Хождение за три моря» афанасия никитина

Древнегреческая колонизация Северного и Восточного Причерноморья.

Великая Греческая Колонизация.

Дорийцы и ионийцы распространяются по северному побережью Средиземного моря, далее они оказываются и в Чёрном море. Как писал один из эллинов того времени, «греки расселись вокруг Средиземноморья, как лягушки вокруг болота».

Однако греки не занимались открытием новых земель, а следовали уже проторенными путями финикийцев, вытесняя предшественников. Кроме того, они не исследовали новые земли вглубь, ограничивая своё присутствие побережьями.

Существовавшее в крито-микенский период политическое единство Греции не было восстановлено. Множество полисов, контролирующих свои территории, имело самые разнообразные способы управления: тирания, олигархия, тимократия и демократия. Колонии выводились прежде всего из-за нехватки земли в полисах континентальной Греции. В свою очередь, это было связано как с растущим населением полиса, так и с существованием законов, запрещавших дробление земельной собственности между несколькими наследниками.

Божественная санкция требовалась для любого серьезного государственного предприятия, но она была особенно необходима при основании нового поселения. Таким образом, возможно, что управление направлением колонизации имело централизованный характер^[4]. В то же время, изменение направления колонизации могло быть связано и с враждой между двумя коалициями полисов в ходе Лелантийской войны: Халкида и Коринф, вытеснив своих противников с арены колонизации в Сицилии, способствовали формированию нового направления древнегреческой колонизации — на северо-восток, в Мраморное и Чёрное море^[5]. Известно, что многие ранние колонии в этом направлении выводились именно противниками Халкиды и Коринфа^[5].

Новые земли колонизировались постепенно. В период правления в Коринфе тиранов колонизационная политика определялась стратегическими соображениями: кроме решения традиционных для Греции проблем нехватки земли для обработки и сырья, тираны Коринфа ставили перед собой задачу обеспечить себе стратегическое господство на западном направлении. Исключением на фоне волны колонизации являлась континентальная Спарта. Спартанцы основали единственную колонию — Тарент в южной Италии, однако в дальнейшем предпочли решать проблемы, общие для всех греческих полисов в то время (нехватка земли и перенаселение), путём завоеваний новых земель на Пелопоннесе и изменением устройства своего полиса.Основными направлениями греческой колонизации были «Великая Греция» (Южная Италия), Сицилия, берега Чёрного моря, Восточное Средиземноморье (Кипр и южной побережье Малой Азии), Кирена, устье Нила в Египте, северо-западная часть Средиземноморья. Эти направления объединяются в три группы направлений: западное (наиболее активное по количеству выведенных колоний), северо-восточное (второе по активности) и юго-восточное и южное^[7]. Иногда случалось, что колонистам не удавалось основать колонию в желаемом месте, и им приходилось менять не только место, но и сам регион выведения колонии (например, колонисты из Эретрии, которым не удалось основать колонию на Керкире, основали колонию во Фракии^[1]). В случае вражды полисов-метрополий менее сильный полис мог быть вынужден прекратить колонизацию даже при существовании предпосылок для неё (например, Мегары долгое время были вынуждены ограничиться выведением лишь одной колонии из-за противодействия своих противников — Халкиды и Коринфа^[8]). В колонизации в VIII—VI веках участвовали и полисы, сами не так давно бывшие колониями, как например Милет, основавший до 90 колоний на берегах Чёрного моря^[4]. Кроме того, участвовали в дальнейшей колонизации и полисы, выведенные непосредственно в период Великой греческой колонизации (например, Акрагант, основанный Гелой и колонии Сиракуз).

Большинство колонистов составляли, как правило, обедневшие и малоземельные граждане, младшие сыновья семейств, побеждённые на политической арене, а также жители других полисов^[7]. Колонисты, участвовавшие в выведении новой колонии, должны были автоматически получить землю для обработки и гражданство в новом полисе^[1]. Организацией выведения колонии занимался выбранный человек — ойкист. При основании колонии из метрополии перевозился огонь священного очага и изображения местных богов^[4]. Жители колоний всегда сохраняли тесные связи с метрополией, вплоть до оказания помощи при необходимости. Несмотря на это, колонии изначально выводились как самостоятельные полисы^[7], поэтому при столкновении интересов метрополии и колонии оба полиса могли перейти от мирных дружественных и братских отношений к открытым конфликтам друг с другом, как например случилось между Коринфом и Керкирой.

Создание многочисленных колоний содействовало развитию торговли, вплоть до того, что некоторые колонии специально выводились для обеспечения стратегического господства метрополии в данном районе^[6]. Колонии экспортировали в континентальные полисы зерно (прежде всего из Великой Греции и Причерноморья) и медь (Кипр), в меньшей степени — вино, то есть в основном это было сырьё. В свою очередь, в колонии экспортировались железо и изделия из него, а также шерстяные ткани, керамику и другие ремесленные товары.

Открытие Америки

 

Открытие Португалией морского пути в Индию вызвало и у других государств стремление искать морской путь в страны Востока. Испания не хотела мириться с усилением своего соседа — Португалии. Путь к берегам Африки закрывал ей португальский флот, который уничтожал любой чужеземный корабль, появлявшийся у западных берегов Африки. Торговля с Востоком по сухопутным караванным путям для Испании была совершенно недоступна, так как они проходили через всю Европу. Правительство Испании стало искать пути, чтобы проникнуть в страны Востока.

В это время в Испанию прибыл моряк. Он умел составлять карты, водить корабли, знал четыре языка. Родом он был из Италии, в Испанию прибыл из Португалии. Звали его Кристобаль Колон (Христофор Колумб). Разыскав в монастыре близ города Палоса знакомого монаха, Колумб рассказал ему, что решил плыть в Азию новым морским путем — по Атлантическому океану.

Колумб был допущен к королеве Изабелле, которая после его доклада назначила «ученый совет» для обсуждения проекта. Совет состоял в большинстве из духовных лиц. Колумб горячо защищал свой проект. Он ссылался на доказательства древних ученых о шарообразности Земли, на копию карты знаменитого итальянского астронома Тосканелли, на которой было изображено в Атлантическом океане множество островов, а за ними — восточные берега Азии. Он убеждал ученых монахов тем, что в легендах говорилось о земле за океаном, от берегов которой морские течения иногда приносят стволы деревьев со следами обработки их руками человека.
Правители Испании все-таки решились заключить с ним договор, по которому он в случае успеха получал звание адмирала и вице-короля открытых им земель, а также значительную часть прибыли от торговли со странами, где ему удастся побывать.

Первое плавание Колумба
3 августа 1492 года из порта Палое в плавание вышли три корабля: «Санта-Мария», «Пинта», «Нинья» с 90 участниками. Экипажи кораблей состояли в основном из осужденных преступников. После ремонта корабля «Пинта» у Канарских о-вов потянулись томительные дни. Прошло 33 дня, как экспедиция покинула Канарские острова, а земли все не было видно.
Команда начала роптать. Чтобы ее успокоить, Колумб записывал в судовой журнал пройденные расстояния, умышленно преуменьшая их. Наблюдая за стрелкой компаса, он однажды заметил, что она ведет себя необычно, отклоняясь от нормального направления на Полярную звезду. Это повергло в смятение самого видавшего виды адмирала. Он ведь не знал и не мог предполагать, что существуют районы магнитных аномалий, тогда они еще не были известны.
Вскоре появились признаки близости суши: изменился цвет воды, появились стайки птиц. И вот из наблюдательной бочки на мачте впередсмотрящий оповестил: «Земля!» Но мореплавателей ждало горькое разочарование — это была не суша, а масса плавающих на поверхности длинных водорослей. Корабли вошли в Саргассово море. Надежды рассеялись, как мираж. Вскоре за этим морем появились признаки суши. 12 октября действительно увидели на горизонте темную полоску земли.
Это был небольшой остров с пышной тропической растительностью. Здесь жили статные высокие люди со смуглой кожей. Туземцы называли свой остров Гуанахани. Колумб назвал его Сан-Сальвадором и объявил владением Испании. Это название так и закрепилось за одним из Багамских островов. Колумб был уверен, что достиг Азии. Побывав у других островов, он всюду расспрашивал местных жителей, Азия ли это.
Но ничего созвучного этому слову не услышал. Особенно интересовались участники плавания золотыми украшениями местных жителей. Их было немного, и жители ценили украшения не больше, чем красивые раковины. Колумб и его спутники заметили, что островитяне жуют или жгут, держа в зубах, какую-то сухую траву. Это был табак, впервые увиденный европейцами.

Колумб оставил на острове Эспаньола часть людей во главе со своим братом и отплыл в Испанию. В доказательство, что он открыл иуть в Азию, Колумб взял с собой несколько индейцев, перья невиданных птиц, некоторые растения и среди них маис, картофель и табак, а также золото, отобранное у жителей островов. 15 марта 1493 года в Палосе его встречали с триумфом, как героя.

Так совершилось первое посещение европейцами островов Центральной Америки и было положено начало дальнейшему открытию неизвестных земель, их завоеванию и колонизации. Впервые стала достоверно известна ширина Атлантического океана; было установлено существование течения с востока на запад, обнаружено Саргассово море, впервые отмечено непонятное поведение магнитной стрелки.
Возвращение Колумба вызвало невиданную «лихорадку» в Испании. Тысячи людей жаждали поехать с ним в «Азию» в надежде поживиться легкой добычей.

5.Морские традиции древних славян.

Восточно-славянские племена, являющиеся предками братских по крови и культуре великорусского (русского), украинского и белорусского народов, уже в глубокой древности селились на обширном пространстве Восточной Европы, между Балтийским и Черным морями. Первые упоминания о славянах в письменных источниках относятся к началу I в. н.э. Но римские писатели оставили нам краткие сведения лишь об одной группе славян - венедах, которые, согласно их утверждениям, жили в нижнем течении Вислы; излучину морского берега к востоку от этой реки римляне называли Венедским заливом. Движение кочевых и земледельческих племен Северного Причерноморья в III-VII вв. н.э. захватило значительную часть славянских племен и вовлекло их в борьбу с Византией. В связи с этим византийские писатели VI в. уделяли большое внимание славянам, среди которых они выделяли антов как наиболее многочисленное и сильное славянское племя. Поселения антов простирались от низовьев Дуная до побережья Азовского моря. Северная граница распространения антов в точности неизвестна, но несомненно, что их поселения встречались в Среднем Приднепровье и в значительной части бассейна Днестра. Письменные и археологические источники свидетельствуют о том, что анты VI в. уже знали, личную собственность, строили города, имели развитое земледелие.

Владея в течение длительного времени морским побережьем от Дуная до Дона, восточные славяне - анты приобрели значительный опыт в мореплавании. Суровые условия жизни, беспрерывная борьба с многочисленными врагами - готами, аварами, Византией - выработали у славян прекрасные боевые качества. По общему свидетельству византийских писателей это были сильные и мужественные люди, легко переносившие трудности и невзгоды, зной и холод, страшные в нападении и смелые в обороне. Гордые сознанием независимости, славяне упорно защищали свои жилища и семьи. Особо отмечают византийские авторы умение славян сражаться на воде - на реках, озерах и морях. В военном руководстве византийцев “Стратегиконе” рассказывается об умении славян поразительно долго находиться под водой: “При этом,- говорится в руководстве,- они держат во рту специально изготовленные большие выдолбленные внутри камыши, доходящие до поверхности воды, а сами, лежа навзничь на дне (реки), дышат с помощью их, так что совершенно нельзя догадаться об их (присутствии)”. Византийские писатели VII в. упоминают о славянских лодках- однодеревках, в сооружении которых славяне считались большими мастерами. О высоком мореходном искусстве восточных славян говорит тот факт, что ант Доброгаст был приглашен Византией командовать черноморской флотилией. В IV-VII вв. славянские народы с севера и северо-востока наступают на Византию, двигаясь в пределы империи “ромеев” несколькими потоками. Славяне совершают длительные и трудные плавания по Черному, Средиземному, Адриатическому, Эгейскому морям. Вполне вероятно, что в этих морских походах принимают самое активное участие и анты, наступавшие на Византию со стороны Причерноморья и Дуная.

Греческие источники говорят о большом походе славян на Константинополь в 626 г. Новейшие исследования показывают, что этот поход был совершен именно восточными славянами. В 765 г. византийский император Константин V, собрав для похода против болгар огромный флот, состоявший из 2000 судов, сам сел на “русские суда”. Предпочтение, оказанное императором русским судам, несмотря на то, что морской флот империи был самым сильным,-лучшее доказательство того, что славянские корабли обладали высокими мореходными качествами. О жизни славян, особенно восточных, в течение VII-VIII вв. сохранилось очень мало сведений.

История морских походов славян в Черное и Каспийское моря, свидетельствующая о способностях русов выдерживать длительное пребывание в море далеко от баз, об их смелости и стремительности действий об умении их сражаться с большими тяжелыми византийскими кораблями, используя преимущества своих легких судов, указывает на то, что восточные славяне еще в далекие времена обладали большим опытом мореходства. О самостоятельном пути развития речного и морского плавания славян говорит и развитие у них судостроения. Большинство типов судов, которыми пользовалась Русь, носит славянские названия. В письменных источниках, сохраняющих местную терминологию, общим названием русских судов были “корабль” и “лодья”. Термин “корабль” возник из славянского корня “кора”, так как в чешском языке слово “кораб” означает и древесную кору и большую лодью. Следует отметить, что современник княгини Ольги, византийский император Константин Багрянородный применял название “корабль” только к русским судам, находившимся в византийском флоте: “рос карабиа”, “русика карабик”. Безусловно, славянским является наиболее распространенный в древности термин “лодья”. Это слово встречается во многих славянских языках, в том числе у чехов и поляков. Древнейшие указания о существовании на Руси различных типов судов мы находим в “Русской Правде”: “Аже лодью украдеть, то 60 кун продаже, а лодию линем воротити; а морскую лодью 3 гривны, а за набойную лодью 2 гривны, за челн 20 кун, а за струг гривна” (Троицкий список). Таким образом, плата за лодью в размере 60 кун взыскивалась в качестве штрафа в том случае, если лодья возвращалась обратно владельцу, в противном случае устанавливалась шкала расценок, соответствующая стоимости судов различного типа. Высшая плата, 3 гривны, назначалась за морскую лодью, которая в некоторых списках “Русской Правды” называется “заморской”. “Набойная лодья” стоила меньше морской на одну треть (2 гривны). Вознаграждение за струг уменьшалось еще на одну треть (гривна). Наконец, самая низшая плата была установлена за челн (20 кун или 2/5 гривны). Таким образом, челн был расценен в 71/2 раз дешевле морской лодьи. Греки называли славянские лодьи, в том числе лодьи русов, “моноксилион”, т.е. “однодеревками”, имея в виду технику их постройки. По-видимому, этот способ изготовления судов появился у славянских народов очень рано.

Располагая еще достаточным флотом для перевозки своей дружины морским путем, Игорь в сентябре 941 г. ночью перебрался к Фракии. Однако там русская флотилия была настигнута византийцами и сильно пострадала от “греческого огня”. Византийские источники говорят о полном разгроме русского флота, но эти известия явно преувеличены. По сообщению нашей летописи, уже через три года после описанных событий, в 944 г., Игорь снова отправился в поход, на этот раз в лодьях и на конях. Таким образом часть войск была послана сушей, часть морем. Такое разделение русского войска, очевидно, было вызвано неудачей первого похода. Жители греческой колонии Херсонеса (по-русски Корсуни) в Крыму успели предупредить византийского императора о появлении большого русского флота. Встревоженное правительство Византии поспешило предложить киевскому князю мир: “Не ходи, но возьми дань, юже имал Олег, придам и еще к той дани”. Игорь после совещания с дружиной согласился заключить мир, взял у греков золото и паволоки (шелковые ткани) и возвратился домой. Вскоре был заключен новый договор, дошедший до нас в русском переводе. Хотя его условия и были менее выгодны, чем условия договора Олега, но во всяком случае не могло быть и речи о торжестве Византии. Договоры Руси с Византией, заключенные Олегом и Игорем, представляют собою выдающуюся историческую ценность. Ни один народ ранней эпохи средневековья не обладает подобными государственными актами написанными на национальном языке. Эти договоры позволяют исторически верно представить характер русско-византийских отношений и понять причину, заставлявшую киевских князей посылать к стенам Царьграда сильный морской флот и большое войско. Прежде всего, становится совершенно ясным, что цели этих военных предприятий Киевской Руси не ограничивались захватом богатой добычи или взиманием дани. Византия ревниво оберегала берега Черного моря, в том числе свои владения в Крыму, от соседних народов, доставлявших Константинополю постоянное беспокойство. Политику империи поддерживал могущественный флот, владевший секретом “жидкого огня”. Византийские правители старались сосредоточить в своих руках всю торговлю империя и не допускали иноземных купцов с товарами в Константинополь. Окрепшая под властью киевских князей Русь не могла согласиться с этими требованиями. Выход на северный берег Черного моря давал ей огромные экономические и политические преимущества. Договоры 911 и 944 гг. показывают, что киевские князья, опираясь на свое военное могущество, сумели настоять на удовлетворении важнейших интересов Руси. Византия признала за русскими купцами право посещать Константинополь и оставаться в нем для торговли в течение летних месяцев. Возникавшие недоразумения и ссоры должны были регулироваться на основе равноправия по греческим и русским законам. Большое внимание было обращено на охрану морских сообщений и кораблей, потерпевших крушение. В договор Олега 911 г. было внесено следующее условие: “Если лодья будет выброшена бурею на чужую землю и там ее найдет кто-нибудь из нас, Руси. Если лодья окажется неповрежденной с товаром, то следует ее снабдить (необходимым) и отослать обратно в христианскую землю (Византию), при этом проводим ее через опасные места, пока не дойдем до безопасного места; если же такая лодья по причине бури (кораблекрушения) или посадки на мель не может возвратиться в те места, то мы, Русь, помогаем гребцам этой лодьи, проводим их здоровыми с товаром; это в случае близости греческой земли. Если же такая беда случится близ русской земли, то проводим ее в русскую землю, да продадут товар этой лодьи и что можно выручат от продажи самой лодьи. Когда же пойдем в Грецию с торговлей или в посольство к вашему царю, то честно отдадим все имущество их лодьи. Если же приключится убийство кого-либо из лодьи кем-либо из нас, Руси, или будет что-либо взято, то виновный подлежит указанному выше наказанию от тех (т.е. греков)”. Приведенная статья русско-византийского договора хотя и имеет односторонний характер (в ней ничего не говорится о потерпевших кораблекрушениях русских судах), тем не менее она свидетельствует о большом развитии международного права этих государств, в то время как повсюду на западе действовало еще феодальное “береговое право”, по которому все имущество корабля, потерпевшего крушение у чужого берега, переходило в собственность владельцев прибрежной территории.

В то же время отважные русские мореходы осваивали берега Студеного моря. Однако сложившаяся в конце XII в. и в первой половине XIII в. на востоке Европы историческая обстановка не только задержала этот процесс, но и отбросила на несколько веков русское население от морских берегов. С образованием русских феодальных княжеств государственное единство Киевской державы было утрачено. Славянское население восточной Европы вступило в период феодальной раздробленности, наполненный кровавыми междоусобицами князей, 3анимавшие южные степи половецкие орды перерезали пути к Черному морю. В конце XII века в юго-восточной Прибалтике появились немецкие рыцари, образовавшие на захваченной территории разбойничий орден меченосцев (Ливонский орден). В середине следующего столетия вся восточная Европа стала жертвой страшного погрома, произведенного полчищами Батыя. С образованием Золотой Орды русские земли подпали под власть чужеземных завоевателей. Русский народ оказался почти отрезанным от морей, что губительно отражалось на его экономическом и культурном развитии. Однако тяга к морю не исчезла в русском народе даже в самое тяжелое время феодальной раздробленности и господства Золотой Орды. Она с новой силой возродилась после того, как в конце XV в. сложилось могущественное Русское государство, предъявившее врагам - Ливонскому ордену, Швеции, Крымскому ханству и Турции - свои исторические права на открытые выходы к морям, омывающим берега великой Восточно-европейской равнины. В упорном и успешном движении русского народа к морю выражалась устойчивость древней традиции, основание которой было положено смелыми морскими походами восточных славян.

 

ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ» АФАНАСИЯ НИКИТИНА

 

Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море — Дербентское, дарья Хвалисская, второе море — Индийское, дарья Гундустанская, третье море — Черное, дарья Стамбульская.
Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.
Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калязина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустили меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.
И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла ширваншаха татарского. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто. Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в Бузан. И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: «Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар». Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.
Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: «Качма — не бегите!» А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.

И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли — чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: «Господин! Судно русское разбилось под Тарками, и кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили».

Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого-что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.
А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый; а из Баку пошел за море — в Чапакур.
И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда — к Рею. Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда — семьдесят городов разрушилось.
Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Кашана — к Наину, а из Наина к Иезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана — к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара — к Бендеру — то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти.
И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку. У тамошнего князя — фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних — фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят — фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят — голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.
Из Чаула пошли посуху, шли до Пали восемь дней, до Индийских гор. А от Пали шли десять дней до Умри, то город индийский. А от Умри семь дней пути до Джуннара.
И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до Джуннара, с божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня. Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь — целых четыре месяца — всюду вода да грязь. Джуннарград стоит на скале каменной, не укреплен ничем, богом огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка, двоим пройти нельзя.
В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. (Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром); а любят белых людей.
И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых впридачу дам, только перейди в веру нашу — в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил — четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост. Да господь бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю — оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.
А из Джуннара вышли на Успенье и пошли к Бидару, главному их городу. Шли до Бидара месяц, а от Бидара до Кулонгири — пять дней и от Кулонгири до Гулбарги пять дней. Между этими большими городами много других городов, всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города: сколько ковов — столько и городов. От Чаула до Джуннара двадцать ковов, а от Джуннара до Бидара сорок ковов, от Бидара же до Кулонгири девять ковов, и от Бидара до Гулбарги девять ковов.
В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят.

Весна у них началась с Покрова святой богородицы. А празднуют память шейха Алаеддина и начало весны через две недели после Покрова; восемь дней длится праздник. А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.
Бидар — стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и людей в нем очень много. Султан молод, двадцати лет — бояре правят, а княжат хорасанцы и воюют все хорасанцы.
Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да дударей десять. По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу.
И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а (веры Иисусовой) христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать. Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама, а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.
Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана — то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы — как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый — в образе человека, второй — человек, но с хоботом слоновым, третий человек, а лик обезьяний, четвертый — наполовину человек наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен.
Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едя. А молятся они на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю, весь вытянется на земле — то их поклоны. А есть садятся — руки обмывают, да ноги, да и рот полощут. Бутханы же их без дверей, обращены на восток, и буты стоят лицом на восток. А кто у них умрет, тех сжигают да пепел сыплют в реку. А когда дитя родится, принимает муж, и имя сыну дает отец, а мать — дочери. Добронравия у них нет, и стыда не знают. А когда придет кто или уходит, кланяется по-монашески, обеими руками земли касается, и все молча.

В Парват, к своему буту, ездят на Великий пост. Тут их Иерусалим; что для бесермен Мекка, для русских — Иерусалим, то для индусов Парват. И съезжаются все нагие. Индусы быка называют отцом, а корову — матерью. На помете их пекут хлеб и кушанья варят, а той золой знаки на лице, на лбу и по всему телу делают. В воскресенье и в понедельник едят они один раз на дню.

Из Парвата приехал я в Бидар за пятнадцать дней до бесерменского улу байрама. А когда Пасха, праздник воскресения Христова, не знаю; по приметам гадаю — наступает Пасха раньше бесерменского байрама на девять или десять дней. А со мной нет ничего, ни одной книги; книги взял с собой на Руси, да когда меня пограбили, пропали книги, и не соблюсти мне обрядов веры христианской. Праздников христианских — ни Пасхи, ни Рождества Христова — не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных (молю я бога, пусть он сохранит меня: «Господи боже, боже истинный, ты бог, бог великий, бог милосердный, бог милостивый, всемилостивейший и всемилосерднейший ты, господи боже). Бог един, то царь славы, творец неба и земли».
А иду я на Русь (с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским постом). Месяц март прошел, начал я пост с бесерменами в воскресенье, постился месяц, ни мяса не ел, ничего скоромного, никакой еды бесерменской не принимал, а ел хлеб да воду два раза на дню (с женщиной не ложился я). И молился я Христу вседержителю, кто сотворил небо и землю, а иного бога именем не призывал. (Господи боже, бог милостивый, бог милосердный, бог господь, бог великий), бог царь славы (бог зиждитель, бог всемилостивейший, — это все ты, о господи).

Шабат же от Бидара в трех месяцах пути; а от Дабхола до Шабата — два месяца морем идти, а до Южного Китая от Бидара четыре месяца морем идти, делают там фарфор, да все дешево. А до Цейлона идти морем два месяца, а до Кожикоде месяц идти.
В Шабате же родится шелк, да инчи — жемчуг скатный, да сандал; слонам цену по росту дают. На Цейлоне родятся аммоны, да рубины, да фатисы, да хрусталь, да агаты. В Кожикоде родится перец, да мускатный орех, да гвоздика, да плод фуфал, да цветы муската. В Гуджарате родится краска да лак, а в Камбее — сердолик.

В Райчуре же родятся алмазы (старой копи и новой копи). Алмаз продают по пять рублей почка, а очень хорошего — по десять рублей. Почка алмаза новой копи (по пять кени, черного — по четыре — шесть кени, а белого алмаза — одна тенка).

А что жиды говорят, что жители Шабата их веры, то неправда: они не жиды, не бесермены, не христиане, иная у них вера, индийская, ни с иудеями, ни с бесерменами не пьют, не едят и мяса никакого не едят. Все в Шабате дешево. Родится там шелк да сахар, и все очень дешево.

От Шабата посуху десять месяцев идти, а морем — четыре месяца. Месяца мая в первый день отметил я Пасху в Индостане, в Бидаре бесерменском, а бесермены праздновали байрам в середине месяца; а поститься я начал месяца апреля в первый день. О благоверные христиане русские! Кто по многим землям плавает, тот во многие беды попадает и веру христианскую теряет. Я же, рабище божий Афанасий, исстрадался по вере христианской. Уже прошло четыре Великих поста и четыре Пасхи прошли, а я, грешный, не знаю, когда Пасха или пост, ни Рождества Христова не соблюдаю, ни других праздников, ни среды, ни пятницы не соблюдаю: книг у меня нет. Когда меня пограбили, книги у меня взяли. И я от многих бед пошел в Индию, потому что на Русь мне идти было не с чем, не осталось у меня никакого товара. Первую Пасху праздновал я в Каине, а другую Пасху в Чапакуре в Мазандаранской земле, третью Пасху — в Ормузе, четвертую Пасху в Индии, среди бесермен, в Бидаре, и тут много печалился по вере христианской.

В Бидаре луна полная стоит три дня. В Бидаре сладкого овоща нет. В Индостане большой жары нет. Очень жарко

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: