 |
Взыскания со служителей и рабочих 3 глава
|
|
|
|
Бхагаван спал всего по четыре-пять часов в сутки. Это означало длительную многочасовую работу для его помощников, поскольку один из нас всегда должен был выполнять свои обязанности, пока он бодрствовал. Он никогда не спал после обеда в отличие от большинства своих последователей. Бхагаван часто использовал это спокойное время дня, чтобы накормить живших в ашраме животных или обойти его, осматривая все ведущиеся строительные работы.
Бхагаван, как правило, ложился спать около го вечера, но обычно в час ночи вставал в туалет. Вернувшись, он часто сидел полчаса или около часа, прежде чем снова уйти спать. Затем, где-то в три-четыре утра, он просыпался и шел на кухню резать овощи.
Его ночные походы в туалет превратились в нечто вроде ритуала как для самого Бхагавана, так и для его помощников. Когда он просыпался, помощник должен был принести камандалу Бхагавана, наполнить ее горячей водой и подать ему. Вода разогревалась на кумутти (угольной жаровне), которая всегда стояла рядом с кроватью Бхагавана. Помощник затем должен был подать Бхагавану его трость и фонарь, открыть ему дверь и последовать за ним в ночь. Бхагаван обычно шел к месту, где сейчас находится самадхи Муруганара (могила и гробница), поскольку в те времена у нас не было пристойных туалетов. Когда он возвращался, помощник должен был вытереть ноги Бхагавана куском ткани.
Бхагаван никогда не будил своих помощников. Это было их обязанностью – проснуться и собраться к часу ночи. Однажды я не сумел проснуться, потому что мне приснился сон, в котором я пробудился в час ночи и исполнил все описанные выше обязанности. В конце сна я вернулся в постель, довольный, что выполнил свою работу. Я проснулся позднее, услышав, как Бхагаван один вернулся в холл. Я извинился за то, что проспал, и сказал Бхагавану, что мне снилось, будто я выполнил всю работу для него и снова отправился спать.
|
|
|
Бхагаван посмеялся и сказал: «Работа, которую ты проделал для Свами во сне, предназначена только для меня».
Когда я впервые появился в ашраме, в округе все еще водились леопарды. Они редко приходили в ашрам, однако ночью часто посещали место, куда Бхагаван уходил справлять нужду. Помню, как-то раз во время одного из его ночных выходов ему повстречался этот зверь. Бхагаван абсолютно не испугался, просто посмотрел на леопарда и сказал: «Пода (Уходи!)». И леопард просто ушел.
Вскоре после своего прихода я получил от Бхагавана новое имя. Моим настоящим именем было Селлаперумал. Однажды Бхагаван между делом заметил, что я напоминаю ему человека по имени Аннамалай Свами, который был его помощником в Скандашраме. Он начал использовать это имя в качестве прозвища для меня. Когда его приверженцы услышали это, все они последовали его примеру, и за пару дней мое новое имя прочно закрепилось за мной.
...
Бхагаван жил в Скандашраме, на восточных склонах Аруначалы, с 1916 по 1922 гг. Аннамалай Свами скончался там во время вспышки чумы в 1922 году.
Спустя две недели после того как я стал помощником, сборщик налогов из Веллора пришел на даршан к Бхагавану. Его звали Ранганатан, и он принес большую тарелку сладостей в качестве подношения для Бхагавана. Бхагаван попросил меня раздать сладости всем в ашраме, включая тех, кого не было в холле. Раздавая сладости людям снаружи холла, я пришел туда, где никто не мог меня увидеть, и втайне поглотил двойную порцию того, что предлагал каждому. Когда раздача закончилась, я вернулся в холл и поставил тарелку под кровать Бхагавана.
Бхагаван посмотрел на меня и сказал: «Ты съел в два раза больше, чем каждый?»
|
|
|
Я был поражен, поскольку был уверен, что никто не мог видеть меня за этим занятием. «Я сделал это, когда никто не смотрел. Откуда Бхагаван знает?»
Бхагаван не ответил. Этот случай заставил меня понять, что спрятать что-либо от Бхагавана невозможно.
С тех пор я стал непроизвольно думать, что Бхагаван всегда знает, чем я занимаюсь. Это новое знание сделало меня более бдительным и более внимательным к своей работе, поскольку мне не хотелось вновь совершить подобную оплошность.
В работу помощника также входила защита Бхагавана от эксцентричных и пребывающих в заблуждениях последователей. Я очень ясно помню один такой случай. Юноша лет двадцати появился в холле в одной набедренной повязке. Объявив всем, что тоже является джняни, он подошел и сел на софу рядом с Бхагаваном. Бхагаван ничего не сказал на это, но вскоре после того поднялся и вышел из холла. Пока его не было, я воспользовался возможностью выгнать самозванца. Все мы, находящиеся в холле, были раздражены его высокомерием и самонадеянностью, и должен признаться, что обошелся с ним достаточно грубо, выставляя его за дверь. Я также запретил ему снова возвращаться в холл. Когда покой в конце концов был восстановлен, Бхагаван вернулся в холл и занял свое обычное место на софе.
Я был неимоверно счастлив, что нашел такого Гуру, как Бхагаван. Как только я увидел его, то почувствовал, что смотрю на Самого Бога. Тем не менее поначалу я был не в особом восторге от ашрама и последователей, собравшихся вокруг него. Управляющие были крайне автократичны, большинство же последователей, казалось, не питало большого интереса к духовной жизни. Насколько я мог судить, их прежде всего интересовали сплетни. Это первое впечатление сильно мешало мне.
Про себя я думал: «Бхагаван очень велик. Но если я буду жить в компании этих людей, то могу утратить преданность, которая у меня уже есть».
Я пришел к выводу, что в духовном плане мне не пойдет на пользу общение с людьми, не обладавшими, как казалось, большой преданностью. Теперь я знаю,
что это была очень высокомерная позиция, но таковыми были мои подлинные чувства в то время. Эти чувства мешали мне столь сильно, что три или четыре ночи подряд я не мог спать. В итоге я решил, что продолжу считать Бхагавана своим Гуру, но поселюсь в другом месте.
|
|
|
Помню, я думал: «Пойду и буду медитировать на Я где-нибудь в другом месте. Не отвлекаясь на общение с людьми, я уйду в незнакомое место и буду медитировать о Боге. Я буду ходить и просить бикшу [19] и вести уединенную жизнь».
Где-то три недели спустя после моего первого прихода в ашрам я ушел, чтобы начать новую жизнь. Я никому не сказал о своем решении, даже Бхагавану. Я ушел в час ночи, в полнолуние, и начал двигаться в сторону города. Я пересек город, прошел мимо Исанья Матха (монашеское учреждение в северо-восточной части Тируваннамалая) и направился в Полур. У меня не было определенной цели, я просто хотел уйти из ашрама. Я шел всю ночь и достиг Полура (в двадцати милях к северу от Тируваннамалая), как только рассвело. Ходьба вызвала у меня сильный голод, поэтому я решил пойти на бикшу в городе. Особой удачей это не увенчалось. Я обил пороги почти пятисот различных домов, но никто не дал мне никакой еды. Один человек сказал мне, что мне следует вернуться в Тируваннамалай, а другой, сервировавший еду, когда я приблизился к нему, прокричал, чтобы я убирался. В конце концов я сдался и пошел на окраину города. Я нашел водоем в поле и провел около получаса, стоя по горло в воде, надеясь, что благодаря прохладе воды голодные боли стихнут. Этого не случилось. Тогда я отправился к самадхи Виттхобы и сидел там какое-то время.
...
Виттхоба был эксцентричным святым, наподобие Шешадри Свами, жившим в Полуре в первую декаду столетия. Он умер за несколько лет до того, как туда пришел Аннамалай Свами.
Мне наконец удалось перекусить, когда пожилая женщина пришла делать пуджу. Она посмотрела на меня и сказала: «Похоже, ты очень голоден. Твои глаза начинают вваливаться. У меня самой немного еды, но я могу поделиться с тобой похлебкой из раги (проса)».
Говоря это, она дала мне выпить полторы чашки похлебки. Похлебка не сильно помогла мне от голодной боли, но я, тем не менее, был очень рад ей.
Долгий путь и отсутствие еды сильно утомили меня. Усевшись там, я начал подвергать сомнению мудрость решения уйти от Бхагавана. Было ясно, что все обернулось не так, как я ожидал. Это указывало на то, что, возможно, мое решение не было правильным. Я придумал способ, который, как я сказал себе, позволит проверить, было ли мое решение верным или нет. Я взял горсть цветов, положил их на самадхи Виттхобы и начал считать их, убирая по два. Я заранее решил, что если количество цветов окажется нечетным, то я вернусь к Бхагавану. Если количество окажется четным, то я продолжу следовать своему изначальному плану. Когда результат показал, что я должен вернуться к Бхагавану, я немедленно последовал этому решению и отправился в сторону Тируваннамалая.
|
|
|
Как только я принял как данность тот факт, что моей прарабдхой (судьбой) было остаться с Бхагаваном, удача стала улыбаться мне. Когда я вошел в город, хозяин отеля пригласил меня к себе и дал мне бесплатную еду и денег. Он даже сделал простирание передо мной. Я решил поехать в Тируваннамалай поездом, поскольку хотел вернуться к Бхагавану как можно скорее, но прежде чем я успел добраться до станции, другие люди пригласили меня в свой дом и предложили еды. Я поел немного и там, но затем попросил извинить меня, поскольку совсем недавно уже съел большую порцию. Я решил попробовать проехать без билета, неверно полагая, что денег, которые мне дали, не хватит для поездки. Удача продолжала благоволить мне и в поезде. На полпути кТируваннамалаю появился контролер, проверяющий билеты. Похоже, я остался для него невидим, поскольку оказался единственным человеком в вагоне, которого не попросили предъявить билет.
Похожая вещь случилась и в конце путешествия. Когда я замешкался перед контролером на платформе станции, он сказал: «Ты уже показал свой билет. Иди же! Ты задерживаешь других!» Таким образом, милостью Бхагавана, в обоих случаях я не был пойман.
Оставшееся расстояние до ашрама я прошагал пешком. По приходу я сразу отправился к Бхагавану, простерся перед ним и рассказал обо всем, что случилось. Бхагаван затем подтвердил, что моим предназначением было остаться в Раманашрамаме.
Глядя на меня, он сказал: «У тебя есть здесь работа, которую тебе нужно выполнить. Если ты попытаешься уйти, не сделав предназначенную тебе работу, куда ты пойдешь?»
Сказав так, Бхагаван пристально смотрел на меня около пятнадцати минут. Пока он смотрел на меня, я слышал внутри себя повторяющуюся фразу. Она звучала настолько громко и отчетливо, словно кто-то вмонтировал мне в голову радиоприемник. Раньше я нигде не сталкивался с этой фразой. Лишь позже я узнал, что это был один из стихов из «Улладу Нарпаду Анубандхама» [20]. В стихе говорилось:
|
|
|
Предельное состояние, которое восхваляется
и которое достигается здесь, в этой жизни,
путем ясного самовопрошания,
возникающего в Сердце,
когда достигается соединение с садху [21],
недостижимо посредством
слушания проповедников,
посредством обучения и заучивания смысла писаний,
посредством добродетельных поступков
или любыми иными средствами.
Значение было предельно ясным: пребывание рядом с Бхагаваном будет более ценным для меня, чем выполнение садхан в одиночестве в каком-либо другом месте.
По прошествии пятнадцати минут я выполнил намаскарам перед Бхагаваном и сказал: «Я сделаю любую работу, какую ты велишь мне сделать, но, пожалуйста, дай и мне мокшу (освобождение). Я не хочу становиться рабом майи (иллюзии)».
Бхагаван не ответил, но меня не смутило его молчание. Каким-то образом сама эта просьба успокоила мой ум. Бхагаван затем сказал, чтобы я пошел и съел что-нибудь. Я ответил, что не голоден, так как ел совсем недавно, и добавил: «Я не хочу еды. Все, что я хочу, – это мокшу, свободу от страдания». На этот раз Бхагаван взглянул на меня, кивнул и сказал: «Да, да».
...
Этот стих из «Улладу Нарпаду Анубандхама» о величии соединения с реализовавшими Я существами – один из пяти стихов на эту тему, которые Бхагаван включил в поэму. Он нашел оригинальные стихи на санскрите на листе бумаги, которую кто-то использовал для заворачивания сладостей. Ему настолько понравились те идеи, которые они выражали, что он сам перевел их на тамильский и поместил в начало «Улладу Нарпаду Анубандхама». Остальные четыре стиха звучат так:
На сатсанге связь с объектами мира
будет устранена.
Когда эта мирская связь исчезнет, привязанности,
или тенденции, ума будут уничтожены.
Те, кто освободился от ментальной привязанности,
исчезают в том, что недвижимо.
Таким образом они достигают дживан мукти [22].
Дорожите их обществом.
Когда ты оказываешься в духовной связи с садху,
какая польза от всех религиозных ритуалов?
Когда дует непревзойденно свежий южный бриз,
какая польза от веера?
Жара будет уничтожена прохладной луной,
нужда – божественным деревом,
исполняющим желания, и грех– Гангой.
Но знай, что все это, начиная с жары,
будет устранено одним лишь даршаном [23]
несравненного садху.
Места для священных омовений,
наполненные водой,
и образы божеств из камня и земли
не могут сравниться с теми великими душами.
Ах, какое чудо!
Места для омовений и божества
даруют чистоту ума
спустя бесчисленное количество дней,
тогда как та же чистота даруется людям
в тот самый момент,
как садху останавливают на них свой взгляд.
...
Несколько лет спустя после этого случая Аннамалай Свами спросил Бхагавана об одном из этих стихов:
«Мы знаем, где находится луна и где находится Ганга, но где это исполняющее желания дерево?»
«Если я скажу тебе, где оно, – отвечал Бхагаван, – сможешь ли ты его оставить?»
Я был озадачен этим странным ответом, но не упорствовал в расспросах. Несколькими минутами позже я открыл экземпляр «Йога Васиштхи», лежавший рядом с Бхагаваном. На первой же странице, по которой я пробежал взглядом, я обнаружил стих, в котором говорилось: «Джняни есть исполняющее желания дерево». Я немедленно понял странный ответ Бхагавана на мой вопрос. Прежде чем у меня появился шанс сказать об этом Бхагавану, он посмотрел на меня и улыбнулся. Казалось, он знал, что я нашел правильный ответ. Я сказал Бхагавану о стихе, но он ничего не ответил. Он просто продолжал мне улыбаться.
Строительные работы
Моя работа в качестве помощника продолжалась около месяца. В конце этого периода Бхагаван решил, что мне больше подойдет наблюдение за строительными работами на территории ашрама. Первый намек на то, что Бхагаван имеет на меня подобные планы, был сделан, когда я занимался своими обычными обязанностями в холле.
Бхагаван внезапно повернулся ко мне и сказал: «Один человек строит стену рядом с баком для воды. Пойди и посмотри, что он делает».
Это указание показалось мне довольно неопределенным, но я исполнил его, как мог. Я понаблюдал за каменщиком в течение нескольких минут, а затем спросил его, что он делает.
Он ответил: «Рамасвами Пиллай велел мне построить здесь стену, вот я ее и строю».
Я вернулся в холл, передал Бхагавану то, что сказал каменщик, и дал ему краткий отчет о том, как продвигаются работы.
Несколько минут спустя Бхагаван снова посмотрел на меня и повторил свои изначальные указания: «Иди и посмотри, что он делает». Несколько озадаченный, я вышел и снова спросил каменщика, что он делает. Каменщик ответил: «Я уже сказал тебе – строю стену».
Поскольку я не обнаружил никаких огрехов в стене или в том, как он ее строит, то не мог понять, почему Бхагаван так настаивает на том, чтобы я провел осмотр его работы. Я вернулся к Бхагавану и дал ему очередной отчет об успехах. Через несколько минут Бхагаван повторил свое указание в третий раз: «Пойди и посмотри, что он делает».
Каменщик, понятное дело, был несколько раздражен, когда я вновь возник перед ним и в третий раз поинтересовался, чем он занимается. «Ты сошел с ума? – спросил он. – Я ведь уже сказал тебе, что строю стену. Ты разве сам не видишь, что я делаю?»
Я бы не удивился, если бы узнал, что он действительно принял меня за сумасшедшего, поскольку любому было бы очевидно, что он строит стену и делает это вполне умело. Моим повторяющимся вопросам и впрямь не было никакого оправдания. Я чувствовал себя обязанным задать их только потому, что Бхагаван явно хотел знать, что происходит. Я вернулся в холл в третий раз и передал Бхагавану слова каменщика.
Помолчав несколько минут, Бхагаван повернулся ко мне и сказал: «Отныне кто-нибудь другой пусть выполняет твою работу в холле. Иди и присматривай за каменщиком. Убедись, что он делает свое дело, как надо».
Моей первой реакцией на это новое назначение было: «Почему Бхагаван не дал мне это указание с самого начала? Почему он заставил меня ходить туда-сюда три раза, прежде чем сказать мне о своих подлинных намерениях?»
Позднее я понял, что Бхагаван тренировал меня, чтобы я усвоил его собственный метод руководства. Хотя иногда он давал мне детальные инструкции, в большинстве случаев, которые он мне поручал, он лишь самыми краткими намеками давал понять, что требуется сделать. И тогда мне нужно было решить, каковы истинные намерения Бхагавана, и соответственно этому выполнить работу.
Это самое первое задание заняло совсем короткое время. Когда оно было завершено, Бхагаван велел мне следить за строительством большой стены в северной части ашрама.
В течение первых нескольких лет существования Шри Раманашрамама река, которая теперь течет за стеной, протекала через центр ашрама. Бхагаван попросил меня возвести стену, чтобы перекрыть потоку путь через ашрам и таким образом защитить нас от разлива воды, которая стекала с холма во время сезона дождей. К тому моменту уже была возведена небольшая земляная плотина, защищавшая северную часть ашрама, но Бхагаван, видимо, считал, что этого недостаточно, чтобы сдержать крупное наводнение. Делая общий набросок работ, Бхагаван поведал мне об одной из проблем, с которыми ашрам сталкивался в прошлом.
«В наш первый год здесь, – сказал Бхагаван, – всякий раз после сильного дождя возникал стремительный поток воды до пять-шесть футов глубиной и протекал по каналу, который пересекает ашрам по центру».
...
Если описывать местонахождение этого канала относительно строений, которые теперь существуют на территории ашрама, то можно сказать, что, пройдя мимо западной части столовой, он поворачивал на восток и шел по задней стороне того, что теперь является холлом самадхи Бхагавана. Он покидал ашрам недалеко от моста, находящегося рядом со святилищем Дакшинамурти.
Бхагаван сказал мне, что хочет построить огромную стену из земли и камней длиной около 100 ярдов, которая будет постоянно отклонять поток и заставлять его стекать в Агни Тиртхам – большой искусственный резервуар в трехстах ярдах к востоку от ашрама.
Мне сказали, что правильный термин, обозначающий подобное строение, – «берегоукрепление». Сам Бхагаван употреблял слово ракшанай, что означает «защита». Он повторил мне несколько раз, что это берегоукрепление будет защищать ашрам от всех будущих наводнений.
Указания, данные мне самим Бхагаваном, заключались в том, что из камня нужно было построить две параллельные стены, слегка наклоненные друг к другу.
Стены должны были достигать шести футов в высоту, расстояние между их верхними частями – восьми футов.
«Когда будешь строить стены, – посоветовал Бхагаван, – заполни пространство между ними грязью. Если смешать землю с водой и спресовать ее, она будет очень прочной». Пока я выполнял данные указания, несколько групп последователей пришли посмотреть на это. Из-за размера и толщины стены некоторые из них начали шутить, что я строю железнодорожную насыпь. Другие шутливо интересовались, стену я строю или дамбу. Все они считали, что я понапрасну трачу деньги (в те дни у ашрама их было совсем мало), возводя такую мощную стену. Я оставался невозмутим, слыша их комментарии, критику и шутки, поскольку знал, что просто следую указаниям Бхагавана.
Однажды, когда я работал над этой стеной, мунсиф (сборщик налогов) Тируваннамалая пришел посмотреть на меня. Через несколько минут он заметил: «Почему ты строишь такую большую стену? Какой дурак дал тебе этот план?» Мне было неприятно слышать, что Бхагавана оскорбляют таким образом, поэтому я ответил ему очень сердито: «Ступай в офис Чиннасвами и выпей кофе. Не приходи сюда и не вмешивайся в мою работу. Если ты снова придешь и заявишь что-то подобное, я побью тебя сандалями».
Так я говорил, потому что прочитал где-то утверждение Рамакришны Парамахамсы: «Если кто-то оскорбляет твоего Гуру, тебе следует ударить его».
Мунсиф отправился к Чиннасвами и пожаловался, что я угрожаю ему. Чиннасвами привел ко мне мунсифа и потребовал объяснить, почему я говорил с ним таким образом. Я сказал: «Этот человек пришел ко мне и спросил: „Какой дурак дал тебе этот план?" Я следую плану Бхагавана. Кто он такой, чтобы оскорблять моего Гуру?»
Похоже, Чиннасвами удовлетворило мое объяснение, потому что он увел мунсифа и больше не вспоминал об этом. Я могу объяснить свое странное поведение тем, что в те дни был весьма вспыльчив и жаждал защитить честь Бхагавана и его доброе имя.
Когда работа была почти закончена, я добавил два ряда каменных ступеней, один с западного конца, а другой – посередине, так что Бхагаван и его последователи могли легко преодолеть стену на пути к Аруначале.
Решение Бхагавана и его предусмотрительность в конце концов оправдали себя. Во время сезона дождей, пришедшего после окончания строительства стены, река за ашрамом вышла из берегов. Образовавшийся поток воды поднялся и достиг трех четвертей стены. К счастью, стена была достаточно прочной, чтобы выдержать напор и отвести всю воду от ашрама.
После того как стена была закончена, Рамасвами Пиллай засыпал старое речное русло. В те дни он проводил много работ, выравнивая землю ашрама и строя террасы. Когда Бхагаван только переехал в Раманашрамам в 1922 году, в земле было полно рытвин, в основном потому, что местные жители брали оттуда землю и, превращая ее в грязь, использовали для своих домов. В течение нескольких лет Рамасвами Пиллай засыпал все те рытвины и выровнял землю. Он был полон такого энтузиазма, что работал даже по ночам.
Высота стены давно уже не шесть футов. Вскоре после того как она была закончена, земля с обеих ее сторон была поднята и выровнена. В наши дни лишь около пяти футов первоначальной стены высятся над землей. В качестве завершающего штриха к этой истории следует упомянуть, что некоторые из последователей планировали построить дополнительную стену поверх берегоукрепления. От этой идеи пришлось отказаться, потому как денег у нас на это не было
После того как работы по стене были завершены, Бхагаван попросил меня присмотреть за строительством склада, который теперь находится напротив кухонной двери. Прежде чем я расскажу как возникло это и многие другие строения в ашраме, будет полезно объяснить, как выглядел ашрам в те дни.
Когда я только приехал в 1928 году, Бхагаван жил в старом холле. Его строительство было едва завершено. До того Бхагаван в течение пяти или шести лет обитал в маленькой комнате, являвшейся частью здания, где находилась самадхи Матери.
...
Шри Раманашрамам возник вокруг самадхи матери Раманы Махарши. После того как она достигла реализации Я в момент своей смерти в 1922 году, ее тело было похоронено у подножия южной части Аруначалы. Из Скандашрама Бхагаван переехал к самадхи, возведенному над могилой несколькими месяцами спустя.
Чиннасвами взял на себя управление ашрамом где-то в конце 1928 года. Впервые он приехал жить с Бхагаваном в тот период, когда Бхагаван находился в Скандашраме. Там он стал санньясином и принял имя Ниранджанананда Свами. Поскольку он был младшим братом Бхагавана, большинство людей называли его Чиннасвами, что означает «маленький свами» или «более молодой свами».
Есть еще одна интересная история, связанная с ранними днями старого холла. Поначалу там не было софы. Бхагаван просто сидел на деревянной скамье в углу комнаты. Позднее человек по имени Рангасвами Гоундер принес софу и попросил Бхагавана сидеть на ней. Когда Бхагаван отказался, Рангасвами Гоундер расплакался. Три дня подряд он плакал в холле, моля Бхагавана принять его подарок. В конце концов ночью третьего дня Бхагаван встал со своей скамьи и отправился спать на софу. С того самого дня он проводил большую часть времени, сидя или спя на этой софе.
Есть еще одна история, не слишком известная, о здании, построенном вокруг самадхи Матери. Изначально лингам был закрыт небольшим шалашом, сделанным из листьев кокоса.
...
Лингам – вертикальный цилиндрический камень со скругленным верхним концом. Это символ непроявленного Шивы, и ему поклоняются во всех шиваистских храмах. Лингамы часто устанавливают в самадхи шиваитов-святых.
Где-то в середине 1920-х годов группа изготовителей кирпичей попыталась испечь некоторое количество кирпичей рядом с ашрамом. Не сумев пропечь кирпичи должным образом, они бросили их. Бхагаван, не желая расточать что-либо, хоть отдаленно полезное, решил, что кирпичи могут пригодиться для возведения стены вокруг самадхи Матери. Через несколько дней, посреди ночи, Бхагаван и все остальные последователи, обитавшие в ашраме, выстроились в цепь между печью для обжига кирпичей и самадхи. Передавая друг другу кирпичи по цепочке, они смогли за ночь переправить их все в ашрам. На следующий день вокруг самадхи была построена стена. Бхагаван сам выполнил всю работу по строительству внутренней части стены, в то время как профессиональный каменщик строил внешнюю часть. Новое строение было закончено, когда поверх стен была установлена тростниковая крыша.
Между этим строением и старым холлом, в котором теперь находится холл с самадхи Бхагавана, находилось длинное кирпичное сооружение, вмещавшее первоначальную столовую и кухню. Бхагаван любил принимать утреннюю ванну в углу этого здания до тех пор, пока для него не была построена отдельная ванная комната.
Эти три строения – самадхи Матери, старая столовая и старый холл – были единственными значительными сооружениями, возведенными до 1928 года – года моего прибытия сюда. Кроме них стояло несколько хижин из листьев кокосовой пальмы, использовавшихся в качестве жилья для последователей, постоянно проживающих в ашраме, и несколько бамбуковых сараев.
Таково было состояние ашрама на тот момент, когда Бхагаван попросил меня провести строительство склада. Рангасвами Гоундер – человек, подаривший софу, – внес пожертвования для ашрама и попросил использовать их для постройки коровника. Он также пообещал пожертвовать несколько коров, когда коровник будет готов. Чиннасвами решил, что склад ашраму нужнее. Не откладывая, он принялся сооружать здание в виде коровника, чтобы только угодить Рангасвами Гоундеру, но как только оно было закончено, он превратил его в склад. Превращение было лишь частичным. Даже сегодня на внутренних стенах висят металлические кольца, к которым должны были привязываться коровы. По понятным причинам Рангасвами Гоундер был раздражен из-за изменения плана. Он пришел и принялся оскорблять Чиннасвами в недвусмысленных выражениях, обвиняя его в растрате денег, но Чиннасвами спокойно выслушал все это, не говоря ни слова.
Склад стал моей первой крупной строительной работой. Я взялся за нее с некоторой опаской, поскольку до того у меня не было опыта строительства зданий. Мой отец был выдающимся строителем, но он так и не передал мне ни одного из своих умений. Бхагаван, зная, что я нервничаю из-за отсутствия опыта, помог мне справиться с работой. Рабочие подозревали, что я не имею никакого базового представления о строительных делах, но были достаточно дипломатичны, чтобы не говорить об этом. Тем не менее, как только я усвоил некоторые азы от Бхагавана, то набрался достаточной смелости, чтобы начертить для рабочих несколько простых планов. Должно быть, они не были лишены некоторого достоинства, поскольку, когда я принялся объяснять их рабочим, они стали относиться ко мне более благосклонно.
Пока шли работы, каменщики и помогавшие строительству женщины сплетничали о мирских делах. Старший каменщик явно поощрял их поведение, перекидываясь с ними довольно грубыми шутками. До сих пор я жил весьма защищенной жизнью, и потому их поведение меня изрядно поразило.
В конце концов я пошел к Бхагавану и сказал: «Я вынужден находиться рядом с каменщиками и работницами для того, чтобы контролировать их, но они постоянно говорят о мирских делах самым вульгарным образом. Их разговоры несколько смущают мой ум».
Бхагаван кивнул, но ничего не ответил. Немного позднее я с радостью обнаружил, что главный каменщик был заменен человеком по имени Куппусвами, который был несравненно лучше своего предшественника. Он прочитал и изучил «Кайвалья Наванитам» и «Рибху Гиту» [24], кроме того, он посещал занятия ведантой в Исанья Матхе. Мы легко нашли общий язык.
Бхагаван, казалось, обладал природной склонностью к строительным работам, что более чем компенсировало у него недостаток опыта. Он всегда знал, как принять нужное решение в нужное время. Так, например, внутри склада находилось три очень больших арочных свода. Каменщик, первоначально строивший их, проделал плохую работу, и на стенах в верхней части каждого свода появились трещины. Бхагаван дал мне детальные инструкции относительно того, как зацементировать эти трещины и как вставить «замковые» камни в верхнюю часть каждого свода, чтобы укрепить их. Понятия не имею, откуда он знал о таких вещах. Я уверен, что ему никогда до этого не приходилось строить каменный арочный свод. Те «замковые» камни до сих пор видны, поскольку выступают на полтора дюйма с каждой стороны стены.
|
|
|
