 |
Глава вторая. Жизнь, наполненная борьбой
|
|
|
|
Пьер Бейль родился 18 ноября 1647 г. Его отцом был кальвинистский пастор небольшого селения Карла, расположенного южнее Тулузы у подошвы Пиринеев (в конце XIX в. переименованного в честь философа в Карла-Бейль). Детство и юность Пьер провел в семье, где первые свои знания (в том числе основательное знание латыни и греческого) получил под руководством отца.
Когда юноше пошел девятнадцатый год, его отправили в протестантский университет ("академию") в Пюилоране, где, как и дома, он не участвовал в развлечениях сверстников, отдавая все время чтению и не только той литературы, какую ему предписывало обучение в Академии. Стремясь утолить свою ненасытную любознательность, он поглощает всю доступную ему научную, теологическую, философскую литературу. Особенно увлекается Плутархом и Монтенем, к произведениям которых затем многократно обращался всю свою жизнь. Приехав на каникулы домой, он продолжает заниматься так интенсивно, что серьезно заболевает. Проходит почти два года прежде чем состояние здоровья позволяет ему вернуться в Пюилоран и продолжать занятия. Усвоив все, что ему могла дать Академия, и будучи не удовлетворен приобретенными знаниями, он просит у отца разрешения приступить к изучению философии в пользовавшемся тогда известностью Тулузском университете. Получив это разрешение, Пьер в феврале 1669г. переезжает в Тулузу и приступает к занятиям в университете этого города.
Уже в юные годы дает себя знать пытливость и критицизм, свойственные его уму. Встретив среди жильцов квартиры, в которой он поселился в Тулузе, католического патера, он общается с ним, чтобы вдумчиво про-
анализировать глубоко волнующие его разногласия между сторонниками римской и реформированной церкви. Он использует предоставившуюся ему возможность выслушать не только известную ему до сих пор точку зрения протестантов, но и взгляды их противников. В длительных беседах с этим священником и другими последователями католицизма он оказывается перед лицом аргументации, которая представляется ему убедительной. Можно было ожидать, что у сына пастора, воспитанного в семье, где царила атмосфера религиозной экзальтации (не случайно старший брат Пьера стал, подобно отцу, пастором), голос чувства, к которому апеллировала прежде всего кальвинистская церковь, должен был оказаться сильнее голоса рассудка. Но уже в этом возрасте у Пьера Бейля обнаруживается убеждение, что не чувство, а только разум вправе решать возникающие перед нами важные вопросы. Подавив протест своих собственных чувств и, что для него было особенно тяжело, вызвав глубокую горечь у своих родных, юноша принял католицизм.
|
|
|
Но новообращенный продолжает размышлять, тщательно анализируя религию, которую он принял, в чем ему оказали существенную помощь приехавший в Тулузу его старший брат и друзья семьи Бейля - протестанты. Вскоре юноша обнаруживает, что в учении Римской церкви содержатся и неприемлемые положения, и противоречия, заслуживающие ничуть не меньшего осуждения, чем те, из-за которых он отрекся от кальвинизма. Зачем же он порвал с родными и так глубоко их огорчил? Через восемнадцать месяцев после перехода в католицизм Пьер возвращается к вере отцов. "Но трудно поверить, - справедливо замечает Ж. Дельвольве, что этот возврат представлял собой всецелое одобрение его умом доктрин, которые он однажды покинул и к которым возвратился не потому, что ему удалось устранить присущие этим доктринам затруднения, а потому, что в
противоположной доктрине он нашел другие, еще большие затруднения" [42, с. 10]*.
|
|
|
Юношеская попытка сравнить основы двух религий, предпринятая в уверенности, что по крайней мере одна из них покоится на прочном фундаменте, потерпела крах, и теперь Бейль уже не тот восторженный и доверчивый юноша, каким он был совсем недавно. Свое возвращение к реформированной церкви он вынужден совершить тайно: в глазах властей, неразборчивых в средствах давления, применяемых к гугенотам, чтобы принудить их отказаться от их религии, отречение от "истинной веры" и переход к "протестантской ереси" являлись таким тяжким преступлением, что виновного в нем ожидала суровая расправа. Об этом моменте Бейль сообщает в своей автобиографической справке: "1670, 21 августа... Я возвращаюсь к протестантской религии и тайно совершаю отречение от римской религии перед господином Ривалем, священником Севердинским, в присутствии моего брата, священника Карла, г-на Гийема, священника Мозера и г-на Риволя, священника Кальмона" [3, т. 1, с. 50]. В тот же день Бейль покидает Францию, бежит в Женеву.
В течение пяти лет он добывает себе средства к существованию работой учителя в домах знати. Хотя эта работа отнимает у него очень много времени и сил (на что он с горечью жалуется в своих письмах), он продолжает свое образование и по-прежнему много читает. Он слушает лекции по картезианской философии, но, сообщая о них, описывает почти исключительно демонстрировавшиеся слушателям опыты по физике, очень его заинтересовавшие и произведшие на него большое впечатление. В одном из писем к брату он говорит, что стал "большим другом новых философов", увлекается
* В. Болин тоже отмечает, что "этот возврат отнюдь не заставил замолчать" сомнения в истинности основоположений кальвинизма, побудившие юношу отречься от учения Кальвина (34, с. 11).
некоторыми идеями Декарта и "атомами Эпикура, так хорошо восстановленными великим Гассенди" [30, т. 1, с. 63].
Для формирования взглядов Бейля в это время знаменательно выражаемое в его письмах тех лет восхищение самыми острыми антирелигиозными работами Ламота Левайе (в том числе "Диалогами Оразио Тиберо", антихристианская направленность которых была столь явной, что Левайе рискнул их опубликовать только анонимно) и произведениями Ноде, о котором было известно, что он - убежденный атеист. "Я считаю господина Левайе и господина Ноде, - говорится в одном из писем Бейля, - двумя самыми образованными учеными этого века, обладающими наиболее свободными от общепринятых предубеждений умами; но, будучи ярко выраженными вольнодумцами, они очень часто предлагают нам доктрины, чреватые опасными последствиями" [цит. по: 30, т. 1, с. 54]. Большой интерес и сочувствие вызывает у Бейля изучаемый им в это время "Богословско-политический трактат" Спинозы. Сообщая другу, что собирается этот трактат приобрести, он прибавляет: "Ничто в большей степени не освещает в истинном свете книгу Спинозы, нежели бессилие некоторых лиц, пожелавших ее опровергнуть" [цит. по: 30, т. 4, с. 577].
|
|
|
Уже в этот ранний период интеллектуального развития будущего философа отчетливо выступает его склонность к скептицизму. "Чем больше я изучаю философию, - пишет он другу, - тем больше нахожу в ней сомнительного, различие между школами приводит лишь к большей или меньшей вероятности (их утверждений)" (30, т. 1, с. 125 в], а относительно воззрений античных скептиков он заявляет: "Я хорошенько не знаю, кто же их победит" [30, т. 4, с. 540]. Утверждая, что все великие умы всех времен склонялись к пирронизму, он с большим уважением и симпатией цитирует Монтеня, Гассенди, Ламота Левайе, о которых говорит, что
они "oткрыто или скрыто" были скептиками. Этой своей полицией он мотивирует свое отношение к картезианству: этим учением он интересуется не потому, что усматривает в нем несомненную истину, а потому, что это Полезная новаторская теория, в которой он особенно цени г содержащуюся в ней "физику", учение о природе, где на смену вымыслам схоластики приходят опытом установленные факты действительности.
Когда Бейлю пошел 28-ой год, его замечательная одаренность и обширная эрудиция привлекли к нему внимание ученых, с которыми он общался. Среди них появляются друзья - ставший на всю жизнь верным его приятелем Жак Банаж Венсан, Минутоли, Давид Констан де Ребек. Банаж добивается того, что кальвинистская Академия в Седане приглашает Бейля принять участие в конкурсе, объявленном Академией на замещение должности профессора философии. 28 сентября 1675 г. согласно существовавшему тогда порядку Бейль и три его конкурента были на сутки заперты в здании Академии, где должны были без предварительной подготовки и без каких бы то ни было книг подготовить диссертации на заданную им тему ("Время"). Затем Бейль на заседании сената Академии защитил свою диссертацию, значительно превзойдя в этом отношении своих соперников, и 23 октября сенат утверждает его в должности профессора философии, в каковой он затем в течение шести лет читает в Академии лекции.
|
|
|
В написанных им в те годы работах ("Философские тезисы" в 1676 г. и "Диссертация о сущности тел" в 1680 г.), опубликованных позднее и не обративших на себя ничьего внимания, поддерживаются декартово доказательство существования Бога, равно как и картезианские идеи относительно мыслящей и протяженной субстанции и соотношении религиозной веры и разума. Но из письма Бейля к Ансийону (1679 г.) ясно, что данные работы - лишь "свидетельство ортодоксии, которой требовали от профессора академии", как отмечает
Ж. Дельвольве [42, с. 311, в то время как подлинные взгляды их автора существенно отличались от этих официальных выступлений. В упомянутом письме Бейль отвергает декартовы доказательства бытия божия, бессмертия души и заявляет, что картезианцы не опровергли ни учения Гоббса о том, что весь окружающий нас мир есть материя, ни возражений, выдвинутых политеистами и атеистами против тех, кто утверждает, что существует лишь один Бог, они не сумели также разрешить трудности, обнаруживаемые при сопоставлении божественного предопределения и свободы человеческой воли.
Поскольку некоторые решительные защитники католицизма (Мальбранш, Арно, Николь и др.) стали тогда картезианцами, Бейлю в этот начальный период его идейной эволюции казалось, что система Дек рта, придающая первостепенное значение в установлении истины "естественному свету" разума человеческого (что, как он полагал, вполне приемлемо для протестантов), эта система пригодна для того, чтобы стать почвой, на которой могло бы произойти примирение противоборствующих вероучений. От этой иллюзии его позднее излечило не только поведение защитников обоих вероучений, но и негативная оценка картезианства, к которой позднее он пришел.
Впрочем, и в этот период он критически расценивал некоторые положения декартова учения (в частности -познавательную ценность картезианской дефиниции тела).
|
|
|
Между тем во Франции, которую, когда Бейль получил кафедру в Седане, от отмены Нантского эдикта отделяло всего десять лет, волна клерикальной реакции, приносившая с собой нетерпимость и фанатизм, поднималась все выше. Одной из первых жертв все усиливающихся антигугенотских репрессий оказываются протестантские университеты. В 1681 г. издается королевский эдикт, упраздняющий Седанскую Академию. Ко-
ролсвский губернатор Седана граф Гискар уговаривает Бейля перейти в католицизм, что ему обеспечит возможность продолжать свою работу в качестве профессора философии, Бейль, разумеется, это предложение отвергает.
Вместе со многими другими гугенотами он покидает Францию. Уже в это время, за 4 года до отмены Нантского эдикта, атмосфера в стране накаляется до такой степени, что бегство протестантов за границу принимает массовый характер. В Англии, Германии, Швейцарии возникают значительные колонии французских эмигрантов. Самой многочисленной такая колония была в Голландии. В год переезда Бейля в Роттердам власти этого города приняли решение построить тысячу домов для беженцев из Франции.
Среди слушателей Бейля в седанской Академии был привязавшийся к своему профессору философии голландец Ван Зоелен (Van Zoeien), познакомивший Бейля с главой создавшейся в это время в Роттердаме Академии видным государственным деятелем Адрианом ван Паэтсом, глубоко уважавшим Бейля, ставшим его другом и покровителем, каковым он и оставался всю свою жизнь. По представлению Ван Паэтса власти города Роттердама предоставляют Бейлю должность профессора Роттердамской Академии и назначают ему денежное содержание.
С этого момента до последних дней всей своей жизни Бейль остается в Голландии, где условия жизни и деятельности передовых ученых были тогда несравненно лучше, чем в других странах. Имевшейся там относительной духовной свободе придавали большое значение и Декарт, и Спиноза, и Бейль, писавший в 1684 г.: "Республика Голландия" обладает "преимуществом, какого нет ни в одной другой стране: в ней представляют типографам свободу в довольно больших масштабах, так что к ним обращаются со всех концов Европы люди, обескураженные трудностями, с которыми они сталки-
ваются, пытаясь получить привилегию - право напечатать свои произведения..." [31.А2].
Этой свободой Бейль поспешил воспользоваться как только оказался в Нидерландах: в 1681 г. выходит его первое предназначенное для печати произведение "Разные мысли, изложенные в письме к доктору Сорбонны по поводу кометы, появившейся в декабре 1680 года". Книга, при опубликовании которой имя автора не было названо, сразу же привлекла к себе всеобщий интерес, весь ее тираж вскорости был распродан, и продолжавшийся спрос на нее вынудил выпустить второе ее издание.
Своими наиболее смелыми идеями Гассенди, Ламот Левайе, Ноде делились с весьма узким кругом со их ученых друзей, остерегаясь сообщать их широкой публике. Так же поступал Спиноза, считавший, что вершины познания и безрелигиозной нравственности доступны лишь людям, постигшим "цепь понятий" и обладающим "остротой ума" [см.: 23, т. 2, с. 83]. Поэтому с изложением своих идей он обращался лишь к тем немногим, кто такими исключительными качествами обладает. Бейль же стремится распространить свои новаторские мысли как можно шире. Для этого первую свою работу, где эти мысли выдвигаются, он пишет на тему весьма волновавшую в тот момент все мои общества. Появление кометы в 1681 г. вызвало панический ужас перед грядущими бедствиями; в этом небесном явлении видели страшное знамение гнева божия не только неграмотные массы "простолюдинов", но и большинство образованных европейцев. Развертывание рассчитанной на образ мышления весьма суеверных людей обширной и доходчиво излагаемой аргументации, направленной против веры в зловещее значение комет и других небесных явлений, давало автору возможность вводить читателя в круг своих мыслей, первоначально совершенно не затрагивая его религиозных представлений, поскольку ни одна из церквей официально не обязывала свою па-
ству считать кометы, солнечные затмения и т.п. зловещими знамениями. В то же время крайняя близость веры в сверхъестественное воздействие небесных явлений на жизнь людей к той вере в сверхъестественное, которая содержится в каждой религии, открывала возможность постепенно подвести читателя к смелым идеям автора. Именно по этому пути идет Бейль, развивающий свои мысли в трех направлениях: относительно широко распространенных предрассудков и их источников, о явлениях естественных и чудесах, о том, как соотносятся друг с другом религиозность людей и их нравственность. Во всех трех направлениях шаг за шагом развивая свои рассуждения, автор, начав с критики суеверий, как будто ничего общего не имеющих с христианством, постепенно подходит вплотную не только к мысли о нелепости всякой веры в сверхъестественное, а следовательно, и веры в чудеса, но и к неслыханному в XVII в. выводу, что в нравственном отношении те, кто вовсе в Бога не верят, могут превосходить верующих.
А во Франции гонения, которым власти подвергают протестантов, все усиливаются. Католические ученые мужи добиваются того, чтобы эти гонения стали еще более жесткими. Николь в работе "Законные предубеждения против кальвинистов", Мембур в книге "История кальвинизма" теоретически обосновывают - преследования гугенотов и призывают отменить Нантский эдикт.
Протестантские авторы отвечали на эти выступления своих противников в работах, проникнутых такой же нетерпимостью. Иначе поступает Бейль. В своей книге "Общая критика "Истории кальвинизма" Мембура" (1682) он не чернит иноверцев, не выгораживает "своих". Он не отвечает оскорблениями на оскорбления Мембура, а лишь старается восстановить историческую истину, извращенную Мембуром, и показывает пристрастность, необъективность, научную несостоятельность подхода последнего к истории.
Не противопоставляя правды протестантов кривде католиков, Бейль решительно выступает против признаваемого и теми и другими принципа, согласно которому всякий человек, чьи религиозные воззрения представляют собой заблуждения, отстаивая такие воззрения, совершает тягчайший грех, преступление, и с ним необходимо безжалостно расправиться. В этом произведении Бейль выступает как самый выдающийся продолжатель дела, которое еще в XVI в. начали французский гуманист Себастьян Кастеллион (1515-1563) и "беллианисты"*, призывавшие положить конец преследованиям людей за их взгляды. Вслед за "Трактатом о еретиках", ставшим манифестом веротерпимости, Кастеллион опубликовал работу, где подчеркнул нравственное величие Сервета, даже на костре мужественно отстаивавшего то, что считал истиной, и заклеймил бесчеловечную жестокость и изуверство Кальвина, который именно за эти исключительно высокие нравственные достоинства испанского гуманиста предал его мучительной смерти.
Кастеллион издал также ряд других произведений, содержавших всестороннее и страстное обоснование концепции веротерпимости. Своими выступлениями против фанатизма и жестокости женевского реформатора Кастеллион, как справедливо заметил Бейль, "имел
* В произведшем большое впечатление на современников опубликованном Кастеллионом в 1554 г. (и затем многократно переиздававшемся) "Трактате о еретиках", где обосновывалось требование прекратить расправы, чинимые над инакомыслящими, автором этой книги был назван вымышленный персонаж "Мартин Беллий". Конспирация при издании Трактата" была так тщательно соблюдена, что тогда и те, кто приветствовал идеи этой книги, и те, кто их предавал анафеме, были уверены, что Беллий - реально существующий человек. Поэтому движение сторонников мыслей, провозглашенных в "Трактате о еретиках", сыгравшее немаловажную роль в идеологической борьбе XVI - начала XVII вв., получило тогда название "беллианизма".
несчастье стать объектом негодования Кальвина" [3, т. 1, с 235], который объявил кастеллионовскую концепцию свободы совести "дьявольской доктриной", а самого Кастеллиона "орудием сатаны". Произведения Кастеллиона, отстаивавшие свободу мысли, в различных странах до конца XVI века и в первой половине XVII века переиздавались почти ежегодно (чаще всего без указания имени автора), а содержавшиеся в этих сочинениях мысли нашли отклик у протестантов, остававшихся верными идее, первоначально выдвинутой реформаторами (которые позднее стали ее противниками), идее свободы религиозных убеждений. Но поскольку во Франции, Швейцарии, Нидерландах среди протестантов преобладали последователи Кальвина, имя сурово осужденного "самим Кальвином" Кастеллиона стало в протестантской среде таким одиозным, что люди, разделявшие кастеллионовские взгляды, предпочитали не объявлять, что они положительно относятся к этому "орудию сатаны" и отстаивали веротерпимость, не упоминая его имени.
Бейль, подчеркивавший недопустимость применять то определение, которое дают богохульству обвинители, к обвиняемому, горячий последователь Кастеллиона. В работе Бейля "Общая критика истории кальвинизма" берет свое начало неустанная самоотверженная борьба Бейля против фанатизма и нетерпимости за свободу мысли, борьба, которой он затем отдавал все свои силы до последних дней своей жизни.
Книга многих поразила. Даже у ряда католиков, которые не были ослеплены охватившим их единоверцев фанатизмом, это выступление вызвало глубокое уважение. Уж очень резко оно контрастировало со всей тогдашней полемической литературой, в которой находил свое выражение конфликт между старой и новой церковью. Для этой литературы характерна обширная работа, направленная против Мембура, с которой выступил один из французских протестантов в Нидерландах Жюрье. Этот автор яростно нападает на "папистов", об-
личает преступления, совершаемые ими в отношении последователей реформированной церкви, клеймит их вероотступничество, но сам при этом обнаруживает нетерпимость фанатика-кальвиниста. Крайне пристрастно освещая факты, он во всех случаях обеляет своих единоверцев и чернит "папистов", вполне оправдывая вмешательство властей в споры между противоборствующими религиозными течениями, но лишь в пользу "истинной религии", т.е. кальвинизма. Во Франции книга Жюрье, как и подобные ей произведения гугенотов-фанатиков, не пользовались популярностью, а "Общая критика" Бейля имела там такой успех, что до конца 1682 года пришлось издать второе ее расширенное издание. Мембур и его единомышленники, возмущенные популярностью направленного против них произведения, добиваются "высочайшего" приказа о публичном сожжении еретической книги рукой палача.
Три года спустя Бейль публикует «Новые письма автора «Общей критики "Истории кальвинизма" Мембура», в которых углубляется и расширяется аргументация в пользу свободы мысли и веротерпимости, и, в частности, доказывается, что В вопросах, относящихся к религии, считать свое мнение абсолютно несомненной истиной, а всякое иное мнение абсолютным заблуждением нельзя.
В том же году, когда вышли «Новые письма автора "Критики "Истории кальвинизма", Мембура», был отменен Нантский эдикт и гугеноты во Франции оказались лишёнными какой бы то ни было законодательной защиты. Одна из многочисленных трагедий, вызванных отменой Нантского эдикта, разыгралась в семье Пьера Бейля, в которой после смерти его родителей и младшего брата остался в живых лишь старший брат Жакоб -пастор деревни Карла. Отказавшись отречься от своей веры, он оказывается в тюрьме. Пьер Бейль пишет
не всякий человек мог выдержать даже непродолжительное пребывание в ужасных местах заключения, в которых содержали тех, кто отказывался отречься от своей веры. Друзья Пьера Бейля сумели выхлопотать приказ об освобождении его брата, но он пришел чересчур поздно: за десять дней до того, как пришел этот приказ, Жакоб Бейль, не выдержав тяжелого тюремного режима, умер.
Под впечатлением тяжкого несчастья, которое его постигло, автор "Мыслей о комете" пишет и публикует работу с ироническим названием "Всецело католическая Франция в царствование Людовика Великого" (1686)*. Две особенности обращают на себя внимание в этой работе. Конечно, в ней обличается аморальность и бесчеловечность злодеяний, творившихся тогда во Франции во славу божию. Но и в этой работе аргументация автора направлена не на защиту его единоверцев, а на защиту веротерпимости. Он доказывает не недопустимость антипротестантских гонений, а недопустимость всяких гонений, если этим гонениям люди подвергаются за свою веру, за свои убеждения, за свои мысли. Ужасает то, говорится в данной работе, что и сторонники одного из противоборствующих течений христианства, и сторонники другого течения до такой степени прониклись ненавистью друг к другу, что готовы друг друга истребить. Аверроэс, пишет Бейль, упрекал христиан (имея в виду евхаристию) в том, что они обожествляют то, что едят, от себя же я прибавлю, что они пожирают друг друга подобно тому, как волки пожирают овец. Другой интересной особенностью данной работы является то, что хотя непосредственным поводом ее написания было постигшее автора большое горе, глубоко потрясшее его чувство острой боли, которую ему причинила безвременная гибель брата, но в тексте этого произведения царит не
* Придворные льстецы восторгались внешней пышностью двора Людовика XIV и подобострастно именовали его "великим королем", "королем-солнцем.".
сердце автора, а его разум, не кипение чувств, а неумолимая логика.
В то время, как государство для расправы с протестантами пускает в дело оружие, кандалы и застенки, католические клерикалы травят их, наводняя книжный рынок злобной, обливающей грязью кальвинистов, литературой. Это вызывает горечь, возмущение, озлобление в кальвинистском лагере, и писания, с которыми его представители выступают против "папистов", проникнуты такой же яростной нетерпимостью, как и писания их католических противников. Фанатическое исступление царит в полемической литературе обоих лагерей: это пасквили, изобилующие оскорблениями и клеветой. Бейль выступает с призывом, чтобы место этой фанатической нетерпимости заняло добросовестное научное обсуждение спорных вопросов, чтобы доводы оппонента излагались без искажений и уважалось его право на мнение, отличное от общепринятого. Стремясь таким путем содействовать установлению свободы мысли, он начинает с 1684 г. публиковать периодическое издание "Новости республики ученых"*.
Задачей своей "Новости республики ученых" ставили ознакомление читателей с выдвигаемыми в философии и в различных науках новыми идеями, излагаемыми объективно, без искажений, и предоставление возможности различным авторам на страницах журнала непринужденно дискуссировать между собой по волнующим их вопросам. В предисловии, помещенном в первом номере "Новостей республики ученых" Бейль писал, что авторы, присылающие свои тексты в этот журнал, должны оставить в стороне все, разделяющее их на от-
* Выражение République des lettres употреблялось тогда и в смысле "литературная республика", и в смысле " республика ученых". Как название журнала, издаваемого Бейлем и всецело посвященного научной и философской проблематике, оно означало "Новости республики ученых". Этот журнал выходил в течение трех лет - с 1684 по 1687 год.
дельные группировки, и принимать во внимание лишь то, что их объединяет, а именно: что все они ставят своей задачей поиски истины, и каждый должен рассматривать всех остальных как братьев, членов братства ученых. В этом предисловии говорилось: "Мы заявляем, во-первых, что не притязаем на то, что нам принадлежит окончательное установление, предрешение вопросов в пользу или против какого-нибудь автора: надо обладать смехотворным самомнением, чтобы приписывать себе такой верховный авторитет. Если мы что-нибудь одобряем или отрицаем, это никого ни к чему не обяжет....Мы заявляем, во-вторых, что подчиняем, или скорее - предоставляем наши мнения на суд всех" [31.I.А4]. "...мы не любим говорить о книгах, касающихся нашей религии", "но когда мы будем о них говорить, это будет делаться таким образом, который будет свидетельствовать об отсутствии неразумной пристрастности. Мы будем выступать скорее в роли докладчиков, чем в роли судей, и мы будем приводить выдержки из книг, направленных против нас, столь же добросовестно, как из книг, выступающих за нас" [31.I.А4].
О содержании журнала, в котором систематически помещали свои статьи Мальбранш, Арно, Фонтенель, может дать представление то, что в первом его номере были помещены рефераты: двух работ А.Ван Даля о чудесах, в которые верили язычники (1673), книги Дармансона "Животные, превращенные в машины" (1684), де Бейль выдвигает аргументацию, направленную против Декарта, сборника статей, отстаивающих и оспаривающих картезианскую философию (1684), и ряда других книг, а также перечень новых, только что вышедших книг с примечаниями. В другом номере "Новостей" (за май-июнь 1684) помещены письма друга и последователя Гассенди ученого медика Ги Патена, ответ Мальбранша на статью Арно, рефераты книг "История лиги" (католической), "История Великобритании", об оккупа-
ции Вены турками в 1524 и 1683 гг., ряд других рефератов и список новых книг.
В идейной жизни того времени "Новости республики ученых" играли большую роль. О том, как высоко они ценят этот журнал, писали его издателю не только отдельные ученые, но и Лондонское королевское общество, и общество ученых Дублина. Даже Французская Академия, покровителем которой считался король, получив "Новости республики ученых" в дар от Бейля, на открытом своем заседании единогласно постановило выразить ему благодарность и направить ему соответствующее послание.
В ходе своей работы по изданию "Новостей республики ученых" Бейль вступает в переписку с рядом выдающихся ученых и философов, связи с которыми у него значительно расширяются. Хотя во Франции этот журнал был запрешен, но, по свидетельству современников, он пользовался в этой стране большой популярностью. И произведения Бейля, и его журнал способствуют росту его известности и авторитета во всех западноевропейских странах. Но в Роттердаме, где возросло влияние теолога-фанатика Жюрье, видевшего в борьбе Бейля за толерантность отвратительную ересь, атмосфера не благоприятствовала смелым идеям автора "Разных мыслей о комете".
Однако ропот, поднимающийся против него в среде ревнителей религиозной ортодоксии, не останавливает его. Вскоре после "Франции всецело католической" он публикует едва ли не самое смелое из своих произведений - «Философский комментарий на слова Иисуса Христа: "Заставь их войти"»; первые две части его вышли в 1686, а третья - в 1687 гг. В предисловии к этому сочинению автор предупреждает, что оно не представляет собой выступления против преследования сторонников реформированной церкви, а является трактатом, где показывается, что преследовать нельзя последователей всех без исключения религий, что никого нельзя
чернить и тем более карать за то, что он придерживается образа мыслей, который ему представляется верным. В наш век, как и в предшествовавшие ему столетия, существует много вольнодумцев и деистов, говорится далее в этом предисловии, но это никого не должно удивлять. Следует, напротив, удивляться тому, что нет гораздо большего количества противников религии: ведь она в наши дни порождает и благословляет грабежи, убийства и бесчисленное множество других самых ужасных злодеяний, какие только можно вообразить. Поэтому было бы вполне естественно, если бы от религии отвернулось и осудило ее гораздо больше людей.
Заявляя, что этим компрометирующим христианство действиям его последователей необходимо положить конец, Бейль и создает свой "Комментарий", "где (как гласит полный текст названия трактата) доказывается посредством многих очевидных доводов, что нет ничего более отвратительного, чем обращение посредством насилия, и где опровергаются все софизмы сторонников насильственного обращения, равно как и апология преследований, которую дал святой Августин" [3, т. 2, с. 265]. Но при этом философ оказался перед необходимостью дать ответ на аргумент, который и католические, и протестантские поборники расправ над инакомыслящими считали неопровержимым - на их утверждение (подкрепляемое высказываниями Августина), что само священное Писание предписывает навязывать людям истинную веру силой; ведь сам Христос сказал: "Заставь их войти".
Чтобы отстоять бейлевский тезис, гласящий, что никого насильственно "заставлять войти" в сообщество признающих ту или иную версию христианского вероучения нельзя, надо было отважиться на очень смелый шаг: допустить, что вышеприведенное евангельское изречение, а возможно, и некоторые другие содержащиеся в тексте Библии высказывания, ложны, что согласие какой-нибудь мысли с текстом Писания вовсе не является
критерием истины. И как ни дерзок этот шаг, Бейль, не колеблясь, его совершает. Уже в первой главе первой части трактата он заявляет: «Я буду опираться на принцип естественного света "человеческого разума"» [3, т. 2, с. 267]. Рационализм, содержавшийся в предыдущих произведениях Бейля в более или менее завуалированном виде, в этом трактате провозглашается открыто в категорической форме. Объявляя безусловно ошибочными любые положения, в отношении которых установлено, что они противоречат нашему разуму, автор "Философского комментария..." дает такую интерпретацию религии, которая радикально расходится с традиционной ортодоксальной ее интерпретацией.
Эти мысли обстоятельно развиваются в первых двух частях "Философского комментария...". Третья его часть, вышедшая годом позже, посвящена опровержению взглядов Августина, на авторитет которого обычно ссылались поборники всевозможных репрессий в отношении инакомыслящих.
Конечно, подавляющему большинству современников Бейля этот трактат представлялся крайне еретическим, и Бейль отдавал себе в этом отчет. Он издал "Философский комментарий" в качестве перевода с английского, а авторство его приписал вымышленному английскому пресвитеру. Но французским протестантам в Голландии, которые, ознакомившись с "Философским комментарием", были вне себя от возмущения, ясно, что трактат этот написал кто-то из их среды. Лидер правоверных кальвинистов Жюрье сразу же по выходе в свет первых двух частей "Комментария" публикует направленную против него работу. В ней не упоминается имя Бейля, поскольку еще никому не известно, кто написал "комментарий на слова Иисуса Христа", но ставится задача "сокрушить догму о равенстве всех религий и об универсальной терпимости", выдвигаемую в "Философском комментарии". Но практически на стороне противников Бейля и церковные власти, и свет-
ские, и подавляющее большинство населения - и протестанты, и католики, и французы-эмигранты, и местные жители - валлоны.
Под впечатлением, с одной стороны, усиления репрессий, которым государственный аппарат Людовика XIV подвергает гугенотов, а с другой - государственного переворота, в ходе которого был низложен король Яков II, и английская корона перешла к Вильгельму III Оранскому, среди французских эмигрантов-кальвинистов вместе с растущим возмущением всем тем, что делали с их единоверцами французские власти, распространяется мысль о необходимости побудить протестантские государства пойти войной против Франции и силой положить конец преследованиям "истинной веры". Появляются брошюры, в которых проникнутые фанатизмом авторы призывают правителей протестантских стран "обнажить меч" против "одержимого дьяволом" короля Франции. Особенно яростно выступает Жюрье; опираясь на Апокалипсис, он пророчит, что во Франции "нынешние преследования будут длиться не более трех с половиной лет, после чего начнется крушение антихриста".
Для идейной стойкости и мужества Бейля, не боявшегося, когда этого требовали его убеждения, плыть против течения, характерны два памфлета, изданных им и этот момент в обстановке, когда страсти гугенотов-эмигрантов, требовавших войны против Франции, достигли крайнего накала. Первый из этих памфлетов "Ответ только v.o обращенного на письмо изгнанника" (1689) был опубликован в виде письма человека, недавно принявшего католицизм и убедившегося в том, как безнравственна и пагубна для общества теория и практика нетерпимости, присущие католикам и протестантам. Здесь показано, что протестанты, находящиеся у власти в Англии, Швеции, Голландии, обнаруживают в отношении инакомыслящего меньшинства фанатическую нетерпимость, не уступающую бесчеловечности
"папистов". Здесь также осуждается поведение протестантов, провоцирующих войну против Франции. Нетрудно понять, какое впечатление произвела на единоверцев Бейля эта книга.
Гораздо больше шума наделал второй памфлет: "Совет изгнанникам относительно их скорого возвращения во Францию" (1690), изданный в виде письма, якобы полученного эмигрантом-гугенотом от католика, терпимо и благожелательно относящегося к протестантам, искренне желающего восстановления их прав во Франции и верящего, что король их права им вернет. Явная доброжелательность автора памфлета, его спокойный, рассудительный тон делают особенно убедительным содержащееся в памфлете осуждение иступленного фанатизма эмигрантов. Политическая позиция последних - главная тема памфлета. Эта позиция, разъясняет автор беженцам, отталкивает от них подав<
|
|
|
