Репрезентации тендерных отношений в культурных нарративах 9 глава

В случае труда и власти структура может быть объектом воз­действия практики, в случае катексиса она, несомненно, находит­ся под этим воздействием. Одна из удивительных особенностей сексуальности заключается в том, что сама структура может быть объектом желания. Так, например, как уже отмечалось выше, эро­тизировано само тендерное различие. Такова тендерная наполнен­ность нарциссизма - в той мере, в какой катексис, направленный на самого себя, фокусируется на диакритических знаках пола. Такова, что наиболее наглядно, эротическая логика сексуального фетишизма, когда символические знаки социальных категорий (кружевные носовые платки, туфли на высоком каблуке, кожаные куртки) или структурные принципы (например, доминирование) вырываются из своего контекста и сами по себе становятся объек­тами возбуждения.

Этот вид практик может быть зафиксирован для получения выгоды или подавления, как это уже произошло в рекламной ин­дустрии. Но другие практики, воздействующие на структуру, воз­можно, являются попытками изменить паттерны привязанности в более эгалитарном направлении. Автобиографические описания этих практик, такие как книга, подготовленная Красным Коллективом, или книга Ани Мойленбельт «Со стыдом покончено» ('The Shame is Over') о ее частной жизни, феминизме и датских левых, говорят о трудностях больше, чем об их потенциальном преодолении. Дэвид Фернбах, который в книге «Путь по спирали» ('The Spiral Path') утверждает, что отношения геев с неизбежностью эгалитарны из-за своей транзитивной структуры (любовник моего любовника мо­жет также быть и моим любовником), более оптимистичен.

И. Н. Тартаковская. Гендерная социология

Замечание по поводу «системы» и композиции

Описание данного подхода к множественным структурам не­сет в себе опасность нового редукционизма, приписывания каж­дой отдельной системе последовательности и завершенности, в которой ранее отказывалось системе тендерных отношений в це­лом. Само собой разумеется, что разделение на структуры пред­полагает достижение большей последовательности, иначе оно было бы бессмысленным. Но важно иметь в виду, что ни одна из трех описанных структур не является и не может быть в принципе не­зависимой от других. Структура катексиса в некоторых отноше­ниях отражает властное неравенство; разделение труда частично отражает паттерны катексиса и так далее. Ни одна из них не явля­ется конечной детерминантой, «порождающим ядром», если ис­пользовать термин Анри Лефевра, от которого были бы производ­ными все остальные паттерны тендерных отношений.

В то же время в этой сфере существует определенное един­ство, упорядоченность, которая нуждается в понимании. Нельзя сказать, что люди вынуждены страдать под грузом социологичес­кого давления, бессистемно наваливающегося на них со всех сто­рон. Мужчина-гей может быть избит на улицах Сиднея точно так же, как и на улицах Нью-Йорка. Существует определенная связь между разделением труда при уходе за детьми, психодинамикой женственности и возможностями освобождения женщин.

Мой аргумент вкратце заключается в том, что это единство не является единообразием системы, как предполагал бы функ-ционалистский анализ. Не является оно и единством внешнего вы­ражения, обеспеченным наличием генерирующего ядра. Это един­ство исторической композиции - всегда незаконченное и находящееся в состоянии становления. Я употребляю термин «композиция» в том же смысле, в каком им пользуются в музыке, понимая под ним осязаемый, активный и часто трудный процесс приведения элементов в связь друг с другом и обстоятельного обсуждения их взаимоотношений. Он является результатом ре­ального исторического процесса взаимодействия и формирова­ния социальных групп. Разница с музыкой заключается не в отсут­ствии композитора, а в том, что их огромное множество, и все они

Хрестоматия по курсу

находятся внутри своей композиции, поскольку создаваемая ме­лодия и есть их жизнь. Результатом этого процесса является не логическое единство, а эмпирическая унификация. Она происхо­дит в конкретном виде под воздействием конкретных обстоя­тельств. На уровне всего общества она производит тендерный порядок, который будет описан в следующей главе.

Идея «композиции» предполагает, что структура далека от своего завершения и что поле практики далеко не полностью уп­равляется данной конкретной структурой. Коротко говоря, уро­вень системности тендерных отношений может сильно колебать­ся. Процесс, который я назвал «эмпирической унификацией», может быть весьма мощным и достигать высокого уровня упоря­доченности, как это, видимо, происходит в «ядре» структуры вла­сти. Но даже когда это происходит, это не является следствием внут­ренне ему присущей логики или логики категорий, и отнюдь не подтверждает выводы функционального анализа. Это результат стратегии формирования и взаимодействия групп в контексте ис­торического процесса.

Высокий уровень систематизации, скорее всего, будет отра­жать доминирование группы, чьи интересы обслуживаются дан­ным конкретным тендерным порядком. К примеру, степень того, насколько жилищное строительство, финансы, образование и дру­гие сферы жизни организованы вокруг модели гетеросексуального супружества, отражает доминирование гетеросексуальных интере­сов и подчинение людей гомосексуальной ориентации. Лучшим доказательством этого подчинения служит то, до какой степени сами гомосексуальные практики организованы в гетеросексуаль­ных терминах (например, разделение партнеров в лесбийских па­рах на 'butch' и 'femme' - мужеподобных и женоподобных). По­этому главная задача освободительного движения геев вполне логично заключается в том, чтобы добиться возможности органи­зовывать гомосексуальной опыт в своих собственных терминах -как бы «десистематизировать» и «де-композировать» тендер.

Исторически вполне возможна ситуация, когда уровень сис­тематичности будет низок, а противоречий и борьбы - высок. Воз­можна также комбинация структурного конфликта интересов и наличия потенциала для «де-композиции», которая может считаться кризисной тенденцией.

И. Н. Тартаковская. Гендерная социология

ГЭЙЛ ЛАПИДУС

РАВЕНСТВО ПОЛОВ

И СОВЕТСКАЯ ПОЛИТИКА:

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ¹

Как социалисты, так и феминистки, будучи критически на­строены по отношению к положению женщин в западных капиталис­тических странах, долгое время считали советскую модель образцом удачного решения этой проблемы². Они изображали большевист­скую революция 1917 года как рубеж в эмансипации женщин, пер­вый случай, когда полное экономическое, политическое и половое равенство женщин было открыто провозглашено в качестве важ­ной политической цели. Более того, они считали Советский Союз первым в истории обществом, где было достигнуто это настоящее равенство. Советские источники поддерживали эту точку зрения, с гордостью указывая на усилия советской власти в этом направле­нии и предъявляя длинный список достижений: полное политичес­кое и юридическое равенство женщин; их широкое участие в об­щественном производстве; их равный доступ к образованию и профессиональной подготовке; либеральное семейное законода­тельство, регулирующее брак, развод и аборты; обширное законо-

Из работы: Lapidus G.W. Sexual Equality and Soviet Policy: The Problem // Women in Soviet Society.University of California Press, 1978, Введение. ² См., например, рассказы путешественников, посетивших Советский Союз в 1920-е и 1930-е годы: Jessica Smith, Women in Soviet Russia (New York, 1928); Fannina Halle, Women in Soviet Russia (London, 1934); Ella Winter, Red Virtue: Human Relationships in the New Russia (New York, 1933). См. также современные свидетельства: George St.George, Our Soviet Sister (Washington and New York, 1973) and William Mandel, Soviet Women (New York, 1975).

Хрестоматия по курсу

дательство по защите материнства и систему общественных детс­ких и дошкольных учреждений³. Эмансипация советских женщин, таким образом, прямо связывалась с построением социализма. Если в СССР и не существует сейчас феминистского движения, то только потому, что женский вопрос считается решенным.

Однако эта точка зрения имеет уязвимые места. Делая акцент на радикальных изменениях в положении женщин, произошедших вследствие Октябрьской революции 1917 года, она игнорирует со­хранившуюся во многих отношениях преемственность, а также те способы, которыми новые формы деятельности внедрялись в ста­рые образцы и нормы. Как обобщил Кеннет Иовитт, "марксистско-ленинские режимы достигли базовых, далеко идущих и решитель­ных перемен в определенных сферах, но одновременно с этим позволили укрепиться дореволюционным поведенческим образ­цам и политическим установкам в других сферах жизни, причем невольно укрепили многие традиционные образцы даже в приори­тетных для режима областях" (An Organizational Approach to the Study of Political Culture in Marxist-Leninist Systems // The American Political Science Review 68). Больше всего это сказалось ни на чем ином, как на паттернах властных отношений в экономической и политической жизни. Революционные изменения в СССР не обес­печили полного разрыва с прошлым, вместо этого произошла час­тичная ассимиляция и даже реинтеграция дореволюционных уста­новок и образцов поведения. Эти элементы традиционной культуры нельзя считать просто "буржуазными пережитками", обреченны­ми на исчезновение в процессе дальнейшего развития; они являют­ся определяющими чертами политической культуры.

³ Официальная советская позиция была явно артикулирована Лениным в 1919 г. в его речи на IV Московской городской конференции беспартийных работниц, где он заявил, что "нет такой страны в мире, кроме Советской России, где бы женщины получили полное равенство" (В.И.Ленин, ПСС, 5-е изд. т.55, с.200). 122-я статья Советской конституции повторяла это заявление, как и многие другие советские официальные документы. Вот три примера из числа многих: "Центральное статистическое управление при Совете министров СССР, Женщины и дети в СССР (М, 1969), с.1-28: Е.Бочкарева и С.Любимова, Женщины нового мира (М., 1969) и Валентина Николаева-Терешкова "Женский вопрос в современной общественной жизни", Правда, 4 марта, 1975, с.2-3.

И. Н. Тартаковская. Тендерная социология

Более того, слишком узкий фокус на ориентациях элиты и власти, свойственный этому представлению о советской власти, приводит к возникновению даже более фундаментальных про­блем. В последние годы ученые, занимающиеся советской поли­тикой и советским обществом все больше подвергали сомнению советскую модель, с ее преувеличенной ориентацией на всемо­гущество государства и представлением о процессе трансфор­мации как о простой "революции сверху". Искажающее влияние глубоко укорененных культурных традиций и роль разнообраз­ных социальных сил и институтов заслуживают особого внима­ния, также как и их влияние на политические структуры и процес­сы. Хотя советское государство значительно изменило социальную структуру и ценности, само оно в процессе взаимодействия с ними также претерпело серьезные трансформации.

Повторяющийся акцент на "революции сверху" не только не позволяет увидеть обратную связь режима и общества, но также приписывает преднамеренный характер тем событиям, которые являются косвенными или даже неожиданными последствиями других решений. Советским усилиям по эмансипации женщин, например, недоставало централизованное™, продуманности и связности, которые приписываются им их почитателями. В са­мом деле, положение женщин в советском обществе, в особен­ности начиная с 1930-х годов, полностью определялось не этой политикой, а более глобальными процессами, происходившими внутри советского режима, политическими и экономическими соображениями, для которых вопрос о равенстве полов не пред­ставлял никакого значения.

Наконец, само по себе различение влияния целенаправленной советской политики и непредусмотренных ей более глобальных со­циокультурных изменений представляет собой аналитическую про­блему. В некоторых отношениях изменения, произошедшие в роли женщин в СССР, аналогичны тем, которые происходили в других странах с другими политическими системами и были связаны с индустриализацией и урбанизацией. В других аспектах, однако, яв­ный отпечаток оставили специфические ориентации и приоритеты советского режима.

Если чересчур узкий взгляд на советскую политику приво­дит к ложным выводам, то еще в большей степени это относится к превознесению советских достижений, игнорирующему цену,

Хрестоматия по курсу

которой пришлось за них заплатить. Результаты советской поли­тики оказались весьма двойственными. Статус и роль женщин в сегодняшнем советском обществе значительно более проблема­тичны, чем победные реляции о них, и нуждаются в более взве­шенной оценке. Действительно, некоторые авторы утверждают, что многие надежды, связанные с освобождением женщин в пер­вые годы советской власти, не оправдались по мере того, как ре­жим стал входить в силу. Они обоснованно предполагают, что массовое участие женщин в работе на общественном производ­стве само по себе далеко не освобождает их и не дает им свободы выбора, что оно осуществляется в таких формах, которые позво­ляют говорить об угнетении (Manya Gordon, Workers Before and After Lenin (New York, 1941) pp. 168-70; Solomon Schwarz, Labor in the Soviet Union (New York, 1951). Хотя советская политика откры­ла для многих женщин новые образовательные и профессиональ­ные возможности, на плечи других женщин лег тяжелый физи­ческий труд, часто в плохих условиях, с вредными последствиями для здоровья. Либеральное семейное законодательство первых послереволюционных лет было пересмотрено в авторитарном климате сталинского режима в неблагоприятном по отношению к женщинам направлении. Более того, результатом советских эко­номических приоритетов стало низкое развитие сферы услуг и потребительской индустрии, также как и недостаточное качество дошкольных учреждений и неудачные попытки социализировать домашний труд, перераспределить роли в семье. Все это означа­ло, что новые политические и экономические обязанности нало-жились на традиционную женскую роль, взвалив на женщин ощу­тимую двойную нагрузку.

Существует множество объяснений тому, что половое нера­венство сохраняется в СССР по сей день. Авторы-марксисты обыч­но указывали на недостаток материальных ресурсов как на основ­ную причину. Следуя этой точке зрения, низкий материальный уровень советского общества резко ограничивал ресурсы, необ­ходимые для предоставления коммунальных удобств, которые могли бы облегчить нагрузку, лежащую на женщинах. В самом деле, именно Троцкий заострил внимание на том, что положение женщины в обществе является функцией от его уровня произво­дительности, а не только от его социально-экономической органи­зации. "Настоящее освобождение женщин" - писал он, — "немые-

И. Н. Тартаковская. Гендерная социология

лимо без создания соответствующего базиса". Но сам по себе не­достаток ресурсов не объясняет систему приоритетов. Троцкий в своем анализе идет дальше, доказывая, что та же самая бедность советского общества вызвала подъем консервативной бюрокра­тии, которая видела в сохранении семьи социальную поддержку своей позиции.

Другие авторы работ о Советах указывают на особую роль интенсивной индустриализации - политической и экономичес­кой. Они считают акцент на производстве и власти, а не на благо­состоянии - акцент, достигший своего апогея в сталинские вре­мена - несовместимым с подлинными целями революции. Экономические и социальные преобразования, изначально на­целенные на то, чтобы служить человеческим нуждам, трансфор­мировались в механизмы подчинения, когда цели и средства по­менялись местами.

Еще одно объяснение фокусируется на взаимоотношениях между семьей и более глобальными паттернами социально-по­литических изменений, имеющих ключевое значение для стату­са женщин. Эта группа исследователей указывает на решающее значение семьи - и как универсального института, уникально приспособленного для удовлетворения человеческих потребно­стей (на чем настаивают теоретики структурно-функциональ­ного анализа); и как важного источника поддержки все более возрастающего авторитаризма и патриархатной политической системы; и как механизма социальной интеграции и стабилиза­ции в период стремительных социальных изменений, наклады­вающего к тому же базовые ограничения на половое равенство и освобождение. Дело не только в том, что революционное пре­образование экономической и политической жизни оказалось несовместимо с революционным преобразованием семьи, всту­пив в противоречие с одним из базовых постулатов ортодок­сального марксизма; но и в том, что все увеличивающееся дав­ление в сторону политического конформизма и экономической производительности создало сильное социальное напряжение, которое потребовало уменьшения напряжения в коммунальных, семейных и половых отношениях. Как писал Грегори Массселл: "Революция в социальных отношениях и культурных паттернах... не может осуществляться одновременно с крупномасштабны-

Хрестоматия по курсу

ми политическими, организационными и экономическими из­менениями⁴.

И, наконец, последняя группа объяснений связана со страте­гической важностью психологической детерминанты человечес­кого поведения, которая относительно независима от более об­щих экономических и социальных изменений. И классическая марксистская теория, и советская революционная идеология, как предполагают сторонники этой точки зрения, были относительно нечувствительны к глубоким психологическим корням семейных паттернов и половых ролей. Включив отношения между полами в марксистскую модель стратификации, советская идеология лишь скрыла способы, с помощью которых паттерны полового нера­венства возникают из иррациональных и бессознательных психо­логических процессов, отличающихся от форм "инструменталь­ной" эксплуатации, основанной на классовых отношениях. Советская идеология, таким образом, сконцентрировалась на бо­лее поверхностных экономических аспектах женской роли, не зат­ронув фундаментальные семейные структуры, властные отноше­ния и образцы социализации, играющие решающую роль в формировании личности и поло-ролевой дифференциации. Толь­ко подлинная половая революция может разбить эти образцы и сделать возможным подлинное освобождение женщин.

Предметом анализа советского опыта являются и формы проявления неравенства. Марксистский подход к проблеме ра­венства имеет тенденцию рассматривать процесс социальных изменений в эволюционных и системных терминах, а также фо­кусироваться на производственных отношениях как решающем факторе, изменение которого дает мощный импульс для более глобальных социальных изменений. Собственно, сам успех ле­нинизма как стратегии революционной трансформации и стре­мительного экономического развития является вызовом марк­систской модели, поскольку предполагает акцент на политичес­ких ценностях и организации как инструменте экономических и социальных изменений. Действительно, относительная автоном­ность политической системы в теории Ленина и решающая роль партии как "организационного оружия" означает серьезнейший

⁴ Gregory Massell, The Surrogate Proletariat: Moslem Women and Revolu­tionary Strategies in Soviet Central Asia, 1919-1929 (Princeton, 1974), p.408.

И. Н. Тартаковская. Гендерная социология

отход от марксистской трактовки взаимоотношений базиса и над­стройки. Выделяя скорее сегментарные, чем системные черты социальной организации, теория ленинизма предполагает, что властные структуры играют главную роль в формировании со­циального взаимодействия.

Наконец, психоаналитическая традиция предполагает другой взгляд на проблему равенства, который придает решающее значе­ние связи между психической и семейной структурой и паттерна­ми социальной организации. Таким образом, половые роли явля­ются не просто факторами социальной "надстройки", но имеют свое независимое значение и свои собственные корни.

Разные исследовательские подходы расходятся не только в оценке советских достижений, они используют также разные кри­терии этой оценки. Те авторы, которые в качестве основания для сравнения берут положение женщин в дореволюционной России или других, еще менее развитых странах, подчеркивают достиже­ния советского режима. Те, кто предпочитает сравнивать сегод­няшнюю советскую реальность с утопической революционной идеологией, привлекают внимание к несоответствию между обе­щаниями и реальностью. Использование в качестве эталона за­падных индустриальных стран позволяет более детально оценить советскую специфику, но тут встает серьезный вопрос о самом определении понятия "равенство".

Концепту "равенство" посвящена чрезвычайно обширная научная литература, в том числе и в аспекте равенства полов. Хотя, казалось бы, достижение равенства полов является просто даль­нейшим распространением принципа эгалитаризма, его опреде­ление вызывает множество проблем: напряжение между различ­ными и часто находящимися в конфликте аспектами равенства; отношение равенства к другим ценностям, таким, как свобода или справедливость; конфликт между равенством возможностей и равенством результата. Равенство полов также чрезвычайно ост­ро сталкивается с противоречием между равным отношением и адекватным отношением — или, используя формулировку Арис­тотеля, между простым количественным равенством и пропорци­ональным равенством. Но, несмотря на эти хорошо известные про­блемы, определение равенства полов имеет уникальное значение, потому что затрагивает как биологически укорененные различия мужской и женской ролей, так и природу семьи как фундамен-

I

Хрестоматия по курсу

тального социального института. Поэтому именно здесь встают наиболее глубокие и чувствительные вопросы, чем при рассмот­рении других аспектов социального равенства. Противоречия, ок­ружающие саму природу "мужского" и "женского", уровень ро­левой дифференциации по половому признаку, который важен для функционирования любого общества, влияние переопределения тендерных ролей на судьбу семьи как таковой - все это свиде­тельствует о важнейших проблемах, которые должна затрагивать дискуссия о равенстве полов. Все это необходимо не упускать из вида при оценке советского опыта.

Программа курса

Тендерная социология

ПРОГРАММА КУРСА

Введение

История возникновения концепта «гендер». Проблематизация пола. Гендер как базовый фактор социальной стратификации. Воз­никновение термина «гендер» и тендерных исследований. Биоло­гический и социальный пол: дихотомия и ее преодоление. Тендер­ные исследования и исследования женщин. Роль феминизма как движения и теории. Источники отечественной тендерной социо­логии. Социология семьи: ключевые фигуры, история исследова­ний. Возникновение Московского центра тендерных исследований. Тендерные исследования и феминология. Современные научные школы и исследовательские центры. Основные методологические и идеологические проблемы изучения тендерной социологии.

1. Гурко Т.А. Тендерная социология // Социология в России. Под ред.В.А.Ядова. М.: «На Воробьевых» совместно с Институ­том социологии РАН, 1996. С. 169-194.

2. Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Исследования женщин и тендерные исследования на Западе и в России // Общественные науки и современность. 1999. № 6. С.177-185.

3. Социальная феминология. Учебное пособие. Иваново, 1998.

4. Хоф Р. Возникновение и развитие тендерных исследова­ний // Пол.Гендер.Культура: Немецкие и русские исследования. Под ред.Э.Шоре и К.Хайдер. М.: РГГУ, 1999.

5. Aaron J., Walby S. Out of the margins: Women's Studies in the Nineties. Palmer, 1991.

6. Bowler G., Klein D. Theories of Women's Studies. London, New York: Routledge, 1983.

7. Havelkova H. A few prefemenist thoughts // Gender politics and post-communism. Reflection from Eastern Europe and the former Soviet Union. New York, London, 1993.

8. Lauretis Т., de. The Technology of gender: Theories of representation and difference. Bloomington: Indiana University Press, 1987.

9. Racioppi L., O'Sillivan S. Organising women before and after the fall: Women's Politics in the Soviet Union and Post-Soviet Russia / / Signs. Summer 1995. Vol.20.

И. Н. Тартаковская. Гедерная социология

10. Stoller R. Sex and gender: On the development of masculinity and femininity. N. Y.: Science House, 1968.

11. Scott J. Gender and the politics of history. New York, Columbia University Press, 1988.

ТЕМА 1. Тендерный дискурс

⇐ Предыдущая17181920212223242526Следующая ⇒

Поделиться: