Письмо и книга эпохи киевской Руси

ИСТОРИЯ И ТЕОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ПЕЧАТНО-ГРАФИЧЕСКОГО ИСКУССТВА

Глава первая

РУССКОЕ КНИЖНОЕ ИСКУССТВО ПЕРИОДА РАННЕГО И ЗРЕЛОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАЧАЛО ПИСЬМЕННОСТИ НА РУСИ

Древнейшие памятники письменности, найденные на территории Восточно-Европейской равнины, относятся к культуре скифов (вторая половина I тыс. до н. э.). Правдоподобно, что славяне в пору язычества пользовались руническим письмом.

Некоторые сведения о письменности славян до принятия ими христи­анства сообщают арабские авторы. Ибн-Фодлан (нач. X в.), побывав в зем­лях волжских болгар, оказался свидетелем погребения одного руса. Опи­сывая обряд погребения, он говорит, что на могильном камне была над­пись, содержащая имя умершего и имя князя русов. Ибн-эль-Недим, араб­ский автор второй половины X в., в труде «Каталог книг», ссылаясь на рас­сказ посла одного из кавказских князей к князю русов, говорит о русских знаках письменности, вырезаемых на дереве. Свидетельство о «русских письменах» содержится в Паннонском житии Константина Философа. Во время пребывания в Херсонесе (на пути к хазарам) Константин обнару­жил там богослужебные книги, написанные «русскыми письмены».

Относительно характера этой письменности ученые расходятся во мнениях. Одни предполагают, что это были те самые «черты и резы», о которых применительно к письменности западных славян упоминает черноризец Храбр. Другие полагают, что восточные славяне еще до при­нятия христианства могли пользоваться греческим алфавитом, допол­нив его знаками, соответствующими шипящим, которые в греческом языке отсутствуют.

С принятием в конце X в. христианства в восточном (византийском) варианте Русь получила фонетическое письмо, разработанное визан­тийскими миссионерами для славян. В восточных славянских землях распространился алфавит, называемый «кириллица». Параллельно с ки­риллицей использовалась и другая азбука — глаголица, более всего рас­пространенная у западных славян. Название «кириллица» происходит от имени Кирилла Философа. Однако это не означает, что он был раз­работчиком этой азбуки. Палеографы сходятся во мнении, что кирил­лица была разработана уже после смерти Кирилла либо его братом, ви­зантийским миссионером Мефодием, либо их учеником Климентом, а свое название она получила просто в память о великом христианском просветителе. В то же время создателем глаголицы болгарские ученые считают именно Кирилла.

При изучении вопросов, затронутых выше, мы рекомендуем пользо­ваться учебниками по русской палеографии — В.Н.Щепкин: Русская палеография. М, 1967 (переиздание книги, вышедшей в 1918 — 1920 гг.); Н.С.Чаев и Л.В.Черепнин: Русская палеография. М., 1946. Полезно по­знакомиться с главой «Возникновение славянской письменности» из книги «Вклад болгарского народа в мировую сокровищницу культуры» (авторы — Э.Георгиев, Д.Ангелов, К.Крыстев, Ж.Тодоров; София, 1968).

Вопросы для самопроверки

1. Какими сведениями располагает наука относительно письменно­сти славян и других народов, населявших Восточно-Европейскую рав­нину до принятия восточными славянами христианства?

2. Кирилл и Мефодий. Значение их деятельности для культуры славян.

3. Кириллица и глаголица. Общая характеристика этих алфавитов.

ПИСЬМО И КНИГА ЭПОХИ КИЕВСКОЙ РУСИ

Древнейшие — из дошедших до нас — памятники книжного искусст­ва эпохи Киевской Руси датируются второй половиной XI в. Это Ост-ромирово Евангелие (1056 — 1057), Изборник Святослава (1073), Избор­ник (1076) и Архангельское евангелие (1092). К 90-м годам XI в. отно­сятся также и три Новгородские служебные минеи. Все эти памятники палеографии написаны на пергаменте тростниковым, чаще — птичьим пером, чернилами, изготовленными из дубовых «орешков» (наростов на дубовых листьях), с выделениями киноварью. К той же эпохе отно­сится и древнейший памятник русской эпиграфики («вещевой палео­графии») — Тмутороканский камень (1068). Тип письма, или модели-

 

ровка графемы — памятников русской письменности эпохи Киевской Руси называется «уставом». Он является повторением греческого (ви­зантийского) литургического устава (письма богослужебных церков­ных книг) и характеризуется ясностью начертания букв, мерностью, рит­мичностью, почти полным отсутствием сокращений, диакритических знаков, декоративных элементов и пробелов между словами. Знаки пре­пинания — точки и кресты — исполняют роль не столько смысловую, сколько интонационную.

Прежде чем обратиться к рассмотрению названных выше памятни­ков, остановимся на вопросе, касающемся материалов, инструментов и типов письма, а также и некоторых терминов.

В XI-XII вв. писали на привозном, тонком, мягком, хорошей выдел­ки пергаменте. В XIII-XIV вв. использовался пергамент местного про­изводства, грубый, жесткий, хорошо вылощенный, толстый. Однако уже в XV в. некоторые рукописи, как, например, Новгородские (двинские) грамоты, написаны на привозном пергаменте. Пергаментные рукописи на Руси назывались «хартейными», «хартьями», «кожами», «мехом» и «телятиной». Последний термин свидетельствует о том, что для изго­товления пергамента здесь бралась телячья кожа. XIV в. — время, ког­да наряду с пергаментом начинает использоваться и бумага.

Относительно инструментов, применяемых для письма на Руси, в среде палеографов нет согласия. Большинство из них считает, что един­ственным инструментом здесь было птичье (гусиное, лебединое, иног­да — павье) перо. И.А.Шляпкин в начале XX в. высказал предположе­ние о том, что уставные тексты пергаментных рукописей писаны трос­тниковым пером, с тупым расщепом (подробнее об этом см. в кн.: Н.С.Ча-ев, Л.В.Черепнин. Русская палеография. М., 1946, с.118 и 206). Не со­мневаемся в том, что орудиями для письма мастеров, создававших пер­вые русские рукописные книги, были трости, или каламы, привозимые из Византии, и С.Ф.Либрович (Либрович С.Ф. История книги в Рос­сии. М., 1914, с.8).

Из трех, последовательно сменяющих друг друга типов письма па­мятников русской письменности к эпохе Киевской Руси относится ус­тав. Авторы учебника «Русская палеография» Н.С.Чаев и Л.В.Череп­нин следующим образом характеризуют устав: «Уставные буквенные начертания даются в границах двух параллельных линеек, причем (за редким исключением) не допускается выход букв за пределы последних. Устав —медленное, торжественное письмо, имеющее целью, прежде всего, красоту каждого отдельного знака. Его отчетливые архитектур-

ные формы внешним образом отражали общий церковный (литурги­ческий, богослужебный) характер письменности, присущий эпохе. В уставе, как правило, буквы писались прямо, перпендикулярно строке, с правильными линиями и округлениями, ровным нажимом, одна бук­ва отдельно от другой и большей частью на равном расстоянии друг от друга, без разделения текста на отдельные слова. Знаки сложных на­чертаний (например, «ж») писались 0 несколько приемов руки. Сокра­щений (аббревиатур) в уставе мало. Точно так же, как правило, не до­пускаются выносные буквы (буквы над строкой), очень ограничено ко­личество надстрочных знаков - ударений и придыханий (в принципе их вообще не должно быть). Особенностью древнейшего устава явля­ются квадратные формы букв, высота и средняя ширина которых ока­зываются одинаковыми. Наиболее древние памятники уставного пись­ма (как византийские, так и славяно-русские) максимально выдержи­вают этот геометрический принцип V начертаниях отдельных буквен­ных знаков. В силу этого в классических образцах устава, можно ска­зать, совершенно отсутствует какая-Я^ио° индивидуализация в воспро­изведении знаков тем или иным писцом.

Это объясняется подражательным характером изучаемого типа по­черка. Дело в том, что греко-византийский устав возник первоначально как подражание эпиграфическим образцам: алфавиту надписей на кам­не или металле. Как известно, свойства названных материалов чрезвы­чайно ограничивали произвол резчица, работавшего над тем или иным текстом, накладывали определенный отпечаток на общий облик пись­ма. На твердых предметах, например, очень трудно было сопровождать отдельные буквы какими-либо посторонними придатками: крючками и т. п. Поэтому буквы алфавита надписей совершенно, или почти совер­шенно, свободны от различных украшений. А ведь именно в последних (какой-нибудь завиток, росчерк и т. П-) и проявляется обычно индиви­дуальность писца. Буквы в алфавите надписей, как правило, должны стоять в границах или квадрата, или круга.

Перенос алфавита надписей на пергамен и далее на бумагу - мате­риалы, представлявшие несравненно большую свободу писцам, чем рез­чикам, - повлек за собой некоторые нарушения в общем строе этого алфавита. Так, наряду с полным ему подражанием в рукописях, появи­лись уже уставные начертания, в которых квадрат в буквах был заме­нен прямоугольником, а круг - овзлом. Таким именно удлиненным представляется нам византийский, литургический устав IX-X вв., по­служивший через посредство болгарских рукописей образцом для рус­ского устава XI-XII вв. Далее, простые формы алфавита надписей, а

 

также древнейшего уставного рукописного греческого письма, напри­мер VI столетия, были заменены так называемыми «булавами», т. е. формами букв, снабженных различными крючками и придатками.

Чем дальше, тем таких изменений в уставном почерке становилось
больше.,

Обращаясь к уставу русских рукописей, следует сказать, что и он не остался без изменений на протяжении своего существования. Изменения эти не были резкими: не нарушали, в общем, в XI—XII вв. характерного для устава геометрического принципа в начерках его букв и почти не уве­личивали количества сокращений в словах (вообще незначительных в ус­таве). Но тем не менее уже древнейшие русские рукописи XI в. писаны, например, различными уставными почерками. Так, если в Остромировом Евангелии (1056 — 1057) мы встречаем устав крупный и красивый, не­сколько сжатый с боков, то более поздний памятник — Изборник Святос­лава 1073 г. — представляет уже устав средней величины, а в третьем дати­рованном памятнике указанной эпохи, так называемых «служебных ми­неях» (90-х годов XI столетия), фигурирует устав совсем мелкий.

Учитывая отмеченный выше подражательный характер устава во все времена его существования, как в России, так и у южных славян и в Византии, можно сделать следующее методическое указание для опре­деления века недатированных уставных рукописей. Не следует спра­шивать, какой древности данная уставная рукопись; необходимо задать другой вопрос: какие у нее имеются графические признаки новейшего происхождения. Надо наблюдать за писцом рукописи в тот момент, когда он невольно отступает от архаического типа уставного письма (т. е. та­кого, где источником подражания является алфавит надписей или его ближайшие пережитки) и забывает его правила или когда отступления вызваны недостатком места. Незначительные на первый взгляд призна­ки именно новейшего начертания тех или иных букв для датировки ус­тавных рукописей часто имеют гораздо большее значение, чем целые страницы правильно скопированных с древнего оригинала букв.

Пример. Так, в Остромировом Евангелии везде встречается дифтонг ОУ, но иногда из-за недостатка места, например в конце строк, писец отступает от подобного написания, заменяя его лигатурой (т. е. тот же дифтонг, но в котором У поставлено под О или же просто полукругом). Приведенные варианты ОУ являются новыми, современными копиро­ванию текста Евангелия, т. е. XI столетию, в то время, как большинство графических признаков рукописи дышит еще стариной и выдает свою подражательность (IX—X вв.)» (Чаев Н.С., Черепнин Л.В. Русская па­леография. М., 1946, с. 131-133).

Рукописи, украшенные орнаментами, снабженные рисованными инициалами (буквицами), заключенные в переплеты искусной работы, исстари на Руси назывались «сряженными», или «обряженными». А книги с миниатюрами именовались «лицевыми». Таким образом, тер­мин «лицевая» соответствует современному понятию «иллюстрирован­ная». В практике палеографии и искусствоведения по отношению к произведениям лицевого письма русских книг принято употреблять термин «миниатюра».

Теперь обратимся к комплексному анализу искусства названных выше рукописных памятников, относящихся к эпохе Киевской Руси.

«Остромирово Евангелие» принадлежит к типу апракосных, т. е. тек­сты в нем расположены согласно порядку церковных богослужений по дням недели, начиная с Пасхи. В послесловии рукописи содержатся сведения о том, когда, кем и для кого была переписана эта книга. Писец сообщает, что написал книгу человеку «наречену сущу в крещении Иосиф, а миръскы Остромиръ, близоку сущу Изяславу князю», пору­чившему ему (Остромиру) управление Новгородской землей. Пожелав всех благ заказчику книги и членам его семьи, писец называет свое имя: «Азъ Григории диакон написахъ Евангелие се». Далее, Григорий сми­ренно просит читателя не бранить его за ошибки, но исправлять их. Под конец уточняется время создания рукописи — начал писать 21 октября 1056 г., кончил — 12 мая 1057 г. Рукопись выполнена на пергамент, пре­красного качества. Она иллюстрирована и декорирована. В настоящий момент она хранится в Государственной публичной библиотеке в Пе­тербурге. Но этому предшествовала сложная и драматическая судьба книги, с недосказанностью некоторых страниц ее жизни.

Начать с того, что дьякон Григорий ни словом не обмолвился о мес­те ее создания, что породило споры ученых: одни считают, что ее созда­ли в Новгороде, другие придерживаются мнения, что книга создана в Киеве, а затем была перевезена в Новгород. Так или иначе, но после смерти Остромира, убитого в походе на Чудь, Евангелие некоторое вре­мя находилось в Софийском соборе в Новгороде, о чем свидетельству­ет имеющаяся в нем запись — «Евангелие Софийское апракос».

Затем книга хранилась в «большом сундуке» в ризнице церкви Вос­кресения Словущего в Москве, как значится в описи 1701 г. имущества этой церкви. В 1720 г., согласно воле Петра I, по указу «из государствен­ной штатс-контор коллегии» о собирании «оригинальных и историчес­ких книг», подписанному графом И.А.Мусиным-Пушкиным, рукопись

 

была отправлена в Петербург, где нашла приют в Сенате. Затем вместе
с другими рукописями «Остромирово Евангелие» было передано в Ка­
бинет Екатерины II и лишь спустя 9 лет, после кончины императрицы,
было обнаружено в «ее гардеробе» служившим при Кабинете ее вели­
чества Яковом Дружининым.,

В 1806 г. Я.Дружинин преподнес драгоценную книгу Александру I, передавшему ее на хранение в Петербургскую публичную библиотеку. Здесь книга стала предметом систематического научного изучения. В 1852 г. ее одели в серебряный вызолоченный оклад, украшенный драго­ценными каменьями, который уже в 1932 г. привлек к себе внимание воров: книга была похищена из специальной витрины, где она храни­лась 80 лет, с нее содрали массивный оклад, а саму рукопись забросили на шкаф. Пойманные с поличным воры указали место нахождения ру­кописи. С тех пор книга хранится в сейфе. В 1957 г. рукопись реставри­ровали. Тщательно разглаженные пергаментные листы сшили хирур­гическим шелком и, не переплетая, погрузили в футляр из дуба. Вер­немся, однако, к рассмотрению рукописи.

Историки полагают, что рукопись объемом 294 листа вряд ли могла быть переписана за срок длительностью менее полугода одним писцом. Особая каллиграфия отличает первые 24листа рукописи от остальных, включая и послесловие. Это дает основание утверждать, что в перепис­ке участвовало, по крайней мере, двое мастеров. Судя по особенностям почерка, третий мастер вписывал золотом надписи заглавий чтений.

Рубрицирование в «Остромировом Евангелии» осуществляется с по­мощью заставок, что соответствует византийской школе книжного ис­кусства, и буквиц (рубрицирование посредством инициалов принято было во всей Европе). По пространственно-образным особенностям эти жи­вописно-графические элементы чрезвычайно близки искусству византий­ских перегородчатых эмалей. В заставках используется цветочный гео­метризованный орнамент. Основные его мотивы — пятилепестковые цве­ты арники и трехлепестковые лилии — «крины». В буквицах эти элемен­ты служат дополнением к тератологическому орнаменту и плетенкам.

Орнамент, характерный для заставок, активно включается и в ком­позиции помещенных в книгу миниатюр. Их всего три — изображения евангелистов Иоанна с учеником Прохором, евангелиста Луки и еван­гелиста Марка. Изображение четвертого евангелиста — Матфея — от­сутствует. Лист, приготовленный для этой миниатюры, остался пустым. Различия в манерах исполнения миниатюр свидетельствует о том, что они принадлежат трем мастерам, творчество которых обязано разным традициям. Авторы миниатюр «Евангелист Иоанн» и «Евангелист

Марк», видимо, знакомы с ювелирным делом. Автор миниатюры «Еван­гелист Лука», возможно, был иконописцем.

«Остромирову Евангелию» посвящено множество исследований. В настоящий момент оно факсимилировано и доступно для изучения не только узким специалистам. Но еще в период 1949 — 1959 гг. Ф.Ш.Та-гиров, теоретик и практик проектирования типофафских шрифтов, на основании изучения «Остромирова Евангелия» по факсимильному из­данию, выпущенному И.К.Савинковым (СПб., 1883), создал проект гар­нитуры «Илья Муромец», получившей высокую оценку на Междуна­родной выставке книжного искусства в Лейпциге (1959). Его статья «Остромирово Евангелие» и создание нового шрифта», опубликован­ная во втором сборнике «Искусство книги» (М., 1961), может оказать помощь современным проектировщикам кириллических гарнитур не-антиквенного типа.

При решении этой задачи шрифтовики, как правило, обращаются к печатному полууставу, на смену которому пришел петровский фаждан-ский шрифт (кириллическая типографская антиква), нередко утверж­дая даже, что со времен Петровской реформы русский алфавит пере­стал быть кириллицей. Это заблуждение развеивается при знакомстве с русским уставным письмом, обладающим такими достоинствами, как простота и достаточная четкость построения знаков при их эмоциональ­ной и даже звуковой выразительности. Особенно актуально вернуться к этому наследию сейчас, в эпоху технической революции, когда от не­которых принципов типографской эстетики гутенберговского этапа книжного искусства (XV— XX вв.), диктуемых технологией производ­ства книги, можно отказаться. Единоширинность знаков, удобная в ти­пографском искусстве докомпьютерной эпохи, может быть не столько вытеснена, но сопровождаема системой разноширинных букв, вырази­тельных в своем «голосовом жесте» (термин В.А.Фаворского), в созда­нии условий для «визуализации текста» (термин Эль Лисицкого).

Вторым по времени создания памятником письменности эпохи Ки­евской Руси является Тмутороканский камень (1068). Памятник содер­жит надпись, сделанную вырезанными на камне буквами, напоминаю­щими письмо «Остромирова Евангелия». Своеобразие некоторых букв определяется сопротивлением материала. В надписи сообщается о том, что Тмутороканский князь Глеб Святославич в 6576 (1068) году по льду измерил ширину Керчинского пролива («мерил море по льду от Тму-тороканя до Кърчева»). Этот памятник эпиграфики был обнаружен на Таманском полуострове в конце XVIII в. В настоящее время он хранит­ся в Эрмитаже в Петербурге.

 

Следующая (по времени создания) из дошедших до нас книг XI в. — «Изборник Святослава» (1073). По содержанию это собрание богослов­ских текстов, переведенных с греческого языка, типа антологии. Руко­пись большого формата (в пол-листа), написана на пергаменте уставом, похожим на мелкий почерк «Остромирова Евангелия», но имеющим некоторые особенности, содержит 266 листов. Рукопись иллюстриро­вана и орнаментирована. Своеобразие декоративного убранства книги заключается в следующем. «Плотные» орнаменты заставок и архитек­турных обрамлений фигуративных композиций четырех миниатюр по­строены на сочетании геометрических и цветочных мотивов. Окруже­ны же они изображениями животных, символически значимых львов, павлинов, что своим происхождением обязано культуре Востока, и всякой «дичи», как-то: фазанов, куропаток, перепелок, зайцев. Та­кого же характера мелкие изображения разбросаны и по полям ру­кописи, в соседстве с текстами никакого отношения к этим сюже­там не имеющим. В истории русского книжного искусства эта ру­копись примечательна не только своей древностью и великолепи­ем декоративного убранства, но и наличием портретов историчес­ких лиц — князя и членов его семьи.

Будучи переписана дьяконом Иоанном для Святослава Ярос-

лавича с болгарского оригинала времени «золотого века царя Симео­на» (IX в.), рукопись представляет особый интерес и для балканистов, так как в самой Болгарии ни оригинала, ни списков «Изборника царя Симеона» не сохранилось.

Происхождение «Изборника Святослава» прослеживается лишь с 1817 г., когда он был обнаружен П.М.Строевым в библиотеке Воскре­сенского Новоиерусалимского монастыря под Москвой. Оттуда руко­пись поступила в Синодальную библиотеку. В настоящее время она хранится в Государственном историческом музее в Москве. В 1970-х годах книгу реставрировали и факсимилировали, облегчив исследова­телям работу с этим источником.

С «Изборником Святослава» некоторым образом связана еще одна древнерусская книга — «Изборник» 1076 года. Эту рукопись часто оши­бочно называют тоже «Изборником Святослава». Однако исследовате­ли пришли к выводу, что писец {предположительно тот же дьякон Иоанн) составил и написал этот Изборник не для князя, а для себя или для массы рядовых мирян. Об этом свидетельствует более скромное оформление: плохой пергамент, отсутствие иллюстраций, сдержанность в декорации и содержание колофона. На последнем листе этой малень-

кой (размер — 16x12 см) толстой книжки (277 листов) написано: «Конь-чящя ся книгы сия рукою грещнааго Иоана. Избьрано из мъмогъ книгъ княжих. Иде же криво, братие, исправивъше чьтете — благословите, а не кльнете... Кончахъ книжькы сия в лето 6584 (1076) при Святославе кня­зе Русьскы земля. Аминь». Это традиционное в русских книгах обраще­ние к читателям предполагало жизнь книги в пространстве и во времени и по кончине ее создателя, и в случае передачи книги в другие руки.

Если для иллюстрирования и оформления «Изборника Святосла­ва» привлекались художники-профессионалы, то рубрицирование и декорирование этой книги, очевидно, выполнял сам писец и состави­тель «Изборника». При оформлении книги используется киноварь. Орнамент — плетенка. Встречаются изображения молодого льва и кры­латого грифона. Почерк — устав, приближающийся скорее к мелкому шрифту «Остромирова Евангелия», чем к почерку «Изборника Святос­лава». Будучи книгой для чтения, «Изборник» переходил из рук в руки и по мере смены владельцев приобретал приписки и многократно пере­плетался. Последний переплет, вероятно, был сделан в XV—XVI вв., и при переплетении порядок листов был перепутан, что затрудняло рабо­ту над памятником.

Известно, что в конце XVIII в. «Изборник» принадлежал русскому историку М.М.Щербатову. Затем местом его хранения была Эрмитаж­ная библиотека. В 1852 г. вместе с библиотекой книга была передана в Публичную библиотеку в Петербурге, где она хранится доныне. Впер­вые книга была воспроизведена под названием «Изборник Святослава 1076 г.» В.Шимановским (Варшава, 1887; 2-е изд. 1894). Оба эти изда­ния были признаны библиофилами и палеографами неудачными. В 1965 г. книгу реставрировали и осуществили научное ее издание.

Четвертая книга эпохи Киевской Руси, с которой следует познако­миться современному художнику-графику, — это «Архангельское Еван­гелие» (1092У Своим названием рукопись обязана тому, что купцом Большаковым была приобретена у архангельского крестьянина. Затем, вместе со всем рукописным собранием Большакова, памятник перешел в Румянцевский музей (ныне — Российская государственная библио­тека). Рукопись выполнена на плохом пергаменте уставом, двумя по­черками. На одном из последних листов есть запись, свидетельствую­щая о том, что часть Евангелия переписана в 1092 г. В приписке, сде­ланной мелким, малоразборчивым почерком, писец, обвиняя себя во всех смертных грехах и горько каясь в них, просит у читателя прощения за невольно допущенные ошибки. Он говорит о себе, что «влачася в жи-

 

тии яко корабль на пучине», отягощен такими грехами, как «сластолю­бие, похотение, клеветы, свары, пьянство — просто рекше — вся злая», в чем он видит причину возможных ошибок при списывании текста. И вот как эмоционально завершается это признание: «Оох, братие и отци мои! Аще в тех мысльхъ блудя, а съблазнилъся буду пиша, не мозете, братие, кляти, нъ исправите и благословите и простите убогую мою душю, мене грешьнааго рекъше Мичка».

Выполненные киноварью плетеночные и терратологические орна­менты заставок и буквиц выдают руку мастера, хорошо знакомого с ме­стной дохристианской традицией. Утратив понятийно-магический смысл, в книжном пространстве они выполняют — декоративную и руб-рикационную функции. О том, как хотелось мастеру сделать книгу не только источником духовных знаний, но и красивым предметом, свиде­тельствует эмоциональная, сделанная мелким почерком его приписка рядом с одной из заставок: «а люба заставица».

«Архангельское Евангелие» было факсимилировано в 1912 г. Румян-цевским музеем. Лучшего факсимильного издания русских рукописей, чем это, не появлялось. Оно дает возможность работать над исследова­нием памятника в условиях максимального приближения к оригиналу.

Во второй половине XI в., т. е. еще в эпоху Киевской Руси, вслед­ствие вызревания феодальных форм общественных отношений, насту­пает этап распада единого государства на удельные княжества, культу­ра которых уже обладала известным своеобразием. Особой цельностью уже на раннем этапе развития обладала культура Новгорода Великого.

Вопросы для самопроверки

1. Назовите древнейшие памятники письменности эпохи Киевской Руси.

2. Какие материалы и инструменты для письма использовались в Киевской Руси?

3. В чем состоят особенности почерка, именуемого «уставом»?

4. «Остромирово Евангелие». Описание и анализ художественно-тех­нических особенностей этой рукописи.

5. «Изборник Святослава». Опишите эту рукопись и проанализируй­те ее художественную форму.

6. «Изборник» 1076 г. Описание и анализ художественно-техничес­кой формы.

7. «Архангельское Евангелие». Описание и анализ художественно-технических особенностей.

8. Назовите древнейший памятник славянской эпиграфики. Дайте характеристику его письма.

JH3. НОВГОРОДСКАЯ ШКОЛА КНИЖНОГО ИСКУССТВА

"~*К 90-м годам XI в. относится «Путятина минея», хранящаяся в Пуб­личной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Петербурге. Название рукопись получила по имени писца, оставившего в книге приписку: «По-утята пьсал, да че криво — да исправите, а не ккльните» («Путята пи­сал. Если что неправильно, исправляйте, а не браните»). Книга являет­ся памятником письменности, отразившим один из старейших русских говоров (новгородский) и чрезвычайно ценна для исследования демок­ратического направления книжного искусства эпохи Киевской Руси. В вопросе о степени распространения грамотности среди населения Ки­евской Руси мнения историков расходятся.

Общепринятой точкой зрения долгое время была та, что с приняти­ем христианства грамотность, а с нею и книги оказались достоянием многих, а малое количество памятников книжного искусства, дошед­ших до наших дней, — следствие разрушений и пожаров времени тата­ро-монгольского ига. Византолог и специалист в области древнерусского искусства О.С.Попова выдвинула иную концепцию, а именно — гра­мотность и книги в Киевской Руси относятся только к «верхушечной культуре» (церковной и княжеской). Это следует из того, что икон, для которых огонь представляет не меньшую опасность, чем для книг, со­хранилось много, значит, грамотность и книжность в народе распрост­ранения просто не имели. Это утверждение звучит убедительно в отно­шении к основной территории государства, за исключением Новгорода Великого, где народ был грамотным, нуждался в памятниках письмен­ности и участвовал в их создании, о чем свидетельствуют не только книги типа «Путятиной минеи», но и берестяные грамоты, например, част­ное письмо XI в. «От Гостяты к Васильеви ч.

Особенно большое количество берестяных грамот дошло до нас от последующих веков. На бересте, самом доступном писчем материале, писали «резолом». Помимо надписей некоторые берестяные грамоты содержат и рисунки, как, например, изображение всадника в берестя­ной грамоте Онуфрия (хранится в Гос. историческом музее). Упражня­ясь в школьной премудрости, мальчик, как ребенок любой другой эпо­хи, нарисовал рядом с буквами то, что его, действительно, интересова­ло, и — видимо, не без удовольствия — вырезал на бересте и свое имя.

Если искусство русской книги XI в. в большой степени зависимо от византийской традиции и только на севере — в Новгороде — проявляет тенденцию к сложению национальной школы, то в последующие века, в период феодальной раздробленности, — и именно в Новгороде, избе-

 

жавшем монголо-татарского нашествия и отстаивавшем свою незави­симость у западных границ русских земель, — эта тенденция определя­ется уже в полной мере. В этом нетрудно убедиться, познакомившись с новгородскими книгами XII—XV вв.

Характерные для новгородской XII века школы живописи черты заметны в миниатюрах «Мстиславова Евангелия», созданного в Новго­роде между 1103 и 1117 гг., т.е. еще до распада Киевской Руси. Пере­плет книги византийской работы выполнен в Царыраде не ранее 1125 г. До революции книга хранилась в Московской Синодальной (патриаршей) ризнице. В настоящее время «Мстиславово Евангелие» хранится в Го­сударственном историческом музее. Евангелие написано на хорошем пергаменте уставом.

Свое название оно получило от имени новгородского князя Мстис­лава — Федора, старшего сына Владимира Мономаха. Книга создава­лась по поручению Мстислава для Благовещенской, на Городище, цер­кви, которую основал все тот же князь. Текст писал чернилами Алекса, сын пресвитера (священника) Лазаря, о чем мы узнаем из первой при­писки. Вторая приписка свидетельствует о том, что после Алексы нуж­ные места золотом разрисовал мастер Жаден. Видимо, он рисовал зас­тавки и буквицы. Имя мастера миниатюр не называется. Миниатюр четыре. Это портреты евангелистов. Три миниатюры в прямую соотно­сятся с миниатюрами «Остромирова Евангелия», служившими худож­нику образцом для подражания. Однако если считать их копиями, то копиями свободными, так как манера письма, пространственные отно­шения в композиции, весь их эмоциональный строй напоминают ско­рее живопись храма Спаса на Нередице, чем — близкие к эмальерному искусству миниатюры «Остромирова Евангелия».

Княжение Мстислава в Новгороде кончилось в 1117 г. С 1125 г. он наследует после отца киевский престол. Следовательно, третья приписка к книге, в которой его называют цесарем, могла быть выполнена не рань­ше 1125 г. В этой приписке говорится о том, что княжескому тиуну На-славу было поручено отвезти книгу в Царьград, где Евангелие и полу­чило роскошный переплет, покрытый серебром, с золотыми бляхами и финифтяными изображениями.

Между 1120 и 1128 гг. для Юрьева монастыря в Новгороде было создано «Юрьевское Евангелие»-. Его писец называет себя «угрином» (венгром). Б.А.Рыбаков связывает происхождение книги с Киевом, хотя сам же проводит параллели между ее декором и орнаментами на пред­метах материальной культуры Новгорода — серебряными сосудами и

костяными изделиями. Особый интерес исследователей вызывают бук­вицы, в которых органически соединяются мотивы тератологического и плетеночного орнамента. Они выполнены киноварью. И хотя их не­мало (65), ни один инициал не повторяется дважды. Постепенно в их рисунке начинает осваиваться и образ человека. Но внесение в компо­зицию инициалов человеческой фигуры, изображенной условно и фраг­ментарно, имеет ровно такое же значение, как изображение зверей, — не столько образно-познавательное, сколько декоративное и развлека­тельное, лишь изредка — с символической нагрузкой.

Среди новгородских рукописей XII в., в которых используется тера­тологический орнамент, соединенный с плетенкой, следует назвать «Слу­жебник», «Златоструй», «Апостол» и «Псалтырь» (все эти книги хра­нятся в Публичной библиотеке в Петербурге). В них, как и в книгах, рассмотренных выше, фигуры реальных и фантастических животных срастаются с ремнями плетения, но из них еще не состоят.

В «Псалтири» XII е. мы встречаем многократные обращения к изоб­ражению рыбы для обозначения буквы «о». Ранние христиане исполь­зовали изображение рыбы в качестве знака, который прочитывался как текст «Иисус Христос Бога Сын Спаситель» — ведь из первых букв этих слов составлялось греческое слово «рыба». Именно поэтому, ви­димо, и в византийской, и в болгарской, и в киевской рукописной тра­диции так часто прибегали к этому символу. Однако на новгородской же почве, где книга создавалась не только для знающих греческий язык образованных священников, но и для простых посадских людей, такое изображение могло восприниматься либо просто как дань традиции, либо, что правдоподобнее, как непосредственное отражение бытовых мотивов (кто же в городе, построенном на берегах Волхова, не рыбачил или не видел, как это делается?).

В XIII в. тенденция сращивания изобразительных мотивов с плетен­кой усиливается и к 1270 г. приводит к сложению новгородского терато­логического стиля. Этим стилем характеризуются инициалы таких руко­писей, как: «Евангелие», написанное Георгием, сыном священника Ло-тыша (РГБ), «Гадательная псалтырь» (ГПБ), «Евангелие» с припиской: «аз попин святого Предтеча Максим Тошиниць написах Евангелия сия» (Публичная библиотека) и «Евангелие» кониа XIII в. (ГПБ, F. v. 1,9).

Последняя из перечисленных выше книг обладает той особеннос­тью, что инициалы снабжаются фоном — голубым или бирюзовым. Фор­ма пятна фона соответствует контурам обозначаемой буквы. В то же время сам инициал, остающийся не закрашенным, т.е. сохраняющим цвет пергамента, настолько замысловат по рисунку, что узнать в его ком-

позиции форму буквы становится затруднительно. Этот прием актив­ного использования фона как смыслообразующего пятна сохраняется и в более поздних рукописях.

XIV в. считается ■«■золотым веком» новгородского тератологического стиля. Среди рукописей этого времени особо выделяются два «Еванге­лия», хранящиеся в Государственном историческом музее. Первое, дати­рованное 1323 г.. имеет приписку: «Писал раб Божий Иродион игумену Моисею в Успенский Колмов монастырь». Второе, датированное 1355г.. связано с именем того же заказчика, что следует из приписки: «Писано повелением архиепископа новгородского Моисея, рукою многогрешных Леонида и Георгия». О Моисее и его роли в жизни Новгорода в летописи сказано следующее: «...добре... пасяше свое стадо... и многы писца изыс­кав и книгы многы написав... и посем скончася, многы писание оставав».

Роль архиепископов в Новгороде была особой. Это были владыки, из­биравшиеся народом и сосредотачивавшие в своих руках и духовную, и светскую власть. В отличие от князей, приглашаемых в Новгород для его защиты от врагов и часто сменявшихся, архиепископы были воплощением стабильности в обществе. Особая социальная прослойка книгописцев-ре-месленников сложилась именно вокруг «владычня двора». Это были свет­ские люди. И их работы, даже те, что они выполняли для церкви, отлича­лись

1234Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: