Примечание В: О содержании несубъективных категорий в теории действия

Одной из главных особенностей концептуальной схе­мы, которую мы здесь анализируем, — теории действия, — является то, что она формируется в терминах субъектив­ных категорий, т.е. категорий, связанных с аспектами, или частями, или элементами «состояния сознания» актора. Естественно, возникает вопрос, является ли используе­мая таким образом субъективная точка зрения просто методологическим приемом или же она существенна для научного объяснения через схему действия изучаемых явлений. Один из выводов, следующих из данной рабо­ты, будет заключаться в том, что указанная точка зре­ния — нечто большее, чем методологический прием, и что некоторые из основных элементов, содержащихся в по­ведении человека в обществе, нельзя строго теоретичес­ки сформулировать, не привлекая для этого субъектив­ных категорий; в противном случае нужно пользоваться совершенно отличными от теории действия концептуаль-

ными схемами. В то же время не подлежит сомнению, что некоторые элементы теории, используемые в субъектив­ной схеме действия, могут быть выражены в терминах, не имеющих никакого отношения к состоянию сознания.

Наиболее очевидный пример этого — основная часть содержания действия, описываемого в терминах научной нормы рациональности. Действительно, поскольку такое знание не касается человеческих существ, постольку оценка научной достоверности общих понятий, содержа­щихся в нем, может быть проверена наблюдателем в си­туациях, не включающих в себя никаких конкретных яв­лений, зависящих от состояния сознания. И даже когда речь идет о знании действительного или вероятного по­ведения человеческих существ, а такое знание добывает­ся посредством анализа состояния их сознания, оно мо­жет быть сведено к терминам теорий, не содержащих субъективного элемента.

Сказанное ставит вопрос о систематической класси­фикации такого знания. Совершенно очевидно, что это знание, верифицируемое в терминах теоретических сис­тем тех наук, которые работают с иными явлениями, не­жели человеческое поведение или культура, — прежде всего в терминах физики, химии и биологии. Это не озна­чает, что знание, управляющее действием, обязательно должно описываться в терминах, используемых компе­тентными представителями этих наук; необходимо лишь, чтобы его можно было верифицировать в терминах этих теорий. Кроме того, чтобы действие было рациональным, достаточно, чтобы эмпирически верные знания актора были бы адекватными в качестве знаний факторов, т.е. нет нужды в том, чтобы актор был в состоянии объяснить, почему факты, на основании которых он действует, — истинные факты.

В то же время есть много доказательств того, что факторы, формируемые этими науками, влияют на конк­ретное направление поведения человека через другие механизмы, нежели механизмы рационального их осо­знания. Каковы бы ни были эти неинтеллектуалистиче-ские каналы влияния (а их, по-видимому, много), субъек-

тивно прослеживаемые результаты действия этих фак­торов выступают либо как простые внешние индикаторы глубинных факторов, значение которых неизвестно, либо, в предельном случае, они вообще субъективно не осознаются. Последнее можно сказать о различных фи­зиологических процессах.

Для практических целей удобно, по-видимому, сум­мировать роль элементов действия, допускающих несубъ­ективную формулировку в категориях наследственности и среды в биологическом смысле. Мы уже отмечали, что это — аналитическое различение, не совпадающее с раз­личением конкретного организма и конкретной среды. Кроме того, ни наследственность, ни среда не являются конечными аналитическими категориями для классифи­кации научных аналитических систем. То, что относят к среде при анализе любого класса биологических организ­мов, имеет свои химические, физические и биологические аспекты. Точно так же, несмотря на то, что анализ дей­ствительных механизмов наследственности пока еще остается на сравнительно элементарном аналитическом уровне, есть основания для уверенности в том, что эти механизмы окажутся подвластными анализу в терминах всех трех названных выше общетеоретических систем.

Но одна из наиболее фундаментальных единиц всех социальных систем конкретного действия — это едини­ца, которую можно назвать «индивидом». В ее особом значении в систематической теории действия, в том смыс­ле, в каком она представлена в данном исследовании, эта единица выступает в виде «актора», что, разумеется, есть абстракция. Но нам известно, что все акторы в качестве единиц характеризуются связью с собственными орга­низмами. То есть в реальности не может быть актора, который бы не был в то же самое время (в другом своем аспекте) живым организмом. Кроме того, факты свиде­тельствуют о том, что при синтетическом подходе в об­щей биологии физико-химические аспекты конкретного явления принимаются во внимание примерно так же, как и в теории действия принимаются во внимание упомяну­тые несубъективные элементы, влияющие на конкретное

действие через знание и другими способами. Поэтому представляется полезным воспользоваться общей фор­мулой для выражения роли этих элементов этой парой понятий, которые представляют собой, пожалуй, наибо­лее общие категории биологической теории, так как именно биологический аспект, видимо, наиболее непос­редственно влияет на действие этой конкретной едини­цы-индивида в том, что касается ее действия. Но из того, что такое представление удобно для многих целей, не нужно делать вывода, что наше исследование вторгается в тонкости и спорные проблемы биологической теории. Оказалось возможным (см. выше Примечание Б) опреде­лить все основные типы теории действия, которые мы здесь использовали, не ссылаясь на наследственность и среду. Они не играют существенной роли в главном тео­ретическом основании исследования, они скорее служат для прояснения и уточнения наших представлений, ког­да появляется необходимость выйти за жесткие рамки си­стематической теории действия в некоторые смежные области. Главные линии разграничения проводятся нами между субъективными и несубъективными категориями, а внутри субъективных — между теми, которые можно, и теми, которые нельзя сформулировать в несубъектив­ных терминах. Любая дальнейшая дифференциация или классификация внутри категорий, которые поддаются формулировке в несубъективных терминах, — это уже вопрос, который, строго говоря, выходит за рамки дей­ствия.

Следует, однако, обратить внимание на один момент, который может вызывать беспокойство у читателя. Во всех разновидностях того направления мысли, которое мы называем индивидуалистическим позитивизмом в те­ории действия, один из главных подтипов обозначен как радикальный позитивистский антиинтеллектуализм. Он означает, в общем, биологизацию человеческого действия До такой степени, что эта теория становится, по сути дела, прикладной биологией. Эта тенденция столь сильна, что биологические факторы в социальном действии стало принято рассматривать как по природе своей неизменно

индивидуалистические. Однако эта точка зрения, по-ви­димому, не получает эмпирического подтверждения. На­против, имеющиеся в наличии данные не оставляют со­мнения в том, что на уровне животной жизни, где неприменимы субъективные категории теории действия, свойства коллективов, включающих множество организ­мов, ни в коем случае нельзя выводить посредством пря­мого обобщения из свойств аналитически выделенных ин­дивидуальных организмов. Это особенно явно, если говорить о «социальных» животных — таких, как мура­вьи. Но если это так, то тем более нет оснований пола­гать, что такие же системообразующие элементы систе­мы не действуют на биологическом уровне в человеческих обществах. Совершенно не оправдан постулат о том, что все биологические элементы в человеческом поведении обязательно должны быть индивидуалистическими или, напротив, что все элементы, поддающиеся только субъек­тивной формулировке, обязательно должны быть толь­ко социологическими.

Первое заблуждение было свойственно многим ин­дивидуалистическим позитивистам, второе, как будет показано, —Дюркгейму.