Сдача Иерусалима

После взятия Халеба Халид и Абу Убайда свернули военные действия на севере Сирии и оказались в Южной Сирии.

Примерно в то же время туда, в Джабию, прибыл Умар ибн ал-Хаттаб, чтобы по просьбе мусульманской верхушки разрешить финансовые проблемы войска. С разделом военной добычи все было просто, а как делить налоговые поступления было неясно. С его поездкой связано много рассказов, призванных показать его благочестие и непритязательность, вроде того, что у него была единственная рубаха, которая сопрела от долгой поездки на верблюде, и епископ Айла подарил ему новую. По духу этих рассказов создается впечатление, что он ехал без эскорта, чуть ли не в одиночку. Поверить можно только тому, что в богатую Сирию он въехал как бедный провинциал и поразился изменениям, которые за три года произошли с его собратьями по вере.

В Азри‘ате, где Умара встречали вожди мусульманской армии, местные жители чествовали его игрой на бубнах и пением. Умар потребовал прекратить и успокоился только после уверения, что запрещение подобного проявления верноподданничества может привести местных жителей к подозрению, что он хочет аннулировать договор с ними. Умар должен был с удивлением смотреть на старых соратников по вере: шелковые и парчовые одежды, дорогая сбруя на конях, драгоценные украшения – не такими были они три года назад, уходя из Медины в неизвестность. Слезши с верблюда, Умар поднял с земли камень и бросил во встречавших со словами: «Быстро же отвернулись вы от своих взглядов. Встречать меня в такой одежде! Ишь, отъелись за два года. Быстро же совратило вас чревоугодие…» Соратники оправдались тем, что, несмотря на все это, они в броне и при оружии (и, следовательно, свой долг не забывают). Сцена живая и вроде бы возможная, да только термин, обозначающий броню (или кольчугу), йаламак, несомненно, тюркского происхождения и не мог в VII в. проникнуть в арабский язык.

По другому рассказу, Умар приказал забросать пылью лица арабов, форсивших в византийских одеждах, «чтобы вернулись к нашему облику и нашим обычаям». На что Йазид ибн Абу Суфйан заметил: «Одежд и коней у нас много, и жизнь у нас легкая, и цены у нас низкие, оставь мусульман жить, как хотят. Да и тебе надо бы надеть эти белые одежды и поехать на таком скакуне – это возвеличило бы тебя в глазах неарабов».

Из Азри‘ата Умар направился в Джабийу, где зимовали основные силы сирийской армии. Здесь ему тоже не понравился образ жизни мусульман. Лишь быт Абу Убайды, не имевшего ничего, кроме войлочной подстилки, пролил бальзам на душевные раны халифа. Скудной же жизни большинства мусульманских воинов не из благочестия, а по бедности, Умар не замечал, пока ветеран ислама, муаззин пророка Билал, не сказал ему без обиняков: «Предводители сирийских войск едят только птичье мясо и белейший хлеб, а у простых воинов ничего этого нет».

Этим Билал, как считают арабские источники, раскрыл глаза Умару, и тот принялся наводить порядок в распределении доставшихся богатств и учредил диваны, т. е. списки воинов, которым причиталось жалованье (‘ата), и установил пайки, которые должны были гарантировать прожиточный минимум, определенный будто бы опытным путем: местный землевладелец сказал, что на месяц человеку надо два модия пшеницы. Это количество пшеницы смололи и испекли из нее хлеб, посадили тридцать бедняков, и они досыта наелись этим хлебом. Судя по некоторым аналогиям, эта месячная норма была около 25 кг. К этому еще полагался 1 л оливкового масла.

Весть о прибытии главы мусульман дошла, конечно, и до жителей Иерусалима, и они решили воспользоваться этой возможностью, чтобы получить более твердые гарантии, которые не хотели им дать осаждавшие военачальники. С этой целью их делегация прибыла в Джабийу для переговоров, здесь же и был заключен договор. Подлинный текст договора, к которому неоднократно апеллировали христиане Иерусалима, защищая свои права перед мусульманскими властями, конечно, не сохранился, а текст его, приводимый различными средневековыми авторами, во многих пунктах различается. Мы приводим его в том виде, как он сохранился у историка начала X в. ат-Табари.

В тексте договора при всей его пространности не содержится никаких особых условий (кроме недопущения евреев, которые были выселены Ираклием за пособничество персам) или привилегий для горожан, не оговорен статус мест поклонения. Это является еще одним доводом в пользу того, что приезд халифа не был вызван просьбой горожан, такой же договор мог подписать любой амир. Дата подписания договора явно приписана одним из компиляторов, не сообразившим, что в 15 г. х. еще не существовало счета по хиджре.

Тогда же, вероятно, был подписан близкий по содержанию договор с другим крупным палестинским городом, Луддом.

В договоре с Иерусалимом интересен не только сам текст, но и имена свидетелей. Первой стоит подпись Халида ибн ал-Валида, хотя во всех источниках он фигурирует только как командир авангарда Абу Убайды (который почему-то не числится среди свидетелей), нет и Йазида ибн Абу Суфйана, видимо занятого тогда осадой Кайсарии.

Естественно, что после подписания договора Умар пожелал посетить город, к святыням которого одно время пророк обращал лицо во время молитвы. Подойдя к Иерусалиму, он со свитой и сопровождающим войском стал лагерем, и к нему явились с изъявлением покорности патриарх Софроний и губернатор или комендант города (битрик). В город он вступил только на следующий день, во вторник. Патриарх Софроний показал ему главные храмы Иерусалима и провел на развалины ветхозаветного храма. Здесь Умар, показав своей свите личный пример, начал расчистку от мусора и обломков небольшой площадки под мечеть. Поскольку упомянутая в Коране «дальняя мечеть» (Масджид ал-Акса) связывалась в представлениях мусульман с Иерусалимом, то и мечеть, основанная здесь Умаром, стала называться Масджид ал-Акса. К пятнице на той же (или на следующей) неделе место было приспособлено для молитвы. Умар провел праздничное богослужение и покинул Иерусалим.

Казалось бы, дата такого уникального события, как единственное посещение халифом Иерусалима, должна была запомниться. Но нет – источники называют и 16, и 17 год хиджры. Наиболее надежно определение даты завоевания Иерусалима по свидетельству о том, что Софроний умер вскоре после завоевания Иерусалима, в марте 637 г. Следовательно, сдача Иерусалима произошла зимой 637 г., не позднее начала марта, незадолго до того, как на другом направлении арабского наступления пала столица Сасанидов Ктесифон.

После падения Иерусалима наступление арабов на Византию концентрируется в Северной Сирии и идет по двум направлениям: из Химса и Халеба и вверх по междуречью Тигра и Евфрата в Джазиру (Осроену). Сведения об этих событиях очень противоречивы. Здесь стоит сказать только о том, что в начале 637 г. византийцы предприняли контрнаступление в обоих направлениях. Их наступление на Халеб было остановлено Халидом в сражении под Ма‘аррат Мисрин, после чего арабы перешли в наступление и осадили крупнейший город Сирии Антиохию, где собрались остатки разгромленного войска и беженцы из Северной Сирии. Антиохия имела мощные оборонительные стены, охватывавшие не только собственно город, но и часть садов и огородов, так что могла выдержать длительную осаду. Гарнизон пытался остановить арабов на подступах к городу, но потерпел поражение. Арабы встали лагерем у Железных (восточных) ворот и перерезали все коммуникации. Попыток деблокировать город, видимо, не было. Сколько длилась осада, ни один из источников не говорит. Горожане пошли на переговоры и сдались на обычных условиях: гарантии сохранения жизни и собственности, свободы вероисповедания и неприкосновенности церквей при условии выплаты подушной подати в размере одного динара деньгами и одного джериба пшеницы; все не желавшие оставаться под властью завоевателей получали право беспрепятственно покинуть город. Единственная дата вступления арабов в Антиохию, вызывающая доверие – 5 ша‘бана 17/22 августа 638.

Войска, высвободившиеся после сдачи города, двинулись на север и восток. К концу года были захвачены Балис, Манбидж и Никабулус (Никополь), расположенный у одного из горных проходов через Тавр из Сирии в Малую Азию. Манбидж сдался Халиду во второй декаде мухаррама 18/конце января 639 г., обязавшись заплатить 15000 динаров. И здесь на севере звезда воинской славы Халида неожиданно закатилась.

Халид был любимцем армии: именно такой вождь мог завоевать симпатии воинов-бедуинов – энергичный и храбрый, всегда в самом опасном месте битвы, умеющий наградить и наказать по заслугам. Иначе должны были относиться к нему старые сподвижники пророка, находившиеся у него в подчинении, – для них он был слишком независим и самостоятелен в решениях. В конце концов, кто-то донес халифу, что Халид делает непомерно большие подарки военачальникам, не считаясь с нормами наделения добычей, что ал-Аш‘асу ибн Кайсу он дал 10000 динаров. Умар сместил Халида и вызвал в Медину. Узнав, что дар сделан из собственных денег, которых у Халида накопилось 60000, халиф не смягчился, а потребовал 2/3 отдать в казну.

Другая версия позволяет думать, что вольное обращение с общественными средствами действительно имело место, поскольку Умар оправдывал смещение «Меча Аллаха» таким образом: «Я приказал ему, чтобы он сохранял эти деньги для бедняков-мухаджиров, а он отдал их могущественному, богатому и родовитому. Я сместил его и назначил Абу Убайду ибн ал-Джарраха». Халид предстал перед халифом, доказал, что деньги были его собственными, а не общественными, и был вынужден отдать в казну часть того, что имел, чтобы получить прощение. Через некоторое время Халид вернулся в Химс и еще несколько лет участвовал в походах на Джезиру но непонятно, командовал ли он автономно своими отрядами или был в подчинении Ийада ибн Ганма, возглавлявшего завоевание этой области. Имя Халида исчезает из рассказов о военных действиях после 18 г. х.