 |
Трагически неразрешимый конфликт личности с современным мироустройством в лирике М.Ю. Лермонтова
|
|
|
|
В пору, когда философское сознание ещё не ощутило в полной мере скрывающуюся в замкнутости духовного бытия непредугаданную бездну, поэзия уже к ней приблизилась, сумела уловить ее опасность. Не случайно Ф. Шеллинг полагал, что искусству не только дано заметить глубиннейшее противоречие между саморазвивающимся духом и привлекательностью бытия, но ему приоткрыта возможность и снять, разрешить это противоречие. Своеобразное совмещение этих двух планов нашло отражение в творчестве М.Ю. Лермонтова.
По глубокому определению Л.Я. Гинзбург, "поэтический мир начинающего Лермонтова проникнут единством и подлинностью, в которой нельзя обмануться" (10, с.114). Романтизм 1830-х годов требовал грандиозности, титанизма, колоссальной экспрессивности тем, характеров, образов. Он искал эмоционального единства, напряженной сосредоточенности авторского сознания. Лермонтов решил проблему поэзии мысли и решил ее в духе требований Белинского. Именно в творчестве Лермонтова Белинский найдет то, что искал - мысль, находящуюся в единстве с чувством, образ личности, преображающий значения традиционного поэтического слова, так как "большие страсти и чувства были двигателем и первичным источником его размышлений" (3, т.3, с.145).
Б. М Эйхенбаум отмечает, что единству лирического образа способствует дневниковый строй ранней лирики Лермонтова, при этом она не имитирует дневник, а таковым является. Одно из главных и типичных созданий этой поры - обширный фрагмент "1831-го июня 11 дня". Здесь представлены все сквозные для юного Лермонтова темы: одиночество "гордой души", энергия, ищущая исхода, загадка жизненного предназначения, спор с судьбой, предчувствие ранней и "ужасной" смерти.
|
|
|
Грядущее тревожит грудь мою.
Как жизнь я кончу, где душа моя
Блуждать осуждена, в каком краю
Любезные предметы встречу я?
(1831-го июня 11 дня, 1831; 1, т.1, с.74)
Появляющиеся в стихотворении картины природы, внешне почти ничем не мотивированы. Поэт говорит:
Как нравились всегда пустыни мне.
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Ярма не знает резвый здесь табун,
И кровожадный тешится летун
Под синевой, и облако степей
Свободно как-то мчится и светлей.
(1831-го июня 11 дня, 1831; 1, т.1, с.76)
По мнению А.И. Журавлевой, "в общем контексте медитации строфа очень важна. Она дорисовывает образ, намеченный раньше. Природа входит в стихотворение как мир живой, движущийся, вольный. Река, например, дается через деталь, существенно важную для поэта - быстрая вода" (16, с.64).
Я наблюдал, как быстрая вода,
Синея, гнется в волны, как шипит
Над ними пена белой полосой…
(1831-го июня 11 дня, 1831; 1, т.1, с.73)
А.И. Журавлева отмечает, что "начатое как самоанализ, стихотворение превращается в дневник одного дня, быть может, одного часа, а попытка записать само размышление… Человек думает не о чем-то конкретном, а как бы параллельно о разных, но внутренне связанных вещах. Лермонтов стремится записать этот поток мыслей… "31-го июня 11 дня" - это своеобразная и, вероятно, одна из первых в русской литературе попытка передать "объемность" человеческого мышления" (16, с.64).
В.И. Коровин отмечает уже в этом монологе, начала развившегося впоследствии демонизма. Демонические настроения, выраженные в пятнадцатой строфе сами по себе проблематичны: душа героя ещё не взбунтовалась, но уже "свершить готова" "много зла". В 24-й строфе это состояние расшифровывается как привычное ("Я к состоянью этому привык…"):
|
|
|
Есть время - леденеет быстрый ум;
Есть сумерки души, когда предмет
Желаний мрачен: усыпленье дум;
Меж радостью и горем полусвет;
Душа сама собою стеснена,
Жизнь ненавистна, но и смерть страшна,
Находишь корень мук в себе самом,
И небо обвинить нельзя ни в чем.
(1831-го июня 11 дня, 1831; 1, т.1, с.78)
"Сумерки души" - найденная Е.А. Баратынским знаменитая формула, отражающая мучительный процесс утраты наивной "детской", "чистой" веры в божественную целесообразность бытия, - вот преимущественное сознание лермонтовского героя, отличное, по замечанию В.И. Коровина, "как от ангельской, так и от демонской позиции. Герой уже не может ни вернуться к прежней "детской" чистоте, ни преодолеть скепсис" (18, с.40).
Романтическое мировоззрение порождает предпосылки, ввиду которых лирика становится для поэта формой самовоссоздания и "самоподачи". Лирическое я Лермонтова собирательно, но бесспорно, к нему применимо понятие лирического героя, при этом этот герой принципиально отличается не только от субъекта оды или элегии, который был абстрактным жанровым условием, но и от других более индивидуальных опытов трактовки лирического я.
В.Г. Белинский, сравнивая раннюю лирику Пушкина и Лермонтова, приходит к выводу: " В
первых своих лирических произведениях Пушкин явился провозвестником человечности, пророком высоких идей общественных; но эти лирические стихотворения были столько же полны светлых надежд, предчувствия торжества, сколько силы и энергии. В первых лирических произведениях Лермонтова, разумеется тех, в которых он особенно является русским и современным поэтом, так же виден избыток несокрушимой силы духа и богатырской силы в выражении; но в них уже нет надежды, они поражают душу читателя безотрадностию, безверием в жизнь и чувства человеческие, при жажде жизни и избытке чувства…" (4, с.122)
Герой Лермонтова размышляет об общественном действии ("Из Андрея Шенье"), он предчувствует изгнанье из страны родной, хочет принять участие в революционных схватках и приветствует восставших ("10 июля 1830г.", "30 июля - (Париж) 1830г. ") его привлекают мрачные картины восстания ("Предсказание"). То же яркое общественное деяние воспевает Лермонтов в героях своей ранней лирики - Наполеоне и Байроне. Но его представления о революционных катаклизмах и потрясениях, как и о герое действия, герое волевого произвола Наполеоне, оказываются противоречащими.
|
|
|
Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пищей многих будет смерть и кровь;
(Предсказание, 1830; 1, т.1, с.59)
Итог восстания в России нисколько не напоминает картину блаженства, искомого героем счастья. Напротив, это апофеоз разрушения, хаоса, нечеловеческого страдания.
Когда детей, когда невинных жен Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек…
(Предсказание, 1830; 1, т.1, с.59)
Пророчество Лермонтова выступает как суровое предупреждение о неизбежной катастрофе и ее мрачных последствиях. Поразительное стихотворение, написанное шестнадцатилетним юношей Лермонтовым.
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь - и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
И горе для тебя! Твой плач, твой стон Ему тогда покажется смешон, И будет все ужасно, мрачно в нем, Как черный плащ с возвышенным челом.
(Предсказание, 1830; 1, т.1, с.59)
В другой редакции последняя строка читается так:
Как черный плащ с клонящимся пером.
И в обоих вариантах последняя строка остается единственной, свидетельствующей о том, что поэту не все было видно с одинаковой ясностью сквозь мглу грядущей сотни лет. "Клонящееся перо" - дань юношескому романтизму, перенос реквизита эпох прошлого на эпоху будущего. "Черный плащ" - выражение при помощи поэтического образа той непроницаемой тьмы, которая будет окутывать эту страшную фигуру, видимую из-за дыма и туч целого столетия. Что же касается выражения "возвышенное чело", то здесь или характерная черта лермонтовского Демона, перенесенная на человеческое существо почти сверхъестественной мощности, глубоко связанное с демоническим началом, или, быть может, указание на то, что в этом пророческом видении перед духовным взором поэта слились в одном образе две исторические фигуры следующего столетия, которые, будучи видимы ему во временной перспективе, как бы находили одна на другую.
|
|
|
По мнению Р.А. Гальцевой "трагическое нашло место в творчестве Лермонтова в двух значениях: этическая категория, характеризующая неразрешимый конфликт обреченного, но свободно действующего героя с необходимо противодействующими ему силами; в широком смысле - характеристика катастрофического мирочувствия, с безысходным жизненным разладом (крушение надежд на самоосуществление, ощущение неотвратимой гибели, переживание бесцельности бытия и т.п.)" (8, с.578).
Исследователь отмечает, что "бунтарский индивидуализм, нарушающий как непременный баланс между виной и невиновностью (героя), между его добродетелью (справедливостью) и несовершенством, так и связь между личностью и сверхличностным смыслом, выходит и за рамки трагедии нового времени, которая сохраняет моральный и очищающий характер. "Герой без вины", исповедь без покаяния, трагедия без катарсиса - это трагический канон, который можно обнаружить у Лермонтова, ведет к новейшим формам трагического - к экзистенциальной трагедии отчаяния" (8, с.578).
Теперь я вижу: пышный свет
Не для людей был сотворен.
Мы сгибнем, наш сотрется след,
Таков наш рок, таков закон;
Наш дух вселенной вихрь умчит
К безбрежным, мрачным сторонам,
Наш прах лишь землю умягчит
Другим, чистейшим существам.
("Отрывок", 1830; 1, т.1, с.51)
Лермонтовский герой трагичен в полном смысле слова, хотя по-иному, чем это мыслится в его гордом сознании. И трагизм этот отражает мучительное состояние души самого поэта, известное, если рассматривать его в культурно-историческом контексте, под именем "мировой скорби". Лермонтов не только свободно увлекся, но был властно подхвачен этим, набиравшим тогда веянием - настроением трагического разлада со всем мироустройством, уже теряющим в глазах романтиков свои смысловые основания.
Уже в самых ранних стихах отрок Лермонтов выражает полное отчаяние и неверие и в жизнь, и в людей. Он жалуется на "безвременную тоску", на то, что его "дух погас и состарился", что для него "весь мир и пуст и скучен", что живет он "без дружбы, без надежд, без дум, без сил…":
Что ж. - Ныне жалкий, грустный я живу Без дружбы, без надежд, без дум, без сил, Бледней, чем луч бесчувственной луны, Когда в окно скользит он вдоль стены.
|
|
|
("1830 год. Июля 15-го", 1830; 1, т.1, с.59)
Р.А. Гальцева видит коллизию этого трагически "несчастного сознания" в том, что "корень" своих мук оно ощущает и как нечто свое и одновременно как что-то постороннее, данное, не подвластное самому герою.
Романтический поэт умеет оставаться с нами наедине - поведать нечто самое доверительное. Лермонтову это присуще в высшей степени. По точному замечанию А. Панарина, Лермонтов строже, чем обстоятельства, судит самого новоевропейского человека, заявившего о себе как о демонической личности. "Именно здесь мы касаемся тайны Лермонтова и его трагедии: ему не на чем остановиться как на чем-то бесспорном: вынося приговор обстоятельствам от имени романтической личности, он немедленно отмечает демонические черты в самой личности, с которой - самый суровый спрос" (27, с.3).
Позднее намечается белее глубокое постижение причин личной трагедии, к уяснению которых Лермонтов движется через процесс самопознания, обнаружения скрытых противоречий. Здесь лирика поэта обогащается конкретным психологизмом: сама форма лирического размышления несет отпечаток личностного сознания. В созерцании внутренне сосредоточенного и погруженного в "думу" лирического я обнаруживается деятельный, гордый и волевой характер. Его "вечный закон" - стихийная, неуничтожимая и не исчезающая внутренняя личность:
Для чего я не родился Этой синею волной? Как бы шумно я катился
Под серебряной луной.
<…>
Беспокойство и прохлада
Были б вечный мой закон;
("Для чего я не родился", 1832; 1, т.1, с.43)
Приблизившись к людям, герой обретает новые духовные возможности. Поэт постепенно преодолевает притяжение байроновской музы, все острее чувствует неразрешимость внутренних противоречий, ограниченность и бесперспективность позиции мятежного индивидуализма, "в самой действительности он пытается нащупать теперь опору для своих идеалов" (11, с.168), - отмечает А.М. Гуревич. Теперь ему становится доступна любовь к родной земле ("Родина"), чувство слияния с природой, которое превращается в ощущение вселенской гармонии ("Когда волнуется желтеющая нива"); приобщение к природе, по определению Д.Е. Максимова, "заставляет лермонтовского человека" забывать о своей трагедии и "постигать счастье на земле" (21, с.93). Герой убеждается в том, что обычное безысходное состояние его духа может раствориться в чувстве, навеянном молитвой, что в этом чувстве есть умиротворяющая и благодатная сила.
В.Г. Белинский в статье "Стихотворения М. Лермонтова" справедливо отмечает: "Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мрачат душу, леденят сердце…Да, очевидно, что Лермонтов - поэт совсем другой эпохи и что его поэзия - совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества" (4, с.122)
Еще одним "признанием в любви" к Родине является стихотворение М.Ю. Лермонтова "Бородино". Оно было напечатано в 1837 году в "Современнике", уже после смерти А.С. Пушкина. Творческая история этого стихотворения ведет свое начало от романтического стихотворения "Поле Бородина". Произведение в целом изменено. Место безликого оратора-декламатора, вольнолюбивого, но отвлеченного в своем вольнолюбии, занял прозаизированный рассказчик - "дядя". Так же устранены стандартно-патетические и заведомо не соответствовавшие реальности детали - например, романтическую бурю, непогоду, якобы "певшую свою песнь" накануне Бородинского сражения, сменила соответствующая реальности ясная осенняя ночь. И это, разумеется, не было просто неким метеорологическим уточнением; следование эмпирической реальности в данном случае совпало с возмужанием гения Лермонтова, и "Бородино" встало в один ряд с такими реалистическими лирическими шедеврами поэта как "Завещание", "Валерик" и, наконец, "Родина".
К тому же радикально изменился и жанр стихотворения. Спорная дидактика "Поля Бородина" была решительно вытеснена иронической, естественной в своем выражении дидактикой подчеркнуто бесхитростного повествования. "Бородино" - новелла. Дидактическая новелла, батальные сцены которой полемически обращены к инертному, по мнению поэта, настоящему. И в патриотических строках "Бородина" Белинскому слышалась".жалоба на настоящее поколение, дремлющее в бездействии, зависть к великому прошедшему, столь полному славы и великих дел" (5, с. с.503). Белинский, таким образом, трактовал "Бородино" как вещь принципиально двуплановую: на первом плане - рассказ старого солдата, реализм батальных сцен, панорама великой битвы, а на втором - публицистическая горечь упрека, сопоставление прошедшего и настоящего, осуждение которого в еще более полной мере сказалось в "Думе".
Так почему же совершенно различны стихотворения, в основу которых легли одни и те же факты? В.Н. Турбин так отвечает на этот вопрос: "Лермонтов, внемлющий рассказам родича-ветерана и непосредственно под их впечатлением создающий "Поле Бородина", а затем, шесть-семь лет спустя и классическое "Бородино", - такой Лермонтов оказался бы отчужденным, отторгнутым от современного ему литературного процесса. Он был бы исключительно монологичен; творчество его осуществлялось бы по формуле: "Узнал - написал". Но верна ли подобная формула?
И возникает необходимость представить себе Лермонтова, которого мы знаем исключительно мало, почти совсем не знаем, - Лермонтова-публициста, Лермонтова-полемиста и журналиста" (36, с.394).
В восприятии последующих поколений полемическое звучание художественного произведения редуцируется, полемические краски тускнеют. Оно предстает перед нами как бы имманентно данным, самодовлеюще прекрасным. "Поле Бородина" - стихотворение, литературной целью которого является "байронизация" описания Бородинской битвы. "Байроническая", взывающая к таинственным силам космоса, патетика юного романтика Лермонтова. Освобождение его от примесей профанирующей его прозаичности, обыденности и просторечности. Стиль "Поля Бородина" находится в несомненной оппозиции к какому-то другому стилю.
Даже просторечие у Лермонтова приобретает совершенно новую художественную окраску. В.Н. Турбин пишет: "в "Бородине" Лермонтов как бы исправляет тактическую неточность, допущенную им в ранней юности в "Поле Бородина": там прозаизмам противопоставлялась некая романтическая "поэтичность"; здесь они, эти прозаизмы, не исключаются из кругозора говорящего, а, напротив, вводятся в этот кругозор настолько активно, что создается шедевр" (36, с. 401).
Лермонтовский старый солдат субъективизирован: он - русский поэт середины 1830-х годов, встревоженный судьбами своего поколения; но в то же время, он - мыслитель, сопоставляющий 1812 год с тем, что пришло в Россию четверть века спустя. Белинский убежденно утверждает, говоря о "Бородине": "В каждом слове слышите солдата, язык которого, не переставая быть грубо простодушным, в то же время благороден, силен и полон поэзии. Ровность и выдержанность тона делают осязаемо ощутительною основную мысль поэта" (3, с.503).
В условиях отсутствия активного гражданского общества, порабощенности и пассивности народа, в условиях непреодолимого трагедийного исторического процесса в России, Лермонтов сумел выразить трагедию духовно развитой личности, вступившей в конфликт с "коллективным бессознательным" во имя любви к Родине, составляющим психическую подоснову "русского духа". Он подошел к глубокому осмыслению тех проблем взаимоотношений развитой личности с Небом и Землей, которые не поддаются решению, которые несут в себе некую метафизическую тайну, не поддаются решению, неподвластную человеческому разуму. Отсюда и столь значительна культурно-историческая роль поэзии М.Ю. Лермонтова, ее способность, органичнее и глубже переживать, выражать общечеловеческие причины "мировой скорби", неустранимости бесконечного духовного поиска гармоничного самоопределения человеческой души во Вселенной.
2.2 Стихотворение "Родина" как выражение подлинного патриотизма
Представление о Родине складывается у художника в процессе всего его творчества и, конечно, находит в нем свое отражение. Понятие Родины неотделимо от понятия народа и народности. По словам В.Г. Белинского, Лермонтов "вошел в царство народности как ее полный властелин и, проникшись ее духом, слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не тождество; даже в минуту творчества он видел ее перед собою, как предмет, и также по воле своей вышел из нее в другие сферы, как вошел в нее" (3, с. 667)
М.Ю. Лермонтов творил в эпоху безвременья. В такие периоды жизни особенно остро стоит вопрос о дальнейшем развитии страны и о ее будущем. У Лермонтова чувство патриотизма зарождается очень рано и в дальнейшем становится определяющим. Так, 15-летний юноша Лермонтов писал:
Я родину люблю И больше многих: среди ее полей Есть место, где я горесть начал знать, Есть место, где я буду отдыхать.
("Я видел тень блаженства…" 1831; 1, т.1, с.94)
Тема Родины для поэта гораздо шире темы России. Это связано с воплощением образа Родины, который, в свою очередь, зависит от художественного метода Лермонтова.
Разрыв между Россией дворянской и Россией народной трагически осмысливается поэтом в стихотворении "Бородино" (1837). Народная Россия живет по истинным человеческим законам, когда индивидуальность, личность не противопоставляет себя обществу, но черпает силу в своем единении с народом. Солдат, ведущий повествование, говорит одновременно и от своего лица, и от лица всех защитников Отечества. Неслучайно в стихотворении постоянно встречается местоимение "мы". Лермонтов вскрывает основополагающее свойство русской народной психологии: личность существует не сама по себе, но в слиянии с общиной. Это, по убеждению Лермонтова, и принесло победу русскому войску. Поэт нашел удивительную "точку отсчета": на сражение он смотрит не глазами полководца, как это было принято, а глазами рядового солдата, чей героизм и в самом строе мыслей, поведении, мироощущении и в повседневном героизме. В этом незаметном рядовом героизме и есть истинная причина победы России.
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют что ли командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
(Бородино, 1837; 1, т.1, с.154)
Так бесхитростно понимает солдат смысл выбора для решающего сражения Бородинского поля: есть где "разгуляться"! И в этой наивности - глубокая мудрость, ибо русскому крестьянину, волею судьбы ставшему воином, для победы достаточно чувствовать, знать, что от него зависит судьба России:
Уж постоим мы головою
За родину свою!
(Бородино, 1837; 1, т.1, с.154)
Солдаты идут в бой за Родину, повинуясь высшему мировому христианскому закону: "Как наши братья умирали!" В страшную минуту люди объединяются для защиты Родины, забывают о сословных различиях. Солдат с любовью вспоминает о командире, погибшем в сражении:
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам.
(Бородино, 1837; 1, т.1, с.154)
И эти естественные для людей взаимоотношения противостоят тем безнравственным законам, по которым живет "нынешнее племя", когда решают судьбу не достоинства человека, а принадлежность к высшему обществу.
После 1837 года лирический герой Лермонтова заметно изменяется: он начинает ощущать свое равенство со всеми остальными людьми, начинает уходить от демонизма. Сознавая себя жертвой времени, он тем самым признает себя его представителем. Отсюда - сочувственный интерес к жизни и сознанию других людей и даже внутреннее сближение с ними, вплоть до лирического перевоплощения в узника или солдата ("Узник", "Сосед", "Соседка", "Пленный рыцарь").
Приблизившись к людям, герой обретает новые возможности. Поэт постепенно преодолевает притяжение байроновской музы, все острее чувствует неразрешимость внутренних противоречий, бесперспективность позиции мятежного индивидуализма, "в самой действительности он пытается нащупать теперь опору для своих идеалов" (11, с.168), - отмечает А.М. Гуревич.
Лермонтов - поэт-романтик, следовательно, помимо конкретного образа России у него присутствует и обобщенно-символический образ Родины. В романтических произведениях поэта Родина является неким романтическим идеалом.
Автор испытывает презрение к тем, у кого нет Родины, кто свободен от "страстей и страданий". Так, он сравнивает таких людей с тучами ("Тучи" (1840), которым всего лишь "наскучили нивы бесплодные", и они, "вечно холодные, вечно свободные", мчатся "в сторону южную".
Нет, вам наскучили нивы бесплодные.
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные, Нет у вас родины, нет вам изгнания.
("Тучи", 1840; 1, т.1, с. 199)
Лирический герой Лермонтова непобедим лишь до тех пор, пока ходит по родной земле, а оторванность от нее ведет к гибели. В стихотворении "Листок" этот мотив также прослеживается.
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря.
("Листок", 1841; 1, т.1, с.221)
Листок, оторванный "от ветки родимой", "засох и увял". Даже у "благодатного Черного моря" не находит приюта среди "зеленых ветвей" молодой чинары.
"На что мне тебя? - отвечает младая чинара. - Ты пылен и желт - и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал - да к чему мне твои небылицы? Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше, о странник!
Тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю.
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море".
("Листок", 1841; 1, т.1, с.221)
Чувство одиночества породило трагическое мироощущение, нашедшее отражение в стихотворении "Родина". Ничто, кажется, не дает такого умиротворения, такого ощущения покоя, даже радости, как это общение с деревенской Россией. Именно здесь отступает чувство одиночества.
М.Ю. Лермонтов рисует Россию народную, светлую, торжественную, величавую.
В стихотворениях, принадлежащих раннему периоду творчества М.Ю. Лермонтова, чувство патриотизма еще не достигает той аналитической ясности, той осознанности, которая проявляется в стихотворении "Родина". "Родина" - одно из значительнейших произведений русской лирики XIX века. Стихотворение "Родина" стало одним из шедевров не только лирики М.Ю. Лермонтова, но и всей русской поэзии. В отличие от патриотической поэзии поэтов-декабристов, А. Пушкина с ее гражданским пафосом, "Родина" Лермонтова - это лирическое раздумье поэта о своем отношении к Отчизне. Уже первые строки: "Люблю отчизну я, но странною любовью // Не победит её рассудок мой" - задают интонацию глубоко личного изъяснения и в то же время как бы вопроса самому себе. То обстоятельство, что непосредственно тема стихотворения - не любовь к Родине как таковая, но размышление о странности этой любви.
Люблю отчизну я,
но странною любовью;
Не победит её рассудок мой,
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни тёмной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
(Родина, 1841; 1, т.1, с. 207)
Лермонтов противопоставляет свой патриотизм патриотизму официальному, казённому. Он заявляет о своей кровной связи с русской, родной ему природой, с русским народом.
Мотив "странной" любви развертывается в двух взаимосвязанных и вместе с тем контрастирующих планах: необъяснимой холодности к тому, что составляет общепризнанно-высокий предмет патриотического воодушевления ("слава, купленные кровью") противостоит столь же "непобедимая" рассудком привязанность к иному "лику" родины - картинам родной природы русской деревни. Принято считать, что известный рисунок Лермонтова, названный "Чета белеющих берез", представляет собой авторскую иллюстрацию к стихотворению "Родина".
Несмотря на общий жизнеутверждающий фон, в восприятии поэтом родной земли присутствует некий оттенок грусти. Можно сказать, что любовь к родине у М.Ю. Лермонтова, не теряя своей непосредственности и своего жара, впервые в русской литературе становится основной темой, превращается в проблему, которую поэт по-своему ставит и рассматривает.
Стихотворение "Родина" - выступление Лермонтова по одному из важнейших вопросов идейно-политической борьбы того времени в России, о путях ее развития. Он отказывается от основных точек зрения на вопрос о дальнейшей судьбе России. По Лермонтову, любовь к Родине не определяется идеями декабристов ("ни слава, купленная кровью"), религиозными идеалами ("ни полный гордого доверия покой"), а также принципами славянофилов ("ни темной старины заветные преданья"). Лермонтов утверждает свою любовь: это его глубоко личное чувство ("но я люблю - за что, не знаю сам").
Лермонтова всегда волновала судьба России, поэтому поэту было больно осознавать, что его Родина погрязла в бесчеловечности, жестокости и непонимании. "Иди в огонь за честь Отчизны, за убежденья, за любовь!" - призывает Н.А. Некрасов. Лжепатриотизму Лермонтов противопоставляет свое чувство, свою "странную любовь".
В стихотворении "Родина" проявляется совершенно новая в лирическом творчестве М.Ю. Лермонтова крестьянская тема. Собирательный образ русского крестьянства, в "Родине" сужается до образа простого человека. "Родина" - одно из самых интересных по композиции и противоречивости передаваемого чувства стихотворений. "Славе, купленной кровью", "заветным преданьям старины", всему тому, что почитается официальным выражением величия народа, поэт противопоставляет "дрожащие огни печальных деревень", "в степи кочующий обоз" … Вот она, Россия, - нищая, мужицкая, до боли родимая.
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее, подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень;
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой, многим незнакомой,
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
(Родина, 1841; 1, т.1, с. 208)
В стихотворении "Родина" поэтом с удивительной точностью передана широкомасштабность России: "безбрежные леса", "разливы рек, подобные морям". "Родина" - одно из немногих реалистических произведений поэта. Мы можем найти здесь неприукрашенное описание пейзажа средней полосы России. Его составляют "проселочные пути", "белеющие березы", "желтая нива", "полное гумно".
"Родина" Лермонтова полна глубокой нежности к родной земле, сердечной привязанности, без которой нет связи с Отчизной. Если вначале поэт пишет, что "любит за что, не знает сам", то потом конкретизирует: отрада вызвана созерцанием этого уклада жизни, этой природы.
Патриотическая тема в этом стихотворении приобрела лирический характер. В стихотворении Лермонтов высказывает несколько иное патриотическое сознание. Он сразу же отличает чуждые ему формы патриотизма. Постепенно поэт все больше переходит от обобщенной мысли к конкретной. Любовь поэта к России настоящая, взыскательная, глубокая. "В качестве основного чувства родины, - пишет об этом стихотворении У.Р. Фохт, - выдвигается нечто настолько по тому времени необычное, что поэт счел необходимым в пределах небольшого стихотворения четыре раза оговорить эту необычность: "Люблю отчизну я, но странною любовью!", "Не победит ее рассудок мой", "Но я люблю - за что, не знаю сам", "С отрадой многим незнакомой"" (37 с.27).
Поэт утверждает свою любовь к России народной, крестьянской, к мощи и простору русской природы, отражающей душу народа, к русской земле, возделанной его трудом. Ни общий контекст творчества М.Ю. Лермонтова, ни стилистика первых строк ("полный гордого доверия покой", " темной старины заветные преданья") не позволяют увидеть здесь какого-либо снижения ценностей патриотизма в его традиционном для долермонтовской поэзии государственно-исторического аспекта, хотя они и " не шевелят… отрадного мечтанья".
Сложная полнота отношения лирического героя "Родины" к своей стране обнаруживается и в композиции стихотворения. Родина представляется поэтом как некое единство, к которому герой обращает свои мысли и чувства. Чувство Родины никогда не покидало М.Ю. Лермонтова, и об этом свидетельствуют прямые высказывания лирического героя о Родине и народе в самом стихотворении. Образ героя вписан в образ родной земли, введен в ее сферу. Для лирического героя этого стихотворения важна его Родина, в ней он ищет свои идеалы, и именно в ней он видит простую, искреннюю и естественную жизнь, и герой хочет слиться с этой жизнью, хочет стать частью огромного целого - своей Родины. Лирический герой М.Ю. Лермонтова едет по проселочным путям с мыслью о ночлеге, засматривается на желтые нивы, на крытые соломой избы ее деревень, долго и сочувственно вглядывается в картину народного веселья. Именно поэтому в стихотворении возникает образ русской деревни, дорогой автору, но бесконечно далекий от романтических образов ранних произведений.
Наконец, в финале возникают образы "мужичков" - обитателей "печальных деревень". Все эти лики Родины горячо утверждаются автором - скрывающимся под маской лирического героя стихотворения. В зависимости от них он является, по мере движения стиха, и философом, обобщающим свое отношение к России, и путешественником, созерцающим ее природу и с любовью наблюдающим жизнь ее народа. Следует отметить, что развитие темы "Родины" - от "широкого" к "узкому", от "большого" к "малому", от философии к картинам природы и человеческой жизни - определяется языком и метром стихотворения. Характерно в стихотворении развитие лирической мысли от абстрактных представлений к конкретно-бытовым образам.
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.
(Родина, 1841; 1, т.1, с. 208)
Стихотворение "Родина" состоит из трех строф. В первой строфе поэт размышляет о России в целом, о России как об огромной прекрасной стране. В связи с этим преобладают обобщающие или отвлеченные слова: отчизна, рассудок, слава, доверие, мечтанье, старина. Слова, относящиеся ко второй строфе, охватывают объекты более широкого масштаба: степи, леса, реки, проселочный путь, деревни. Во второй строфе "панорама" российского пейзажа постепенно сужается. "Холодное молчанье" степей, колыханье "безбрежных лесов", "разливы рек ее, подобные морям" - все это скрывает некую загадку, обещание великого будущего; просёлочный же путь в ночной тьме, дрожащие огни деревень говорят о печали настоящего.
Довольно резкая смена размера в третьей части привлекает внимание к тем реалиям русской жизни, которые вызывают у лирического героя "многим незнакомую" отраду: все эти детали связаны с людьми, живущими на российских просторах, с теми, для кого жизненно важно "полное гумно", кто живет в домах с "резными ставнями", а в праздник пляшет с "топаньем и свистом". Вслед за торжественно плавными, задумчивыми, замедленными шестистопными и пятистопными ямбами первой и второй строфы появляется четырехстопный ямб, выделяющий здесь переход к простому и обыденному тону, которым как бы подготовляется образ пляшущих мужиков, и потому язык, которым поэт говорит о русской деревне, прост и легок.
Первая строфа, посвященная размышлениям поэта о своей "странной любви" к отечеству, звучит торжественно и размеренно. Отчасти это происходит благодаря использованию инверсии: "люблю отчизну я", " не победит ее рассудок мой".
Лексика стихотворения, также разнообразна: в начале стихотворения - литературно-книжная ("рассудок", "слава, купленная кровью") и в последней части она сменяется простой разговорной речью ("скакать в телеге", "дымок жнивы", "говор пьяных мужичков"). "Объекты, представленные словарем третьей строфы, не только материальны, но и более локальны, ограничены, они - представляют собой лишь частности общей картины и недаром обозначены преимущественно словами единственного числа (по сравнению со второй строфой, в которой преобладало множественное число): обоз, нива, чета берез, изба, гумно." (21, с.145)
Также для усиления впечатления о мощи России используется гипербола: разливы рек подобны морям. Кроме того, М.Ю. Лермонтов использует алл
|
|
|
