 |
Зависть как источник бедствий (1. 07. 1952)
|
|
|
|
К ИСТОРИИ ДЬЯВОЛА (20.10.1948 г)
Дьявольское начало имеет в жизни человеческого рода свою историю. По
этому вопросу существует серьезная научная литература, не касающаяся,
впрочем, последних десятилетий. Однако именно последние десятилетия
проливают новый свет на два прошедших века. Эпоха европейского "просвещения"
(начиная с французских энциклопедистов 18 века) подорвала в людях веру в
бытие личного дьявола. Образованному человеку не верится в существование
такого отвратительного, человекообразного существа "С хвостом, с когтьми, с
рогами" (по Жуковскому), никем не виданного, а изображаемого только в
балладах и на картинках. Лютер еще верил в него и даже швырнул в него
чернильницей; но позднейшие века отвергли "черта" и он постепенно "исчез",
угас как "отживший предрассудок".
Но именно тогда им заинтересовались искусство и философия. У
просвещенного европейца остался лишь "плащ" сатаны и он начал с увлечением
драпироваться в него. Загорелось желание узнать о дьяволе побольше,
рассмотреть его "истинный облик", угадать его мысли и желания,
"перевоплотиться" в него или хотя бы "пройтись" перед людьми в дьявольском
образе...
И вот, искусство стало воображать и изображать его, а философия
занялась его теоретическим оправданием. Дьявол, конечно, "не удался", потому
что человеческое воображение не способно вместить его, но в литературе, в
музыке, в живописи началась культура "демонизма". С начала 19 века Европа
увлекается его противо-божественными обликами: появляется демонизм сомнения,
отрицания, гордости, бунта, разочарования, горечи, тоски, презрения, эгоизма
|
|
|
и даже скуки. Поэты изображают Прометея, Денницу, Каина, Дон-Жуана,
Мефистофеля.
Байрон, Гете, Шиллер, Шамиссо, Гофман, Франц Лист, а позднее Штук,
Бодлер и другие развертывают целую галерею "демонов" или "демонических"
людей и настроений, причем эти "демоны" -- "умны", "остроумны",
"образованы", "гениальны", "темпераментны", словом "обаятельны" и вызывают
сочувствие, а "демонические люди" являются воплощением "мировой скорби",
"благородного протеста" и какой-то "высшей революционности".
Одновременно с этим возрождается "мистическое" учение о том, что
"темное начало" имеется даже и в Боге. Немецкие романтики находят
поэтические слова в пользу "невинного бесстыдства", а левый гегельянец Макс
Штирнер выступает с открытой проповедью человеческого самообожествления и
демонического эгоизма. Отвержение личного "черта" постепенно заменяется
оправданием дьявольского начала...
Скрытую за этим пропасть -- увидел Достоевский. Он указал на нее с
пророческой тревогой и всю жизнь искал путей к ее преодолению.
Фридрих Ницше тоже подошел к этой пропасти, пленился ею и возвеличил
ее. Его последнее произведение -- "Воля к власти", "Антихрист" и "Се
человек", -- содержат прямую и откровенную проповедь зла...
Всю совокупность религиозных предметов (Бога, душу, добродетель, грех,
потусторонний мир, истину, вечную жизнь) Ницше обозначает, как "груду лжи,
рожденную из дурных инстинктов натурами больными и в глубочайшем смысле
вредными". "Христианское понятие Бога" есть для него "одно из растленнейших
понятий, созданных на земле". Все Христианство есть в его глазах лишь
"грубая басня о чудотворце и спасителе", а христиане -- "партия
забракованных ничтожеств и идиотов".
То, что он превозносит -- есть "цинизм", бесстыдство, "высшее, что
|
|
|
может быть достигнуто на земле". Он взывает к зверю в человеке, к
"верховному животному", которое надо во что бы то ни стало разнуздать. Он
требует "дикого человека", "злого человека", "с радостным брюхом". Его
пленяет все "жестокое, неприкрыто звериное", преступное. "Величие есть
только там, где имеется великое преступление". "В каждом из нас утверждается
варвар и дикий зверь". Все, что зиждет в жизни братство людей, -- идеи
"вины, наказания, справедливости, честности, свободы, любви и т.п." --
"должно быть вообще изъято из существования". "Вперед же", восклицает он,
"богохульники, противники морали, всевозможные беспочвенники, артисты,
евреи, игроки, -- все отвергнутые слои общества!"...
И нет для него большей радости, как видеть "уничтожение лучших людей и
следить, как они шаг за шагом идут к погибели"... "Я знаю мой жребий", пишет
он, "однажды с моим именем будет сопряжено воспоминание о чем-то чудовищном,
о кризисе, какого никогда еще не было на земле, о глубочайшем совестном
конфликте, о приговоре, вызванном против всего, во что дотоле верили, чего
требовали, что свято чтили. Я не человек, я -- динамит"...
Так оправдание зла нашло свои суще-дьявольские, теоретические формулы,
-- и оставалось только ждать их осуществления. Ницше нашел своих читателей,
учеников и поклонников; они приняли его доктрину, сочетали ее с доктриной
Карла Маркса -- и принялись за осуществление этого плана 30 лет тому назад.
"Демонизм" и "сатанизм" не одно и то же. Демонизм есть дело
человеческое, сатанизм есть дело духовной бездны. Демонический человек
предается своим дурным страстям и может еще покаяться и обратиться; но
человек, в которого, по слову Евангелия, "вошел сатана", -- одержим чуждой,
внечеловеческой силой и становится сам человекообразным дьяволом.
Демонизм есть преходящее духовное помрачение, его формула: "жизнь без
Бога"; сатанизм есть полный и окончательный мрак духа, его формула:
"низвержение Бога". В демоническом человеке бунтует необузданный инстинкт,
поддерживаемый холодным размышлением; сатанический человек действует как
|
|
|
чужое орудие, служащее злу, но способное наслаждаться своим отвратительным
служением. Демонический человек тяготеет к сатане: играя, наслаждаясь,
мучаясь, вступая с ним (по народному поверию) в договоры, он постепенно
становится его удобным жилищем; сатанический человек утратил себя и стал
земным инструментом дьявольской воли. Кто не видал таких людей, или, видя,
не узнал их, тот не знает исконно завершенного зла и не имеет представления
о подлинно дьявольской стихии.
Наши поколения поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями
этой стихии и доселе не решаются выговорить свой жизненный опыт в верных
словах.
Мы могли бы описать эту стихию, как "черный огонь"; или определить ее
как вечную зависть, как неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как
беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие,
как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от
погубления лучших людей, как анти христианство. Человек, поддавшийся этой
стихии, теряет духовность, любовь и совесть; в нем начинается разложение и
разнуздание, он предается сознательной порочности и жажде разрушения; он
кончает вызывающим кощунством и человекомучительством.
Простое восприятие этой дьявольской стихии вызывает в здоровой душе
отвращение и ужас, которые могут перейти в настоящее телесное недомогание, в
своеобразную "дурноту" (спазма симпатической нервной системы!), в нервную
дисритмию и в психическое заболевание, а могут привести и к самоубийству.
Сатанические люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и по
делам. Мы, русские, видели их въяве и вживе; мы знаем, кто они и откуда. Но
иностранцы и доселе не разумеют этого явления и не хотят понять его, потому
что оно несет им суд и осуждение.
А некоторые реформатские богословы продолжают доселе писать о "пользе
дьявола" и сочувствовать его современному восстанию. Демонизм есть
преходящее духовное помрачение, его формула: "жизнь без Бога"; сатанизм есть
|
|
|
полный и окончательный мрак духа, его формула: "низвержение Бога". В
демоническом человеке бунтует необузданный инстинкт, поддерживаемый холодным
размышлением; сатанический человек действует как чужое орудие, служащее злу,
но способное наслаждаться своим отвратительным служением. Демонический
человек тяготеет к сатане: играя, наслаждаясь, мучаясь, вступая с ним (по
народному поверию) в договоры, он постепенно становится его удобным жилищем;
сатанический человек утратил себя и стал земным инструментом дьявольской
воли. Кто не видал таких людей, или, видя, не узнал их, тот не знает исконно
завершениого зла и не имеет представления о подлинно дьявольской стихии.
Наши поколения поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями
этой стихии и доселе не решаются выговорить свой жизненный опыт в верных
словах.
Мы могли бы описать эту стихию, как "черный огонь"; или определить ее
как вечную зависть, как неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как
беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие,
как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от
погубления лучших людей, как анти христианство. Человек, поддавшийся этой
стихии, теряет духовность, любовь и совесть; в нем начинается разложение и
разнуздание, он предается сознательной порочности и жажде разрушения; он
кончает вызывающим кощунством и человекомучительством.
Простое восприятие этой дьявольской стихии вызывает в здоровой душе
отвращение и ужас, которые могут перейти в настоящее телесное недомогание, в
своеобразную "дурноту" (спазма симпатической нервной системы!), в нервную
дисритмию и в психическое заболевание, а могут привести и к самоубийству.
Сатанические люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и по
делам. Мы, русские, видели их въяве и вживе; мы знаем, кто они и откуда. Но
иностранцы и доселе не разумеют этого явления и не хотят понять его, потому
что оно несет им суд и осуждение.
А некоторые реформатские богословы продолжают доселе писать о "пользе
дьявола" и сочувствовать его современному восстанию. Демонизм есть
преходящее духовное помрачение, его формула: "жизнь без Бога"; сатанизм есть
полный и окончательный мрак духа, его формула: "низвержение Бога". В
демоническом человеке бунтует необузданный инстинкт, поддерживаемый холодным
размышлением; сатанический человек действует как чужое орудие, служащее злу,
но способное наслаждаться своим отвратительным служением. Демонический
|
|
|
человек тяготеет к сатане: играя, наслаждаясь, мучаясь, вступая с ним (по
народному поверию) в договоры, он постепенно становится его удобным жилищем;
сатанический человек утратил себя и стал земным инструментом дьявольской
воли. Кто не видал таких людей, или, видя, не узнал их, тот не знает
исконно-завершениого зла и не имеет представления о подлинно дьявольской
стихии.
Наши поколения поставлены перед ужасными, таинственными проявлениями
этой стихии и доселе не решаются выговорить свой жизненный опыт в верных
словах.
Мы могли бы описать эту стихию, как "черный огонь"; или определить ее
как вечную зависть, как неутолимую ненависть, как воинствующую пошлость, как
беззастенчивую ложь, как абсолютное бесстыдство и абсолютное властолюбие,
как попрание духовной свободы, как жажду всеобщего унижения, как радость от
погубления лучших людей, как антихристианство. Человек, поддавшийся этой
стихии, теряет духовность, любовь и совесть; в нем начинается разложение и
разнуздание, он предается сознательной порочности и жажде разрушения; он
кончает вызывающим кощунством и человекомучительством.
Простое восприятие этой дьявольской стихии вызывает в здоровой душе
отвращение и ужас, которые могут перейти в настоящее телесное недомогание, в
своеобразную "дурноту" (спазма симпатической нервной системы!), в нервную
дисритмию и в психическое заболевание, а могут привести и к самоубийству.
Сатанические люди узнаются по глазам, по улыбке, по голосу, по словам и по
делам. Мы, русские, видели их въяве и вживе; мы знаем, кто они и откуда. Но
иностранцы и доселе не разумеют этого явления и не хотят понять его, потому
что оно несет им суд и осуждение.
А некоторые реформатские богословы продолжают доселе писать о "пользе
дьявола" и сочувствовать его современному восстанию.
ЗАВИСТЬ КАК ИСТОЧНИК БЕДСТВИЙ (1.07.1952)
Наше время принесло людям страдания, скажем прямо, беспримерные в
истории; и конца этой эпохи еще не видно. И тот, кто даст себе труд
вдуматься и вчувствоваться в развертывающиеся за двадцатый век мировые
события, тот быстро нащупает их главный источник -- человеческую зависть.
Эти события как бы подводят итог предшествующим векам -- их развитию, их
вырождению и их доктринам.
Зависть, конечно, не новое явление в истории. С акта зависти начинается
Библия (Каин и Авель); о первозданном акте зависти повествует египетский миф
(злой и коварный Сэт убивает благостного Озириса)... В мире всегда были
завистники, ожесточавшиеся от всякого чужого преимущества. Но никогда еще в
истории зависть не становилась главным движущим фактором, руководящей
лжеидеей мирового кризиса. А в наши дни зависть не только осознала себя, но
и выговорила себя как доктрину, превратилась в мировой заговор (точнее -- в
несколько параллельных мировых заговоров!) и выработала программу, систему
борьбы и организацию. Она становится основным побуждением народов или как бы
тем отравленным воздухом, которым дышит современная масса. Почему? Как это
сложилось? Чем это объясняется?
Ответить на эти вопросы мы можем здесь только вкратце, с тем, чтобы
наши читатели и единомышленники сами додумали все до конца...
1.-- Различие между богатыми и бедными было всегда и будет всегда. Но
развитие машинной техники и капиталистического производства -- резко
противопоставило друг другу все возрастающее богатство одних и все
возрастающую зависть других, бедных. Производственная беспомощность бедной
массы населения -- является первым источником обостренной зависти; именно --
не просто бедность (с нею люди всегда справлялись), а полная хозяйственная
беспомощность, безработица, абсолютная зависимость неимущего от имущего.
Этого не должно быть никогда и нигде; об этом должна быть постоянная забота
государства.
2. -- Рано или поздно от этого должна была вспыхнуть массовая зависть:
"почему ты, а не я? твое, а не мое?". Отсюда и возникло учение о
противоположности и непримиримости социальных классов, желание
перераспределения имущества, доктрина революционной мести и
классового'ограбления. Эта доктрина с самого начала отрицала духовный,
религиозный и нравственный фактор истории, а признавала только
хозяйственно-имущественный, "материальный" фактор. Идея "материи",
"материализма" получила затем ложно-философское истолкование, что означало
сразу: а) "на свете реальна только материя", "ни Бога, ни духа нет", 6)
имущественно-хозяйственно-производственные условия ("материя") решают все
вопросы истории и культуры. Плоские души с формальным мышлением сразу и
навсегда удовлетворяются этой ничего не объясняющей пошлостью, и вот, из
зависти родится доктрина безбожия и безнравственности --экономический
материализм. У людей неволевых и бестемпераментных ("меньшевики") все это
прикрывается понятием социального равенства, принимаемого за
"справедливость"; у волевых и аморальных людей слагается учение
тоталитарного большевизма-коммунизма.
3. -- Отсюда возникла и современная доктрина социализма-коммунизма.
Личный дух рассматривается как начало антисоциального произвола и анархии.
Надо передать все -- в полное ведение и распоряжение государства. Но во
главе государства становится вместо прежней элиты -- новая элита, элита
зависти и экономического материализма. Она все отбирает, все
перераспределяет и все организует из единого тоталитарного центра. Она дышит
классовой идеей, классовой завистью и ненавистью, местью и расправой.
Социализм по самой природе своей завистлив, тоталитарен и террористичен; а
коммунизм отличается от него только тем, что он проявляет эти особенности
открыто, беззастенчиво и свирепо.
4. -- Этим определяется и характер новой "элиты". Она поднимается снизу
и проходит школу чужемыслия и слепой покорности. Это суть люди с величайшими
претензиями (продиктованными слепою завистью) -- они притязают на
всепонимание, всеумение и всемогущество; и в то же время это -- люди лично и
духовно нисколько не оформленные; у них нет ни религии, ни совести, ни
правосознания, ни художественного вкуса, ни очевидности. Говоря словами
Аристотеля, это -- "рабы от природы, которые достаточно причастны уму, чтобы
понимать чужие мысли" (Маркса, Ленина, Сталина), "но недостаточно, чтобы
иметь свои"... Они их и не имеют: повторяют без конца затверженные чужие
формулы и влагают в них свой неисчерпаемый заряд зависти и карьеризма.
5. -- Так слагается и протекает современный мировой переворот:
всплывают новые силы -- новые диктаторы, новые классы, новые нации. Эти
диктаторы принадлежат к полуинтеллигенции (см. пункт 6), думают упрощающе,
не ведают ни правосознания, ни чувства ответственности, но одержимы волею к
необузданной власти. Эти новые классы не имеют ни малейшего представления о
религии, о душе и о культуре; они ценят только технику и власть, и покупают
себе власть ценою холопского подчинения; сами застращенные, они умеют
править только страхом; из зависти рожденные, они разумеют только то, что ее
насыщает.
Эти новые национальности, не имеющие истории, не выносившие ни
творческого созерцания, ни духовного акта, раздвигают и разлагают культурных
соседей, с тем, чтобы занять их место и водворить духовно-культурную
пустоту, -- свое ничтожество, -- на место прежних духовных садов и
виноградников. Мир длится и дробится, от этого слабеет и выходит навстречу
величайшей опасности в состоянии безсилия.
6. -- Всем этим процессом руководит та социальная среда, которая от
начала была лучшим рассадником зависти: это мировая полуинтеллигенция.
Полуинтеллигент есть человек весьма типичный для нашего времени. Он не
имеет законченного образования, но наслушался и начитался достаточно, чтобы
импонировать другим "умственною словесностью". В сущности, он не знает и не
имеет ничего, но отнюдь не знает, где кончается его знание и умение. Он не
имеет своих мыслей, но застращивает себя и других чужими, штампованными
формулами; а когда он пытается высказать что-нибудь самостоятельное, то
сразу обнаруживает свое убожество. Сложность и утонченность мира, как
Предмета, совершенно недоступна ему: для него все просто, все доступно, все
решается с плеча и с апломбом. Главный орган его -- это чувственное
восприятие, обработанное плоским рассудком. Духа он не ведает; над религией
посмеивается; в совесть не верит; честность есть для него "понятие
относительное". Зато он верит в технику, в силу лжи и интриги, в
позволенность порока. "Полунаука", пишет Достоевский, "самый страшный бич
человечества, хуже мора, голода и войны. Полунаука -- это деспот, каких еще
не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов,
деспот, перед которым все преклонилось с любовью и с суеверием, до сих пор
немыслимым, перед которым трепещет даже сама Наука и постыдно потакает ему"
("Бесы").
И при этом он знает о своей полуинтеллигентности: он обижен ею, он не
прощает ее другим, он завидует, мстит и добивается во всем первенства: он
ненасытно честолюбив и властолюбив. И легко усваивает и практикует искусство
-- играть на чужой, на массовой зависти.
Таково большинство революционеров. Достоевский показал "подпольную"
жизнь такой души -- ее бешеную обидчивость и уязвляющееся самолюбие.
Коммунизм развернул это царство пошлости и безбожия, обезьянего подражания и
самодовольного "изображения".
7. -- Именно в этой среде созрела химера всеобщего равенства и
предрассудок всеобщей свободы.
Именно здесь идея справедливости была подменена "уравнением": вот она,
французская революция, требовавшая сноса всех колоколен, как оскорбляющих
чувство равенства; вот она иронически-гениальная формула германского поэта
Эйхендорфа: срезать верхи, пока все не станут оборванцами; вот лозунг
Степана Разина, "чтобы всяк всякому был равен". Доктрина, направленная сразу
против Бога, против природы и против справедливости. Вещие строки записаны у
Достоевского в "Бесах": "Рабы должны быть равны... Не надо образования,
довольно науки!.. Жажда образования есть уже жажда аристократическая.
Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим
желание; мы пустим пьянство, сплетни, донос, мы пустим неслыханный разврат;
мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное
равенство"...
Здесь же зародилась и созрела лжеидея недуховной свободы: не свободы
веры и Богосозерцания, а свободы безбожия; не свободы совести, а свободы от
совести -- от ответственности, от духа, от вкуса, от правосознания. Все это
мешало зависти и завистнику; и все это было низвергнуто. Свобода стала
разнузданностью в нравах, бесформенностью в искусстве, тоталитарностью в
политике (свобода власти и произвола).
8. -- Все это привело к величайшему религиозному кризису, известному в
человеческой истории. Люди не "утратили Бога", как было в эпоху падения
язычества, а ополчились на самую идею Бога; они стремятся скомпрометировать
и разложить религиозный акт души; они готовы искоренить на земле всех
верующих. В истории человечества меркнут и исчезают чувства священного,
тайны, созерцания, благоговения, ответственности, греха и зла. Остается одна
пошлость и одно злодейство. Фридрих Ницше возвеличил эти остатки культуры и
призвал людей к дерзающему преступлению.
9. -- Замечательно, что этому соответствует рост человеческого
народонаселения во всех частях света. Количество людей исчисляется уже
миллиардами. Плотность населения все возрастает. Города становятся какими-то
"Вавилонами" и разрастаются вширь без меры. Это обостряет конкуренцию и
многозаботливость жизни; это разжигает зависть и жажду обогащения на любых
путях. Мало того -- это ведет к истребительным международным войнам, которые
равносильны самоистреблению человечества. Вопрос перенаселения земли
разрешается по способу массового убийства -- войнами и революциями. И там,
где медицина и гигиена находят все новые способы оградить человечество от
болезней и эпидемий, и продлить человеческую жизнь, там вступает в свои
права процесс массового убиения людей: класс против класса, государство
против государства.
10. -- Понятно, как воздействует на рост социальной зависти технический
прогресс. Невозможное становится возможным; пространство побеждается; воздух
завоевывается; комфорт избаловывает людей; развлечения умножаются и
принимают все новые формы; претенциозность и зависть все возрастают;. а
демократический строй поощряет людское самомнение; переоценку своей особы и
склонность не брезгать никакими путями и средствами для достижения
желанного. Теперь всякий рабочий имеет велосипед, всякий лавочник --
автомобиль, всякая кухарка-- свой несмолкающий радиоаппарат. Всякой лягушке
предносится облик еще не достигнутого по ее размерам вола (Крылов); всякому
"гитлеру" снится диктатура; всякая горничная собирается в кругосветное
путешествие; всякий лодырь имеет право отравлять вам жизнь своей
мотоциклеткой. Техника снижает духовный уровень жизни по всей линии: шум
импонирует массе, радиовыкрики и граммофонные диски становятся все пошлее,
"кино" демагогирует толпу, товары снижаются в качестве, падение газетного
уровня пугает и удручает. Земные "утехи" и "развлечения" манят людей. Жажда
наслаждений растет, а с нею вместе и воля к богатству и власти. Трезвые
удержи слабеют, мудрая мера утрачивается, порок не отталкивает; современный
человек верит в свою окончательную смертность, но не верит в свое бессмертие
и в вечную жизнь; и самая молодость кажется ему кратким и непрочным даром.
Поэтому он торопится; ему "некогда". Обманчивые радости естества кажутся ему
главными или даже единственными. И вот он спешит улучшить или использовать
свою "земную конъюнктуру", он боится "упустить" и "не успеть". Совесть его
смолкает, честью он не дорожит. Он начинает ломить без стыда и "оправдывает"
свою дерзость нравственным релятивизмом ("все условно"). Расталкивая друг
друга, люди добиваются "лучшего" и "большего" и затаптывают слабых и
беззащитных на смерть. И уже трудно бывает отличить -- человека от зверя,
партию от шайки, парламентария от взяточника-авантюриста, народ от черни.
Люди нашего времени утрачивают духовный хребет: они одержимы завистью и
жадностью.
Вот откуда эти новые в истории образы порочности: политических
разбойников, профессиональных предателей, партийных палачей, садистов
государственности, врагов благочестия, артистов клеветы, истребителей
праведности, откровенных лжецов, закулисных властолюбцев и т. д...
|
|
|
