Глава 7. Самый близкий Враг. 9 глава

— Естественно, в августе в ясную ночь полно звезд, — пожал плечами парень.

Да уж, ее спутника никак нельзя было обвинить в излишнем роман­тизме.

— Кстати, Грейнджер, не будешь ли ты столь любезна отцепиться от моих плеч. У меня уже руки затекли от твоей мертвой хватки. А это чревато потерей управления…

— Извини, — буркнула Гермиона и попыталась исполнить просьбу, но… — А за что же мне держаться?

Малфой раздраженно вздохнул, и Гермиона поспешила переместить руки ему на пояс. При этом она обратила внимание на то, что впереди что-то светится. С мрачным весельем Гермиона заметила, что Малфой сжимает в левой руке палочку, испускающую слабый свет, и это явно мешает ему управлять. Ее рассмешил тот факт, что он не додумался до такой простой вещи. Гермиона осторожно вытащила свою палочку:

— Люмос Салем! — проговорила она, направив палочку на древко мет­лы, которое тут же засветилось, как прожектор. Это действие заставило Малфоя шарахнуться от неожиданности, и Гермионе пришлось с воп­лем уцепиться за его талию, потому что метла резко рванула вниз. Не­сколько секунд Малфой молча боролся со взбесившейся метлой, силой тяжести и боковым ветром. Когда опасность миновала, он рявкнул:

— Грейнджер! Что ты сделала с моей метлой?

Щенячья радость по поводу того, что она в чем-то его обошла, сме­нилась осознанием глупости своего поступка и ожиданием незамедли­тельной кары.

— С ней ничего не стало, правда, — жалобно начала девушка, — это та же система, что и зажигание палочки.

Малфой, казалось, слегка успокоился. И уже тише проговорил:

— Грейнджер, в следующий раз включай сначала мозги, а потом маши палочкой. Чуть сильней ветер, и мы бы уже напоминали два экзотичес­ких коврика, безумно радующих здешних туристов.

Гермиона очень живо себе это представила. И то ли виновато было ее воображение, то ли пируэты Малфоя, которые он выписывал, борясь с метлой, но ее внезапно затошнило.

— Малфой, — жалобно начала Гермиона, — давай спустимся.

На удивление, он без разговоров сбросил скорость и стал снижаться. Гермиона слезла с метлы и упала на землю, закрыв глаза.

— Эй! — послышался тихий голос, — тебя укачало?

Гермиона молчала. Ей было стыдно признаваться в своей слабости. Верно истолковав ее молчание, Малфой раздраженно произнес.

— Грейнджер! Что за ребячество?! В этом нет ничего криминального. Единственное, могла заранее предупредить.

— Меня укачивает только в самолетах. И то не всегда. Я не думала.

— В чем? — переспросил Малфой.

— Не важно.

Говорить не хотелось.

— Открой глаза и посмотри на меня! — голос был так требователен, что девушка подчинилась.

Открыв глаза, она увидела направленную на нее волшебную палоч­ку. Малфой что-то прошептал, и Гермиону накрыла волна облегчения. Тошнота отступила, и мир стал прекрасен. Даже то, что Малфой рядом, не портило впечатление. Скорее наоборот.

Гермиона резко села, собираясь поблагодарить слизеринца, и мир тут же покачнулся. Малфой уверенно подхватил ее.

— Не так быстро. После этого заклинания надо минут десять поси­деть спокойно.

Убедившись, что Гермиона может сидеть самостоятельно, Малфой пристроил метлу к дереву и заклинанием согрел остывшую землю под ними. После этого сел напротив девушки, сложив руки на коленях и опустив на них голову.

— Малфой, — через минуту позвала Гермиона, — до Хогвартса еще далеко?

— Минут двадцать, — откликнулся он, не поднимая головы.

— То есть… Но почему Гарри похитили в полдень, мы ехали недолго, а у тебя в замке уже стемнело? Как так?

— Это из-за силового поля, — Малфой поднял голову и сменил поло­жение. Теперь он полулежал, опираясь на локти, и смотрел на девуш­ку.

— Не поняла…

— Что тут непонятного! Мой замок ненаносим. Никто не может его найти, кроме членов семьи и узкого круга людей. Для путешествий ис­пользуется камин. Мой отец в розыске, но дома он в безопасности, по­тому что никто не может туда попасть: замок, как и Хогвартс, защищен силовым полем, но сейчас идет его ремонт, как выяснилось, и поэтому время там творит презабавные вещи. Я приехал тоже днем, а, судя по солнцу, было часов десять вечера.

— Но мы оказались близко и от Лондона, и от Хогвартса. Такого быть не может. «Хогвартс–экспресс» идет пять часов…

— Послушал бы кто, как самая умная ученица курса задает такие бестолковые вопросы, — посмотрев на ее возмущенное лицо, Малфой с веселой улыбкой пояснил: — Это что-то вроде трансгрессии. Время за­кручивается в спираль и в строгих рамках идет по-другому. Мы просто летим именно в этом поле. Стоит чуть отклониться от курса, и будешь пилить до Хогвартса часов десять.

— Понятно… — протянула Гермиона и подумала, что она действи­тельно этого не знала. Она не первый раз с раздражением отметила, что есть много таких вещей, которые не описываются в книгах, во всяком случае, в распространенных. Например, заклинания, которыми маги просто пользовались век от века и считали их чем-то обычным. Родив­шись в семье магглов, невозможно это постичь. А из чистокровных семей Гермиона близко знала только Уизли. Но Артур и Молли Уизли всегда заняты, и девушке было неловко отвлекать их вопросами; Билла и Чарли она всегда стеснялась, а из младших отпрысков Уизли никто не мог рассказать ничего интересного. Их волновал сегодняшний день, а не старинные обычаи. С этой точки зрения Малфой был для Гермионы уникальным. Она подняла на него взгляд и заметила, что он смотрит в звездное небо.

— О чем ты думаешь? — вопрос сорвался с губ раньше, чем девушка смогла его остановить.

— Сегодня действительно очень много звезд. Так редко бывает. Или я давно не смотрел на небо…

Это был не то что бы ответ, но все же… И Гермиона решилась.

— Малфой, пока мы все равно сидим, расскажи, как проводят свобод­ное время слизеринцы?

— Что? — Малфой оторвал взгляд от созерцания вечности и захлопал глазами.

— Ну, чем вы занимаетесь, как отмечаете праздники?

— О, — вдохновенно начал Малфой, — обычно накануне торжества мы выбираемся из спален, подстерегаем заблудившихся гриффиндорских первокурсников и устраиваем шабаш с жертвоприношением Темному Лорду, потом…

— Я серьезно! — все еще не поняла своей ошибки Гермиона.

— Послушай себя со стороны, Грейнджер! — посоветовал Малфой. — Может, тебя это удивит, но мы тоже люди. В нашей гостиной нет жер­твенного костра — есть обычный камин, и цепи на стене у нас служат для удержания факелов, а не жертв.

Он говорил спокойно, но Гермионе стало стыдно. Каким-то шестым чувством она поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Она обидела Малфоя. Ну, может, это громко сказано. Обидеться можно на человека, чье мнение дорого. На безразличных тебе людей не обижаются. Прос­то она заметила, что что-то неуловимо изменилось. Пропало хрупкое мгновение. Появилась его привычная ухмылочка.

— Можешь подниматься! — скомандовал Малфой, вставая и направ­ляясь за метлой.

Гермиона ругала себя, на чем свет стоит: зачем она это брякнула? Может, извиниться? Ну и что, что наверняка наговорит гадостей. Со­весть зато будет чиста.

Но когда Малфой подлетел к ней и равнодушно протянул руку, по­могая сесть, Гермиона малодушно промолчала. Обхватив его за талию и снова попав в плен его тепла и самоуверенности, она прошептала: «Спасибо».

Ответа, понятное дело, не последовало.

Весь остаток пути прошел в молчании. Малфой был раздражен. Гер­миона чувствовала это буквально кожей. Она понимала, что если бы у него был выбор, то такой вариант развития событий, как совместный полет на метле с ней, Малфой выбрал бы в самом крайнем случае. Осоз­нание этого не улучшило ей настроения. Да еще руки замерзли.

— Можешь засунуть их в карманы моей куртки, — поразил Малфой своей догадливостью и предупредительностью. Гермиона молча за­сунула руки в теплые карманы и стала еще ближе к этому человеку. На миллиметр или на исчезнувший из памяти год вражды. Кто теперь сможет сказать? Отчаянно злясь на нее, предлагать погреть руки... Это было выше понимания. Выяснять причины его действий расхотелось. Наверняка скажет гадость и испортит впечатление, поэтому Гермиона не говоря больше ни слова, прижалась к его спине, и они продолжили путь сквозь время и расстояние. Что их ждет? Она не знала. Просто сей­час была уверенность, что все будет хорошо. Он сказал «поверь мне», и она поверила.

Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Нена­висти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее пере­живаний.

02.02.2011

 

Глава 16. Верное решение.

 

А в душе пустота...

И лишь сердца глухие удары.

А вокруг темнота -

Предвещанье неведомой кары.

Я искала тебя,

Но наткнулась на голую стену.

Не уйти от дождя,

И надежды нет на перемены.

Снова люди не те,

Дни куда-то летят без оглядки.

Чей-то голос во тьме

Вновь играет с мечтой моей в прятки.

Я без Веры живу

И утратила где-то Надежду.

Я тебя не зову -

Знаю, ты не придешь, как и прежде.

Это Бремя — так жить:

В полной Тьме без лучика счастья.

Это Бремя — любить

Без Ответа, без Силы, без Власти...

Древний замок, повидавший на своем веку не одну историю Ненавис­ти и Любви, безмолвно посмеивался над ничтожностью ее пережива­ний.

Нарцисса Блэк, рассеянно теребя край серебристо-зеленого шарфа, смотрела в окно на заснеженные просторы территории Хогвартса. До Рождества осталось совсем чуть-чуть… Как быстро летит время.

После памятного «разговора» с Сириусом прошло почти два меся­ца. Два бесконечных и таких скоротечных месяца. За окном уже стоял декабрь, а Нарцисса, как ни старалась, не могла вспомнить ни одного примечательного момента за все два месяца. Хотя нет, один, пожалуй, все-таки был.

Сириус по-прежнему был безликим студентом факультета-сопер­ника. Он не разговаривал с Нарциссой, не замечал ее и, очевидно, не думал о ней. Ведь если бы он жил мыслями о ней, он бы не был таким далеким. Правда? Все эти недели она ни разу не оказалась с ним наеди­не. В конце ноября они вместе заработали взыскание на зельеварении. Он — за то, что бросил в зелье Снейпа какую-то гадость, от чего котел того взорвался. К счастью, Снейп не пострадал, более того умудрился сбить с ног и укрыть собой Нарциссу, чем вызвал целый шквал насме­шек со стороны гриффиндорцев. Она — за то, что не выдержала, потому что всякому терпению приходит конец, и впервые в жизни поступила так по-детски: схватила лягушачью печень и изо всех сил запустила в сторону Блэка и Поттера. Результатом стало двойное взыскание, кото­рое они должны были отрабатывать в пятницу вечером. Блэк странно притих, узнав об этом, Нарцисса же в душе обрадовалась. Наконец-то она сможет высказать этому самовлюбленному индюку все, что думает о его манерах. И все, конечно, было бы так, как она решила, если бы Блэка на взыскание не вызвались сопровождать Поттер и Эванс.

Судя по лицу Поттера, он не очень понимал, зачем притащился в не­навистный кабинет. Лили же, напротив, бурлила энтузиазмом и добрых пару часов давала дельные советы на предмет того, как лучше очищать пробирки и котлы. Нарцисса не произнесла ни слова, за исключением односложного ответа на поттеровское «привет». Ни Лили, ни Сириус не поздоровались. Едва уборка помещения подошло к концу, как Нарцисса пулей вылетела из кабинета. В очередной раз девушка поняла, что ведет себя как круглая идиотка, и дала себе слово выкинуть из головы этого чертова Сириуса Блэка, а заодно, по возможности, устроить веселую жизнь Лили.

И сейчас, глядя в окно на раскинувшуюся перед замком равнину, Нарцисса тихо прошептала:

— Будь ты проклята, Лили Эванс.

Никто не обвинил бы ее в каком-то злом умысле. Просто проходят века, и забываются очень важные вещи. Иногда несколько коротких слов, произнесенных вейлой в порыве гнева, подхватывает северный ветер и уносит за край Земли. Но проходит несколько лет, ветер воз­вращается, и тогда сбывается страшное предначертание. Кто же может винить шестнадцатилетнюю девчонку с разбитым сердцем в том, что спустя несколько лет Лили Эванс трагически погибнет, защищая свое­го годовалого сына? Наверное, этого действительно можно было избе­жать, поведи себя Лили по-другому. Но так часто бывает: одна девчонка возомнила себя судьей и вершителем судеб, знающим — для кого и как будет лучше; другая же, чувствуя, что теряет что-то очень важное, не смогла сдержать злых слов. Только сделанного не вернешь, и сказанных слов не вычеркнешь из Книги Жизни.

Нарцисса подняла голову, вздохнула и, нацепив на лицо счастли­вую улыбку, направилась в лазарет. Именно там находился ее «драго­ценный» суженый, который сорвался с метлы во время сегодняшнего матча. И вот она, даже не переодевшись, прямо в форме болельщицы, с улыбкой идет его навестить, а в ее рюкзачке лежит стопка бутербродов. Из нее получится идеальная жена. Так для всех будет лучше.

 

* * *

Несколькими часами ранее, выходя на эту игру, Люциус испытывал странные ощущения. Время еще не залечило раны, оставленные позо­ром в прошлой игре, хотя прошло почти два месяца. Два месяца триум­фа Блэка. Люциус надеялся на провал Гриффиндора в следующей игре. Ведь два ключевых игрока были травмированы. Ага, размечтался!

Матч Гриффиндор-Пуффендуй состоялся через две недели после той разгромной игры. Мэтью Диллан еще не снял фиксирующие повяз­ки с рук и, естественно, не смог выйти на поле — Мадам Помфри всегда настаивала на предосторожностях при использовании заживляющих зелий. Из-за быстрых темпов кости могли срастись неправильно. Поэ­тому большинство студентов какое-то время после серьезных травм еще щеголяли повязками и гипсами. Вот и у Блэка запястье тоже было зафиксировано. Сидя на трибуне в тот день, Люциус гадал, что же предпримет хваленый Поттер — с запасными-то у них проблема. Все оказалось просто: из раздевалки вышел запасной охотник. Люциус помнил его по прошлому году — толковый паренек... лучше бы он играл в прошлой игре. Самым последним вышел Блэк. После свистка он занял позицию на кольцах. Люциус видел, что травма мешает ему: он больше работал правой, а если приходилось брать мяч двумя руками, какое-то время потом тряс левой кистью и что-то там поправлял. Но… играл. И брал почти не берущиеся мячи. Люциус с раздражением наблюдал за игрой и не мог дождаться конца матча. Он был зол на победу Гриф­финдора.

И вот сегодня у него есть шанс доказать, что он лучший, а все эти триумфы Блэка — случайность.

Заняв позицию у колец, Люциус принялся неотрывно следить за лов­цом своей команды. Он не был капитаном, не имел какого-то решающе­го голоса в команде и, если честно, не сильно переживал, как проявит себя запасной ловец. Из-за травмы, полученной на тренировке, Флинт не смог играть, а Северус Снейп был полон загадок и вполне мог, как провалить матч, так и вытянуть его. Такое уже бывало. Чем-чем, а ста­бильностью результата он не отличался.

Но разглядывал его Люциус совсем не для того, чтобы предугадать исход игры. Просто очень уж не хотелось переводить взгляд на синие точки, носившиеся над полем. Но пришлось: в его сторону полетел квофл. Люциус перехватил его и отправил Фреду Забини, наперерез которому тут же метнулась синяя молния. Охотники столкнулись и разлетелись с улыбками. Фред успел перекинуть мяч Дэвису и еще раз улыбнулся охотнику Когтеврана. Раньше Люциуса, как и других, забав­ляло, когда на поле сталкивались два «четвертых» номера обеих команд с одинаковыми фамилиями на спинах. Это была, пожалуй, самая кор­ректная борьба с участием слизеринского игрока. Фрида улыбнулась брату в ответ и метнулась в сторону направленной ей передачи. Она вышла один на один с вратарем и сильно пробила. Сильно, но мимо, и, не взглянув на Люциуса, полетела к центру. По правде говоря, он не был уверен, что смог бы взять этот мяч, лети тот в кольцо. Все его мыс­ли были направлены в одно русло. За что? Вопрос, как всегда, улетел в космос и остался без ответа.

Люциус с тоской зацепился взглядом за фамилию на мантии этой странной девушки с невозможно-зелеными глазами. В этот момент он видел лишь ее и слишком поздно заметил другого игрока, летящего к его кольцам. Попытку броситься наперерез летящему мячу решительно остановил бладжер соперника. Кажется, в прошлый раз Люциус рас­суждал о гуманности других загонщиков и неприкосновенности слизе­ринского вратаря? Что ж, все течет, все меняется. Закончить мысль он не успел: мир качнулся и опрокинул светловолосого юношу в холодную черноту.

Открыв глаза, Люциус не сразу понял, где находится. Он лежал на снегу и видел ярко-синее небо. Странно… почему-то раньше оно было серым. Пять секунд ушло на то, чтобы признать в «ярко-синем небе» мантию игрока сборной Когтеврана. Люциус попытался повернуться, и голову пронзила острая боль; он невольно застонал.

— Тихо, не шевелись, — послышался знакомый и такой успокаиваю­щий голос.

Люциус открыл глаза и утонул в двух зеленый озерах.

— Привет, — прохрипел он.

В этот миг он заметил вокруг бурную деятельность. Появилась ма­дам Помфри, Фриду оттеснили в сторону, а Люциуса вновь стала на­крывать чернота.

«Это потому, что она ушла. Без нее всегда темно», — успел подумать он и впал в забытье.

Очнулся Люциус уже в лазарете. Было пусто и прохладно. Он повы­ше натянул на себя одеяло. Голова отчаянно болела, но комната посте­пенно перестала вращаться. Спустя пару минут послышался шум отод­вигаемой ширмы и…

Как она была красива. Ради этого момента он бы сам с готовностью спрыгнул с метлы.

— Ты уже очнулся? — с улыбкой спросила девушка.

— Да!

— Как себя чувствуешь? Мадам Помфри сказала, что все будет хоро­шо, но я тайком пробралась сюда.

— Тебя могли увидеть. Не стоило.

— Хочешь, чтобы я ушла?

— Ни за что!

Наступила неловкая пауза. Фрида сидела на стульчике перед крова­тью и теребила рукава своего сине-белого свитера.

— Ты здорово выглядишь, как всегда… — произнес юноша.

— Спасибо. Как Нарцисса?

Люциус отвернулся, несмотря на острую боль.

— Я спрашиваю, потому что ты мне дорог.

— Тогда спроси, как я? — проговорил он поворачиваясь. — Мне плохо без тебя. Я…

— Люциус. В последний раз я наговорила глупостей. Ты прав. Ты исполняешь волю отца. Так и должно быть.

— А что, если я не хочу так?

— Прости, мне пора. Поправляйся.

С этими словами девушка резко встала и двинулась к выходу.

— Фрида… Фрида!

Люциус дернулся за ней, но тут же, словно подрезанный, свалился на подушки. В глазах странно защипало. Он яростно моргнул. Почему-то его не оставляла мысль, что Фрида хотела ответить что-то совсем другое.

Люциус уставился в равнодушный потолок лазарета.

«Если у меня когда-нибудь будет сын, я ни за что так не поступлю. Я спрошу о его чувствах, о его желаниях. Я никогда не сломаю жизнь своему сыну».

Так думал семнадцатилетний Люциус Малфой, еще не зная, что пройдет два года, и у него и вправду появится сын. И станет впору вспомнить эту клятву, данную самому себе в лазарете Хогвартса. Но вот не вспомнит… и лишит своего сына детства, потому что его сын внезапно окажется способным противостоять отцу, что самому Люци­усу сделать так и не удалось. Люциус перенял у отца, что непокорных нужно ломать. У его сына появится другой девиз — тот будет уверен, что ломать нужно клетки. В этом и будет разница между отцом и сыном, и в этом будет их трагедия.

Впрочем, сейчас Люциус свято верил, что исполнит это обещание и сделает своего сына счастливым. Потому что ему было плохо, потому что эта безликая ширма только что скрыла от него самого дорогого че­ловека. Она ушла, и это было страшно. Она любила, но все же ушла, и это было неправильно.

Ширма снова отодвинулась, Люциус вышел из оцепенения. Он с без­умной надеждой уставился на вошедшую девушку и понял, что глупо надеяться на повторение чуда.

— Привет, — сказала Нарцисса с улыбкой, — ты как?

— Нормально…

— Я принесла тебе бутерброды.

— Спасибо, я не голоден, — он усмехнулся. — Входишь в роль прилеж­ной жены?

Если он хотел ее задеть, то потерпел неудачу. Девушка лишь спокой­но улыбнулась.

— Стараюсь.

Откуда ему было знать, что как раз это с сегодняшнего дня она и решила делать. Потому что ничего больше не осталось.

— Ко мне приходила Фрида Забини, — зачем-то сказал Люциус. Прос­то очень уж хотелось задеть эту хладнокровную и спокойную красоту.

— Я знаю. Мы встретились в коридоре.

Опять не вышло.

— Я устал, — буркнул Люциус.

— Хорошо. Если что-то понадобится, передай записку. Поправляйся.

Она поднялась со стула и, поправив ему подушку, стремительно вы­шла.

Люциуса разобрала злость. Странно. Разве он не мечтал о красивой и покорной жене? Все благопристойно и предсказуемо, на зависть всем чистокровным семьям. Нет! Он готов был жить с непредсказуемым кошмаром, лишь бы это явление семейной жизни носило имя Фриды Забини.

 

* * *

Нарцисса молча шла по пустым коридорам Хогвартса и ничего не видела вокруг. Она решилась. Она забудет его и станет хорошей женой. Решение принято. Вот только легче не становится. Ноги сами привели девушку в музыкальную гостиную. Этой комнатой пользовались, когда душе хотелось чего-то светлого. Сквозь огромное, во всю стену, окно лился солнечный свет ясного морозного дня. Вдоль левой стены в не­сколько ярусов располагались места для зрителей. Иногда здесь устра­ивали небольшие домашние концерты. Все необходимые инструменты сюда приносили, за исключением одного. В центре большой комнаты всегда стоял старинный заколдованный рояль. Он никогда не смолкал. Говорили, что уже больше тысячи лет звуки его удивительных мелодий отражались от стен этой комнаты, заставляя многие поколения студен­тов вслушиваться в них и узнавать звучание своих сердец. Его создала Кандида Когтевран. Она считала, что музыка способна растопить злобу и зависть в юных сердцах. Как знать, может быть, посещение этой ком­наты предотвратило не одну трагедию за долгие десять веков.

Нарцисса подошла к резному роялю. Она знала, что стоит коснуться клавиш, и мелодия смолкнет в ожидании продолжения от рук музыкан­та, рискнувшего поспорить со звуками Вечности. Девушка присела на мягкий пуфик с изогнутыми ножками и коснулась клавиш холодными пальцами. Секунду подумала, а потом заиграла.

С детства ее учили музыке и наперебой твердили: у девочки редкий дар передавать невообразимые эмоции. Нарцисса не слишком обраща­ла внимания на похвалу. Она была талантлива и, как часто бывает с талантливыми людьми, талантлива во всем: от верховой езды до вы­шивания крестиком, от разведения роз до рисования. Нарциссе все да­валось с легкостью, поэтому ее сердце не привязывалось надолго ни к одному из детских увлечений. Кроме него. И сейчас, думая об этом своем детском капризе, солнечной радости и грозовом кошмаре всей ее жизни, она играла так, как, наверное, никогда не играла ни до, ни после этого дня. Просто сейчас она понимала о чем играет и что в эти минуты передает миру с помощью старинного рояля. Звуки лились несмолкае­мым потоком: сталкивались где-то под потолком, отражались от старых безликих стен, с легким звоном отлетали от оконного стекла, наполняя эту комнату жизнью и тоской юного сердца. Когда выплеснулось все, что накопилось в душе, Нарцисса посмотрела на свои руки, словно не веря, что это была ее музыка, мелодия ее жизни. В наступившей тиши­не резко прозвучали негромкие аплодисменты. Девушка обернулась. В дверях, прислонившись спиной к косяку, стоял Ремус Люпин.

— Я никогда не слышал ничего подобного, — тихо проговорил он, вхо­дя в комнату.

Нарцисса улыбнулась и встала из-за рояля. Комнату тут же наполни­ла грустная мелодия. Словно древний инструмент плакал о расставании с девушкой, а может, просто ему стало жаль израненное юное сердце.

Девушка подошла к нижнему ряду для слушателей и опустилась на мягкий пуфик. Ремус воспринял это как приглашение и, подойдя, при­сел на соседний. Нарцисса смотрела в пол и молчала, поэтому Люпин рискнул нарушить тишину первым.

— Как у тебя дела?

Девушка неопределенно пожала плечами и вместо ответа спросила:

— Как он?

Имени никто не произнес, но Люпин понял, о ком была эта мелодия, и о ком может спрашивать Нарцисса.

— Нормально. Делает вид, что веселится.

— Почему делает вид? — Нарцисса подняла взгляд на Люпина. — У него что-то случилось?

Люпин поежился под пристальным взглядом ясных серых глаз. Юные девушки так не смотрят. Во взгляде была мудрость веков или тяжесть принятого решения. А может и то, и другое.

— Он ушел из дома, — с трудом выдавил Люпин.

— Я знала, что так будет. Не оставляй его одного, пожалуйста. Он — существо коллективное, — Нарцисса усмехнулась. — Без вас он пропа­дет.

— Нарцисса, — начал Люпин, но девушка внезапно перебила его.

— Почему Эванс так меня ненавидит?

— С чего ты это взяла? — заюлил парень.

— Она сделала все, чтобы я не смогла поговорить с Сириусом.

— Понимаешь, — тщательно подбирая слова, начал юноша, — Лили вообще-то очень добрая, и никого не хотела обижать, просто… Она не хочет причинять Сириусу боль.

— Да кто она такая, чтобы решать, что лучше для Сириуса! Только я это знаю, — выпалила Нарцисса. — Ведь ты бы не стал расстраивать нашу встречу?

После короткого молчания Люпин поднял голову и, взглянув ей пря­мо в глаза, проговорил:

— Не стал бы.

На лице Нарциссы отчего-то появилось облегчение. Может, от со­знания того, что хоть кто-то ее понимает, но…

— Я не стал бы, но в этом, вероятно, была бы моя ошибка.

— Ошибка? — опешила Нарцисса. — О чем ты?

— Нарцисса, я не спрашиваю, почему ты выходишь замуж за Малфоя. Я не вправе судить или советовать. Но Сириус сделал выбор. Он ушел из дома, чтобы не следовать пути своих родителей, не поддерживать их бредовые идеи о чистоте крови и прочей ерунде. Понимаешь, если бы ты сама рассказала ему о том, что хочешь выйти замуж за кого-либо, он бы понял. Ему было бы больно, но он бы смог это понять и принять. Вот только.… Понимаешь, Люциус Малфой воплощает в себе все то, от чего так стремится уйти Сириус. Если бы ты намеренно хотела уничто­жить его, то не смогла бы придумать лучшего способа, чем обручение с Малфоем.

Нарцисса сидела оглушенной. В ушах нестерпимо звенело, и если бы не природная выдержка, она, наверняка, уже находилась бы в глу­боком обмороке. Так вот как выглядели ее действия в глазах Сириуса и его друзей!

— Нет! — в отчаянии выкрикнула девушка. — Я не хотела этого черто­вого брака. Я не собиралась предавать Сириуса!

— Но ты ведь не сказала ему, — мягко произнес Люпин.

— Я боялась! Или вы не допускаете такой мысли? Я не хотела делать ему больно. Да, это было глупо. Ну, так и казните меня за глупость, а не за предательство. Вы, чертовы Гриффиндорские снобы, ничего не види­те дальше своего носа, — девушка уже давно в ярости вскочила на ноги, ее глаза метали молнии в оцепеневшего Люпина, а руки были сжаты в кулаки. — Вы выдумали себе идиотские законы верности и чести. А о том, что есть обычная жизнь, которая идет не по вашим глупым прави­лам, вы просто забыли. А Сириусу не приходит в голову, что все можно было изменить, если бы он хоть на миг дал понять, что я нужна, что он готов помочь, спасти? Нет! Он просто вычеркнул меня, как несоответс­твующую его представлениям о порядочности.

Внезапно замолчав, Нарцисса отвернулась от оторопевшего Люпина и подошла к окну. Юноша смотрел на ее хрупкую фигуру. Лили всег­да утверждала, что парни западают на Нарциссу потому, что в ней те­чет кровь вейлы. Нет! Это было не так. На оборотней эти штучки не действуют, и все же Люпин испытывал слабость к этой странной де­вушке. Сейчас ее легкий силуэт на фоне огромного окна заставлял его сердце сжиматься от жалости. Ее хотелось защитить и уберечь от всего мира, наплевав на здравый смысл, который говорил, что столько силы и упорства, каким обладает это, на вид, хрупкое создание, встретишь не в каждом взрослом мужчине. Но сегодня здравый смысл молчал, и юноша видел перед собой легкоранимую молоденькую девчушку. Воз­можно, дело было в том, что ее волосы были заплетены в две косички, а серо-зеленый свитер болельщицы слизеринской сборной был слегка велик. Все это придавало ей очень трогательный вид.

— Нарцисса, — тихо проговорил он, — все будет хорошо. Еще не позд­но все изменить.

— Нет, — так же тихо отозвалась девушка, — сейчас уже нет. Мой отец сообщил сегодня, что все готово для помолвки. Ждут только нас. Я не могу так поступить со своей семьей. Ломать замки и клетки нужно было раньше.

— Тогда живи в соответствии со сделанным выбором.

Нарцисса обернулась и в упор посмотрела на него. Солнечный свет, льющийся из окна, украсил ее удивительные волосы золотой короной.

— Что ты имеешь в виду? — спокойно спросила девушка.

— Оставь Сириуса в покое. Не мучай его. Не ищи с ним встреч. При сложившихся обстоятельствах ему будет лучше без тебя. Он принял трудное решение, сломав все в своей жизни. Помоги ему, не зови за собой. Из-за тебя он способен совершить глупость. Только из-за тебя.

Нарцисса некоторое время смотрела в глаза Люпину, а потом вновь отвернулась к окну, так ничего и не ответив и дав понять, что разговор окончен. С тяжелым сердцем Люпин повернулся, чтобы уйти, как вдруг услышал тихий голос. Нарцисса говорила не с ним. С пустотой.

— Если я сейчас открою это окно и шагну вниз, Сириус будет пом­нить обо мне?

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: