 |
XXXVI и XXXVII (перевод Ф.Мендельсона) 1 глава
|
|
|
|
Фулканелли - Тайны готических соборов и эзотерическая интерпретация герметических символов Великого Делания
Г.
Перевод с французского
Представление работы собственного учителя — задача очень затруднительная для ученика. Кроме того, в мои намерения не входит ни анализ "Тайн готических соборов", ни акцентирование внимания на прекрасной форме изложения и глубине материала. Я, как и Гелиопольские братья, очень смиренно признаю радость от получения этого синтеза, который мастерски представлен в этой книге. Время и истина сделают остальное.
Автора этой книги уже нет среди нас. Человек он был неприметный. Запомнилось, что он был одинок. Человек ушёл, но труды его живут. Я испытываю боль, вызывая в памяти образ своего Учителя, которому я обязан всем, сожалея, увы! что он покинул нас так рано. Его многочисленные друзья ожидавшие, что он разгадает для них таинственное Verbum dimissum[1], оплакивают его вместе со мной. Мог ли он, достигший вершины познания, отказаться повиноваться велениям Судьбы? Нет пророка в своём отечестве. Возможно, что эта старинная поговорка объясняет причину потрясения, которое вызывает искра Откровения в одинокой жизни философа, полностью посвящённой науке. Действия этого божественного огня целиком источает старого человека. Имя, семья, родина, все иллюзии, все заблуждения, всё тщеславие — всё рассыпается в прах. И из этого пепла, как поэтический феникс, возрождается новая личность. Так, по крайней мере, гласит философская Традиция.
Мой Учитель это знал. Он исчез, когда пробил роковой час, когда Знамение свершилось. Кто же осмелится уклониться от руки Закона? — Если бы со мною сегодня произошло счастливое событие, вынудившее Адепта бежать от почестей мира, я сам, несмотря на глубокую печаль горестной, но неизбежной разлуки, не смог бы поступить иначе.
|
|
|
Фулканелли больше нет. Тем не менее, и это нас утешает, его мысль осталась, жгучая и живая, навеки заключённая в этих страницах, словно в святыне.
Благодаря ему готические соборы заговорили и начали открывать свои тайны. Это произошло естественно, без эмоций, словно мы получили из рук наших предков готовый краеугольный Камень этих строений, ослепительную гемму (более драгоценную, чем золото), на которой Иисус возвёл свою Церковь. Вся Истина, вся Философия, вся Религия представлены на этом уникальном и священном Камне. Многие, раздувшись от высокомерия, считают себя способными к учительству, и тем не менее, редкие избранники достаточно просты, сведущи и искусны для того, чтобы справиться с этой задачей!
Но это неважно. Нам достаточно знать, что удивительное наследие нашего средневековья содержат ту же позитивную истину, те же научные основы, что и пирамиды Египта, храмы Греции, римские катакомбы, византийские базилики.
Таково главное содержание книги Фулканелли.
Герметисты, — по крайней мере те из них, кто заслуживает этого имени, — открывают для себя нечто иное. Это, так сказать, потрясение от идей, несущих свет. Многие считают, что существует противопоставление Книги и теории, согласно которой Дух освобождает, а Буква — убивает. Фулканелли играючи доказывает, что это не всегда соответствует истине. Путь краток для тех, кто пребывает в движении. Кроме того, здесь указывается направление.
Чего ты больше желаешь?
Я — знаю, и это не попытка набить себе цену, потому что более десяти лет назад автор вложил в меня уверенность в том, что ключ к основной тайне дан в одной из фигур, которые украшают настоящий труд. И этот ключ попросту заключается в цвете, представленном творцом со времени выполнения своей первой работы. Многие известные мне философы не понимают возвышенного значения этой главнейшей истины. Откровенно говоря, я выполняю последнюю волю Фулканелли, и поэтому должен поступать в соответствии с требованиями своей совести.
|
|
|
И теперь, когда книга выходит в свет, от своего имени и от имени Гелиопольских Братьев, я хочу горячо отблагодарить художника, который проиллюстрировал работу моего Учителя. Воистину, это благодаря искреннему и кропотливому таланту Жюльена Шампань, "Тайны готических соборов" обязаны облачению своего строгого эзотеризма превосходным покровом оригинальных иллюстраций.
Э.Канселье, F.С.Н. Октябрь, 1925 г.
Предисловие ко второму изданию.
Когда в 1922 г. "Тайны готических соборов" была закончены, Фулканелли ещё не получил Божьего Дара, но был уже близок к высшему Озарению и не спешил расстаться со своей анонимностью. По всей видимости, таков уж у него был характер, а вовсе не желание соблюдать какую-то тайну. Конечно, нам нужно сказать, что этот человек был словно из другого века, со своими странными манерами, отжившими взглядами и необычными занятиями, ненамеренно притягивающий внимание зевак, любопытных и глупцов, однако не получала никакой поддержки. Возможно, позже состоится всеобщее признание его незаурядной личности.
Но ко времени сведения материала первой книги Учитель изъявил свою волю — абсолютную и не подлежащую обсуждению — он оставляет в тени свою истинную сущность, решительно скрывает под псевдонимом своё имя и своё положение, как того с давних пор требует Традиция.
Для тех, кто в какой-то мере знаком с алхимическими книгами прошлого, основополагающим афоризмом оказывается то, что изустная передача от учителя к ученику превалирует над всеми остальными. Фулканелли получил посвящение такого рода, как и мы после него. С нашей стороны, мы обязаны заявить, что Килиани нам уже открыл большую дверь лабиринта, когда в 1915 году был переиздан его небольшой по объёму труд.
В нашем предисловии к "Двенадцати ключам Философии" мы умышленно повторяли, что Василий Валентин был инициатором нашего Учителя. Пользуясь случаем, мы предлагаем заменить эпитеты — если быть точными — числительным первый заменить эпитет настоящий, который мы некогда использовали в нашем предисловии к "Философским обителям". В то время мы ещё не знали о волнующем письме (которое мы воспроизводим ниже) вызывающем изумление своим порывом энтузиазма, акцентом на увлечённость; имени адресата на нём не было, и письмо было анонимным, так как на нём была затёрта подпись. Несомненно, оно было адресовано учителю Фулканелли, так как было найдено в его бумагах. Автор "Тайн готических соборов" в течение многих лет хранил его как талисман, письменное доказательство триумфа своего истинного учителя, и сегодня мы можем его опубликовать:
|
|
|
Мой старый друг, На этот раз вы обрели истинный Божий Дар; это великая Благодать, и я впервые понимаю, насколько дар этот редок. Я действительно полагаю, что в своей бездонной пропасти простоты, тайна не находима одной только силой разума, настолько тонкой и проводимой она может быть. Наконец вы овладели Сокровищем Сокровищ, выразив благодарность Божественному Свету, в лучах которого вы творили. К тому же вы получили его совершенно заслужено, благодаря нерушимой приверженности к Истине, стойкости в усилиях, постоянстве в жертвенности, а также, не забывайте, вашими упорными трудами.
Когда жена сообщила мне хорошую новость, я был ошеломлён радостным сюрпризом и не владел собой от счастья. Я даже себе говорил: только бы мы не заплатили за этот сегодняшний миг опьянения несколькими ужасными часами на завтра. Но хотя мы кратко информированы об этом событии, мне ясно, и это подтверждает меня в уверенности, что огонь не гаснет до тех пор, пока Делание не завершено, пока тинктурная масса полностью не напитает сосуд, который от переливания к переливанию остаётся абсолютно насыщенный и становится светящимся, подобно солнцу.
Вы были настолько любезны, что приобщили нас к этому высокому и оккультному знанию, которое с полным правом принадлежит лично вам. Мы лучше, чем кто-либо прочувствовали это и способны быть безгранично вам признательными. Вы знаете, что самые красивые слова не достойны самой простой фразы: Вы добры, и за эту добродетель Бог увенчал вас диадемой подлинной царственности. Ему ведомо, что вы найдёте благородное применение скипетру и неоценимому делу, которое он с собой несёт. Мы давно знаем, что вы представляете собой голубой плащ, покрывающий ваших друзей; и теперь он расширился и стал ещё больше, поскольку всё голубое небо и солнце на нём покрывает ваши плечи. Да будет вам дано долговременно пользоваться этим величайшим благом на радость и утешение вашим друзьям и даже вашим врагам, ибо несчастье уничтожает всё, а вы отныне имеете в своём распоряжении волшебный жезл, способный свершить все чудеса.
|
|
|
Моя жена с её необъяснимой интуицией, присущей чувствительным существам, видела странный сон. Она видела человека, окутанного всеми цветами радуги, который достигал головой солнце. Его объяснения не заставило себя долго ждать.
Какое чудо! Какой великолепный и победоносный ответ на моё письмо, перегруженное диалектикой, но — теоретически — точное. Но насколько оно было далёким от Истинного, Реального! Ах! Можно сказать, что тот, кто любовался утренней звездой, навсегда утратил способность видеть смысл, ибо был зачарован этим ложным светом и брошен в бездну... По крайне мере, если только, как в вашем случае, большая удача не отведёт от края её.
Мне не терпится вас увидеть, мой старый друг, и услышать, как вы расскажете о последних часах тревоги и триумфа. Но будьте уверены в том, что я никогда не сумею передать словами огромную радость, которую мы испытываем, и благодарность, ощущаемую нами в глубине сердца. Аллилуйя!
Я вас целую и приветствую
Ваш старый...
Тот, кто может совершить Делание с помощью одного лишь Меркурия, нашёл наиболее совершенное, то есть обрёл свет и совершил Магистериум.
Одно место возможно удивит или приведёт в замешательство внимательного читателя, уже знакомого с проблемами герметизма. Это когда близкий и умный корреспондент восклицает:
— Ах! Можно ли сказать, что тот, кто любовался утренней звездой, навсегда утратил способность видеть смысл, ибо был зачарован этим ложным светом и брошен в бездну.
Не противоречит ли эта фраза тому, что мы утверждаем в исследовании на тему Золотого Руна[2], когда она скрепляет философскую материю и показывает алхимику, что он нашёл не свет глупцов, но свет мудрых; и что её называют утренней звездой. Но было ли замечено, что мы сделали краткое уточнение: герметической звездой любуются прежде всего в зеркале искусства, или Меркурия, перед тем как обнаружить её в химическом небе, где она светит гораздо скромнее? Не менее заботясь о передаче знания, чем о соблюдении тайны, мы должны были показаться читателям склонным к парадоксам; однако теперь мы имеем возможность вернуться к этой чудесной загадке и с этой целью привести несколько строк из старой тетради, записанных после одной из бесед с Фулканелли, которые, сдобренные холодным сладким кофе, были для нас, жадного до знаний подростка, истинным наслаждением:
|
|
|
Наша звезда — единственная, но, однако, она двойная. Умейте различать реальную звезду и её отражение и вы заметите, что она светит гораздо ярче днём, чем в ночной тьме.
Этот афоризм подкрепляет и дополняет точку зрения Василия Валентина ("Двенадцать ключей"), не менее категоричную:
"Две звезды были даны людям Богами; чтобы привести их к Великой Мудрости; разгляди их, о человек! и следуй за их светом, ибо в нём найдёшь Мудрость".
Не эти ли две звезды представлены нам на одной из алхимических миниатюр францисканского монастыря Симье, сопровождающих латинскую легенду, выражающую спасительную добродетель, неразделённую в излучении ночном и звёздном:
"Cum luce salutem: со светом спасение".
В любом случае, немногие изучившие несколько философских направлений и взявшие на себя труд обдумать предшествующие слова несомненных Адептов, получат ключ, с помощью которого Килиани открыл замок храма. Но если, прочитав Фулканелли, они ничего не поймут и не выйдут на искомую точку, то чтение других книг ничего им не даст.
Таким образом, существует две звезды, которые в действительности не сформированы в единую. Та, которая сияет над головой мистической Девы — в данном случае нашей матерью и герметическим морем (notre mere et lа mer hermetique) — возвещает зачатие и именно она предшествует чудесному пришествию Сына. Ибо Небесная Дева вновь призвала stella matutina, утреннюю звезду; если позволено созерцать над ней сияние божественного проявления; если изыскания этого источника благодатно направит радость в сердце творца; но это, однако, не означает, что простой образ отражает Зеркало Мудрости. Невзирая на свою значительность и место, которое она занимает у алхимиков, эта видимая, но неуловимая звезда характеризует реальность другой, — той, которая увенчивает божественное Дитя при его рождении; знак, который вёл волхвов к пещере Вифлеема.
Мы уверены, что некоторые нам будут признательны: речь идёт поистине о ночной звезде, которая излучает сокровенный свет в центре герметического неба. Об этом же, не обманываясь проявлениями под земным небом, говорит Винцеслас Лавиний из Моравии и по этому поводу пишет Яков Толлий:
Ты поймёшь, что представляет из себя это Небо из моего последующего небольшого комментария и которым химическое Небо будет открыто.
Ибо это небо необъятное и покрывает равнины пурпурного света,
Где признают свои звёзды и своё солнце".
Необходимо хорошо осмыслить то, что небо и земля, созданные в первичном космическом Хаосе не были разделены ни в субстанции, ни в эссенции, но расходились в количестве и в свойствах. Алхимическая земля, хаотическая, инертная и стерильная, не расскажет ли о ней философское небо? Посодействует оно алхимику, имитатору Природы и божественного Великого Делания, обособленному в своём маленьком мире, в помощи тайного огня и вселенского духа, кристаллических частей, светоносных и чистых, и частей плотных, темных и крупных? Ну вот, это разделение должно быть свершено, которое заключается в выделении света из тьмы и исполнении работы первого из Великих Дней Соломона. Это ей, которая нам поможет понять, что такое философская земля и что Адепты называют небом Мудрых.
Филалет, который в своей книге "Открытый вход в закрытый Дворец Короля" очень подробно говорит о практике Делания, описывает герметическую звезду и консультирует в космической магии её появления:
"Это чудо мира, соединение высших свойств в нижних; это Всемогущий отметил экстраординарным знаком. Мудрые смогли посмотреть на Восток и узнать, что чистейший Король был рождён в мире.
Ты, когда увидишь свою звезду, следуй к Колыбели; там ты увидишь прекрасного Младенца".
Далее Адепт раскрывает способ оперирования: "Надо взять четыре части нашего огненного дракона, который скрывает в своём животе нашу магическую сталь, и нашего Магнита девять частей; смешать всё вместе с помощью горячего Вулкана в форму минеральной воды, которая будет пениться. Отбрось корку, возьми ядро, очисти три раза огнём и солью, что будет легко осуществимо, если Сатурн увидел своё отражение в зеркале Марса".
И в конце Филалет добавляет: "И Всемогущий отмечает это Делание Своей Королевской печатью и этим украшает его".
В действительности, звезда не является специальным знаком Великого Делания. Её можно встретить в массе алхимических комбинаций, отдельных процессах и в спагирических операциях меньшего значения. Однако, она всегда указывает на частичную и полную трансформацию вещества, над которым она появляется. Типичный пример нам даёт Жан-Фредерик Гельвеций в своём "Золотом Тельце" (Vitulus Aureus):
"Некий золотых дел мастер Сверчок (Cui потел est Grillus), опытный алхимик, у которого, однако, не хватало материалов, попросил несколько лет[3] назад у моего большого друга, т.е. у Жана-Гаспара Кноттнера, солевого спирта (esprit de sel), приготовленного необычным образом. Кноттнеру, осведомившемуся будет ли этот специальный солевой раствор применяться в работе с металлами или нет, он ответил, что будет; потом он вылил этот солевой спирт в сосуд из стекла в котором обычно содержатся конфитры. Спустя две недели на поверхности появилась Серебряная звезда, напоминавшая изображения Компаса. Гриль был исполнен огромной радости и объяснил нам, что мы наблюдали видимую звезду философов, о которой, возможно, ему говорил Василий (Валентин). Я и многие другие уважаемые люди с огромным интересом смотрели за этой звездой, плавающей на поверхности солевого раствора, в то время как свинец оставался цвета пепла и надулся наподобие губки. Однако, через семь или девять дней июльская жара высушила влагу солевого спирта и звезда опустилась на губчатый землистый свинец. Это был результат, достойный восхищения. Наконец, Гриль очистил часть всё того же пепельного свинца с плотно приставшей к нему звездой и собрал с фунта этого свинца двенадцать унций золота, две из которых были превосходного качества".
Таково повествование Гельвеция. Мы приводим его только для иллюстрации присутствия знака в форме звезды при всяких внутренних изменениях в обрабатываемых веществах. Однако, нам не хотелось бы стать причиной бесплодных работ, которые наверняка предпримут некоторые энтузиасты, основываясь на известности Гельвеция, честности свидетелей-очевидцев и, может быть, на нашей постоянной заботе об искренности. Поэтому мы заметим тем, кто захочет воспроизвести этот опыт, что в изложении не хватает двух существенных данных: точного химического состава гидрохлоридной кислоты и характера операций, предварительно осуществляемых над металлом. Ни одним химик не станет нам противоречить, если мы скажем, что обычный свинец никогда не примет вида пемзы без огня под действием соляной кислоты. Необходимы специальные препараты, производящие расширение металла и приводящие его, через брожение, к требуемому вздутию, которое вынуждает его принять губчатую влажную структуру, уже проявляющую тенденцию к изменениям свойств.
Например, Блез де Виженер и Наксагор указывали на своевременность предварительной варки. Ибо, если это правда, что обычный свинец мёртв — так как был редуцирован — и большое пламя, по выражению Василия Валентина, поглотило малое — то не менее реально то, что этот же самый металл, терпеливо накормленный огненной субстанцией оживёт, вернёт себе уничтоженные при редукции активные качества и из инертной химической массы превратится в живое философское вещество.
Читателей может удивить, что мы так подробно обсуждаем один пункт Доктрины, что даже посвятили ему большую часть этого предисловия и превысили пределы произведений такого рода. Однако они поймут, насколько логичным было изложить здесь этот сюжет, о котором много пишет Фулканелли. С самого начала наш Учитель обращает внимание на роль Звезды, на минеральную Феофанию, уверенно указывающую на ключ к великой тайне готических религиозных сооружений. "Тайны готических Соборов", воистину таково название произведения, о котором мы говорим, — выпущенного в 1926 году тиражом всего в 300 экземпляров. Второе издание было дополнено тремя рисунками Жана Шампаня и подлинными примечаниями Фулканелли, без каких-либо изменений и добавлений. Они относятся к важным вопросам, долгое время занимавшим перо Учителя, о чём мы скажем несколько слов по поводу "Философских обителей".
Впрочем, если заслуга "Тайны готических Соборов" состоит в приведении доказательств, то достаточно было бы отметить, что эта книга написана в полном соответствии с принципами фонетической кабалы, основы и применение которой находятся в полном забытьи. После кратких замечаний о кентавре, человеке-лошади Плессиса-Бурре, сделанных нами в "Двух жилищах алхимиков", никто уже не будет поставлен в тупик энергичными идиомами, легко понимаемыми, хотя никогда не слышанными, которые всегда, по выражению Сирано де Бержерака, есть голос Природы, со всеми своими замещениями, перестановками и вычислениями, не менее скрытны, чем еврейская каббала. Вот почему, необходимо разделять два слова: кабала и каббала; первое происходит от caballhz или латинского Cabalus, лошадь; второе же — от древнееврейского Kabbalah, что означает предание. Наконец, не нужно даже брать в качестве предлога иносказательный смысл, расширенный аналогиями кружка и интриги (по-французски cabala — "интрига", "Шайка"), чтобы сказать, что кабала (cabale) единственная может утверждать то, что в совершенстве доказал Фулканелли, отыскав утерянный ключ к Веселой Науке, Языку Богов или Птиц. Тому, на котором Джонатан Свифт, необыкновенный Дуайен из Сен-Патрика, изъяснялся с необычайным знанием и виртуозностью.
Савиньи, август 1957 г.
Предисловие к III изданию
"Не лучше ль в хижине простой
Жить бедняком, чем быть сеньором
И гнить под мраморной плитой?
Сеньором быть?.. О чём болтаю!..
Сеньора поглотила тьма!
Где он? До гроба не узнаю,
Как говорят стихи псалма".
Франсуа Вийон. "Большое завещание".
XXXVI и XXXVII (перевод Ф.Мендельсона)
Вот что важно: в то время как масоны постоянно ищут потерянное слово Verbum dimissum, Всеобщая Церковь (caqolich, katholike), обладающая этим словом, готова потерять Его, запутавшись в хитростях Дьявола. Ничто больше не благоприятствует такой непростительной ошибке духовенства, часто невежественного, как боязливое повиновение обманчивым импульсом, наказываемым прогрессивными, которые получены от тайных сил, стремящихся разрушить творение Петра. Глубоко волнующий магический ритуал латинской мессы утерял своё значение и теперь стоит на одном уровне с мягкой шляпой и пиджаком, используемыми многими священниками на многообещающем пути к отмене философского целибата...
Как следствие этой политики непрекращающейся беспомощности, ересь наполняет хвастливые умствования и глубокое презрение к скрытым законам. Среди них присутствует неизбежная необходимость плодородного разложения и смерти. Эта погружённая во мрак, таинственная переходная фаза открывает оперативной алхимии её удивительные возможности, и не страшно ли при этом, что Церковь соглашается с ужасной кремацией, которую раньше запрещала?
Какие широкие горизонты открываются теперь перед притчей о зерне, посеянном в землю (Иоанн 12,24): "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода".
Не менее ценно для нас другое свидетельство любимого ученика о своём Учителе, по поводу Лазаря, разложение тела которого указывало на полное отсутствие жизни (Иоанн 11, 39, 40): "Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит Ему: Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе. Иисус говорит ей: не сказал ли Я тебе, что если будешь веровать, увидишь славу Божию?"
Забыв герметическую Истину, лежащую в её основании, и настаивая на сжигании трупов, Церковь заимствует очень плохой довод у науки о добре и зле, согласно которой разложение тел на всё более многочисленных кладбищах угрожает инфекционными эпидемиями живущим поблизости людям. Этот благовидный предлог вызывает по меньшей мере улыбку, особенно у тех, кто знает, насколько за последнее столетие продвинулся узкий позитивизм Контов и Литтрэ. Эта трогательная заботливость почему-то не проявлялась во время двух грандиозных, по продолжительности и количеству убитых, бойнь, проходивших на довольно небольших пространствах, и во время которых погребение часто производилось с большой отсрочкой и не на должной глубине.
В качестве возражения, есть смысл напомнить о необычном и мрачном наблюдении, осуществлённом в начале Второй Империи, с терпеливостью и решимостью того времени, знаменитыми врачами и токсикологами Матье-Жозефом Орфила и Мари-Гийомом Девержи, над постепенным разложением человеческого тела. Вот результат эксперимента: "Запах постепенно усиливается; наконец, наступает момент, когда все мягкие части рассыпаются по земле, становясь просто грязным осадком черноватого цвета, в запахе которого есть нечто ароматическое".
Что касается перехода зловония в аромат, то здесь обнаруживается интересное сходство с тем, что говорят старые Учителя по поводу физического Великого Делания и среди них, в частности, Морьен и Раймонд Луллий, уточняющие, что отвратительный запах (odor tеtеr) тёмного разложения сменяется одним из самых приятных ароматов, ибо это запах жизни и тепла (quila et vita proprius est et caloris).
Исходя из сделанного только что наброска, не должны ли мы испытывать опасения, если уже здесь, вокруг нас, на плане, на котором мы находимся, могут сыграть свою роль спорные свидетельства и аргументация, обладающие только внешним правдоподобием? Склонность к тому и другому неизменно демонстрируют зависть и посредственность, и мы сейчас считаем своим долгом устранить их устойчивые досадные последствия. Мы говорим об этом в связи с одной весьма объективной поправкой, внесённой нашим Учителем Фулканелли, изучавшим в музее Клюни статую Марселя, епископа Парижского, стоявшую в Нотр-Дам, в простенке портала св. Анны, покуда архитекторы Виоле-ле-Дюк и Лассю не заменили её примерно в 1850г. удовлетворительного качества копией. Так, Адепту "Тайн готических Соборов" пришлось исправлять ошибки, допущенные Луи-Франсуа Камбриелем, располагавшего полной возможностью детально описать оригинал статуи, всё ещё стоявший на своём месте в соборе, где находился с начала ХIV в., и тем не менее сочинившего, — тогда, в правление Карла ХI — своё краткое фантастическое описание: По всей видимости, в тексте говорится именно об этой статуе (в книге Фулканелли данное фото не присутствует).
"Епископ этот подносит палец к устам, дабы сказать тем, кто видит его и кто постиг то, что он представляет... Если вы сознаёте и догадываетесь, что я представляю этим иероглифом, молчите!.. Не говорите ничего об этом! ("Cours de Philosophie hermetique ou Alchimie en dix-neuf lecon". Paris, Lcour et Maistrasse, 1843.)
В работе Камбриеля эти строки сопровождаются неуклюжим эскизом, то ли породившим их, то ли вдохновленным ими. Мы, как и Фулканелли, с трудом представляем себе, чтобы двое наблюдателей (т.е., писатель и рисовальщик) могли каждый сам по себе стать жертвами одной и той же иллюзии. На гравюре, святой епископ, носящий бороду (очевидный анахронизм), на голове имеет митру, украшенную четырьмя небольшими крестами, а левой рукой поддерживает короткий посох, покоящийся в углублении его плеча. Наконец, он с невозмутимым видом поднимает указательный палец до уровня подбородка, в выразительном мимическом жесте советуя молчать и хранить тайну.
"Нетрудно осуществить проверку, — заключает Фулканелли, — поскольку мы располагаем оригиналом данного произведения, и при первом же взгляде на него обман рассеивается. Наш святой, по средневековому обыкновению, совершенно гладко выбрит; его митра очень проста и лишена каких-либо украшений, посох, который он поддерживает левой рукой, упирается своей нижней конечностью в пасть дракона. Что касается знаменательного жеста персонажей Mutus Liber[4] и Гарпократа, — он целиком является плодом чересчур богатого воображения Камбриеля. Св. Марсель изображён благословляющим — в позе, исполненной благородства, со склонённым вперёд челом, с присогнутой рукой, с кистью на уровне подбородка и с поднятыми вверх указательным и средним пальцами".
Как мы только что видели, вопрос, коему в настоящей работе отведён весь VII параграф главы "Париж" и с которым читатель далее сможет ознакомиться in extenso[5] был не двусмысленно разрешён. Всякий обман был таким образом раскрыт, истина была полностью установлена, — как вдруг Эмиль-Жюль Грийо де Живри приблизительно тремя годами позже в своём "Музее Чародеев" пишет по поводу срединного столба южного портала Нотр-Дам следующие строки:
"Статуя св. Марселя, стоящая в настоящее время на портале Нотр-Дам, представляет собой современную репродукцию, не имеющую исторической ценности; она появилась в ходе реставрации, предпринятой архитекторами Пассю и Виоле-ле-Дюком. Подлинная статуя XIV в. в настоящее время помещена в угол большого зала Терм Музея Клюни, где нам удалось сфотографировать её (рис. 342). Можно видеть, что посох епископа погружён в пасть дракона, — условие, существенное для прочтения иероглифа, и указание на то, что дабы зажечь огонь атанора, необходим небесный луч. Так вот, некогда, должно быть в середине XVI в., эта старинная статуя была снята с портала и заменена другой, где посох епископа был, — дабы возразить алхимикам и разрушить их традицию, — намеренно сделан короче и не касался более пасти дракона. Это различие заметно на нашем рис. 344, где изображена старая статуя, какой она была до 1860г. Виоле-ле-Дюк распорядился убрать её и заменил её довольно точной копией статуи музея Клюни, возвратив таким образом порталу Нотр-Дам его подлинное алхимическое значение"
Что за извилистый и путанный путь (чтобы не сказать больше), который, если ему следовать, суммарно сводится к тому, что некая третья статуя в XVI в. вклинилась между изящной древностью, хранящейся в Клюни, и её копией нового времени, каковую можно видеть в соборе в Сите на протяжении более чем ста лет! В поддержку своего как минимум безосновательного утверждения Грийо де Живри представляет фотографию этой статуи эпохи Ренессанса, отсутствующей в архивах и не упоминаемой даже в самых учёных трудах; Бернар Юссон смело устанавливает дату снимка, делая из него дагерротип. Нижеследующая подпись под снимком пытается возобновить его невозможное оправдание:
|
|
|
