку какого-то… Как он летал на воздушных шариках. Егор рассказывал… Э-э! — вдруг спохватился Федор. — А я счас позвоню Егору! Пойду и позвоню с почты.
И Федор Кузьмич пошел на почту. И пока шел, ему пришла в голову совсем другая мысль — вызвать Егора сюда. Приедет, расскажет ей кучу сказок, он мастак на такие дела. Ясно, что он выдумал про этого зайку. И еще навыдумывает всяких… Сегодня четверг, завтра крайний день, отпросится на денек, а в воскресенье вечером улетит. Два с небольшим часа на самолете… Еще так думал Федор: это будет для нее, для девочки, неожиданно и радостно, когда приедет сам «дядя Игой» — она его полюбила, полюбила его сказки, замирала вся, когда слушала.
Не так сразу Федор Кузьмич дозвонился до брата, но все же дозвонился. К счастью, Егор был дома — пришел пообедать. Значит, не надо долго рассказывать и объяснять его жене, что вот — заболела дочка… и так далее.
— Егор! — кричал в трубку Федор. — Я тебя в воскресенье посажу в самолет, и ты улетишь. Все будет в порядке! Ну, хошь, я потом напишу твоему начальнику!..
— Да нет! — тоже кричал оттуда Егор. — Не в этом дело! Мы тут на дачу собрались…
— Ну, Егор, ну отложи дачу, елки зеленые! Я прошу тебя… У нее как раз переломный момент,
— Да, Федор. Я это, — отозвался Егор. — Ладно. Слышь? Ладно, мол, вылечу. Сегодня.
— Ох, Егор… — Федор помолчал. — Ну, спасибо. Жду.
…В Н-ск Егор прибыл под утро, часов в пять, а в шесть был уже у брата.
Позвонил… Открыла хозяйка, Надежда Семеновна.
— О-о! — удивилась она. — Так рано?
— С билетом удачно вышло, — радостно сказал Егор. — Прямо сразу улетел… Как Верочка-то?
— Лучше. Она еще спит. Вы потише, пожалуйста…
— Конечно! — тихо воскликнул Егор. — А Федор-то дома?
— Дома.
— Ну, мы на кухне пока посидим… Пусть он на кухню придет.
Федор пришел на кухню.
— Как Верочка-то?
— Перелом наступил. Поправится. Трухнул я тут…
— Да я уж понял.
— Что за сказку ты ей рассказывал? — спросил Федор. — Про зайку-то… Как он летал на воздушных шариках.
Егор задумался. Долго вспоминал… Даже на лице его, крупном, добром, отразилось, как он хочет вспомнить.
И вспомнил, аж просиял.
— Про зайку-то?! А вот: пошел раз зайка на базар с отцом. И увидел там воздушные шарики — мно-ого! Да все разноцветные: красные, синие, зеленые… — Егор весело смотрел на брата, а рассказывал так, как если бы он рассказывал самой Верочке — не убавлял озорной сказочной тайны, а всячески разукрашивал ее и отодвигал дальше. — Вот. И привязался он к отцу, зайка-то: купи да купи. Отец и купил. Ну, купил и сам же и держит их в руке. А тут увидел: морковку продают! «На-ка, говорит, подержи шарики, я очередь пока займу». Зайка-то, маленький-то, взял их… И надо же — дунул как раз ветер, и зайчишку нашего подняло. И понесло, и понесло! Выше облаков залетел…
Федор с интересом слушал сказку, раза два даже носом шмыгнул в забывчивости.
— Как тут быть? — спросил Егор брата.
Тот не понял.
— Чего как быть?
— Как выручать зайку-то?
— Ну… спасай уж как-нибудь, — усмехнулся Федор. — На вертолете, что ли?
— На вертолете нельзя: от винтов струя сильная, все шары раскидает…
— Ну а как?
— Вот все смотрят вверх и думают: как? А зайка кричит там, бедный, ножками болтает. Отец тут с ума сходит… И вдруг одна маленькая девочка, Верочка, допустим, кричит: «Я удумала! » Это у меня Нина, когда маленькая была, говорила: «Я удумала». Надо — я придумала, а она: «Я удумала». Вот Верочка и кричит: «Я удумала! » Побежала в лес, созвала всех пташек — она знала такое одно словечко: скажет, и все зверушки, все пташки ее слушаются — вот, значит, созвала она птичек и говорит: «Летите, говорит, к зайке и проклевывайте клювиками его шарики, по одному. Все сразу не надо, он упадет. По одному шарику прокалывайте, и зайка станет опускаться». Вот. Так и выручили зайку из беды.
Алексей Решетов. Зернышки спелых яблок (Отрывок)
В нашей комнате на тумбочке стоит елочка. Не целая, а только верхушка. У кого-то не влезла в комнату большая-пребольшая елка — вот и отрубили от нее верхушку. Елочных игрушек у нас не было, и бабушка вырезала и повесила на ветки модели из журнала мод. Они все время поворачиваются к нам нераскрашенной стороной.
Накануне бабушка говорила, что если что-то задумаешь, то в новогоднюю ночь это обязательно приснится.
Я забыл задумать, но сон увидел замечательный.
Мне приснился Буденный — точь-в-точь такой же, как на портрете в интернате.
Я поздоровался с ним и попросил у него буденовку. Хоть не насовсем, а поносить. Ведь и у Вальки Степанова и у Витьки Майорова они есть, а у меня нету.
Буденный погладил усы и сказал:
— Знаешь, я сам все свои буденовки роздал. Но я напишу тетке на Красную речку, и она тебе пришлет…
Как жалко, что такой сон кончился! Вставать не хочется. Надевай теперь эти гадские штаны с железными пуговицами, эти стоптанные ботинки…
Один ботинок надевается хорошо, другой, как назло, не лезет. У Петьки — то же самое. Нога упирается во что-то твердое и не идет дальше.
— Там что-то есть, — Петька засовывает руку в ботинок и щупает. — Не достается…
Взяв за пятку и носок, мы с силой встряхиваем ботинки. И тут на пол, почти одновременно, падают, стуча, два больших, спелых яблока.
— Яблоко! У меня яблоко! — кричит брат.
— Яблоко! — кричу я. — У меня тоже яблоко!
— Яблоки! — кричим мы, подбегая к бабушке.
— Баба, яблоки. Посмотри, баб, яблоки… Тут красненькое, тут желтенькое… Баба, баб, а где ты яблоки взяла?
Мы, забыв обо всем на свете, носимся по не протопленной еще комнате.
Мы прижимаем яблоки к груди, заворачиваем их в подолы рубашек, лижем разноцветную, пахучую кожицу:
— Мое с веточкой!
— Мое с полосочками!
— Баб, это тебе в счет работы дали?
Бабушка в телогрейке, перехваченной тесемкой, выгребает из печки золу. Звякая, в ведро вместе с золой падают обгорелые гвоздики. Вчера топили тротуарной доской. В ней было много гвоздей с гладкими шляпками, отшлифованными тысячами ног.
В другой раз мы бы с удовольствием запустили в золу руки и выловили два-три похожих на червяков гвоздика. Но сейчас руки заняты яблоками! Они в сто раз лучше гвоздиков, лучше даже, чем сон про Буденного!
— Не бегайте в одном ботинке — это нехорошая примета. Залезайте в постель — видите, какая холодина! — говорит бабушка, и изо рта у нее идет пар.
Холодина-дина-дина…
Мы залезаем под одеяло. Яблоки с нами. Им тоже холодно.
Холодина-дина-дина…
Светит лампа Аладина.
— Складно? — спрашиваю я Петьку. Мне очень приятно, что и я сочинил стихотворение.
Бабушка выносит ведро, разжигает печь. Потом присаживается на край нашей кровати.
— Баб, у тебя на лбу сажа. Нет, вот тут, ага — вот тут. — Петька высовывает руку с зажатым в кулаке яблоком и одним пальцем показывает, где у бабушки сажа.
— Баба, что с ними делать? — спрашиваю я.
— После супа скушаете. В яблоках много железа.
— Ой, — не верит Петька и тычет пальцем в яблочную щеку. — Там только зернышки, я знаю…
— Баб, а правда, где ты яблоки достала?
Мы знаем, что на паек яблоки не дают и посылки с ними нам никто не присылает. Мы и видим-то яблоки впервые за столько лет.
— Знаете что… — говорит бабушка. Голос у нее таинственный, будто она хочет рассказать сказку. — Я ведь у вас ведьма. Я баба-яга.
— Бабы-ёги такие не бывают, — смеюсь я.
— Бывают! Спрячьте руки под одеяло! Вот я такая баба-яга. Вы вчера спали, а я раз-раз на метлу, в трубу и полетела…
— Куда? — в один голос спрашиваем мы.
— Ну полетела… м-м-м… в Москву!
Бабушка прячет руки в рукава и продолжает:
— Прилетаю сразу в Кремль, спускаюсь через трубу, а там столы кругом, вазы на них стоят. Партизаны там в гостях. Ну я потихоньку взяла два самых больших яблока и улетела.
— Баб, а почему ты побольше яблок не взяла?
— Больше нельзя. Иначе метла не выдержит — упадет.
— И нет! Ты, баба, не баба-яга!
— Вот Фомы-неверы.
— Да нет, правду скажи, ты летала?
— Ну конечно. На этом вот венике.
— И самолеты видела?
— Как тебя сейчас.
— А когда ты еще полетишь?
— Скоро, ребята, теперь уже скоро!
Я часто вспоминаю эти «кремлевские» яблоки, купленные бабушкой за баснословную цену на базаре.
Яблоки мы съели, а их зернышки закопали в горшок от давно зачахшего цветка. И поливали их до тех пор, пока бабушка не убедила нас, что это пустая затея. Так холодно, разве они уцелеют?..
И вот, думая теперь о своем детстве, я всегда сравниваю нас самих и эти яблочные зернышки.
Только человеческое тепло защитило и спасло нас с Петькой в те суровые годы. Не очень-то много мы его и видели, но раз не погибли — значит, нет ничего на свете сильнее, чем даже самая скупая доброта человека…
|
|
|
