 |
Группа местных школьников терроризировала школу и сожгла дом
|
|
|
|
Да, дело вышло громкое. О нём узнали все. И всем стало известно, что я был главарём банды. Но никто не знает истории полностью. По крайней мере, пока. Само собой, мы все исповедались перед мистером Грином, и все были отстранены от занятий на две недели. Пришло время платить по счетам. Но когда Грин задал вопрос, почему мы сделали то, что сделали, никто не нашёл в себе силы духа, чтобы ответить. Мы потупили взгляды. Потому что он разговаривал с нами как с преступниками — лживыми, коварными, хитрыми преступниками. Словно мы в его глазах больше не были детьми. Мы не были людьми. Понимаете? Вот мы и не смогли выложить ему всю подноготную.
Он так и не узнал, что Теневой клуб собрался на ещё одно заседание — если это можно так называть. Произошло оно в понедельник, в первый день наших вынужденных двухнедельных каникул. Нам ещё повезло, что нас вообще не исключили — лишь благодаря нашим родителям, добропорядочным гражданам, столпам общества.
Я не хотел туда идти. Для меня Теневой клуб погиб весьма заслуженной смертью в огне. Собрание созвала Шерил. Не могу сказать, чтобы я испытывал желание видеть её, но она упросила, и я пошёл. Не один. Я взял с собой Тайсона.
Тайсон жил в отеле со своими дядей и тётей, которые, как мы и догадывались, действительно оказались его приёмными родителями. Уверенности в том, кто устроил пожар на маяке — Тайсон или Теневой клуб — ни у кого не было. Тайсон сознался, но я сказал, что это сделал Клуб. Я не позволю Тайсону одному нести этот груз.
Мы с ним улизнули из-под надзора и вместе двинулись через лес к Стоунхенджу. Дорогой он всё больше помалкивал. Я тоже. У меня сложилось впечатление, что наверняка в голове Тайсона сейчас полная неразбериха. Сначала я терроризирую его, а потом прошу пойти со мной на место преступления. Не знаю, почему он согласился. Наверно, потому, что я позвал его. Ладно, неважно, что там сыграло роль — я был рад, что он отправился со мной.
|
|
|
Приблизившись к Стоунхенджу, я заметил вьющийся над ним дым костра, но заглянув в глубину фундамента, увидел там только одного человека — Шерил. Она подняла голову и несколько мгновений смотрела на меня. Я пока не торопился спускаться.
— А где остальные? — спросил я.
— Ещё не пришли. Привет, Тайсон. А почему вы не спускаетесь?
Я неохотно сошёл вниз, Тайсон за мной. Я сел по другую сторону костра от Шерил.
— Так чего ты хотела? — сказал я.
— Давайте подождём, пока не придут все.
— Хорошо.
Итак, мы ждали, и ждали, и ждали. Ждали почти целый час.
Никто не явился.
Когда огонь в костре начал затухать, я осведомился:
— Ты и вправду рассчитывала, что кто-нибудь придёт?
Она покачала головой.
— Слишком смело было надеяться, да? — Она взглянула на Тайсона; тот на неё смотрел, и Шерил вернулась ко мне. — У меня здесь список. Я посчитала, сколько мы должны заплатить каждому в возмещение ущерба, кроме, разумеется, дома Тайсона.
Я вскочил.
— И ты ведёшь речь о деньгах?! — воскликнул я. — Как насчёт Остина? И как мы возместим ущерб ему? Купим новую ногу?!
Шерил не смела поднять глаз.
— Я так же сожалею обо всём случившемся, как и ты, — проговорила она. И, помолчав, добавила: — Знаешь, не бери на себя вину за то, что я сделала с Остином.
— Ты лишь выполняла моё желание, — сказал я. — Так что моей вины здесь столько же, сколько и твоей.
— Грин хочет выдать тебе «карточку несовершеннолетнего преступника»[13], правда? — спросила она.
— Само собой. У него их целый ящик, только и ждёт, кого бы одарить.
— Не выдаст, — возразил Тайсон. Мы оба развернулись к нему. — Чтобы заработать такую карточку, нужно совершить много правонарушений. Я и то её не получил. — Он пожал плечами и улыбнулся. Видеть улыбку Тайсона в подобных обстоятельствах — это, скажу я вам, страннее не придумаешь. Я никак не мог его раскусить. Не понимаю, почему я по-прежнему нравлюсь Тайсону после всего того, что учинил над ним. Вот из-за этой его симпатии мне и хотелось стать его другом. Мне хотелось доверять ему.
|
|
|
— Я созвала собрание, для того чтобы разобраться вот с этим раз и навсегда. — Шерил раскрыла свою папку и вынула оттуда Хартию Теневого клуба. Мы подписали её всего около двух месяцев назад, а казалось, будто прошли годы. Шерил на мгновение задержала взгляд на бумаге, а затем протянула её Тайсону: — Предоставляем эту честь тебе.
Тайсон посмотрел на документ, потом на меня. Я кивнул. Он пожал плечами, сложил бумагу самолётиком и запустил её прямо в костёр. Умирающее пламя взвилось высоким языком, лизнуло самолётик, утащило его вниз. Крылья почернели и съёжились, а потом порыв ветра развеял пепел без следа.
— Теневой клуб объявляется распущенным, а Хартия аннулируется на вечные времена, — провозгласила Шерил.
— Аминь! — заключил я и принялся тушить костёр. Покончив с этим делом, я обратил внимание, что Шерил обводит взглядом Стоунхендж. Повсюду здесь валялись обёртки от конфет, банки из-под колы, пакеты из-под чипсов и прочий мусор, свидетельствовавший о том, что мы действительно посещали это место в течение нескольких недель.
— Может, здесь и правда водятся призраки, — сказала она. — Может, мы были одержимы каким-нибудь злым духом...
— Нет, — ответил я. — Я думаю, мы были одержимы самими собой.
Тайсон уже выбрался из фундамента. Я хотел было последовать за ним, но Шерил остановила меня.
— Джаред...
Я обернулся к ней.
— Да?
Она долго собиралась с духом, чтобы задать свой вопрос, и поскольку времени на это потребовалось немало, я догадался, о чём она спросит.
— Джаред... мы всё ещё... вместе?
Я на секунду задумался.
— Не знаю.
Мой ответ не слишком её осчастливил. Она уставилась в землю.
— Нет, я спросила не то. Мы всё ещё друзья? Вот в чём истинный вопрос, — прошептала она.
Я долго не мог найти ответа. Наконец я тихо проговорил:
— Не знаю. Спроси меня на следующей неделе.
|
|
|
— Понятно, — шепнула она и отступила назад. Шерил всё всегда было нипочём, но сейчас я видел: она сломлена, ей страшно больно.
— Нет, — произнёс я, подходя к ней вплотную. — Я имею в виду — действительно спроси меня опять через неделю. Пока я даже сам себе не друг.
И я поцеловал её. Что значил этот поцелуй? Поживём — увидим. Однако сейчас нам обоим немножко полегчало.
Наверху, у стены Стоунхенджа, Тайсон сидел на коленях около груды марионеток и пытался составить вместе части изуродованных тел. Заметив наше появление, он повернулся к нам и сказал:
— Неужели ты не мог пощадить хотя бы одну? Знаешь, сколько лет понадобится, чтобы сделать новые?
— Да на кой они тебе? У тебя теперь есть живые друзья!
Я протянул ему руку, помог подняться и впервые с того дня, когда я вытолкнул его из телефонной будки, заглянул ему в глаза. Они были глубокими и тёмными, как всегда. Там, в этих омутах, хранились такие тяжкие, мрачные воспоминания, каких у детей быть не должно. Возможно, придёт день и я узнаю их тайну, а возможно, этот день не наступит никогда; но одно было ясно: я больше не боялся того, что скрывали глаза Тайсона Макгоу. Он продолжал смотреть на меня — наверно, потому что я продолжал смотреть на него. И мне на ум пришла мысль: а что он видит в моих глазах?
— Некоторое время нам придётся нелегко, Тайсон, — сказал я. — Всем нам.
— Это ничего, — ответил он. — К трудностям я привык.
И он улыбнулся — по-настоящему, широко, и от этой улыбки нам с Шерил сделалось теплее. Она вселила в нас чувство, что тяжёлые времена пройдут, что всё станет хорошо... То есть, будет хорошо, если мы все как следует над этим поработаем.
Мы с Шерил в последний раз вгляделись в тёмную глубину Стоунхенджа. Нам обоим было ясно, что мы никогда сюда не вернёмся. Это место принадлежало теперь прошлому. Как и домик на дереве.
Нас ждал Тайсон, поэтому мы повернулись и ушли из Стоунхенджа навсегда.
Эпилог
Всё это уже вчерашний день. Я считаю, Шерил, так же как и мне, необходимо время, чтобы всё осмыслить. Наверно, у нас с ней что-то вроде сепарации, а сепарация, как вам, конечно же, известно, не всегда кончается разводом.
|
|
|
Как бы там ни было, завтра Шерил тоже идёт к психологу. Просто поговорить. Кажется, это как раз то, что нужно, потому что после всего случившегося я и сам осознал, насколько мне самому хочется поговорить о пережитом и рассказать, как всё произошло.
И я знаю, кто должен услышать об этом первым.
Остин.
Родители Остина, скорее всего, запретят мне показываться на пороге своего дома, а сам Остин, возможно, будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь. Но может быть, когда пройдёт много-много времени и он поймёт, как глубоко я раскаиваюсь, он простит меня. Я хочу сказать — если уж даже Тайсон простил, то тогда ведь всё возможно, правда?
И Тайсон никогда не пожалеет, что простил. Я, может, не очень хороший бегун, но с этого момента сделаю всё, чтобы стать для обоих парней самым верным другом, какой у них когда-либо был в жизни. В конце концов — если в этом я стану лучшим, то какая разница, что в чём-то ином я не самый лучший?
|
|
|
