II. Трудности применения Декларации

С 1789 г. многое изменилось в юридических институтах; появи­лись новые нормы, а прежние сильно изменились. Закономерен вопрос: каким образом надлежит урегулировать потенциальные противоречия между новыми и старыми положениями?

Чтобы ответить на этот вопрос, целесообразно использовать ло­гико-юридический метод, что сопряжено с трудностями, преодо­леть которые можно, если идти по пути согласования, но отнюдь не противопоставления различных принципов.

1. Что же нужно сделать, чтобы устранить возможные при этом противоречия?

а) Постулат о превосходстве Декларации над любым другим за­конодательным актом ныне не отстаивается с таким рвением, как прежде. Однако, по мнению Л.Филипа, изложенному в вышеупомя­нутой статье, Декларация и преамбула Конституции 1946 г. «могут рассматриваться в качестве источников для умозаключений кон­ституционного судьи», который по логике этой концепции сможет обеспечить примат принципов Декларации по отношению к любой норме права.

Впрочем, такого рода постулат не должен ограничивать консти­туционную власть, когда импульс для конституционных нововведе­ний исходит от народа; французское право ни в каком виде не признает над конституционных начал. М.Ориу в своем курсе конституционного права усматривал в Декларации «са­модостаточный конституционный акт социального устройства». Это позволило ему объяснить ее юридическую жизнеспособность, несмотря на то что в последующих конституциях, в том числе и в 1898 г., некоторые ее положения игнорировались. Та­кое истолкование в его время было весьма соблазнительным, поскольку Конститу­цию 1875 г. этот маститый ученый окрестил «сугубо политической» и «трактующей совсем о других предметах, чем Декларация». Ныне дело обстоит по-другому.

Последующие Декларации (ст.ЗЗ Декларации жирондистов от 26 апреля 1793 г. и ст.28 Декла­рации якобинцев от 21 июня 1793 г.) провозглашали, что «одно по­коление людей не вправе навязывать свои законы будущим поколе­ниям» и что «народ всегда имеет право на то, чтобы пересматривать, реформировать и изменять свою Конституцию».

В принципе не существует иных решений, как применять новей­шие конституционные положения. 27 ноября 1977 г. перед Советом встал вопрос, в какой мере право на образова­ние продолжает оставаться основным принципом (в соответствии со статьей 91 за­кона от 31 марта 1931 г.), и не подорвано ли его значение преамбулой Конституции 1946 г., которая устанавливает, что «организация бесплатного и светского образова­ния на всех уровнях является обязанностью государства». Совет развеял всякие со­мнения на этот счет, определив, что, если два акта имеют одинаковое конституцион­ное значение, необходимо придерживаться духа и буквы позднейших актов.

б) Именно так поступил Конституционный совет по вопросу о назначении наказаний, связанных с лишением свободы, в своем ре­шении от 28 ноября 1973 г.; статьи 7 и 8 Декларации провозглаша­ют принцип законности при квалификации правонарушений и вы­боре мер наказания за их совершение, основываясь на принципе — nullum crimen, nulla poena sine lege. И действительно, согласно статье 34 Конституции к ведению законодателя относится определение преступлений и деликтов и мер наказания за них, а согласно статье 66 лишение свободы допустимо лишь на основании закона; исходя из этого, Конституционный совет пришел к заключению, что пра­вительство было правомочно по своему почину в регламентарной форме определять круг правонарушений, наказуемых штрафными санкциями. Совет, проведя сопоставительный анализ трех консти­туционных положений, пришел к выводу, что статья 34 Конститу­ции в определенном смысле может отклоняться от соответствую­щего принципа Декларации 1789 г.

в) Не всякий раз следует руководствоваться основным правилом толкования актов, хорошо известного Кассационному суду по де­лам, рассмотренным 16 июля 1822 г., 14 августа 1933 г. и 9 июня 1856 г. Действительно, в силу изречения «generalia specialibus non derogant» общие законы не могут перекрыть возможные отклонения в последующих специальных нормах. На этом основании статья 11 Декларации управомочивает законодателя специально определять, что же является злоупотреблением правом свободной передачи мыслей и мнений. Тем не менее ни статья 34, ни статья 37 Консти­туции не дают право правительству производить замену наказаний за деяния типа преступлений и проступков наказаниями в виде штрафных санкций, установленных за совершение правонаруше­ний.

2. При применении подобного метода толкования актов возни­кает новое затруднение: какую временную точку отсчета следует признавать за Декларацией при ее сравнении с другими актами, имеющими конституционное значение? Нужно ли исходить из первоначальной даты (1789 г.), или ее подтверждения (1946 г.), или последнего упоминания о ней (1958 г.)?

Конституционный совет разрешил этот вопрос, придав Деклара­ции «актуальность». В своем решении от 16 января 1982 г. он опре­делил, что «французский народ однажды отклонил проект Консти­туции, в котором провозглашались принципы, отличающиеся от тех, которые были провозглашены в 1789 г., и, напротив, на рефе­рендумах 13 октября 1946 г. и 28 сентября 1958 г. он одобрил поло­жения, возводящие в ранг конституционных принципы и права, провозглашенные в 1789 г.».

В указанной формулировке не указаны временные параметры провозглашенных принципов; следует ли их датировать 1946 г. или 1958 г.? Но все же 1946 год представляется исходным для толкова­ния: во-первых, потому, что именно в этом году Декларации было впервые придано конституционное значение, а во-вторых, преамбу­ла Конституции 1958 г. содержит отсылку не просто к Декларации, а к ее подтверждению в преамбуле Конституции 1946 г., т.е. к тому истолкованию, какое было дано именно в 1946 г.

Вопрос о временных рамках конституционных документов очень важен. Во-первых, потому, что в случае возникновения про­тиворечий между текстом Декларации и принципами, выработан­ными в период с 1789 по 1946 г., последним логично должно быть дано предпочтение, коль скоро они были переосмыслены и получи­ли конституционное закрепление позже.

Во-вторых, хотя, по мнению Конституционного совета, не оста­ется места для возникновения противоречий между Декларацией 1789 г. и преамбулой 1946 г., поскольку последняя ее подтверждает и дополняет, все же такие противоречия могут иметь место между Декларацией и текстом Конституции 1958 г. А в таком случае имен­но Конституции должно быть отдано преимущество.

3. Однако весьма редкими являются явные противоречия напо­добие тех, которые возникли по вопросу о праве устанавливать в регламентарном порядке наказания за правонарушения в отношении деяний, не влекущих за собой лишение свободы; чаще всего проти­воречия возникают не в отношении самих конституционных прин­ципов, а по поводу порядка их применения. Вот один из примеров: собственность есть священное право, провозглашенное Деклара­цией, но, однако, Франция является социальной республикой — гласит статья 2-я Конституции, — и вот Конституционный совет определяет, что само право собственности ныне подвержено «значи­тельным ограничениям, вытекающим из примата общего интере­са*. Таким образом, конституционный судья призывается к тому, чтобы примирить эти два противоречивых принципа — что, по существу, ведет к тому же, — истолковать один из принципов в свете действия другого. В таких случаях вновь и вновь встает вопрос о толковании.