 |
Противостояние механицизма и интуитивизма
|
|
|
|
Если целостность ренессансного мировосприятия не позволяла обособиться
непосредственно-интуитивному восприятию мира и расчленяю-
щему его анализу, то в XVII веке это разъединение произошло, порожденное
противостоянием сохранявшего свое влияние религиозного сознания и стремительно
развивавшегося научного мышления, непосредственно связанного с проникновением
механизмов во все сферы бытия, от производства до частной жизни горожан.
В уже цитированном исследовании истории техники в контексте развития европейской
культуры Л. Мэмфорд подчеркнул, что хотя «все инструменты современной технологии:
маятник, печатный станок, гидравлическое колесо, магнитный компас, ткацкое ремесло,
токарный станок, порох, бумага, не говоря уже о математических знаниях, химии и механике»,
Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+
(2)320 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 252
— существовали уже в культурах китайцев, арабов, греков и были первыми шагами на пути к
машине, и хотя все эти народы «обладали большой технической сноровкой», однако только
народы западной Европы сумели поднять точные науки и технику на такой уровень, на каком
«весь их образ жизни был приспособлен к действиям и способностям машины».
«В техническом отношении, — писал Дж. Бернал, — это был век неуклонного прогресса,
как по масштабам, так и по достигнутым результатам», и его влияние на сознание
европейского общества едва ли не более значительно, чем во все предшествующие века —
начавшаяся механизация материального производства, мореплавания, военного дела, а в
известных пределах и быта меняла структуру общественного сознания и его проявлений в
|
|
|
науке, философии, искусстве: характерными его чертами оказывались неизвестные
ренессансной ментальности механицизм и аналитичность. Очень емко описал этот процесс
один из самых основательных его исследователей Б. Г. Кузнецов. Он отметил, прежде всего,
значение великих географических открытий, подготовивших эпохальные научные открытия
XVII века — века Н. Коперника, И. Кеплера, Г. Галилея, И. Ньютона, благодаря которым
европейцы «усвоили множество новых географических, геологических, физических,
химических и биологических знаний»; эти открытия и морская торговля дали толчок
мануфактурному производству и кораблестроению, сделавшему небывало быстрым
«технический прогресс»; в частности, именно запросы мореплавания обусловили успехи в
конструировании многих физических приборов — подзорных труб, секстантов,
навигационного инструмента. «Для механики, — подчеркивает историк, — наибольшее
значение имело спорадическое применение машин в мануфактурном производстве», и это
оказывало прямое влияние на развитие науки, в которой нуждались и металлургия, и
гидротехника, и строительство мельниц, и военная техника. «Динамика XVII в.,
подготовленная развитием прикладной механики и особенно
применением машин, сформулировала простые законы, которые стали идеалом научного
объяснения для всего естествознания на очень долгий срок». И именно «в этой атмосфере
механические знания стали механическим мировоззрением».
Для истории культуры чрезвычайно важен этот переворот — в точном смысле слова! — в
общественном сознании, в самой методологии мышления: если мифологическое сознание во
всех его модификациях, господствовавшее в доренессансной культуре, осуществляло
имманентную ему операцию перенесения на материальные объекты природы духовных
качеств человека (так рождались добрые и злые духи, из которых выросли затем
|
|
|
антропоморфные образы богов и чертей), то научное мышление в его первоначальной
механистической форме производило обратную операцию — переносило на социальную,
культурную, духовную сущность человека свойства и структуры материальных объектов, и
не только природных, биологических, типа гоббсовой метафоры «человек человеку волк», но и
технических, машинных! Так рождалась познавательная операция, которую в XIX веке назовут
«позитивистской редукцией», то есть сведением высшей формы бытия к низшей, сложного к
простому. Оно и неудивительно — познание простою легче познания сложного и потому
дается раньше, провоцируя науку при обращении к сложному переносить на него знание более
простого. Характерный пример — утверждение Т. Гоббса в полемике с Р. Декартом, что «Дух
есть лишь движение в определенных частях органического тела».
Вместе с тем, поскольку более простое не «атомарно», а неоднородно, его познание
требует анализа — то есть расщепления целого на части и все более и более глубокого
исследования каждой в расчете на то, что из последующего суммирования знания частей
можно будет получить знание целого. Только XX век, в учениях холизма и теории систем,
вскроет наивность таких представлений, установив, что целое больше, чем совокупность
составляющих его частей, — больше на их связи и взаимодействия, образующие структуру
целого. Но механицизм тем и отличается от системного мышления, что имеет дело с
механизмами, расчленение которых позволяет потом производить их сборку, заменяя в случае
необходимости вышедшие из строя части новыми. Именно так и рассуждал Т. Гоббс: «..Всякий
предмет лучше всего познается благодаря изучению того, что его составляет, подобно тому,
как в автоматически двигающихся часах или в любой сложной машине нельзя узнать
назначения каждой части и каждого колеса, если не разложить эту машину и не рассмотреть
отдельно материал, вид и движение ее частей».
Справедливо отметил в свое время Е. Ситковский, комментируя издание русского перевода
«Трактата о системах» Э. Б. Кондильяка: «объективные условия развития естествознания в
XVII-XVIII веках более благоприятствовали индукции и анализу, чем синтезу». Одна из
|
|
|
последних работ, специально посвященных данной теме, — содержательная монография А. Г.
Погоняйло «Философия заводной игрушки или апология механицизма». Однако два момента,
недостаточно акцентированные в литературе, следует высветить, изучая историю культуры, —
я имею в виду генезис данных ментальных структур и масштаб их проявления.
Размышление над первой проблемой сразу же направляется тем простейшим наблюдением,
Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+
(2)320 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 253
что само понятие «механицизм» производно от слова «механизм»; и действительно, такой
метод мышления мог — и должен был! — сформироваться в эпоху появления разнообразных
механизмов в жизни общества, и не только в производстве, но и в военной технике, и в
торговле, и в быту, начиная с механических часов и кончая разного рода механическими
игрушками (вот почему неакадемическое понятие «заводная игрушка» могло быть вынесено в
заголовок только что названного, по содержанию вполне академического, исследования; его
автор убедительно показал, что в XVII веке часовой механизм воспринимался как «символ
мироздания», знаменуя «прощание с возрожденческой натурфилософией»; хотя «повсеместное
появление часов совпадает с началом Возрождения», подчеркнул он, только в середине XVII
века к часам был приспособлен в качестве регулятора точности хода маятник и изобретена
пружина, что «произвело революцию в часовом деле, многократно повысив точность и
удобство измерения времени»). Во всяком случае, никто не сравнивал ни строение мироздания,
ни устройство организма человека с работой часового механизма, как это сделал один из
величайших представителей философии XVII столетия Р. Декарт. Он мог сравнивать человека
вообще с машиной как «самодвижущимся механизмом» только потому, что ему и его
современникам были известны разнообразные «машины, изобретенные людьми». Французский
|
|
|
философ не был одинок в такой постановке вопроса — англичанин У. Гарвей, еще до классика
рационализма, в труде «Анатомическое исследование движения сердца и крови животных»,
чьи выводы были основаны на экспериментах, доказывал, что организм представляет собой
своего рода машину, в которой кровообращение осуществляется по законам механики. Сто лет
спустя Ж.-О. Ламетри опубликует трактат с вызывающим названием «Человек-машина».
Проникновение в саму структуру мышления европейцев таких качеств, как механицизм и
неразрывно с ним связанный аналитизм, дало о себе
знатьи в педагогическом программировании, и в политической идеологии и в
художественном творчестве. В литературе и искусстве, наиболее, казалось бы, чуждых
принципам анализа, расщепления целого на части, представлению организма как механизма,
XVII век сформировал жанровые структуры, которые образовывались именно эмпирико-
аналитическим путем: таковы испанская «плутовская повесть» и французский «комический
роман», строившиеся по принципу «нанизывания», как на нитку, по меткому сравнению В. Б.
Шкловского, множества эпизодов из жизни главного героя, а его характер «складывался» из
его действий в следовавших другом за другом эпизодах; таков был групповой портрет в
живописи, жанр родившийся в эту эпоху в Голландии и получивший распространение за ее
пределами: картина формировалась по-началу как такое же, но расположенное не в фабульном
времени, а в картинном пространстве, «сложение» портретируемых лиц. Этот эмпирически-
перечислительный художественно-творческий метод совпадал с тем методам индукции,
который Ф. Бэкон обосновывал, прокладывая дорогу опытному научному знанию.
Примечательно, что Рембрандт, нарушивший в «Ночном дозоре» данную традицию и
превративший групповой портрет в целостный образ коллектива стрелков, встретил полное
непонимание и неприятие заказчиков — художественное мышление гения опережает свое
время, но тем самым подчеркивает характер господствующего вкуса его современников.
|
|
|
