Радость жизни

Одним прохладным утром в сентябре 2002 года тибетский монах прибыл в аэропорт Мэдисона. Его путешествие началось за 11 тысяч километров отсюда, в монастыре на вершине холма на окраине Катманду. Дорога заняла 18 часов перелета в течение трех дней и потребовала смены 10 часовых поясов.

Ричи мельком видел монаха в 1995 году на встрече Института ума и жизни по деструктивным эмоциям в Дхарамсале, но забыл, как он выглядел. Однако найти его в толпе оказалось несложно. В региональном аэропорту округа Дейн он был единственным бритоголовым мужчиной в одеянии золотого и багрового цветов. Его звали Мингьюр Ринпоче, и он проделал весь этот путь, чтобы позволить исследовать свой мозг во время медитации.

После отдыха Ричи привел Мингьюра в кабинет для ЭЭГ-обследования в лаборатории, где мозговые волны измеряются прибором, походящим на шедевр сюрреализма, — шапочкой с проводами-макаронинами. Эта специально разработанная шапочка содержит 256 тонких проводов, каждый из которых ведет к датчику, прикрепленному к особому месту на голове. Плотность касания датчика к голове определяет, будут ли получены корректные данные об электрической активности в мозге или же электрод останется антенной для шума.

Как сказали Мингьюру, когда лаборант начал прикреплять датчики к голове, чтобы убедиться в плотном присоединении каждого и разместить их в нужных местах, потребуется не больше 15 минут. Но когда Мингьюр, бритоголовый монах, предложил ученым свой голый череп, выяснилось, что постоянно открытая кожа более толстая и грубая, чем та, что защищена волосами. Чтобы касание электродов к голове было достаточно плотным для получения ценных данных через более толстую кожу, потребовалось гораздо больше времени, чем обычно.

Большинство людей, приходящих в лабораторию, теряют терпение, если не раздражаются из-за таких задержек. Но Мингьюр нисколько не смутился, тем самым успокоив нервничающего лаборанта и всех присутствующих, что совсем не возражает против происходящего. Это был первый намек на легкость бытия Мингьюра, ощутимое чувство расслабленной готовности ко всему, что преподносит жизнь. Мингьюр оставил неизгладимое впечатление бесконечного терпения и мягкой доброты.

Спустя целую бесконечность (по крайней мере, так это ощущалось со стороны) проверок прочного контакта датчиков и поверхности головы эксперимент наконец-то можно было начинать. Мингьюр стал первым изученным йогином после первоначального исследования с Матье. Команда столпилась в контрольном помещении, желая узнать, действительно ли в этом есть «то самое».

Точный анализ чего-то такого неуловимого, как, скажем, сострадание, требует подробного протокола, который может отличить конкретную модель мозговой активности при ментальном состоянии на фоне какофонии электрического шторма от всего остального. По протоколу Мингьюр должен был чередовать одну минуту медитации сострадания с тридцатью секундами нейтрального отдыха. Чтобы добиться уверенности в том, что любой выявленный эффект был надежным, а не случайным открытием, он должен был делать это четыре раза подряд, последовательно сменяя задания.

С самого начала Ричи сомневался, что это сработает. Практикующие медитацию из его лабораторной команды, в том числе и сам Ричи, знали, что требуется время просто на то, чтобы настроить ум, и часто это занимает больше нескольких минут. Они считали невозможным, что даже кто-то вроде Мингьюра сможет мгновенно входить в эти состояния и при этом ему не потребуется время для достижения внутреннего спокойствия.

Несмотря на сомнения, при разработке протокола они прислушивались к Матье, который знал как культуру науки, так и отшельничество. Он убедил ученых в том, что такая ментальная гимнастика — сущий пустяк для любого мастера с уровнем опыта Мингьюра. Но Мингьюр стал первым подобным мастером, проходящим формальную проверку, и Ричи и его специалисты не были уверены, даже нервничали.

Ричи повезло, что Джон Данн, ученый в области буддизма из Висконсинского университета, воплощавший редкую комбинацию научных интересов, опыта в гуманитарных науках и уверенного владения тибетским языком, согласился переводить в ходе эксперимента[272]. Джон четко объяснил Мингьюру инструкции по времени, подсказывая ему, когда можно начинать медитацию сострадания, а затем через минуту — когда можно переходить к 30-секундному отдыху, и так далее в течение трех последующих циклов.

Как только Мингьюр начал медитировать, компьютерные мониторы, показывающие сигналы мозга, внезапно продемонстрировали огромную вспышку электрической активности. Все подумали, что он просто шевельнулся: подобные артефакты движения являются распространенной проблемой в исследованиях с использованием ЭЭГ, которая фиксирует показания волн электрической активности в верхней части мозга. Любое движение, которое смещает датчики, — изменение положения ног, покачивание головой — превращается в этих показаниях в огромный скачок, похожий на мозговую волну, и не должно учитываться в чистом анализе.

Как ни странно, тот же рост наблюдался на протяжении всего периода медитации сострадания, и, как все могли видеть, Мингьюр даже не шевельнулся. Более того, скачки снижались, но не исчезали, когда он переходил в состояние ментального покоя. И вновь — ни одного видимого изменения в положении тела.

Четыре экспериментатора в контрольной комнате наблюдали за происходящим в полном ошеломлении, когда был объявлен следующий период медитации. Когда Джон Данн переводил очередную инструкцию по медитации на тибетский, команда молча изучала данные на мониторах, переводя взгляд то на монитор мозговых волн, то на камеру, направленную на Мингьюра.

Мгновенно произошла та же огромная вспышка электрических сигналов. Вновь Мингьюр был абсолютно неподвижен, без заметных перемен в положении тела в период отдыха и медитации. При этом монитор по-прежнему показывал тот же рост мозговых волн. Этот паттерн повторялся каждый раз при медитации сострадания, и исследователи в недоумении смотрели друг на друга, практически подпрыгивая на своих местах от возбуждения.

В тот момент команда знала, что присутствует при чем-то глубоком, чем-то, что никогда не наблюдалось ранее в лаборатории. Никто не знал, к чему это приведет, но каждый чувствовал, что это был важнейший переломный момент в истории нейронауки.

Новости об этом эксперименте стали научной сенсацией. На момент написания книги статья в журнале с отчетом об эксперименте была процитирована более 1100 раз во всемирной научной литературе[273]. Наука обратила внимание.