Рационалистические толкования.

Буквальное понимание Песни Песней как брачной песни, воспевающей только земную любовь, чуждо для христианства. Единственным в эпоху Древней Церкви толкователем, который таким буквальным образом толковал эту книгу, был Феодор Мопсуэстский, осужденный посмертно на Пятом Вселенском Соборе в 553 году. Среди заблуждений Феодора Мопсуэстского, на Соборе, было указано и буквальное понимание им книги Песнь Песней. Он считал ее сборником свадебных песен.

Взгляд на книгу Песнь Песней как на сборник любовных песен стал постепенно возрождается с появлением протестантизма. Однако, первоначально он не имел много сторонников. В 1544 году в Женеве гуманист Себастиан Кастеллио стал учить, что в Песни Песней мы имеем простой разговор Соломона со своей любимой подругой. Церковный взгляд на книгу он публично осмеивал. Например, он заявлял, что “когда Соломон писал седьмую главу Песни Песней, он был в ослеплении похоти и руководился мирской суетой, а не Святым Духом”. Кастеллио требовал исключить книгу из канона. За такое отношение к священной книге он был изгнан Кальвином из Женевы.

Позже получила распространение гипотеза о том, что книга является описанием взаимоотношений царя Соломона с конкретной женщиной – с Ависагой Сунамитянкой или с египетской царевной. Это мнение было известно и в древности. В научной литературе 18-19 веков оно получило название гипотезы типистов. Типисты считали, вместе с тем, что эта брачная песнь является прообразом (типом) духовного брака Господа и Израиля, Христа и Церкви. Нельзя не заметить слабых сторон этой гипотезы. Об Ависаге Сунамитянке известно, что она прислуживала царю Давиду в его старости и согревала его в постели, оставшись девицей. После смерти царя Давида ее безуспешно просил себе в жены брат и соперник Соломона Адония. Соломон усмотрел в этой просьбе претендента на престол тайное намерение заполучить еще один козырь в политической борьбе. Адония поплатился за это жизнью. Что затем стало с Ависагой, неизвестно. В Библии нет никакого указания на то, что она стала женой Соломона. Можно отметить также, что имя Ависага происходит от еврейского слова “абисаг”, что означает “отец заблуждения, легкомыслия”. Было бы странно, если девица с таким именем стала прообразом еврейского народа или Церкви Христовой. То же самое можно сказать и о дочери фараона. Израильтянам запрещалось брать в жены иноплеменниц, чтобы те не совратили их в идолопоклонство. Поэтому брак Соломона с ней вряд ли можно считать законным и благочестивым. Еще следует отметить, что среди отцов Церкви никто не придерживался взгляда, высказанного затем типистами. Более того, блаженный Феодорит в начале своего толкования на Песнь Песней счел долгом опровергнуть подобные заблуждения. “Говорят некоторые..., что премудрый Соломон сам о себе и о дочери фараоновой оную написал; а другие, подобные первым, утверждают, что вместо дочери фараоновой разуметь здесь должно Ависагу Сунамитяныню..., то я долгом поставляю, при начале истолкования моего ложные оные и душевредные мнения прежде опровергнуть”, — писал святой отец.

Однако, встречались вольнодумцы, которые видели в Песни Песней лишь эротическую поэму. Разумеется, они отрицали каноническое достоинство книги. В России такого взгляда придерживался известный государственный деятель и историк, сподвижник Петра Первого, В.Н.Татищев. Помимо всего прочего он был известен и своим вольнодумством в религиозной сфере. С апологией традиционного воззрения на Песнь Песней выступил другой известный сподвижник Петра архиепископ Феофан (Прокопович). Его перу принадлежит сочинение “О книге Соломоновой, нарицаемой Песни Песней”. В заглавии сказано, что это рассуждение написано “против неискусных и малорассудных мудрецов, легко о книге сей помышляющих” (Чист. С.614). Поводом к написанию книги стал один из разговоров архиеп. Феофана с Татищевым. О его содержании рассказывается в предисловии к книге. “В недавнопрошедшее время в прилучившейся нам негде беседе дружеской, когда были рассуждения о Христовой церкви, между многими Священного Писания словесы к делу тому приведенными, произнеслось нечто и от книги Соломоновой, глаголемой Песни Песней. Некто от слышащих (г. Василий Никитич Татищев, тайный советник и астраханский губернатор) по внешнему виду, казалось, человек не грубый, поворотя лице свое в сторону, ругательне усмехнулся, а когда и дале еще, поникнув очи в землю с молчанием и перстами в стол долбя, претворный вид на себе показывал. Вопросили мы его с почтением: что ему на мысль пришло? И тотчас нечаянный ответ получили: “давно, рече, удивлялся я, чем понужденные не токмо простые невежи, но и сильно ученые мужи, возмечтали, что Песнь Песней, есть книга Священного Писания и Слова Божия? А по всему видно, что Соломон, разжизаяся похотию к невесте своей, царевне египетской, сия писал, как то у прочих, любовию жжимых, обычай есть; понеже любовь есть страсть многоречивая и молчания не терпящая, чего ради во всяком народе ни о чем ином так многия песни не слышатся, как о плотских любезностях”. Сим ответом так пораженное содрогнулось в нас сердце, что не могли мы придумать, что сказать. А понеже он и еще повторял тожде свое злоречие, мы ему с кротостию предложили, что надеемся так доказательне честь и силу книги сея, яко сущаго Слова Божия, объяснить, что он, если совести своей не воспротивится, о нынешнем смехе своем восплачется. Он, то слышав, с прилежанием просил нас, дабы мы обещаваемого дела исполнить не забыли. Знать то ни мало не надеялся, чтоб мы нечто важное и сильное произнести о сем могли. Того ради мы обещанием оным одолжены, тщимся то уже совершить” (Чистович И. Феофан Прокопович и его время. – СПб: изд. Имп. АН, 1868. –752с.)

Буквальное понимание книги стало бурно развиваться со второй половины 18 века. В 1771 году протестантский толкователь Якоби высказал гипотезу, завоевавшую широкую популярность. Он предположил, что Песнь Песней – драма в трех лицах. Согласно его гипотезе, Суламиту, у которой был жених-пастух, насильно увезли в гарем царя Соломона. Однако она, не смотря на все соблазны, сохранила верность своему жениху и добилась освобождения.

В конце 19 – начале 20 века появились новые сторонники гипотезы Феодора Мопсуэстского. Это было связано с появлением книги немецкого консула в Дамаске Вецштейна. В своей книге Вецштейн рассказывает, в частности, о свадебных обрядах заиорданских бедуинов. По его наблюдениям, во время бедуинской свадьбы жених и невеста садятся на троне, им нарекают имена древних царя и царицы и воздают царские почести. Заключением первого дня свадебных торжеств был танец меча, который исполняла невеста. Некоторые ученые после выхода книги пришли к выводу, что Песнь Песней является отражением этих свадебных обычаев. Причем одно из мест еврейского текста книги Песнь Песней было истолковано ими как указание на исполняемый Суламитой танец меча. Затем некоторые ученые, в том числе профессор А.В.Карташов, стали комбинировать теории Якоби и Вецштейна. Наконец, в либеральной науке появилось мнение, что Песнь Песней целиком построена на основании молитвенных гимнов восточных языческих народов.

Существуют и другие, порой весьма оригинальные мнения о характере книги Песнь Песней. Например, рядом ученых было высказано мнение, что Суламифь является образом Ипостасной Премудрости Божией. Как отмечает протоиерей Геннадий Фаст: “Это толкование не может быть нами принято, так как согласно православному учению о Софии Премудрости Божией, ипостасная Премудрость Божия отождествляется с Ипостасным Словом, Превечным Логосом, Сыном Божиим. А Сын Божий, Логос в Песни Песней есть Жених-царь. Если же Суламифь есть Ипостасная Премудрость, Логос, то кто же тогда Царь-Жених? Разве лишь Бог Отец? Но тогда вся книга Песни Песней будет совершенной нелепостью. Если же считать Царя-Жениха Логосом, или Богом вообще, а Суламифь Премудростью, то мы впадем в догматическое противоречие либо о “четвертой Ипостаси”, либо о “ипостаси не ипостасной”, либо о совсем “туманной” Премудрости Божией отличаемой и не отличаемой от Бога” (1 Фаст. С.41).

В 1887 году крупнейший русский исследователь книги профессор Киевской Духовной Академии А.А.Олесницкий предложил “новый способ разгадки Песни Песней”. В предисловии к своему труду “Книга Песнь Песней и ее новейшая критика” он писал: “Заинтересовавшись в высшей степени загадкою Песни Песней и не видя возможности придти к какому-либо решению на основании западной науки, мы решились обратиться за помощью к восточной науке, восточному миросозерцанию, восточному искусству в разрешении загадок, тем более, что Песнь Песней своим появлением во всяком случае принадлежит Востоку”. Находясь в Палестине, Олесницкий познакомился с одним иудеем – прозелитом из персов Самуилом Тайяром. Последний предложил русскому ученому свою разгадку смысла книги Песнь Песней. Согласно гипотезе Тайяра-Олесницкого, под образами жениха и невесты в этой книге изображены солнце и природа Палестины. В поисках подтверждения этой идеи Олесницкий обратил внимание на анатомические особенности фигуры главной героини и на то, что при описании Невесты широко использованы образы природы: “глаза твои – голуби, зубы как стадо выстриженных овец”. Он пришел к убеждению, что природные образы и картины доминируют по полноте и силе изображения над чисто человеческими описаниями невесты. Это, по его мнению, служит сильным доказательством правильности его гипотезы. Говоря о данной гипотезе, следует отметить, что она стоит не в ряду святоотеческих толкований, а в ряду человеческих мнений о Песни Песней. “Гипотеза эта очень “заземлена”. – пишет протоиерей Геннадий Фаст. — Это определяется изначально, когда говорится, что Песнь Песней не западная, а восточная. Когда, отчаявшись найти ключ к пониманию книги с помощью западной науки, обращаются за помощью к восточной науке, восточному миросозерцанию и искусству. Не наука и искусство, а благодать Божия открывает богопросвещенным мужам тайны Священного Писания. Не достопочтенные мужи науки и искусства, а святые подвижники являются истинными толкователями Писания. Наука и искусство не отвергаются, как подспорья для раскрытия буквального значения текста, но сакральный смысл раскрывается только Духом Божиим” (1 Фаст. С 43).

Какие же аргументы можно выдвинуть для поддержки ортодоксальной традиции толкования книги Песнь Песней? Такие аргументы появятся, если рассматривать эту книгу в общем контексте с историческими, учительными и пророческими книгами Ветхого Завета. Изучение различных образов, принятых в книге Песнь Песней, позволяет установить, что большинство этих образов встречаются в других библейских книгах. В качестве примера можно привести образы невесты, царя, виноградника, пастыря, стада. Все эти образы встречаются и в пророческих книгах, в частности, у пророка Исайи. Причем, учитывая специфику пророческих книг, их без сомнения следует понимать как аллегорические. Изображение любви Бога к еврейскому народу в образах брачной любви также присуще не только книге Песнь Песней. Такие аллегории присутствуют, например, у пророка Исайи и в 1 – 2 главах книги пророка Осии. Господь в пророческих видениях Осии говорит, обращаясь к еврейскому народу: “И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа” (Ос. 2,19-20). А пророк Исайя, обращаясь к народу, говорит: “Ибо твой творец есть супруг твой; Господь Саваоф – имя Его... Ибо как жену, оставленную и скорбящую духом, призывает тебя Господь, и как жену юности, которая была отвержена, говорит Бог твой” (Ис. 54,5-6). В другом месте пророк говорит народу: “Как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой” (Ис. 62,5). Поэтому имеются все основания для того, чтобы воспринимать Песнь Песней как аллегорическое изображение духовных истин.