 |
Глава двадцать первая
|
|
|
|
Глава двадцать первая
Best Day of My Life ~ American Authors
Блейк
Когда мы спускаемся вниз, Мэдден представляет меня своей домработнице Саре, которая служит у него уже много лет, и я тотчас понимаю, почему он о ней так высоко отзывается. Эта маленькая, кругленькая латиноамериканка с яркой улыбкой и добрыми карими глазами просто источает материнскую заботу. Сара берет меня в теплые объятия, целует в обе щеки и, слегка откидывая спину назад, осматривает с ног до головы.
— Блейк, моя дорогая девочка, как приятно с тобой познакомиться, — приветствует она меня голосом с сильным, но понятным акцентом. — Очень красива, но слишком худа. Ничего, мисс Сара тебя откормит.
— Сара, — предупреждает ее Мэдден, взяв со стола цвета мореного ореха две кружки кофе.
Искренне смеясь, я киваю и отвечаю:
— Все в порядке, Мэдден, я тоже рада с вами познакомиться, мисс Сара. Если все, что вы готовите, пахнет так же аппетитно, не думаю, что с этим будут проблемы.
Она показывает ему в спину язык, что заставляет меня хихикать еще сильнее.
— Я приготовила утреннюю пиццу с прошутто и яйцом и картофельные оладьи с розмарином. Надеюсь, вам это подойдет?
— Отлично.
Мэдден садится у кухонного острова, куда он уже поставил молоко, набор подсластителей и две почти полные дымящиеся чашки горячего кофе, и кивком головы указывает мне присоединиться к нему. Маленькими глотками он пьет свой простой черный кофе и посмеивается, глядя на то, как я добавляю в свой немного молока и три чайные ложки обычного сахара.
— Исключительно сладкий кофе для моей сладкой девочки.
Поднося кружку ко рту, я улыбаюсь и киваю, прежде чем отхлебнуть большой глоток утреннего энергетика.
|
|
|
— Мммм… чем слаще, тем лучше.
— Туше.
Его яркие голубые глаза призывно сверкают.
Сара ставит перед каждым из нас тарелки, полные еды, и мы жадно набрасываемся на них, как будто не ели неделю. Сказать, что еда очень вкусная, значит погрешить против кулинарной справедливости, она исключительно изысканна и великолепна. К счастью, рана на моем языке уже поджила, и я способна проглотить все, ни разу не поморщившись от боли. Как только я начинаю скрести вилкой по пустой тарелке, Сара кладет мне еще запеканки и картофеля, широко улыбаясь при виде очевидного подтверждения того, как мне понравилась ее стряпня.
Когда мы оба заканчиваем с добавкой и кофе, я бегу к машине за сумкой, втайне радуясь, что захватила с собой сменную одежду. Мы с Мэдденом возвращаемся наверх, чтобы принять душ и переодеться для сегодняшней прогулки. Несмотря на то, что ему уже знаком с близкого расстояния каждый сантиметр моего тела, и я уже видела его голым — хотя все это было без сексуального подтекста — он уходит в комнату для гостей, позволяя мне воспользоваться его раковиной и душем.
Не желая, как типичная девушка, приводить себя в порядок целый день, я поспешно принимаю душ, собираю волосы в хвост и наношу минимальный макияж: немного туши для глаз, румян и блеска для губ. Затем я проскальзываю в любимые джинсовые шорты, черную майку на тонких лямках и черные вьетнамки. Когда я появляюсь из ванной комнаты, Мэдден стоит в гардеробной, одетый лишь в темно-серые шорты и ищет рубашку. Хотя я много раз видела его с голым торсом и даже спала, прижимаясь к его голой груди, по какой-то необъяснимой причине, его вид в этот самый момент заставляет порхать бабочек в моем животе, а бедра сжиматься вместе. Я не могу ничего с собой поделать и вспоминаю о том, как чувствовала его руки повсюду на своем теле, как его рот снова и снова бескорыстно доставлял мне удовольствие. Он разбудил желание, которое годами спало во мне. Впервые с тех пор, когда я была подростком с бушующими гормонами, я хочу секса; я страстно желаю ощутить его глубоко во мне.
|
|
|
Почувствовав, что я глазею на него, Мэдден поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо, его рот кривится в понимающей усмешке. Мои щеки горят от смущения, как у ребенка, которого поймали с банкой печенья.
— Хочешь помочь мне решить, что надеть? — спрашивает он.
Качая головой, я игриво отвечаю:
— Я доверяю твоему выбору.
Он громко хохочет, снимая с вешалки белую рубашку, и надевает ее через голову.
— Ты считаешь, это забавным, да?
Выключив в гардеробной свет, он подкрадывается ко мне, как хищник, подстерегающий жертву. Я с пронзительным криком бросаюсь бежать, сама не знаю куда. Он в несколько секунд ловит меня, перекидывает через плечо и бросает на кровать. Оседлав мои бедра, Мэдден одной рукой прижимает мне руки над головой, а другой щекочет ребра. Я извиваюсь и визжу, отчаянно, но безуспешно пытаясь освободиться. В конце концов, он замедляет темп своей вызывающей глупое хихиканье пытки и опускает лицо, прижимаясь лбом к моему лбу.
— Если ты продолжишь в том же духе говорить и смотреть на меня, мы сегодня никуда не выберемся отсюда, — предупреждает он низким голосом, прижимаясь к моей промежности.
Внутреннее трепетание превращается в болезненное желание, и я сквозь зубы втягиваю воздух в легкие. Никуда не идти было бы не так уж плохо.
— Ты еще не готова к этому, сладкая девочка. Медленно, но верно, помнишь? — шепчет он мне в губы, мягко целуя несколько раз. Поднявшись, Мэдден тянет меня за руки, пока я не встаю рядом с ним. Он шлепает меня по попке и объявляет:
— А теперь пойдем. У меня на сегодня большие планы для тебя.
***
Чуть позже полудня мы приезжаем на Венис-Бич, и, как только выходим из машины, Мэдден крепко берет меня за руку и ведет к помосту. Погода стоит — лучше не бывает; на бесконечном голубом небе яркое солнце, иногда мимо проплывают случайные белые обрывки облаков, делая приятно теплым воздух вокруг, с моря дует свежий бриз.
— Я до сих пор не могу поверить, что ты никогда не была на побережье, — замечает он. — Ты понимаешь, что это меньше, чем в часе езды от Бербанка. Погоди, ты ведь живешь в Бербанке? Я полагал, что это так, потому что там твоя работа.
|
|
|
— Я живу в Вудленд-Хиллз, — отвечаю я, даже не осознавая, что рассказываю ему больше, чем кому бы то ни было, за очень долгое время, — и да, я знаю, как это близко. Когда я только переехала, было достаточно прохладно, не лучшее время, чтобы идти на пляж.
Он улыбается мне, когда мы быстро переходим через дорогу.
— Ну, я рад, что ты еще там не побывала. Теперь именно я покажу тебе все калифорнийские достопримечательности.
Я не успеваю ответить, потому что нас подхватывает людской поток, и я сразу же напрягаюсь. Очевидно, не только нам пришла сегодня подобная идея, но, пробравшись сквозь толпу, мы выныриваем целыми и невредимыми с другой стороны, хотя, как и всегда, когда я нахожусь в окружении незнакомых людей, я держусь начеку.
— Вау, это захватывающе, — заявляю я, при виде бескрайнего темно-синего океана, заставляющего меня на краткий миг забыть о моих тревогах.
Мэдден сзади обнимает меня за талию и нежно целует в шею.
— Это не сравнится с тобой. Давай, прежде чем идти гулять, пройдемся босиком по песку.
Я спускаюсь за ним к пляжу, выскальзываю из вьетнамок и ступая на мягкий бежевый песок, и с удивлением чувствую, как прохладные песчинки проскальзывают между пальцев ног. Не в силах подавить в себе ребенка, я, оживленно прыгая и кружась, бегу к линии прибоя, радуясь возможности впервые окунуть ноги в Тихий океан, который оказывается холоднее, чем я ожидала. Ведя себя так же глупо, как я, Мэдден бежит за мной и поднимает меня над головой, как будто мы выступаем на прослушивании для «Танцев со звездами». Уверена, что если бы кому-то было до нас дело, мы бы выиграли приз, как самая нелепая пара, но меня меньше всего на свете заботит, кто и что подумает. В этот момент я чувствую себя более живой, чем за последние четыре года жизни. Безопасность и комфорт, которые я ощущаю в его присутствии, становятся огромной поворотной точкой в моей попытке начать новую жизнь.
|
|
|
Закончив дурачиться, мы поднимаемся обратно на дощатый помост, впитывая все происходящее на Венис-Бич. Поначалу я пытаюсь пристально разглядывать толпу, ища в ней знакомые или подозрительные лица, потому что это уже стало моей второй натурой. Но это абсолютно невозможно, потому что вокруг нас проходит целая куча народу, и тогда я сдаюсь и фокусируюсь на тех вещах, на которые показывает мне Мэдден.
Мы прогуливаемся мимо магазинов и ресторанов, в воздухе плотно висит смесь запаха жареной на масле еды и марихуаны. Я с любопытством гляжу на все вокруг. Никогда раньше я не видела в одном месте такой пестрой толпы. Кого здесь только нет, это и вполне обычные пары и семьи с детьми, скейтбордисты, молодые люди, играющие в баскетбол, бодибилдеры, уличные заклинатели огня со своими змеями. Людей с татуировками и пирсингом гораздо больше, чем без таковых, и я никогда бы не подумала, что у волос может быть столько цветов и оттенков. Граффити на стенах и скамейках — это не просто мрачные картинки, сделанные соседскими детишками, это настоящее искусство. Куда ни взглянешь, везде яркие цвета, вдохновляющие сюжеты, все пронизано творчеством, и я потрясена всем, что вижу вокруг себя.
Мы доходим до конца променада, а затем поворачиваемся и идем обратно, туда, где припаркована наша машина. Взглянув на часы на приборной панели, я с удивлением замечаю, что мы находимся здесь уже почти четыре часа; как бы то ни было, урчащий желудок не дает мне забыть, сколько уже времени прошло с тех пор, как мы съели завтрак Сары.
Положив руку на мое бедро, он внимательно смотрит на меня, и на его лице вспыхивает его фирменная харизматичная улыбка.
— Сейчас мы пойдем пообедаем, а потом отправимся на пирс. Мне бы не хотелось, чтобы ты пропустила все вечернее ярмарочное веселье.
— Ты думаешь, что захватывающие дух аттракционы и сверкающие огни заставят меня почувствовать себя юной и невинной и возбудят во мне аппетит к чему-то еще помимо еды? — дразню я, напоминая ему его же слова, сказанные предыдущим вечером.
— А, моя смешная девчонка вернулась. Мне нужно напоминать тебе, каким я могу быть смешным? — говорит он, сжимая мою ногу и угрожая еще одним сеансом щекотки.
— Нет! Тебе нужно вести машину и при этом не убить нас! — смеюсь я, вспоминая сегодняшнее утро.
Он оставляет руку там, где она лежала, но переключает внимание на дорогу, а я в это время подпеваю песне, звучащей по радио. Я не успеваю и глазом моргнуть, как перед глазами появляется знаменитый пирс Санта-Моники, и Мэдден паркуется через дорогу от него на городской парковке. Он объясняет, что ресторан находится недалеко, поэтому мы можем оставить здесь машину на целый вечер и легко пойти гулять в обоих направлениях.
|
|
|
Мы проходим несколько кварталов на север до бара «Пинчо», необычного маленького заведения, расположенного прямо на углу Оушен-авеню и бульвара Санта-Моника. Мэдден открывает передо мной стеклянную дверь в деревянной раме, и я оказываюсь в прелестном тапас-баре. Внутри бара вдоль стен от пола до потолка выстроились бутылки, но кухня, находящаяся прямо в зале, и теснящиеся друг к другу столики, придают ему простую, живую атмосферу. Нам удается занять последний столик на веранде, и мы садимся и наслаждаемся вечерним океанским бризом, пока люди, сидящие вокруг нас, смотрят по сторонам и смакуют восхитительные баскские пинчос и традиционные тапас. Я позволяю Мэддену сделать заказ, полагая, что он бывал здесь раньше и знает, что выбрать, пока сама в это время еще раз изучаю окрестности. На веранде всего два столика, два из которых составлены вместе, за ними сидит большая группа женщин лет тридцати, которые перешептываются и пожирают Мэддена глазами, и только этим мне и угрожают. За другим столиком сидит, держась за руки, пара примерно моего возраста, молодые люди настолько увлечены разговором, что я не уверена, что они вообще замечают кого-нибудь вокруг. Перед нами по улице проходит много народа, но никто из них не обращает на нас внимания.
За нашим столом царит дружеское молчание, пока мы быстро подчищаем многочисленные тарелочки, расставленные на столе. Мы решаем отказаться от вина, потому что скоро нам предстоит кружить на поворотах, падать с невообразимых высот, переворачиваться вниз головой и другими всевозможными способами. После того как Мэдден оплачивает счет, мы, не торопясь, идем обратно по Оушен-авеню к легендарному пирсу Санта-Моники, выступающему далеко вглубь бескрайнего Тихого океана.
Как и на Венис-Бич, на пирсе полно людей всех возрастов, национальностей, классов и взглядов на жизнь, что делало чрезвычайно затруднительным ведение моего персонального реестра подозрительных личностей. Мне опять приходится все отпустить и молиться о том, чтобы никто за мной здесь не следил, никто не узнал бы меня здесь. Я просто хочу смешаться с толпой. Много семей с детьми идут нам навстречу — с наступлением темноты их развлекательная программа заканчивается. Тут и там разбросаны маленькие ресторанчики, туристические магазинчики, стоят уличные торговцы, но наши животы уже наполнены едой и нам не нужны футболки «Route 66», поэтому мы направляемся прямиком к аттракционам, расположенным ближе к концу пирса.
Мэдден покупает браслеты с неограниченным количеством поездок, и как только их надевают нам на запястье, он улыбается мне и спрашивает:
— Это твой день, откуда ты хочешь начать?
— С американских горок, — уверенно отвечаю я.
— Я впечатлен. Никаких «помочить ножки», сразу ныряем с головой?
— Я хорошо плаваю.
Схватив за бедра, он притягивает меня к себе и прижимается губами к моему лбу:
— Готов поспорить, что ты хороша не только в этом, — игриво грохочет он.
Я выворачиваюсь из его объятий и с глупой усмешкой отвечаю:
— Правильно, что споришь. А теперь пойдем.
Он мизинцем берет меня за мизинец, и мы идем, направляясь к горкам, качая нашими соединенными руками взад и вперед, как подростки на первом свидании. Сорок минут ожидания, трехминутная поездка, и я не могу стереть с лица постоянную улыбку. Без передышки, бросившись к следующему аттракциону, мы садимся на «Тихоокеанскую башню», где мчимся вниз с невообразимой скоростью с высоты девятиэтажного дома, а потом пытаемся приручить «Морского дракона» — раскачивающийся в стороны деревянный корабль, раскрашенный, как пугающий змей.
Адреналин пульсирует по венам, освобождая огромный поток эндорфинов, и все мое тело трясет от возбуждения. Пока мы ждем своей очереди, чтобы покататься на электрических машинках, я прислоняюсь к сильному телу Мэддена, и мгновенно от ощущения его тела рядом с моим, горячий вихрь закручивается где-то у меня в животе и устремляется прямо на юг, между моих ног. Я издаю горловой стон, едва слышный в шуме того, что происходит вокруг нас, но знаю, что он его услышал или почувствовал вибрацию у своего уха, потому что он прижимается бедрами к моей пояснице, а потом ниже, начиная как бы случайно тереть свой твердеющий член вверх и вниз между половинками моих ягодиц.
— Ты этого хотела? — чувственно шепчет он мне на ушко.
Мои трусики промокают от желания, и я вдруг готова уйти — забыть об электрических машинках, карусели, чертовом колесе и вообще обо всем, что мы еще не посетили. Я кладу голову ему на плечо и пристально смотрю на него умоляющим взглядом.
— Еще нет, моя маленькая развратная девчонка. Пусть этот огонь разгорится для меня.
Он кивает мне головой, показывая, что очередь двигается вперед, и я с неохотой отрываюсь от него и забираюсь в свою машинку. Следующие несколько минут я безжалостно врезаюсь в него, используя любой шанс сбросить охватывающее меня сексуальное напряжение, но вместо этого удары сталкивающихся машин заставляют меня думать о Мэддене, толкающемся в меня. К тому времени, как я вылезаю из своей оранжевой машинки, я просто задыхаюсь от вожделения, и не знаю, сколько это может еще продолжаться.
Я направляюсь туда, где он ждет меня за воротами, на его лице сияет улыбка, как у ребенка рождественским утром.
— Вот это было весело!
— Это сработало. Огонь выходит из-под контроля, — бормочу я, игнорируя его радостный комментарий.
— Хм?
— Эффект ярмарки… работает. Мой огонь нужно погасить. И немедленно.
Его лазурные глаза удивленно смотрят на меня.
— Блейк, ты сможешь продержаться еще немного. Давай посмотрим закат с чертова колеса, а потом поедем домой.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Я не знаю, что, черт возьми, со мной не так, но я веду себя хуже, чем сексуально озабоченный подросток. Я никогда так себя не чувствовала. Может быть, есть правда в том, что он сказал: возбуждение от опасных аттракционов, аппетитный запах жареной в масле еды, разноцветные блестящие огни. А может, это огромное чувство свободы, которое окутывает меня здесь, когда я рядом с ним. Наконец, я позволяю себе чувствовать, воспринимать, жаждать. Я не беспокоюсь о том, кем я была, что видела, ищет ли меня кто-то. Меня заботит только одна вещь — наслаждаться жизнью рядом с Мэдденом.
— Я не собираюсь трахать тебя здесь, — рычит он, а в его взгляде тлеет огонь, — особенно не на первой прогулке. Ты заслуживаешь нежности и ласки, когда я буду боготворить тебя, как самую сладкую на свете девочку. Мы еще много раз сможем попробовать запретный секс в общественном месте.
— Не принимай мою застенчивость за невинность или наивность, — советую я ему более резким тоном, чем собиралась.
Очевидно раздраженный, он проводит пальцами по волосам и делает глубокий вдох. Выдохнув через несколько секунд, он командует:
— На чертово колесо. Быстро.
Пламя, сверкающее в его глазах, убеждает меня не спорить, поэтому я поворачиваюсь на пятках и топаю к огромной круглой конструкции, уходящей высоко в небо. Пока мы ждем в очереди, никто из нас не произносит ни слова. Меня охватывает гнев за то, что он отказывает мне в моем желании, но близкое соседство наших тел разжигает у меня внутри пламя, охватывающее все тело.
Когда подходит наша очередь, мы забираемся в красную подвешенную кабинку, и Мэдден выбирает место не напротив, а рядом со мной. В ту минуту, когда мы выходим из зоны слышимости людей, остающихся на земле, он перебрасывает руку мне через бедро и кладет ладонь на мою пульсирующую промежность. Его горячее прикосновение обжигает меня сквозь джинсовую ткань шорт, и я громко и тяжело дышу. Мои большие от удивления глаза прикованы к его полному вожделения взгляду, когда он, не спеша, начинает ласкать мой холмик мучительно медленными движениями кончиков пальцев.
— Эта киска — моя. Никто другой не может прикоснуться к тому, что принадлежит мне, включая тебя, до тех пор, пока я прямо не скажу тебе сделать это, — заявляет он спокойно. Его пальцы слегка поглаживают мой живот, только для того чтобы расстегнуть пуговицу и проскользнуть за пояс шорт так, что только шелк трусиков остается единственным, что разделяет его нежные пальцы и мои скользкие складочки. Я инстинктивно раздвигаю для него свои бедра.
— Я позволю моей киске кончить только когда смогу наблюдать это, смаковать это, клеймить это.
Колесо продолжает поднимать нас вверх, в небо, останавливаясь через каждые несколько метров, чтобы дать зайти новым пассажирам, пока, наконец, вскоре мы не замираем в качающейся кабине над изумительным побережьем.
— Забудь обо всех и обо всем, кто имел счастье касаться моей киски в прошлом. При мысли об этом я превращаюсь в ревнивого, властного, гиперопекающего сукиного сына, и это мне совсем не нравится.
Кончики его пальцев игриво блуждают вдоль шва моих трусиков, проскальзывая под промокшую ткань.
— Я никогда не хотел забрать твою свободу, твои мысли и суждения, указывать тебе, чего тебе хотеть. Я не хотел никоим образом внушать тебе страх и трепет. Я ожидаю доверия с обеих сторон, но, когда дело касается тебя, я, сам того не желая, веду себя, как эгоист.
Методично кончиком пальца он начинает медленно водить вокруг наружного края моей киски, а основанием ладони, идеально надавливая, выводит маленькие круги на клиторе. Я знаю, что мои глаза блестят от желания, но я не отвожу их от его взгляда.
— Посмотри, — мягко указывает он. — Посмотри на этот закат вместе со мной.
Я усилием воли отвожу взгляд, вместе мы наблюдаем, как горящее солнце погружается в океан, пока его бесконечность не проглатывает огненный диск окончательно, оставляя в сумеречном небе только приглушенные всполохи золотого, оранжевого и розового цветов.
— Необыкновенно, да? Наблюдать за тем, как перед твоими глазами исчезает пламенеющий огонь?
— Да, — выдыхаю я.
Мы начинаем наш спуск с вершины мира, где были выше самого солнца, обратно на землю. Рука Мэддена, ни на секунду не останавливаясь, продолжает свою чувственную пытку, приближая меня все ближе и ближе к черте, пока, наконец, он не погружает один, а затем и второй палец в мое скользкое лоно. Я не могу сдержать дрожь в ногах и гортанное мурлыканье, вырывающееся из горла, когда он плавно несколько раз входит и выходит из меня, а затем сгибает пальцы и трет мою сладкую точку. Я очень стараюсь не кончить от его руки, ожидая, что он даст мне команду, и тут он внезапно убирает руку от моего тела.
— Насколько горяч этот огонь теперь? — спрашивает он, поднимая бровь, когда мы достигаем земли. Служащий открывает замок, и мы оба выбираемся из кабинки с крышей-зонтиком.
— Что ты делаешь? — раздраженно скулю я, как только мы отходим от очереди.
Переплетя наши пальцы, он целует мои костяшки и начинает идти к выходу.
— Забираю тебя домой, чтобы продемонстрировать свои способности пожарного.
|
|
|
