 |
Маленькая девочка из Мак-Артур-Парка 3 глава
|
|
|
|
Лицо полицейского исказилось. Очевидно, он решил теперь придерживаться протокола:
— Права и документы на автомобиль.
— Ладно, желаю удачи…
Билли завела машину. Рука шерифа дернулась к висящему на поясе оружию.
— Немедленно заглушите…
— …потому что на этой развалюхе тебе нас в жизни не догнать.
Билли и Клайд
Мы умрем вместе, причем очень скоро. На себя мне плевать, я боюсь за Бонни.
Какая разница, что мне продырявят шкуру.
Я, Бонни, боюсь только за Клайда Барроу. Серж Генсбур
— Придется избавиться от машины!
«Бугатти» на полной скорости неслась по узкой проселочной дороге, засаженной эвкалиптами. Шериф вроде решил их не преследовать, но наверняка поднял тревогу. К тому же неподалеку находился лагерь морских пехотинцев, так что район был буквально нашпигован военными. В общем, дела шли хуже некуда.
С неба донесся глухой звук, и стало еще страшнее.
— Это нас ищут? — забеспокоилась Билли.
Я опустил стекло, высунул голову и увидел кружащий над лесом полицейский вертолет.
— Думаю, да.
Чудовищное превышение скорости, оскорбление блюстителя порядка и бегство с места преступления. Если шериф настроен решительно, нас ждут крупные неприятности.
Мы свернули на первую попавшуюся лесную дорогу и отъехали подальше от шоссе, чтобы «Бугатти» было труднее найти.
— До границы километров сорок, не больше. Попробуем отыскать другую машину в Сан-Диего.
Билли открыла битком набитый багажник.
— Это ваше, я сложила туда кое-какие вещи!
Она швырнула старый «Самсонайт» так, что я чуть не упал.
Ей же пришлось выбирать, какой из горы чемоданов с одеждой и обувью Авроры взять с собой.
— Давайте скорее, мы же не на бал едем, — поторопил я.
|
|
|
Она схватила большую дорожную сумку с монограммой и объемную серебристую косметичку. Я двинулся было в путь, но Билли крикнула:
— Подождите, у меня для вас подарок. На заднем сиденье!
Я поднял брови, ожидая очередного подвоха, но все же заглянул в салон. Там я обнаружил завернутую в пляжное полотенце… картину Шагала!
— Подумала, что она вам дорога.
Я с благодарностью посмотрел на Билли. Еще чуть-чуть, и я бы расцеловал ее.
Замотанные в полотенце «Голубые любовники» лежали на сиденье. Они прильнули друг к другу, как двое студентов на первом свидании в кинотеатре для автомобилистов.
Картина всегда действовала на меня благотворно. Вот и сейчас, стоило лишь взглянуть на нее, как сердце сжалось, а на душе стало спокойнее. Я смотрел на этих двоих, прижавшихся друг к другу и застывших в вечном объятии, — сила их любви излечивала любые душевные раны.
— Вы улыбнулись впервые за сутки, — заметила Билли.
Я взял картину под мышку, и мы побрели прочь от машины.
* * *
Нагруженные как мулы, потея и задыхаясь, — причем я гораздо больше, чем Билли, — мы карабкались по холмам, надеясь, что нас не заметят из вертолета. Очевидно, нам удалось ускользнуть от полицейских, хотя время от времени сверху доносилось угрожающее жужжание.
— Все, больше не могу.
Я, как собака, высунул язык.
— Что вы напихали в чемодан? Такое ощущение, что это сейф, набитый драгоценностями!
— Видимо, со спортом вы тоже не в ладах, — констатировала Билли.
— Да, в последнее время я нечасто выходил из дома. И потом, не забывайте, что утром я прыгнул с третьего этажа.
Босоногая Билли грациозно скользила между деревьев, держа туфли в руках.
Последний крутой спуск, и мы наконец вышли на дорогу. Это, конечно, не Национальное шоссе, но здесь двустороннее движение, что уже неплохо.
— По-вашему, нам в какую сторону? — поинтересовалась Билли.
Я поставил чемодан и с облегчением наклонился, уперев руки в колени, чтобы перевести дыхание.
|
|
|
— Понятия не имею. У меня что, на лбу написано «www.google.maps»?
— Поедем автостопом, — сказала она, проигнорировав мое замечание.
— С таким количеством багажа нас никто не возьмет.
— Это вас никто не возьмет, — уточнила девушка. — А меня…
Присев на корточки, она порылась в сумке и извлекла оттуда новый комплект одежды. Без тени смущения она при мне сняла джинсы и надела белые мини-шорты, а куртку сменила на короткий светло-голубой пиджак «Балмейн» с широкими квадратными плечами.
— Десять минут, и мы будем сидеть в машине, — уверенно заявила Билли. Она поправила солнечные очки и, виляя бедрами, пошла по обочине.
Я снова поразился двойственности ее натуры: в мгновение ока наивная шалунья превратилась в высокомерную провокаторшу.
— Мисс Кемпинг-Караваннинг, кажется, обчистила все модные магазины на Родео- драйв! — крикнул я, догоняя ее.
— Мисс Кемпинг-Караваннинг насрать на ваши шуточки.
* * *
Прошло несколько минут. Мимо проехало машин двадцать, не больше, но ни одна не остановилась. Вскоре мы увидели табличку «Парк Сан-Диегито», потом, на развилке указатель на Национальное шоссе № 5. Мы находились на правильном пути, только вот ехать собирались в противоположную сторону.
— Перейдем дорогу и будем стопить там.
— Не хочу вас обидеть, но, кажется, вы недостаточно соблазнительно выглядите.
— Пять минут, и ваша задница будет покоиться на кожаном сиденье, спорим?
— На что угодно.
— Сколько денег у вас осталось?
— Чуть меньше семисот долларов.
— Пять минут, — повторила она. — Засекайте. Ах да, у вас же больше нет часов…
— А что получу я, если выиграю?
Но она уклонилась от ответа, неожиданно серьезно проговорив:
— Придется продать картину…
— Ни за что!
— А как, по-вашему, мы купим машину и заплатим за гостиницу?
— Это просто бред! Такие картины продают на аукционе, а не на первой попавшейся заправке!
Билли нахмурилась, подумала немного и смягчилась:
— Ладно, можно не продать, а заложить.
— Заложить? Это полотно великого художника, а не бабушкино кольцо!
Она пожала плечами. В этот момент мимо прогромыхал старый красно-коричневый пикап.
Машина уехала вперед метров на десять, потом остановилась и дала задний ход.
|
|
|
— Гони бабки! — улыбнулась Билли.
В драндулете сидели двое мексиканцев-садовников, которые утром ездят на работу в Национальный парк, а вечером возвращаются домой, в Плаяс-де-Росарито. Они согласились подбросить нас до Сан-Диего. Старший напоминал Бенисио дель Торо, постаревшего лет на тридцать и поправившегося на тридцать килограммов, а младший носил нежнейшее имя Эстебан и был…
— …как две капли воды похож на сексуального садовника из «Отчаянных домохозяек»! [31]— прощебетала Билли, которой юноша явно пришелся по вкусу.
— Secora, usted puede usar el asiento, pero el secor viajara en la cajuela.[32]
— Что он сказал? — спросил я, предчувствуя неладное.
— Сказал, чтобы я садилась в кабину, а вам придется довольствоваться кузовом… — перевела Билли.
Ее явно обрадовала возможность поиздеваться надо мной.
— Вы же обещали кожаное сиденье! — протестовал я, залезая в кузов и устраиваясь среди инструмента и мешков с сеном.
* * *
«I've got a Black Magic Woman».[33]
Из открытого окна пикапа несся насыщенный благородный звук гитары Карлоса Сантаны. Машину трясло так, что я боялся откусить себе язык. Это был старый «Шевроле» пятидесятых годов, который раз сто перекрашивали, а уж сколько километров он отмахал за свою жизнь, я даже боялся думать.
Сидя на охапке сена, я стер с картины пыль и сказал, обращаясь к «Голубым любовникам»:
— Послушайте, мне очень жаль, но нам придется ненадолго расстаться.
Я задумался над словами Билли, и тут меня осенило. В прошлом году журнал «Вэнити Фэйр» обратился ко мне с просьбой написать рассказ для рождественского номера, переосмыслив одно из классических произведений, что некоторые восприняли как святотатство. После недолгих колебаний я выбрал мой любимый роман Бальзака. Сюжет очень прост: девушка получает большое наследство, быстро проматывает состояние и устраивается на работу в ломбард. Там она находит «шагреневую кожу», способную выполнять желания владельца. Честно говоря, я был не особо доволен своим опусом, хотя читателям он понравился. Прежде чем написать его, мне пришлось немало повозиться, собирая материал. Так я познакомился с Йошида Мицуко, колоритным персонажем и самым влиятельным ростовщиком Калифорнии.
|
|
|
Так же, как кабинет Софии Шнабель, небольшое предприятие Мицуко пользовалось популярностью среди жителей Золотого треугольника. В Голливуде, как и во всем мире, люди порой испытывали недостаток в наличности, и тогда миллионерам приходилось спешно расставаться с некоторыми безумствами, которые они когда-то себе позволили. В Беверли-Хиллз насчитывалось около двадцати ростовщиков, но состоятельные клиенты предпочитали Йошиду Мицуко. «Вэнити Фэйр» организовал мне встречу с ним в его лавке недалеко от Родео-драйв. Этот человек, нисколько не стесняясь, называл себя звездным ростовщиком. Стены его заведения были увешаны фотографиями, на которых он гордо позировал рядом со звездами шоу-бизнеса. Те явно смущались, что фотограф застал их врасплох не в лучший период их жизни.
Лавка напоминала пещеру Али-Бабы. Чего там только не было! Рояль джазовой дивы любимая бейсбольная бита капитана «Доджерс», бутылка шампанского «Дом Периньон» 1996 года, картина Магритта, тюнингованный «Роллс-Ройс» известного рэпера, «Харли Дэвидсон» одного эстрадного певца, несколько ящиков вина «Мутон-Ротшильд» 1945 года и, несмотря на запрет академии, маленький позолоченный Оскар, принадлежащий популярному актеру, чье имя я не буду упоминать.
Я достал мобильник. Хотя исходящие звонки отключили, телефонной книгой пользоваться я мог. В ней я без труда нашел номер Мицуко.
Перегнувшись через бортик, я крикнул Билли:
— Вы не попросите своего нового дружка одолжить мне на минутку телефон? После недолгих переговоров с «садовником» она сообщила:
— Эстебан согласен, но это будет стоить пятьдесят долларов.
Я тут же протянул купюру, взамен получив старую «Нокиа» девяностых годов выпуска. Я с грустью посмотрел на нее: уродливая, тяжелая, невыразительная, без камеры и вайфая, зато, в отличие от моего мобильника, прекрасно работает.
Мицуко взял трубку после первого гудка.
— Алло, это Том Бойд.
— Чем могу помочь, старина?
Удивительно, но он неплохо ко мне относился.
Хотя в рассказе я изобразил ростовщика в неприглядном свете, он совсем не обиделся, даже наоборот, сумел извлечь выгоду из того, что стал литературным персонажем. Он поблагодарил меня, прислав оригинальное издание «Хладнокровного убийства» с автографом Трумена Капоте.
На вопрос «Как поживаешь?» Йошида признался, что благодаря экономическому кризису и падению биржи дела идут как нельзя лучше: он уже открыл филиал в Сан- Франциско и собирается открыть еще один в Санта-Барбаре.
|
|
|
— Ко мне идут все: врачи, дантисты, адвокаты. Закладывают «Лексусы», коллекции клюшек для гольфа, норковые манто своих жен, лишь бы расплатиться с долгами. А ты что звонишь? По делу?
Я рассказал про Шагала, но он отреагировал очень сдержанно:
— Рынок произведений искусства еще не вышел из кризиса. Заходи завтра, посмотрим, что можно сделать.
Я объяснил, что не могу ждать завтрашнего дня, что нахожусь в Сан-Диего и мне нужна наличка в ближайшие два часа.
— Тебе, наверное, отключили телефон, — догадался он. — Ты звонишь с незнакомого номера. А поскольку сплетни здесь распространяются с дикой скоростью, о тебе уже все известно…
— Что, например?
— Говорят, ты в полной заднице. И вместо того чтобы писать новый роман, закидываешься наркотой.
Мое молчание было красноречивее любого ответа. Я слышал, как Йошида стучит по клавиатуре, очевидно выясняя, сколько нынче стоит Шагал и за какую сумму уходили его полотна на последних аукционах.
— Могу устроить так, чтобы в течение часа тебе включили телефон, — внезапно предложил он. — Какой у тебя оператор? ТТА? Это будет стоить две тысячи долларов.
Я не успел раскрыть рта, как до меня донесся характерный щелчок, раздающийся, когда отправляешь электронное письмо. София знала все секреты своих клиентов и потому имела над ними полную власть, а Мицуко чувствовал себя уверенно, потому что от него зависело содержание их кошельков.
— А за картину могу предложить тридцать тысяч долларов.
— Ты шутишь! Она стоит как минимум шестьсот!
— Думаю, через пару лет, когда «новые русские» снова начнут сорить деньгами, на Сотбис за нее будут давать в сорок раз больше, чем сейчас. Но если хочешь получить наличные сегодня вечером, придется довольствоваться двадцатью восемью тысячами. Между прочим, мне придется заплатить хорошие комиссионные коллеге в Сан-Диего.
— Ты только что обещал тридцать!
— Минус две тысячи за телефон. И это при условии, что ты все сделаешь точно так, как я тебе скажу.
У меня не оставалось выбора. Я успокаивал себя тем, что за четыре месяца сумею выплатить всю сумму плюс пять процентов комиссионных и верну картину. Не факт, что получится, но рискнуть стоило.
— Сейчас пришлю инструкции на твой номер. Да, кстати, передай своему дружку Мило, что еще несколько дней, и его саксофон станет моим.
Закончив разговор, я отдал раритетный телефон Эстебану. В этот момент мы въехали в Сан-Диего. Солнце уже садилось. Удивительно красивый город купался в розово-оранжевом свете, напоминавшем о том, что Мексика совсем близко. На светофоре Билли выскочила из кабины и пересела ко мне.
— Бр-р-р, как холодно! — поежилась она, потирая ноги.
— Да уж, в таком наряде…
Пропустив мимо ушей мое замечание, она помахала у меня перед носом листком бумаги:
— Они дали адрес друга-механика, он поможет раздобыть машину. А у вас как дела?
Я взглянул на экран телефона. О чудо! Я снова мог совершать звонки. Кроме того, пришло сообщение от Мицуко: он просил воспользоваться встроенной в телефон камерой.
Билли помогла мне сфотографировать картину в нескольких ракурсах, в том числе мы сделали крупный план наклеенного на обороте сертификата подлинности. Затем я за несколько секунд скачал специальное приложение, которое автоматически поставило дату и место съемки на фотографиях, и отправил их на безопасный сервер. По словам ростовщика, это придавало снимкам особый статус и их можно было использовать в качестве доказательств, если кто-то посягнет на картину.
Операция заняла десять минут. Когда пикап остановился перед центральным вокзалом, мне уже пришло СМС от Мицуко с адресом коллеги, у которого можно было оставить картину, получив взамен двадцать восемь тысяч долларов.
Я помог Билли вылезти из кузова, вытащил багаж и поблагодарил садовников за помощь.
— Si vuelves рог aqui, me llamas, de acuerdo?[34]— сказал Эстебан, пожалуй слишком откровенно обнимая Билли.
— Si, si![35]
Она кокетливо провела рукой по волосам.
— Что сказал этот тип?
— Ничего! Просто пожелал хорошего путешествия.
— Давайте, издевайтесь надо мной… — ответил я, вставая в очередь у стоянки такси. Она заговорщически улыбнулась, и я не удержался:
— Ладно, неважно. Сегодня вечером, если все сложится хорошо, пойдем в ресторан, и я угощу вас кесадильей и чили кон карне.
Услышав о еде, она тут же снова затараторила, но то, что несколько часов назад ужасало меня, теперь казалось веселой музыкой.
— О, а вы пробовали энчиладас? Я их просто обожаю, особенно с курицей и хорошо прожаренные. Кстати, знаете, что их иногда готовят со свининой и креветками? А вот начос
— фу! — это я не люблю! А эскамолес вы когда-нибудь ели? Надо обязательно устроить дегустацию. Представляете, это личинки муравьев! Между прочим, супер-пупер-изысканное блюдо! Его даже называют «муравьиная икра». Странно, да? Я всего один раз пробовала, мы с подружками ездили в…
18 Мотель «Каса-дель-Соль» Одиночество — яд заключен в этом слове. Виктор Гюго
— Конечно, после «Бугатти» она выглядит убого… — разочарованно протянула Билли.
Южный пригород Сан-Диего, 19.00
В грязном темном ангаре рядом с невзрачной станцией техобслуживания
Билли устроилась на переднем сиденье «пятисотого» «Фиата» шестидесятых годов выпуска. Эту простенькую машину без украшений и хромированных деталей Сантос, друг подвозивших нас садовников, пытался втюхать нам, расхваливая на все лады.
— Машина, конечно, не очень удобная, но прочная, вы уж поверьте!
— Какого черта ее покрасили в ярко-розовый цвет?
— На ней ездила моя дочь, — ответил латинос.
— Ай! — вскрикнула Билли, ударившись головой. — Может, вы имели в виду Барби вашей дочери?
Я, в свою очередь, заглянул в салон.
— Тут нет заднего сиденья!
— Зато багажа больше влезет!
Делая вид, будто что-то понимаю в машинах, я осмотрел фары ближнего и дальнего света и поворотники.
— Вы уверены, что она соответствует техническим нормам?
— Насчет американских не уверен, но мексиканским вполне.
Я взглянул на экран телефона, чтобы узнать, который час. Мы благополучно забрали двадцать восемь тысяч долларов, но, пока добирались от антикварного магазина до станции техобслуживания, потеряли довольно много времени. Машина подходила нам, но за неимением прав мы не могли купить ее или взять напрокат законным способом. Зато она обладала одним несомненным достоинством: у нее были мексиканские номера, а это решало проблему с переходом границы.
В конце концов Сантос согласился продать ее за тысячу двести долларов. Нам понадобилось еще четверть часа, если не больше, чтобы запихнуть в автомобиль мой огромный чемодан и вещи Билли.
— А не эту ли машину называли «стаканчик йогурта»? — спросил я, изо всех сил налегая на багажник, чтобы закрыть его.
— El bote de yogur?[36]
Сантос повторил мой вопрос на испанском, притворяясь, что не видит связи между молочным продуктом и развалюхой, которую только что с радостью спихнул нам.
На этот раз за руль сел я, и мы с опаской пустились в путь. Было темно. Мы ехали по окраинным районам Сан-Диего. Плутая среди бесконечных стоянок и торговых зон, я с трудом выбрался на Национальное шоссе № 805 и направился в сторону границы.
Шины попискивали, а вместо яростного гудения «Бугатти» до уха доносился гнусавый храп «Фиата».
— Переключите на вторую, — посоветовала Билли.
— Если вы не заметили, я уже еду на четвертой!
Она посмотрела на спидометр — стрелка с трудом дотягивала до семидесяти.
— Да, быстрее не получится, — расстроилась Билли.
— Зато теперь мы точно не превысим скорость.
Наша развалюха кое-как добралась до огромного пограничного пункта, за которым виднелась Тихуана. Как обычно, здесь выстроилась очередь из машин и царило небывалое оживление. Стоя в очереди к проезду с табличкой «Mexico Only»,[37] я давал своей пассажирке последние наставления:
— Они крайне редко проверяют документы, когда выезжаешь из страны, но, если такое
случится, нам обоим грозит тюрьма, и на этот раз удрать не получится. Так что давайте без глупостей.
— Я вся внимание, — отозвалась Билли, хлопая ресницами, как Бетти Буп.[38]
— Все просто: вы не шевелитесь и не произносите ни слова. Мы честные мексиканские труженики, возвращающиеся домой. Ясно?
— Vale, secor.[39]
— А если прекратите свои издевки, то мне вообще будет казаться, что я еду в отпуск.
— Muy bien, secor.[40]
Впервые за день нам улыбнулась удача: каких-то пять минут — и мы в Мексике, ни тебе проверок, ни неприятностей!
Дорога тянулась вдоль моря. К счастью, механик установил в машине старенькое радио с плеером. Но единственной кассетой, обнаруженной в бардачке, оказался альбом Энрике Иглесиаса, что привело в восторг Билли и отравило мне существование до самой Энсенады.
Внезапно разразилась страшная гроза, и на нас обрушились нескончаемые потоки дождя. Лобовое стекло было крошечным, а дворники такими слабыми, что не справлялись с наводнением. Их постоянно заедало, и время от времени приходилось высовывать руку, чтобы привести их в действие.
— Надо найти где переночевать.
— Да, я как раз об этом подумал.
На первом мотеле висела табличка «Мест нет». Из-за дождя мы плелись со скоростью двадцать километров в час, вынуждая всех следующих за нами ехать так же чудовищно медленно. Добрых четверть часа нас сопровождали гудки машин — разъяренные водители нетерпеливо жали на клаксоны.
Наконец мы остановились в Сан-Тельмо, в мотеле «Каса-дель-Соль», чья светящаяся вывеска с ободряющими словами «Есть свободные места» мерцала в ночи. Увидев припаркованные машины, я догадался, что заведению далеко до очаровательных мини- гостиниц типа «Бэд энд Брэкфаст».[41]Ладно, в конце концов, у нас деловое путешествие, а не медовый месяц.
— Возьмем один номер? — язвительно спросила Билли, открывая дверь.
— Один, но с двумя кроватями.
— Если думаете, что я наброшусь на вас…
— Вряд ли. Я не садовник и совсем не в вашем вкусе. Портье встретил нас недовольным ворчанием.
Билли хотела посмотреть комнату, прежде чем заселяться, но я схватил ключ и сразу расплатился.
— Все равно деваться некуда: на улице льет как из ведра, и я дико устал.
Мотель представлял собой одноэтажное строение в виде буквы П. Во дворе росли чахлые деревца, пригибавшиеся к земле под потоками дождя.
Как я и предполагал, номер оказался по-спартански простым. Горела тусклая лампочка, неприятно пахло плесенью, а мебель, очевидно, помнила еще президента Эйзенхауэра. Мне бросился в глаза огромный телевизор на колесиках с динамиком под монитором — такие модели ценят любители барахолок и блошиных рынков.
— Представляете, кто-то сидел в этой комнате и смотрел, как первый человек высаживается на Луне или как убивают Кеннеди! — пошутила Билли.
Я попытался включить телевизор. Раздалось невнятное шипение, но экран оставался
темным.
— Да уж, финал «Супер Боул»[42]придется смотреть в другом месте…
Я заглянул в ванную: просторная душевая кабинка, но на кране явные следы ржавчины.
— Знаете хитрость? Чтобы узнать, насколько хорошо убирают в гостинице, надо заглянуть за мебель, — улыбнулась Билли.
Она, недолго думая, отодвинула тумбочку и вскрикнула:
— Какая гадость!
Моментально сняв туфлю, Билли раздавила таракана. Потом обернулась и заглянула мне в глаза, ища поддержки:
— А как насчет нашего мексиканского ужина? Но от моего энтузиазма не осталось и следа.
— Во-первых, здесь нет ресторана, во-вторых, на улице страшный ливень, а я умираю от усталости и не готов садиться за руль в такую погоду.
— Ну да, все мужчины такие: сначала наобещают с три короба…
— Да-да, все так и есть. Я ложусь спать!
— Подождите! Может, хотя бы пропустим по стаканчику? Я видела небольшой бар неподалеку отсюда…
Но я уже снял ботинки и улегся на кровать.
— Идите без меня. Уже поздно, а завтра нам предстоит долгая дорога. И потом, я вообще не люблю бары, а уж тем более придорожные забегаловки.
— Отлично, пойду одна.
Билли достала из сумки одежду, закрылась в ванной и вскоре появилась в тех же джинсах и кожаном приталенном пиджаке, в которых была днем. Она уже стояла на пороге, но, очевидно, ей что-то очень хотелось сказать.
— Говорите, вы не в моем вкусе… — начала она.
— И что с того?
— Как думаете, какие мужчины мне нравятся?
— Ну, например, этот мудак Джек. Или Эстебан, который всю дорогу пялился на вас, а вы ерзали и бросали на него кокетливые взгляды.
— А вы правда так считаете или хотите сделать мне больно?
— Вы такая, какая есть. Я вас создал, поэтому знаю вас лучше, чем кто бы то ни было. Билли сурово взглянула на меня и молча открыла дверь.
— Подождите, возьмите немного денег. Она ответила с вызовом:
— Если вы действительно так хорошо меня знаете, должны помнить, что я никогда не плачу за себя в баре…
* * *
Оставшись один, я принял прохладный душ, перебинтовал ногу и полез в чемодан за пижамой. Внутри, как и обещала Билли, меня ждал ноутбук — на долю секунды мне показалось, что все несчастья из-за него. Какое-то время я ходил туда-сюда по комнате: открыл шкаф, повесил куртку, потом долго искал подушку, но так и не нашел. В тумбочке рядом с дешевым изданием Нового Завета лежали две книги, очевидно забытые бывшими постояльцами. Первая — бестселлер Карлоса Руиса Сафона «Тень ветра», когда-то я подарил такой же томик Кароль. Вторая называлась «La Compagnia de los Angelos»[43]— до меня не сразу дошло, что это мой первый роман, переведенный на испанский. Я с
любопытством пролистал издание. Читавший его человек подчеркнул некоторые фразы и кое-где оставил пометки на полях. Не знаю, понравилась ему книга или нет, но он точно не остался равнодушным, а это главное.
Неожиданная находка приободрила меня. Устроившись за крошечным пластиковым столом, я включил компьютер.
«А вдруг вдохновение вернется? Вдруг я снова смогу писать?»
Система запросила пароль. Постепенно в мою душу закрадывался ужас, но я пытался убедить себя, что это не что иное, как творческое возбуждение. Наконец на мониторе возник райский пейзаж. Я открыл текстовый редактор, и перед глазами появилась белая страница. В самом верху мигал курсор. Он словно ждал, когда же мои пальцы забегают по клавиатуре, позволив ему пуститься в пляс. Но тут пульс помчался галопом, а сердце словно сжали тисками. Голова закружилась, к горлу подступил комок… и я судорожно захлопнул ноутбук.
«Вот черт».
Творческий застой, синдром чистой страницы… Никогда бы не подумал, что со мной это произойдет. Я считал, что отсутствие вдохновения — проблема самовлюбленных интеллектуалов, которая не касается таких маньяков, как я, с десяти лет выдумывающих разнообразные истории.
Некоторым, чтобы творить, нужно довести себя до отчаяния, если жизнь не дает достаточно поводов. Другие черпают вдохновение в тяжелых испытаниях. После разрыва с Авой Гарднер Фрэнк Синатра сочинил «I'm a Fool То Want You».[44]Расставшись с Мари Лорансен, Аполлинер написал «Мост Мирабо». Стивен Кинг признавался, что без алкоголя и наркотиков роман «Сияние» не увидел бы свет. Я же не нуждался в допинге. Долгие годы я работал днем и ночью, даже в Рождество и День благодарения, с единственной мыслью: успеть записать все, что рождается в моей голове. Начав роман, я забывал о реальности и жил словно в трансе или под гипнозом. В это благословенное время творчество становилось моим единственным наркотиком: даже самый чистый кокаин не вызывал такую эйфорию, даже самое дикое опьянение не рождало столь сладостного чувства.
Но теперь это было далеко. Очень далеко. Я бросил писать, и вдохновение покинуло меня.
* * *
Таблеточка успокоительного. Зачем делать вид, что ты сильнее, чем есть на самом деле? Проще смириться с зависимостью.
Я лег, погасил свет и стал ворочаться с боку на бок, не в силах уснуть от внезапно накатившего чувства беспомощности. Почему я не могу работать? Почему мне нет дела до моих персонажей?
Старый круглый будильник показывал одиннадцать. Билли не возвращалась, и я начал волноваться. Зачем я так сурово обошелся с ней? Наверное, дело в том, что ее появление выбило меня из колеи и я никак не мог понять, как вести себя, а главное, осознавал, что не могу вернуть ее в воображаемый мир.
Я встал, поспешно оделся и вышел под дождь. Минут через десять мне в глаза бросилась бледно-зеленая светящаяся вывеска «Linterna Verde».[45]
Это оказался бар для простонародья, куда наведывались преимущественно мужчины. Внутри было полно народу, царила праздничная атмосфера. Текила лилась рекой, а из колонок несся оглушительный рок. Официантка с заставленным бутылками подносом переходила от стола к столу, подливая посетителям. На стойке сидел жалкого вида попугай
и развлекал людей своими проделками. Барменша, к которой завсегдатаи обращались по имени Палома, принимала заказы, строя из себя кинозвезду. Я заказал пиво и, получив бутылку «Короны» с четвертинкой лимона в горлышке, обвел взглядом помещение. Зал украшали деревянные панели с картинками, отдаленно напоминающие рисунки майя. На стенах висели старые фотографии героев вестернов вперемежку с флажками местной футбольной команды.
Билли сидела за столиком в глубине бара с двумя молодцами — они курили самокрутки и громко смеялись. Я подошел поближе. Девушка увидела меня, но притворилась, что не замечает. Судя по расширенным зрачкам, она уже немало выпила. А пьянела Билли моментально, я хорошо это помнил. Мне был знаком и этот тип парней с их жалкой тактикой: такого рода недоумки обладали врожденным нюхом на женщин, которых легко затащить в постель.
— Пойдемте, провожу вас в гостиницу.
— Отвалите! Вы мне не отец и не муж. Я предложила вместе пойти в бар, а вы в ответ наговорили гадостей.
Дернув плечами, Билли окунула кусочек тортильи в плошку с гуакамоле.
— Хватит играть в капризного ребенка, вы же знаете, что моментально напиваетесь.
— Ничего я не напиваюсь.
Словно провоцируя меня, она схватила стоящую на столе бутылку мескаля, налила себе рюмку и отдала емкость своим приятелям. Те сделали по глотку прямо из горла. Один из них, накачанный малый в футболке с надписью «Jesus», протянул мне бутылку, приглашая присоединиться.
|
|
|
