 |
Маленькая девочка из Мак-Артур-Парка 8 глава
|
|
|
|
— Как… как это произошло? — спросила она, вытирая скатившуюся по щеке слезу.
Я положил руку ей на плечо, тщетно подыскивая утешительные слова и не зная, как объяснить случившееся. В этот момент дверь распахнулась, и в палату вошли Мило и Мортимер Филипсон.
У доктора было озабоченное лицо, под мышкой он сжимал папку с бумагами. Он коротко поздоровался и некоторое время изучал цифры на небольшом экране в изножье кровати. Через несколько минут он наконец обратил на нас внимание и сообщил:
— Мисс, большая часть анализов готова.
В его взгляде читались одновременно возбуждение и недоумение. Он вынул из кармана белый маркер, разложил принесенную с собой небольшую прозрачную доску и написал несколько слов.
— Во-первых, черная субстанция, которая вышла из вас, — это типографские чернила.
Мы нашли характерные следы пигментного красителя, полимеров, растворителя… Он оборвал фразу и строго спросил:
— Вы хотели покончить с собой?
— Нет, конечно! — запротестовала девушка.
— Я задаю этот вопрос, потому что не вижу способа отрыгнуть это вещество, предварительно не проглотив его. Оно не вырабатывается человеческим организмом ни при каких заболеваниях.
— Что еще вы обнаружили? — спросил я.
Мортимер Филипсон протянул каждому из нас по листу бумаги с кучей цифр и терминов, которые я слышал в сериалах «Скорая помощь» и «Анатомия страсти», но понятия не имел, что они значат: гемограмма, ионограмма, мочевина, креатинин, гликемия, печеночные показатели, гемостаз…
Записывая на доске еще один термин, доктор сообщил:
— Как я и предполагал, у вас анемия, то есть очень низкий уровень гемоглобина, всего девяносто граммов на литр. Это объясняет бледность, слабость, головную боль, учащенное сердцебиение и головокружение.
|
|
|
— Анемия может быть симптомом другого заболевания? — спросил я.
— Чтобы выяснить это, надо сделать дополнительные анализы. Но сейчас меня больше волнует другое…
Рассматривая результаты анализа крови, даже я, человек, ничего не смыслящий в медицине, понял, что дело плохо.
— Кажется, уровень сахара низковат?
— Да, ноль целых одна десятая грамма на литр — это серьезная форма гипогликемии, неизвестная науке.
— Что значит «неизвестная науке»? — забеспокоилась Билли.
— Диагноз «гипогликемия» ставится при низком уровне сахара в крови. Когда мозг получает недостаточно глюкозы, человек испытывает слабость и головокружения, но ваши показатели не вписываются ни в какие нормы…
— Что это значит?
— Это значит, что в данную минуту вы должны быть мертвы или как минимум пребывать в глубокой коме.
Мы с Мило воскликнули в один голос:
— Не может быть! Филипсон покачал головой:
— Мы три раза переделали анализы. Все это уже странно, но есть еще более загадочные вещи.
Он снова снял колпачок с белого маркера и заговорил, держа его в руке:
— Ночью в клинике дежурил интерн, который пишет диссертацию под моим руководством. Он решил провести спектроскопическое исследование. Это техника, позволяющая идентифицировать молекулы, измерив их массу и химическую струк…
— И что? — перебил я.
— Анализ выявил ненормальную для человека концентрацию углеводов. Проще говоря, мисс, мы обнаружили в вашей крови целлюлозу.
Написав на прозрачной доске слово «целлюлоза», доктор пояснил:
— Вы наверняка знаете, что целлюлоза является основным компонентом древесины.
Кроме того, ее много в хлопке и бумаге.
Я не понимал, что это значит, пока он не задал вопрос:
— Представьте, что проглотили ватный тампон. Как думаете, что с ним произойдет?
— Ничего особенного. Выйдет естественным путем… — предположил Мило.
|
|
|
— Вы абсолютно правы. Человеческий организм не переваривает целлюлозу. Это отличает нас от коров, коз и прочих травоядных.
— Если я правильно понимаю, обычно человеческий организм не содержит целлюлозу, значит… — начала Билли.
— …значит, с биологической точки зрения вы не совсем человек. Такое ощущение, что какая-то ваша часть приобретает «растительные черты», — закончил за нее врач.
* * *
Доктор надолго замолчал, словно сам не мог поверить в сказанное. В папке остался последний лист — результаты анализа волос.
— Мы обнаружили высокую концентрацию гидросульфата натрия и пероксида водорода, более известного как…
— …перекись водорода, — догадался я.
— Вообще-то, человеческий организм умеет вырабатывать это вещество. Оно тормозит синтез пигментов, придающих волосам цвет, поэтому с возрастом у нас появляется седина. Но обычно это происходит постепенно — ни разу не видел, чтобы двадцатишестилетняя женщина поседела за одну ночь.
— Это на всю жизнь? Доктор Мортимер замялся:
— Э-э-э… Известны отдельные случаи частичного восстановления цвета волос, например когда пациент вылечивался после тяжелой болезни или переставал принимать агрессивные препараты. Но, признаюсь, такое случается редко.
Он задумался и, глядя на Билли с неподдельным состраданием, признался:
— Мисс, у вас редкое и очень серьезное заболевание, с которым наша маленькая клиника не справится. Сегодня побудете здесь, а потом советую как можно скорее вернуться на родину.
* * *
Час спустя
Мы остались втроем. Билли поплакала, поплакала и уснула. Мило развалился на стуле, доедая обед, от которого она отказалась, и не спуская глаз с забытой врачом доски.
— Кажется, я понял.
Он подошел к доске, схватил маркер и объединил фигурной скобкой первые два слова.
— Эти жирные липкие чернила, которыми вырвало твою подружку, — такими заправляют ротационные машины в типографиях. Причем чаще всего их используют при печатании книг…
— Ничего себе!
— Целлюлоза — главная составляющая древесины, здесь все ясно. А из древесины делают…
— Э-э-э… мебель?
— …бумажную массу, — поправил Мило, дополнив список доктора Филипсона. — Перекись водорода и гидросульфат натрия используют для отбеливания…
|
|
|
— Бумаги?
Вместо ответа он повернул ко мне прозрачную доску:
— Том, честно говоря, я не верил этим россказням о девушке, выпавшей из книги, но
приходится признать очевидное: твоя подружка снова превращается в персонаж романа.
Некоторое время он стоял, задумчиво глядя перед собой, затем повернулся к доске и дорисовал схему:
— Похоже, вымышленный мир набирает силу, — подытожил он.
Теперь Мило ходил туда-сюда, бурно жестикулируя. Я ни разу не видел его таким возбужденным.
— Успокойся! И объясни наконец, что ты имеешь в виду!
— Том, это же очевидно! Раз Билли — персонаж романа, жизнь в реальном мире — серьезное испытание для нее!
— Как если бы рыбу выкинуло на сушу…
— Именно! Вспомни, что мы смотрели в детстве. Почему инопланетянин в фильме Спилберга заболевает?
— Он скучает по своей планете.
— Почему русалка из «Всплеска»[69]не может долго оставаться на земле? Почему человек не способен существовать в воде? Да потому, что у каждого организма свои особенности и он живет только в определенных условиях.
Вполне правдоподобная теория, если бы не одно «но».
— Я провел с Билли три дня: она ни разу не жаловалась на то, что ей тяжело в реальной жизни, а энергия из нее била ключом. Что же произошло сейчас?
— Понятия не имею.
Мило любил, чтобы все было логично и рационально. Он нахмурился, снова сел на стул, закинув ногу на ногу, и ушел в себя.
— Надо вернуться в начало этой истории и понять, как персонаж романа сумел проникнуть в реальную жизнь, — пробормотал он.
— Я уже несколько раз говорил: Билли упала со строчки, из середины неоконченной фразы, — сказал я, в точности повторяя ее слова.
— Как же я мог забыть! Стотысячный тираж с половиной пустых страниц! Вот и
«входная дверь». Кстати, надо узнать, уничто…
Мило замер с открытым ртом и схватил мобильник. Пролистав несколько десятков писем, он наконец нашел то, что искал.
— Во сколько начался приступ? — спросил он, не отрывая глаз от экрана телефона.
— Кажется, около полуночи, когда я вернулся в номер.
|
|
|
— По нью-йоркскому времени это два часа ночи?
— Да.
— Тогда я знаю причину болезни, — заявил он, протягивая айфон. Я прочитал письмо из издательства: От:[email protected]
Тема: Уничтожение бракованного тиража Дата: 9 сентября 2010 02:03 Кому:[email protected]
Господин Ломбардо!
Спешу уведомить Вас о том, что бракованный тираж специального издания второго тома «Трилогии ангелов» Тома Бойда полностью уничтожен.
Количество уничтоженных экземпляров: 99 999 штук.
Операция производилась под контролем судебного пристава с 20.00 восьмого сентября до 2.00 девятого сентября на перерабатывающем заводе Шепард в Бруклине, штат Нью- Йорк. С наилучшими пожеланиями, Р. Браун
— Видел время?
— Да. Именно тогда у Билли начался припадок.
— Ее жизнь напрямую связана с этим тиражом, — отчеканил Мило.
— Получается, уничтожив его, мы чуть не убили ее.
Открытие взбудоражило нас и повергло в ужас. Мы чувствовали себя беспомощными, столкнувшись с ситуацией, где от нас ничего не зависит.
— Если сидеть сложа руки, она умрет, — сказал я.
— А что тут сделаешь? Весь тираж уже уничтожен!
— Нет, в этом случае Билли была бы мертва. По крайней мере одна книга цела.
— Издательство прислало мне один экземпляр! А я отдал его тебе! Что ты с ним сделал? — воскликнул Мило.
Пришлось хорошенько покопаться в памяти, чтобы ответить на вопрос. Я вспомнил, как открывал роман в тот достопамятный вечер, когда мокрая Билли свалилась ко мне в гостиную. На следующее утро, незадолго до того, как девушка показала татуировку, я снова взял его в руки…
Я не мог сосредоточиться. Картинки мелькали в голове, сменяя друг друга. Что же произошло потом… потом… мы поссорились, и я со злости швырнул книгу в помойное ведро!
Мило присвистнул, узнав о судьбе последнего экземпляра.
— Да, мы вляпались!
Я потер глаза. У меня тоже поднялась температура. Я тут же вспомнил все свои беды: нестерпимо болевшую вывихнутую ногу, армию мексиканцев, избивших меня в баре у мотеля, свое дурацкое тело, напичканное лекарствами, идиота, который ни с того ни с сего дал мне в нос, и, конечно, неожиданный и волнующий поцелуй странной девушки, хозяйничавшей в моей жизни…
Меня мучила мигрень, а голова напоминала земной шар, внутри которого кипела и булькала лава. Вдруг сквозь этот бред пробилась здравая мысль:
— Надо попросить домработницу не выбрасывать книгу.
Мило протянул мне телефон. Я сразу дозвонился до Терезы. К несчастью, пожилая женщина два дня назад вынесла мусор.
Мой друг сразу все понял и состроил недовольную гримасу. Где теперь роман? В центре сортировки бытовых отходов? На мусоросжигательном или перерабатывающем заводе? А может, кто-то подобрал его? Нужно во что бы то ни стало найти книгу, хотя это равносильно поискам иголки в стоге сена.
|
|
|
Ясно одно: надо спешить.
От этого зависит жизнь Билли.
27 Always on my mind[70]
Любить кого-то — это еще и любить счастье этого человека. Франсуаза Саган
Билли все еще спала. Мило пошел к Кароль. Мы договорились встретиться через два часа в библиотеке, чтобы кое-что поискать и разработать план действий. В вестибюле я встретил Аврору: она оплачивала счет у стойки.
Искусственный беспорядок на голове, солнечные очки, которые так любят звезды, и одежда в ретро-богемном стиле: короткое платье, рокерская кожаная куртка, ботильоны на высоком каблуке и винтажная дорожная сумка. Любая другая женщина в таком наряде выглядела бы смешно, на Авроре же все смотрелось безупречно.
— Уезжаешь?
— Да. Завтра вечером выступаю в Токио.
— В Киои-холле?
Удивительно, но я не забыл название места, где она играла во время турне по Японии, в котором я сопровождал ее.
Глаза Авроры загорелись:
— Помнишь старый «Плимут Фурия», который ты взял напрокат? Как мы намучились, пока искали концертный зал! Я влетела в гримерку за три минуты до начала выступления и никак не могла отдышаться, потому что всю дорогу бежала.
— Ты все равно хорошо отыграла!
— А потом мы целую ночь провели в дороге, чтобы увидеть «бурлящий ад» Беппу![71]
При воспоминании об этом эпизоде мы погрузились в ностальгию. Да, были и у нас моменты счастья и безмятежности, причем не так давно…
Наконец Аврора прервала неловкое, но такое трогательное молчание, извинившись за поведение Рафаэля Барроса. Оказывается, она звонила ночью, чтобы узнать, как дела, но не застала меня в номере. Пока коридорный выносил чемоданы, я вкратце рассказал о болезни Билли. Аврора слушала с интересом. Ее мать умерла в тридцать девять от слишком поздно выявленного рака груди. После этой неожиданной смерти пианистка ударилась в ипохондрию и очень переживала за здоровье близких.
— Боюсь, это что-то серьезное. Ее надо срочно показать хорошему врачу. Если хочешь, могу кое-кого посоветовать.
— Кого же?
— Профессор Жан Батист Клузо, великолепный диагност, можно сказать, французский доктор Хаус. Он возглавляет кардиологическое отделение одной парижской больницы, а большую часть времени работает над созданием искусственного сердца, но если сослаться на меня, обязательно примет.
— Твой бывший любовник?
Аврора закатила глаза:
— Клузо меломан и часто приходит послушать меня, когда я играю в Париже. Он гений, хотя далеко не так хорош, как Хью Лори, сам увидишь.
Она включила свой смартфон и нашла в длинном списке контактов телефон врача. Уже садясь в машину, она бросила:
— Жди, сейчас перешлю номер.
Служащий захлопнул дверцу, и шикарный автомобиль направился к массивным воротам, преграждающим вход на территорию комплекса. Но, не проехав и пятидесяти метров, такси остановилось посреди аллеи. Аврора выскочила, подбежала и быстро поцеловала меня. Прежде чем снова исчезнуть, она надела на меня наушники и сунула в руки плеер.
У меня на губах остался вкус ее поцелуя, а в ушах звучали слова одной из самых красивых баллад Элвиса, которую я открыл Авроре, когда мы были влюблены настолько сильно, чтобы дарить друг другу песни.
Maybe I didn't treat you
Quite as good as I should have Maybe I didn't love you
Quite as often as I could have You were Always On My Mind
You were Always On My Mind[72]
Испытание
Читателя наряду с автором можно считать главным персонажем романа, без него ничего бы не произошло.
Эльза Триоле
Откуда в отеле такая роскошная библиотека?
Наверное, щедрого подарка эмира хватило не только на клинику. Больше всего поражал анахронизм в оформлении и бросающаяся в глаза элитарность помещения, словно это был читальный зал престижного английского университета, а не гостиничная библиотека. В украшенных изящными коринфскими колонками шкафах стояли тысячи томов в элегантных переплетах. При взгляде на тяжелые резные двери, мраморные бюсты и старинные деревянные панели на стенах возникало ощущение, что перенесся на несколько веков назад. Единственная уступка современности — компьютеры последней модели были спрятаны в шкафах из орехового дерева.
В юности я бы отдал все, лишь бы получить возможность работать в таком месте. У меня в комнате не было письменного стола, и уроки я делал, запершись в туалете: на колени клал служившую столом доску, а на голову надевал строительную каску, слегка заглушавшую крики соседей.
Библиотекарша в круглых очках, мохеровом свитере и шотландской юбке выглядела так, словно телепортировалась из прошлого. Просмотрев список необходимых мне книг, она призналась, что я ее первый читатель за день.
— Люди приезжают сюда отдыхать, им больше нравится лежать на пляже, чем читать сочинения Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.
Слабо улыбнувшись, я принял из ее рук стопку книг и большую чашку горячего шоколада с мексиканскими специями.
Я устроился у большого окна рядом с небесным глобусом Коронелли[73]и, не
откладывая дела в долгий ящик, взялся за книги.
* * *
Атмосфера как нельзя лучше способствовала работе. Тишину нарушал только шелест переворачиваемых страниц и мягкое шуршание ручки. На столе передо мной лежало несколько тщательно отобранных справочных изданий: «Что такое литература» Жана Поля Сартра, «Lector in fabula»[74] Умберто Эко и «Философский словарь» Вольтера. За два часа я исписал добрый десяток страниц. Я чувствовал себя в родной стихии: книги, тишина и покой, как будто я снова преподаю в школе литературу.
— Вау! Да здесь как в университете!
Мило ввалился в величественный зал, словно грязный пес в элегантную гостиную. Кинув сумку на кресло, он заглянул мне через плечо.
— Ну, нашел что-нибудь?
— Я составил план действий, но нужна твоя помощь.
— Без проблем!
Я надел на ручку колпачок и заговорил:
— Надо распределить обязанности. Ты вернешься в Лос-Анджелес и попытаешься найти уцелевший экземпляр книги. Знаю, шансов мало, но, если его уничтожат, Билли точно умрет.
— А ты?
— Повезу ее в Париж к врачу, которого посоветовала Аврора. Надо приостановить развитие болезни. Но главное…
Я сложил раскиданные по столу листы бумаги, собираясь с мыслями.
— Что главное?
— Я должен написать третий том, чтобы Билли вернулась домой. Мило нахмурился:
— Не понимаю, почему ты так уверен, что, написав книгу, отправишь ее обратно?
Я взял блокнот и постарался четко, в манере доктора Филипсона, изложить все, что передумал за последние два часа.
— Ты, я, Кароль — мы живем в реальном мире. Это настоящая жизнь, в ней мы совершаем различные поступки и сталкиваемся с себе подобными, то есть с людьми.
— Это понятно.
— Но есть еще и воображаемый мир — мир литературы и вымысла. Там до недавнего времени жила Билли.
Для большей убедительности я нарисовал табличку:
— Продолжай, — потребовал Мило.
— Как ты сам сказал, Билли пересекла границу между двумя мирами благодаря типографской ошибке. Сто тысяч бракованных экземпляров книги открыли ей дверь в другое измерение.
Мило одобрительно хмыкнул.
— И вот, попав в непривычное окружение, Билли стала терять силы. Мило подскочил.
— Значит, единственная возможность не дать ей умереть здесь — это найти последний бракованный экземпляр…
— 
А чтобы отправить ее обратно, надо написать третий том. Так она сможет вернуться туда, откуда пришла.
Мило с интересом рассматривал схему, но его явно что-то смущало.
— До тебя так и не дошло, почему третий том позволит ей вернуться домой?
— Честно говоря, нет.
— Ладно, слушай. Объясняю еще раз. Как по-твоему, кто создает воображаемый мир?
— Конечно, ты! Ну, то есть писатель.
— Ты прав. Но я проделываю лишь половину работы.
— А вторую кто?
— Читатель…
Мило озадаченно посмотрел на меня.
— Вот смотри, что написал Вольтер в тысяча семьсот шестьдесят четвертом году, — сказал я, показывая свои записи.
Склонившись над блокнотом, он прочитал вслух:
— Самые нужные книги — это те, в которых половину читатели додумывают сами. Я вскочил из-за стола и принялся убеждать его:
— Давай подумаем, что такое книга. Всего-навсего определенная последовательность букв. Чтобы рассказ стал рассказом, недостаточно поставить финальную точку. У меня в столе лежит несколько незаконченных произведений, но они мертвы, ведь их никто не видел. Книга оживает благодаря читателю. Именно он вдыхает в повествование жизнь, создавая у себя в голове воображаемый мир, в котором существуют персонажи.
Нашу беседу прервала страдающая от безделья библиотекарь. Она принесла Мило чашку горячего шоколада со специями. Сделав глоток, мой друг заметил:
— Каждый раз, когда очередной роман выходит в продажу и начинает жить своей жизнью, ты говоришь, что больше он тебе не принадлежит…
— Так оно и есть! Книга принадлежит читателю. Он перехватывает инициативу: поселяет персонажей в своем воображении, по-своему интерпретирует некоторые пассажи, находя те смыслы, о которых я даже не задумывался. Но все это часть игры!
Мило внимательно слушал и строчил в моем блокноте:
Я не сомневался в своей теории, ведь я всегда считал, что книга по-настоящему рождается, лишь попав в руки читателей. Едва научившись складывать буквы, я пытался проникнуть как можно глубже в воображаемый мир любимых книг: предвосхищал события, высказывал тысячи предположений, пытался опередить автора, а перевернув последнюю страницу, придумывал продолжение истории. Читательская фантазия позволяет тексту выйти за границы напечатанного и обрести настоящую жизнь.
— То есть ты считаешь, что писатель и читатель вместе создают воображаемый мир?
— Мило, это не я так считаю, а Умберто Эко! И Жан-Поль Сартр!
Я протянул открытую книгу и показал ему подчеркнутую фразу: «Чтение — это соглашение о великодушии между автором и читателем. Оба доверяют друг другу и друг на друга рассчитывают».
— Но в чем конкретно это выражается?
— Все очень просто. Я напишу новый роман, но только когда первые читатели откроют его для себя, Билли вернется из реального мира в воображаемый.
— Значит, нельзя терять ни секунды. Я должен во что бы то ни стало отыскать книгу. Это единственное, что позволит Билли продержаться, пока ты работаешь, — сказал Мило, садясь за компьютер.
Он зашел на сайт «Мексикана Эйрлайнс».
— Ближайший рейс в Лос-Анджелес через два часа. Если успею, к вечеру буду в Мак- Артур-Парке.
— Зачем тебе туда?
— Если хочешь отвезти Билли в Париж, надо срочно сделать ей фальшивый паспорт. У меня остались кое-какие связи, пришло время воспользоваться ими…
— А как же машина?
Мило открыл дорожную сумку, достал несколько пачек банкнот и разделил их на две равные части.
— Сегодня утром ее забрал подручный Йошиды Мицуко. Это все, что я смог вытрясти из него. Надеюсь, на несколько недель хватит.
— У нас же больше ничего не осталось!
— Да, а надо ведь еще расплатиться с долгами. Придется работать лет двадцать, просто чтобы не сесть в тюрьму.
— Хм, ты об этом не говорил.
— Думал, сам догадаешься.
Я решил немного успокоить Мило:
— Сейчас главное — спасти жизнь. Думаю, это достаточно благородное занятие.
— Тут ты прав. А по-твоему, стоит выворачиваться наизнанку ради этой Билли?
— Думаю, да. Это наш человек, — с трудом подбирая слова, ответил я. — Мне кажется, она могла бы быть членом «семьи», которую мы с тобой и Кароль придумали себе. Она как мы: за защитным панцирем скрывается нежная добрая душа, эдакая болтушка с чистым сердцем, которую жизнь изрядно потрепала.
Мы с Мило обнялись на прощание. На пороге он обернулся и спросил:
— Ты сможешь написать роман? Я думал, ты сейчас не в том состоянии.
Я взглянул в окно: огромные серые тучи закрывали горизонт, отчего пейзаж напоминал сельскую местность в Англии.
— У меня нет выбора, — ответил я, закрывая блокнот.
Когда мы вместе
Замерзнув ночью, я встал и накрыл его вторым одеялом. Ромен Гари
Аэропорт Шарля де Голля Воскресенье, 12 сентября
Таксист уверенно схватил чемодан Билли и швырнул в багажник прямо на мою сумку с компьютером. В «Приусе»-гибриде радио орало так громко, что пришлось три раза повторить адрес.
Машина отъехала от терминала и вскоре застряла в пробке на окружном бульваре.
— Добро пожаловать во Францию, — подмигнул я Билли. Она только пожала плечами.
— Тебе не удастся испортить мне удовольствие. Я всю жизнь мечтала побывать в Париже.
Несколько километров автомобиль тащился еле-еле, потом, добравшись наконец до ворот Майо, помчался по авеню Де ля Гранд-Арме и выехал на круглую площадь в начале Елисейских Полей. Билли сидела с открытым ртом. Она как ребенок рассматривала Триумфальную арку, «самую прекрасную в мире улицу» и непревзойденной красоты площадь Согласия.
Я несколько раз летал с Авророй в Париж, но почти ничего там не видел. Моя бывшая возлюбленная жила урывками между концертами и самолетами, у этой кочевницы не находилось времени даже показать мне родной город. Мы ни разу не задерживались здесь дольше чем на два-три дня, а большую часть времени проводили в ее элегантной квартире на улице Лас Касес, рядом с церковью Святой Клотильды. Поэтому я успел изучить лишь несколько улиц шестого и седьмого округов да десяток ресторанов и модных галерей, куда Аврора таскала меня.
Мы пересекли Сену, выехали на Левый берег и свернули с набережной в районе музея Орсе. При виде колокольни и контрфорсов церкви Сен-Жермен-де-Пре я догадался, что мы почти приехали (квартиру я снял через Интернет, будучи в Мексике). Действительно, еще несколько поворотов — и таксист высадил нас у дома номер пять по улице Фюрстемберг, рядом с небольшой круглой площадью со старинными магазинчиками в каждом доме. Ничего очаровательнее я в жизни не видел.
На небольшом газоне в центре площади стоял фонарь с пятью стеклянными шарами в окружении четырех павловний. Темно-синие черепичные крыши блестели на солнце. От тихой площади лучами расходились узкие улочки. Этот романтичный уголок, казалось, сошел прямиком с рисунков Пейне.
* * *
Прошел год, но я прекрасно помню, как Билли выходит из машины и смотрит на все горящими от восхищения глазами. Тогда я еще не знал, что предстоящие несколько недель станут самыми прекрасными и самыми печальными в моей жизни.
* * *
Общежитие для девочек Кампус Университета Беркли Калифорния
— Тебе посылка! — крикнула Ю Чан, входя в комнату, которую с начала учебного года делила с Бонни дель Амико.
Бонни сидела за письменным столом, уткнувшись в компьютер. Она подняла голову, чтобы поблагодарить соседку, и вернулась к шахматной партии.
Это была девочка-подросток с темными, коротко стриженными волосами и открытым, еще по-детски круглым лицом, но серьезный, сосредоточенный взгляд говорил о том, что, несмотря на юный возраст, она уже многое повидала.
Осеннее солнце заглядывало в окно, освещая увешанные постерами стены комнатушки. С плакатов смотрели кумиры двух девочек: Роберт Паттинсон, Кристен Стюарт, Альберт Эйнштейн, Барак Обама, Далай-лама.
— Не хочешь открыть? — спросила китаянка через несколько минут. Бонни рассеянно хмыкнула.
— Задам взбучку этой чертовой машине и открою.
Она сделала смелый ход, переместив коня на Д-4 в надежде съесть слона.
— Может, это подарок Тимоти, он же в тебя безумно влюблен, — предположила Ю Чан, рассматривая посылку.
Бонни снова хмыкнула:
— Плевать мне на этого Тимоти.
В ответ на ее маневр компьютер двинул вперед ладью.
— Тогда я сама открою! — решилась китаянка.
Не дожидаясь согласия подруги, она разорвала упаковку и обнаружила толстую книгу в кожаной обложке с надписью «Том Бойд. „Трилогия ангелов“. Второй том».
— Это роман, который ты купила в Интернете, — разочарованно протянула она. Бонни опять хмыкнула.
Теперь главное — защитить коня и ни в коем случае не отступать. Она кликнула мышкой, чтобы подвинуть вперед пешку, но случайно поставила ее не на ту клетку.
«Все…»
На мониторе высветились слова «ШАХ И МАТ!». Опять эта дурацкая куча желез побила ее!
«Боюсь, ничего хорошего на соревновании мне не светит», — подумала она, закрывая программу.
На следующей неделе ей предстояло защищать честь университета на чемпионате мира по шахматам для юниоров. Он проходил в Риме, что одновременно восхищало и ужасало
Бонни.
Взглянув на настенные часы в форме солнца, девушка стала спешно собираться. Она схватила книгу и сунула ее в рюкзак. Вещи для путешествия можно сложить потом.
— Addio, arnica mia![75]
Бонни спустилась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и побежала на остановку скоростного поезда, соединяющего Беркли с Сан-Франциско. Пока состав мчался на глубине сорока метров под заливом, она прочитала первые три главы романа, выскочила на станции Эмбаркадеро и села в кабельный трамвай на Калифорния-стрит. Набитый туристами деревянный вагон пересек Ноб-хилл и пронесся мимо собора Грейс. Проехав еще две остановки, девушка вышла и толкнула дверь онкологического отделения больницы Ленокс. Она приходила туда два раза в неделю в качестве волонтера ассоциации, организующей творческий досуг больных. Эта идея пришла ей в голову после того, как она два года просидела у постели больной раком матери. Бонни уже училась в университете, но ей только исполнилось шестнадцать, а в волонтеры обычно брали совершеннолетних. К счастью, директор больницы Элиот Купер дружил с Гэрретом Гудричем, врачом, проведшим рядом с матерью Бонни последние дни, поэтому на присутствие девочки в больнице закрывали глаза.
|
|
|
