Дедукция и формальное мышление

В этом разделе мы рассмотрим данные, касающиеся роли культуры в дедуктиции и формальном мышлении. В общепринятом смысле дедукция рассматривается как умозаключение, позволяющее па основании имеющейся информации сделать вы­вод о неизбежности или высокой степени вероятности определенной информации (например, если известно, что все пытки имеют дырки, а X — пытка, значит, в ней есть дырка). При формальном мышлении мы стремимся расширить пределы на­шего знания, включая в него умозаключения, основаннпые на предположениях и хорошо подобранных доводах. Ниже мы комментируем избранные исследования, касающиеся силлогистических рассуждений и диалектического мышления, в част­ности, в связи с осмыслением противоречий. Исторически сложилось представле­ние о том, что способность к такому мышлению является универсальной или, по меньшей мере, оно осуществляется единообразно, поэтому культурные различия можно отнести за счет различия в способностях и уровне интеллекта (см. Cole, 1996). Однако многие ученые выявили обладающие культурной спецификой раз­личия в концепциях и подходах, различия, которые, судя по всему, связаны в пер­вую очередь с фундаментальными эпистемологическими или культурными уста­новками, а не со способностями индивида.

Силлогистические рассуждения

Русский психолог Лурия (Luria, 1931) был одним из первых ученых, занимавшихся исследованием силлогистических рассуждений и культуры. В его исследованиях, проводимых в отдаленных уголках России, испытуемым предлагалось то, что боль­шинство западных ученых называет задачей на непосредственный дедуктивный вывод. Испытуемым говорили, что все медведи на севере белые, при этом определен­ная местность расположена на севере. Затем испытуемых спрашивали, какого цвета медведи в этой местности. Большинство испытуемых не могли ответить на вопрос, а многие задавали вопрос об исходных посылках задачи, предполагая, например, что исследователь сам был в этой местности и выяснил, какого цвета там медведи.

Коул (Cole, 1996) частично повторил исследование Лурии (Luria, 1931) в Аф­рике и подобным образом обнаружил, что многие испытуемые не воспринимают вопрос на теоретическом уровне. Испытуемым предлагали исходные посылки: «Когда Джуан и Джоз пьют много пива, мэр города сердится» и «Джуан и Джоз сейчас выпьют много пива». Испытуемым предлагалось сделать вывод, будет ли мэр сердиться на Джуана и Джоза. Некоторые участники стали решать вопрос в теоретическом аспекте, но многие другие видели в нем эмпирическую задачу и давали ответы вроде: «Нет, очень многие мужчины пьют пиво, почему мэр должен рассердиться?»

Сотню лет назад такое «отсутствие» способности рассуждать могло быть вос­принято как свидетельство недостаточно развитого интеллекта и низкого культур­ного уровня. Теперь же большинство ученых признает, что такой подход выявляет не отсутствие способности рассуждать, а различные культурные модели мышле­ния (D'Andrade, 1995). В самом деле, Лурия (Luria, 1931) и Коул (Cole, 1996) под­черкивали, что практическая повседневная деятельность и культурные артефакты имеют центральное значение для культурной специфики мышления: бесполезно,

а возможно, и вредно, предполагать, что западные абстрактные задания, например силлогистические рассуждения, являются золотым стандартом мышления и спо­собности к дедукции¹.

Д'Андрад (D'Andrade, 1995) полагал, что мышление опирается на усвоенные культурные модели (например, правила, в соответствии с которыми делаются вы­воды) и при этом может принимать во внимание материальные артефакты (напри­мер, счеты). Используя задачу Уайсона (Wason task), широко применяемый тест, который якобы оценивает логическое мышление, Д'Андрад продемонстрировал, что способность справиться с ним зависит главным образом от того, как данная задача вписывается в контекст повседневного знания и повседневной деятельно­сти. Если она сформулирована как абстрактная задача на «работу с ярлыками», испытуемые справляются с ней из рук вон плохо; если же сформулировать ее как вопрос о возрасте, в котором люди пьют, испытуемые успешно решают ее². Такая опора на реалии повседневной жизни оказывает сходное влияние на выполнение разного рода силлогистических и прочих задач da мышление (D'Andrade, 1995).

Диалектическое мышление

Хотя немногие способны к формальному мышлению на уровне специалистов по законам логики и далеко не у всех оно вызывает воодушевление, существует опре­деленное искушение охарактеризовать большинство мыслителей-непрофессиона­лов как придерживающихся некоторых базовых принципов доказательства, ис­пользуемых еще со времен Аристотеля. Речь может идти, например, о «законе неиротиворечия». Этот закон гласит, что пи одно утверждение не может быть од­новременно истинным и ложным. Однако Пенг и Ннсбетт (Peng, 1997; Peng & Nisbett, 1999) показали, что данная характеристика ограничивается в лучшем слу­чае лишь представителями западной культуры; они приводят доказательства того,

¹ Пафос авторов понятен, однако нельзя не заметить, что силлогизмы — это не какие-то специфиче­ские «западные абстрактные задания», а элементарные формы дедуктивного мышления, без кото­рых невозможно развитие науки, техники, цивилизации. Поэтому нес же они — действительно «зо­лотом стандарт» дедуктивной логики, обязательный для любой этнической, национальной, регио­нальной культуры, когда она выходит на достаточно высокий уровень развития. Неумение мыслить силлогистически - это признак неразвитости мышления. Такой вывод и делает Л, Р. Лурия. Он под­черкивает, что логике дедуктивного мышления надо учиться, и значение школьного образования — в том, что оно не только дает знания, но и формирует навыки абстрактно-логического, теоретиче­ского рассуждения (см.: Лурия А. Р. Об историческом развитии познавательных процессов. М., 1974. С. 131). Культурные модели мышления, не формирующие таких навыков, могут быть вполгге Доста­точными для повседневной житейской практики, но их когнитивные, познавательные¹ возможно­сти ограничены и не обеспечивают решение задач, связанных с построением и усвоением научных знаний. — Примеч. науч. ред.

³ Авторы имеют в виду дна варианта задачи Уансопа. В первом испытуемому даются 4 карты, па ко­торых написано, например: А, В, 3,7. Ему предлагают проверить, соблюдается Л и правило: «Если на карте А, то n;i обороте ее 3*. Для этого он должен перевернуть те и только те карты, которые пеоохо-дпмо посмотреть, чтобы проверить это правило. Во втором варианте перед испытуемым кладутся 4 карты, на одной стороне которых обозначен возраст человека, на другой — что он пьет. На картах написано: пьет пиво, пьет воду, 16 лет, 20 лет. Предлагается проверить правило: «Если человек пьет пиво, он должен быть старше 18 лет». В нервом случае большинство ошибается (переворачивают кар­ты А и 3 вместо А и 7). Но но втором случае большинство действует правильно. — Примеч. науч. рва.

что жители Восточной Азии имеют иную эпистемологию с отличными правилами построения доказательств и вынесения суждений. Их работа говорит о том, что де­дуктивное мышлением прочие виды мы шления опираются на определенные эпи­стемологические предположения, касающиеся сущности знания и истины и путей их обретения, а эти предположения могут различаться в разных культурах.

Пенг п Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) описывают западное мышление как опи­рающееся на три основных закона. Закон тождества (Л = А) предполагает, что любая сущность тождественна сама себе. Закон исключенного третьего (А или В, или не В) гласит, что любое высказывание либо истинно, либо ложно; не может быть полуправды. Закон непротиворёчия (А не есть не-А) утверждает, что ника­кое высказывание не может быть одновременно и истинным и ложным^ По своей сути, такие представления вполне согласуются с разнообразными западными пси­хологическими феноменами, такими как. наивный реализм (например, Ross & Ward, 1996) и эссепциализм (например, Gelman & Mcdin, 1993), а также с резко отрицательном отношением к непостоянству н лжи.

Анализируя подходы философов и историков Востока и Запада (Liu, 1974; Lloyd, 1990; Needham, 1954, 1962; Zhang & Chen, 1991), Пенг и Нисбетт (Peng & Nishett,_e1999) утверждают, что мышлению народов Востока присущ иной подход: диалектическая эпистемология. Такая диалектика отличается от утонченной («ди­алектической») философии Гегеля н Маркса тем, что в этих философских учени­ях часто предполагаются и настойчиво ищутся исходные противоречия или оппо­зиции, которые затем находят свое разрешение; а восточная народная диалекти­ческая эпистемология, которую описывают Пенг и Нисбетт, допускает и даже принимает противоречие, не пытаясь «исправить» или разрешить его.

Пенг н Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) выделяют три фундаментальные посыл­ки восточной диалектической эпистемологии. Первое — это принцип изменения, который предполагает динамическое развитие реальности; нет ничего, что тожде­ственно само себе, поскольку реальность изменчива и неустойчива. Второе — прин­цип противоречия, который гласит, что поскольку изменение постоянно, постоянно и противоречие; сама природа мира такова, что старое и новое, хорошее и плохое существуют бок о бок в одно и то же время в одном и том же объекте или собы­тии. Третье — принцип холизма, смысл которого в том, что поскольку изменение и противоречие постоянны, ничто в жизни человека или в его характере не является изолированным и независимым; все взаимосвязано, и попытки выделить состав-¹ ляющие единого целого могут лишь ввести в заблуждение.

Пенг п Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) утверждают, что данные совокупности принципов лежат в основе двух типов народной эпистемологии: диалектической эпистемологии, которая распространена в первую очередь на Востоке, и более пря­молинейной/логической эпистемологии, которая в большей степени свойственна Западу. Разумеется, они содержат составляющие, общие для многих или всех куль-

Приведенные здесь три закон;! — это законы формальной логики (сформулированные не очень аккуратно), нарушение которых неминуемо ведет к логическим ошибкам. I 1а них опирается не только западное, но любое логически правильное мышление — восточное не меньше западного. Утверждать, что в мышлении народов Востока эти законы не соблюдаются, все равно что признать их мышление ошибочным, — Примеч. науч. рс.д.

тур, однако сравнительное преобладание тех или иных скрытых предпосылок го­ворит о том, что кросс-культурные исследования могли бы выявить, каким обра­зом культурная специфика эпистемологии влияет на умозаключения. Далее мы обратимся к данным, касающимся культуры и диалектического мышления.

Народная мудрость и диалектическое мышление. Пенг и Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) исследовали сборники пословиц, воплощающих в себе представления наро­да. Они обнаружили, что диалектические пословицы, которые содержат противо­речие или утверждения, связанные с нестабильностью (например: «Слишком скромный наполовину заносчив»), чаще встречаются среди китайских пословиц, чем среди английских. Когда же недиалектические (например: «Лучше иметь пол­буханки, чем сидеть совсем без хлеба») и диалектические пословицы были отобра­ны из китайских и английских пословиц в одинаковом количестве и предложены китайским и американским студентам-старшекурсникам для оценки, китайские испытуемые оказывали большее, по сравнению с американцами, предпочтение по­словицам диалектического содержания. Те же схемы предпочтения были выявле­ны в отношении еврейских пословиц, то есть стимулов, которые были в равной мере незнакомы как китайцам, так и американцам.

Диалектическое разрешение социальных противоречий. Пенг и Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) представляли на рассмотрение китайским и американским студен­там разного рода противоречия, взятые из ситуаций повседневной жизни. Напри­мер, участников просили проанализировать конфликт между матерью и дочерью (выбрать развлечения или пойти в школу). Американцы, как правило, явным об­разом принимали ту или другую сторону (например, мать должна уважать выбор дочери). В ответах китайских испытуемых в брльшей степени проявлялось стрем­ление найти позицию золотой середины, с точки зрения которой обе стороны не­правы, при этом китайцы пытались уладить конфликт (например, мать и дочь не поняли друг друга).

Диалектика и выбор формы доказательства. Исследуя предпочтения в выборе формы доказательства, Пенг (Peng, 1997) представил китайским и американским испытуемым доказательства, касающиеся разных проблем — одно логического ха­рактера, доказывающее несостоятельность противоречия, а другое — диалектиче­ское. Например, испытуемым дали прочесть два вида опровержения утверждения Аристотеля, что объект, имеющий большую массу, быстрее падает на землю. Логи­ческое опровержение представляло собой знаменитый мысленный эксперимент Галилея: если тяжёлый объект прикрепить к более легкому, то их общая масса будет больше, чем у легкого объекта в отдельности, и, следовательно, они должны падать быстрее; с другой стороны, если следовать логике Аристотеля, легкий объект должен служить тормозом, следовательно, совокупность двух объектов дол­жна падать медленнее. Поскольку данные выводы противоречат друг другу, это дает основание отвергнуть исходное утверждение о том, что объекты, имеющие разную массу, падают с разной скоростью. Между тем диалектическое доказатель­ство базировалось на холистическом подходе к проблеме: поскольку Аристотель изолировал объекты от возможных внешних факторов (таких, как ветер, погода и высота падения), данное утверждение ложно. В отношении нескольких проблем подобного рода китайцы предпочитали диалектическое доказательство, тогда как американцев больше привлекало линейное логическое доказательство.

Допущение явного противоречия. Представители западной культуры предпочи­тают логический анализ проблем. Из этого следует, что, сталкиваясь с противоре­чащими Друг другу утверждениями, они стремятся отвергнуть одно из них в пользу другого. Представители же восточной культуры скорей всего будут стремиться принять оба утверждения, обнаруживая в каждом из них свои достоинства. В ходе одного исследования Пенг и Нисбетт (Peng & Nisbett, 1999) предъявляли испыту­емым одно утверждение или два утверждения, которые находились в очевидном противоречии. Среди них было, например, утверждение такого рода; «Изучая под­ростков, специалисты по возрастной психологии обнаружили, что дети, которые меньше зависели от родителей и семьи, были обычно более зрелыми людьми», Некоторым испытуемым его предлагали вместе со вторым утверждением, явно противоречащим первому: «Специалисты по социальной психологии, изучая моло­дежь, обнаружили, что молодым людям, которые имели более тесные отношения со своими близкими, лучше удавалось создание социальных связей». Испытуемым предлагалось одно из этих утверждений или оба утверждения сразу, а затем их просили оценить степень правдоподобия данных утверждений.

По пяти вопросам китайские и американские испытуемые выразили единоду­шие в отношении степени достоверности одного из двух утверждений. Однако когда американцы читали данное утверждение в паре с другим, они оценивали его, как еще более достоверное, чем в отдельности: одновременное предъявление дос­товерного утверждения с утверждением, которое противоречило ему, укрепляло их веру в достоверность первого утверждения (ср. Lord, Ross & Lepper, 1979). Китай­цы, напротив, оценивали утверждение как менее достоверное, когда рассматрива­ли его в паре с противоречащим ему, очевидно, стремясь найти компромисс между двумя точками зрения.

Выводы

Двадцать лет назад специалист по когнитивной антропологии Эдвин Хатчинс, по­добно Нисбетту и Россу, опубликовал книгу. Она называлась «Культура и умоза­ключения» (Culture and Inference, Hutchins, 1980) и представляла собой глубокое этнографическое исследование мышления жителей Тробриандских островов. Хат­чинс опровергает утверждение, что у жителей Тробриандских островов и предста­вителей подобных культур отсутствуют представления о причинной обусловлен­ности и логике (D. D. Lee, 1940, 1949). Отчасти иронически, Хатчинс делает в некотором роде универсалистское заявление: сложные умозаключения не пред­ставляют собой нечто доступное лишь представителям «цивилизованных» куль­тур. Однако, демонстрируя то, что жителями Тробриандских островов использу­ются сложные мыслительные операции, такие как modus tollens и достоверное умо­заключение, Хатчинс делает, кроме того, важные выводы, касающиеся различий умозаключений в разных культурах: по его мнению, образ мышления тесно пере­плетается с культурными моделями. Универсальной же является наша способ­ность выносить суждения, но она всегда реализуется в свете определенных куль­турных моделей (см. D'Andrade, 1995).

На протяжении последних 20 лет специалисты по культурной психологии много сделали для развития и интерпретации идей Нисбетта, Росса и Хатчииса. Теперь

им многое известно о том, насколько по-разному осуществляется процесс умозаклю­чения в различных культурах, и они готовы узнать об этом еще больше. Различия, рассмотренные в данной главе, не так просто обобщить, однако все приведенные факты заслуживают хотя бы краткого упоминания. После их обзора мы рассмат­риваем культурные различия в умозаключениях в свете ценностной, личностной и когнитивной традиций.

⇐ Предыдущая42434445464748495051Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: