Глава II. Концепция республики и проблема обеспечения прав меньшинства в условиях правления большинства.

Джеймс Мэдисон впитал в себя идеи «Второго трактата о правительстве» Джона Локка и Декларации независимости США, разделял лежащую в их основе идею договорного образования государства, верил в существование естественных и неотчуждаемых прав человека. Ему были близки интересы широких слоев американского народа, прежде всего свободных фермеров, составлявших в конце XVIII – начале XIX века большинство населения США. Подобно другим американским вигам, Мэдисон был хорошо знаком с трудами классиков политической мысли и с государственным опытом древних, понимал значение прогрессивных принципов британской конституции. Однако в отличие от большинства своих современников он не абсолютизировал значения ни британского, ни античного опыта, не стремился к подражанию классическим образцам политической мысли, критически относился к любым, в том числе и самым авторитетным теоретическим построениям мыслителей прошлого и своих современников. Не ставя перед собой цели создания философских и иных политических трактатов, Мэдисон подходил к изучаемой литературе избирательно, обращал внимание прежде всего на анализ самих исторических фактов, на обобщение реального политического опыта, причем именно в той его части, которая помогала оценить собственный американский опыт. В теоретических трактатах политических мыслителей он обращал внимание прежде всего на те идеи, которые подсказывали способы решения конкретных конституционных проблем.

В основе политических взглядов Мэдисона лежало представление о человеке как сложном существе, порождении разума и страсти, способном к социальному общежитию, но одновременно движимом собственными интересами и честолюбием. В отличие от кальвинистской убежденности Гамильтона в извечной греховности человека. Мэдисон верил в возможность совершенствования человека, в способность людей совершать добро, заботиться об общем благе. По Мэдисону, многое зависит от нравов общества, от характера бытующих в нем религиозных представлений, степени уважения к праву и авторитету, образованности граждан. Вместе с тем человек способен и на дурные поступки. Это происходит прежде всего в тех случаях, когда из-за невежества и эгоизма он уступает своим страстям, преследует только собственный интерес. Тогда он чаще всего совершает грубые ошибки, пагубные для общества. Человек способен к совершенствованию, однако всегда существуют пределы его добродетелей. Люди рождаются политически равными, все они – носители некоторых неотчуждаемых и естественных прав. Но они не равны в своих способностях, а еще больше в возможностях реализации этих способностей из-за разного имущественного положения.

Человек, таким образом, по Мэдисону, не прирожденный злодей, не ходячая добродетель, причем то, чем он ставится, во многом зависит от самого общества, от той социальной среды, которая его окружает, от характера строя того политического сообщества, членом которого он является. Наделенные от природы разумом и правом на жизнь, свободу и стремление к счастью, люди сами должны избирать форму правления, определять условия политического общежития. Но, чтобы такое политическое общежитие было выгодно для всех, необходимо обеспечить политическое равенство и не допустить осуществления интересов одних за счет подавления интересов других. Поэтому именно принципы политического равенства и взаимного уважения прав должны быть положены в основу договора, объединяющего людей в политическое сообщество. Оформляемые в виде закона, эти принципы должны быть обязательны как для народа, так и для его правительства, и, если правительство нарушит их, народ может воспользоваться своим правом на революцию.

Мэдисон последовательно отстаивал принцип правления большинства (majority rule), но вкладывал в него сугубо буржуазно-либеральный смысл. Для него республика всегда означала именно народное правление и отличалась от демократии только тем, что в ней народ осуществляет свою власть не непосредственно, а через своих представителей. Эти представители, однако, не должны злоупотреблять своей властью и обязаны уважать конституционные и иные права меньшинства, будь то богачи, неимущие, обездоленные или инакомыслящие. Для Мэдисона большинство, как и меньшинство,– всего лишь часть народа, его фракция. Справедливость же должна быть обеспечена народу в целом, а не только фракции большинства, которая, неизбежно располагая в условиях республики политической властью, всегда имеет возможность игнорировать права и интересы фракций меньшинства, лишать их собственности и свободы.

Фракционность, но Мэдисону, безусловное зло, поскольку возникающие коалиции граждан, объединенных общим интересом, стремятся осуществить этот интерес за счет прав других граждан и в ущерб интересам общества в целом. Особенно опасна фракционность, когда она приводит к расколу общества, к образованию политических партий – крупных политических группировок, противостоящих друг другу и открыто ведущих борьбу за власть. Именно тогда возникает угроза тирании, подчинения одной части общества другой. Вместе с тем образование фракций, по Мэдисону, естественное в политической жизни явление. Деятельность, а значит, и группировка «по интересам» присущи самой человеческой природе, причем самым глубоким основанием образования фракций является неравномерное распределение собственности, которое всегда порождало и будет порождать различия во взглядах, группировать людей в классы, движимые различными стремлениями и интересами. «Всегда будут богатые и бедные, кредиторы и должники, земельный интерес, денежный интерес, торговый интерес, промышленный интерес. Эти классы опять-таки могут быть подразделены в зависимости от отрасли торговли и промышленного интереса». При этом «регулирование этих разнообразных и часто пересекающихся интересов является главной задачей современного законодательства и подразумевает присутствие духа партийности и фракционности в необходимой и каждодневной деятельности правительства».

Фракционность, по Мэдисону, и следствие, и условие режима гражданской и религиозной свободы, причем «ни одна свободная страна никогда не обходилась без партий, которые являются плодом гражданской свободы». Поэтому запрещение фракций было бы равносильно устранению свободы. К тому же «упразднить свободу, столь необходимую для политической жизни, лишь потому, что она питает фракцию, не менее глупо, чем. желать уничтожить необходимый для всей живой природы воздух лишь потому, что он придает огню разрушительную силу».

И тем не менее фракционность остается для республики острой проблемой, которая должна быть как-то решена. Категорически отвергая метод ограничения гражданской свободы, Мэдисон отвергает также политику, направленную на устранение различий во взглядах и интересах. Он считает ее не только неосуществимой, но и вредной, поскольку между рассудком людей и их эгоизмом существует неразрывная связь, а различия в способностях людей, порождающие естественное неравенство, не только непреодолимое препятствие на пути к единству интересов, но нуждаются также в защите со стороны правительства в той мере, в какой это необходимо для защиты права собственности. Полагаться на честность и справедливость правящего большинства не приходится. Если отдельные индивиды часто забывают о честности, то правящее большинство всегда исходит из убеждения в своей правоте, полагая, что не может быть нечестным по отношению к меньшинству.

Ключ к решению проблемы тирании большинства лежит в создании затруднений для объединения большинства во всесильную фракцию. Надо попытаться сделать так, чтобы у большинства по возможности не было единого стремления к какой-то одной цели, угрожающей интересам меньшинства. Если же это не удастся, тогда следует затруднить условия совместных действий членов фракции большинства, сделать так, чтобы большинство, имеющее общий интерес или страсть, не было в состоянии действовать сообща и осуществить свои замыслы по подавлению меньшинства. А сообща оно не сможет действовать в том случае, если его силы будут в известной мере разъединены на более частные интересы, взаимно нейтрализующие друг друга.

В результате, по мнению Мэдисона, единственным практическим способом предотвращения тирании большинства и нейтрализации пагубных последствий фракционности является распространение системы представительного республиканского правления на более обширную территорию, создание такой республики, где фракционная борьба была бы локализована и рассеяна, а представительная система на национальном уровне служила бы известным фильтром для взаимоисключающих требований и стремлений и исключала бы возможность политического господства одной фракции, подавление прав меньшинства в условиях правления большинства.

Когда Мэдисон употреблял понятие «республика», он имел в виду именно представительную форму демократии, «народного правления» (popular government), но никак не аристократию или сословно-представительное правление.

И представительная система, по Мэдисону, должна быть построена таким образом, чтобы отражать и защищать их от посягательств со стороны других. При этом он исходил из убеждения, что всегда будут кредиторы и должники, фермеры, купцы и промышленники, а «наиболее очевидным будет различие между богатыми и бедными».

Мэдисон был типичным представителем своего времени и видел в праве собственности залог благополучия и правопорядка. Он был идеологом фермерской демократии и, подобно Джефферсону, считал массу свободных фермеров самой добродетельной и здоровой частью американского народа, приверженной основным идеалам республиканизма. В его сознании собственность и свобода – две основные и тесно связанные ценности народного правления.

Собственность, по Мэдисону, охватывает все, что представляет для человека ценность и является его правом как члена гражданского общества. Если в узком смысле собственность – всего лишь определенное имущество: земля, товар или деньги, то собственностью в широком смысле являются также мнения людей и право свободно ими обмениваться. Особенно ценной, по Мэдисону, является собственность на религиозные убеждения и на деятельность, основывающуюся на этих убеждениях. Человеку дорога также личная свобода и безопасность. Он располагает также равным с другими правом на использование своих способностей и на свободный выбор объекта их практического приложения. «Одним словом, располагая правом на собственность, человек имеет также собственность на свои права».

Но было бы неверно считать такое широкое понимание собственности доказательством того, что Мэдисон ставил свободу взглядов и убеждений выше права собственности в обычном смысле этого слова. На самом деле обе эти ценности для него имели одинаковое значение, а смещение акцентов в пользу собственности или в пользу гражданской свободы у него происходило в зависимости от обстоятельств и в ситуациях, когда возникала угроза нарушения равновесия между ними.

Мэдисон делал акцент на необходимости защиты имущественных прав, предупреждал против опасности анархии и насильственных захватов земли. Именно в целях предотвращения этой опасности Мэдисон считал необходимым введение дифференцированной системы избирательного права, обеспечение собственникам известных преимуществ в формировании органов народного представительства. В противном случае, а именно в условиях действия равного избирательного права, власть неизбежно перейдет со временем в руки неимущих и права собственников окажутся под угрозой.

При составлении всякой республиканской конституции очень важно, считал Мэдисон, найти правильную пропорцию собственности в ряду других оснований предоставления избирательных прав. Эта пропорция обнаруживается при «среднем подходе», якобы наиболее адекватном с точки зрения теории свободного правления и уроков опыта истории.

Такой политический механизм снабжен рядом дополнительных предохранительных средств, затрудняющих грубые злоупотребления правительственной властью и делающих невозможным перерождение республиканского строя в режим тирании или анархии. Такими дополнительными предохранительными средствами является, согласно Мэдисону, созданная конвентом система «сдержек и противовесов», представляющая собой особую форму обеспечения принципа разделения властей.