 |
Источники: структура и значение. Мемуары участников «антипартийной группы» и документы, относящиеся к июньскому пленуму ЦК КПСС (1957 г.)
|
|
|
|
Московский Государственный Университет
Им. М. В. Ломоносова
Исторический факультет
Хрущёв в воспоминаниях участников «антипартийной группы»
Доклад по Отечественной истории XX в.
студента 3 курса д/о, гр. 345
Камалиева Р.Р.
Руководитель семинара
к.и.н., с.н.с. Хорошева А.В.
Москва, 2017
Содержание
| Введение | С.3 |
| Историография | С.6 |
| Источники: структура и значение. Мемуары участников «антипартийной группы» и документы, относящиеся к июньскому пленуму ЦК КПСС (1957 г.) | C.14 |
| В.М. Молотов о Хрущёве | C.29 |
| Хрущёв глазами Л.М. Кагановича | С.39 |
| Д.Т. Шепилов и его взгляд на Хрущёва | С.47 |
| Заключение | С.54 |
| Список источников. | С.56 |
| Список использованной литературы (в порядке упоминания в докладе). | С.58 |
Введение
Н.С. Хрущёв отнюдь не был «тефлоновым» политиком, которому бы прощались все прегрешения. Его правление, руководство КПСС, а, по сути, советским государством, пришлось на период сразу после смерти Иосифа Сталина, в доверие которому ему удалось втереться после окончания второй мировой, войдя в его ближний круг и предопределив тем самым свой последующий взлёт, а после смерти «вождя» начав строить свою политику на противопоставлении ему, осуждении его методов, к претворению которых был причастен и сам Хрущёв, «культа личности». К моменту ухода Сталина из жизни страна в отношении мнений об усопшем правители: десятки тысяч неистово скорбели на его похоронах, но, очевидно, звучали и возгласы радости тех, для кого Сталин был кровавым диктатором. Однако глас народной любви к почившему генеральному секретарю звучал сильнее. Многие полагают, что Хрущёв просчитался, решив, стараясь обелить себя и свою репутацию, растоптать Кобу: авторитет Иосифа Виссарионовича был слишком велик, в Грузинской ССР его так и вовсе обожали, а, главное, сохранялось множество сторонников сталинского курса в высшем руководстве страны, и отодвинуть их от дел было совсем непросто. Даже те, кто принял участие в развенчании «культа личности», признав перекосы сталинского правлении, в основной массе своей не были готовы к тотальному очернению вождя, за которое взялся Хрущёв, несмотря на то, что, вследствие этого, ряд союзников по соцлагерю стали воспринимать СССР как оплот ревизионизма, предавший идеи Ленина – Сталина, начал падать авторитет коммунистической партии Советского Союза и в стране, и за рубежом. По просторам Союза начали ходить, проникая и в умы ведущих госдеятелей, едкие анекдоты, наподобие следующего: «При Хрущеве вместо «Сталин» везде стали писать «партия». А Сталин еще лежал в мавзолее. Один грузин приехал в Москву и пишет домой: «Я был в мавзолее, там похоронен Ленин и рядом похоронена Партия»»[1]. В такой обстановке острее стали восприниматься малейшие просчёты Хрущёва, а просчётов хватало, и не только малейших. Данная ситуация выстелила дорогу к событиям июня 1957 года, когда большинство членов Президиума ЦК рекомендовали пленуму сместить Хрущёва с поста Первого секретаря: семью голосами против четырёх, причём твёрдо выразил голос против собственной отставки только Хрущёв, а остальные поддержавшие его члены партии (Кириченко, Микоян, Суслов). Подлинное «иезуитство» Хрущёва, трусость и коварство ряда руководителей партии привели к тому, что несколькими днями позже Хрущёв должность сохранил, а «показательной порке» подверглись инициаторы его смещения. Ядром моего доклада являются воспоминания как раз тех людей, кто осмелился пойти против Хрущёва, кого назвали участниками «антипартийной группы», хотя они больше других ратовали за партию и пытались спасти всё самое дорогое, что было для них в ней, сломить тенденции, которые считали деструктивными. Мой доклад – не пересказ событий июня 1957 года; более того, он даже не совсем о тех событиях как таковых: основная цель – выявление и анализ позиций оставивших воспоминания ключевых участников «антипартийной группы» относительно личности Хрущёва и влияние их на решение против него выступить. Актуальность работы заключена в том, что вершащие историю политики в ней показаны, прежде всего, как люди со своими чувствами и субъективными мнениями, и показано, как, чувства и мнения ряда высокопоставленных лиц, сходясь, становятся спусковым крючком поворотного для истории события: выступление «антипартийной группы» и её разгром бесповоротно изменили вектор движения советской государственности. Для претворения главной цели, поставленной, перед собой я выделяю несколько задач, которые предстоит решать ходе работы над докладом:
|
|
|
|
|
|
- Продемонстрировать эволюцию отношения каждого из участников «антипартийной группы» к Хрущёву, какие изменения оно претерпевало;
- Выделить, какие основные минусы в Хрущёве и его политике побудили каждого из участников группы выступить против него.
- Показать общность и различия в их мотивации;
- Ответить на вопрос, насколько корректным выглядит само сочетание «антипартийная группа» по отношению к Молотову, Кагановичу, Шепилову и др. (если не брать в расчет его употребление исключительно, как дань сложившейся исторической традиции).
Историография
Исторические труды, соприкасающиеся с моей темой, уместно распределять по нескольким категориям: а) Рассказывающие о второй половине (закате) сталинского правления и деятельности в ходе указанного периода тех государственных деятелей, которым суждено будет проявить себя в качестве ключевых участников событий 1957 года – это важно для генезиса; б) О периоде хрущёвского правления, как бы они ни оценивалось (преимущественно, «оттепелью», порой качественного обновления после деконструкции сталинской диктатуры или распоясавшейся «хрущёвщиной»); в) О жизненном и, в частности, карьерном пути Хрущёва и, что важнее для нашей темы, участников «антипартийной группы»; г) повествующие конкретно о событиях июньского пленума (1957).
|
|
|
Историография, посвящённая Хрущёву, весьма представительна, причём как отечественная и зарубежная. Не сопоставить, конечно, с массами исследований о Сталине, но всё же работ предостаточно. Можно было бы предположить, что и о соратниках Сталина, сподвижниках Хрущёва, выступивших против него единым (но оттого не становящимся гомогенным) строем, историками много написано. Оказалось, я заблуждался: фундаментальных исследований не так много, тем более, персонально о каждом политическом деятеле – они чаще рассматриваются в рамках изучения определённого периода, шире – эпохи, что также ценно, но зачастую делает взгляд на историю обезличенным, так что сильные личности, которыми, несомненно, являлись Молотов, Каганович, Шепилов и др. выглядят лишь пешками на шахматной доске большой политики. Назову некоторые из ключевых работ, к которым прибегал, проводя исследования, по крайней мере, обращался к ним.
Олег Хлевнюк и Йорам Горлицкий – составители работы «Холодный мир и завершение сталинской диктатуры»[2] на основании архивных данных изучили период «позднего сталинизма». Работа политизирована (в либеральном ключе), выводы нередко вызывают сомнение, однако источники, на базе которых составлялся труд, проверенные, и даже спорные утверждения вызывают интерес. На этапе, описанном в этой книге, Хрущёв дорастает до положения, позволившего ему стать первым секретарем партии; в тоже время в сталинском окружении работают все участники будущего антихрущёвского заговора. В контексте моей работы важно прослеживать, как формировалось положение участников будущей «антипартийной группы» (рассматриваются, в частности, опала Маленкова и Молотова), Хрущёва и как складывались их отношения.
Перу историка Роя Медведева принадлежит замечательная работа, серия очерков о политических деятелях, в разное время входивших в ближайшее окружение Сталина, в том числе Молотова, Маленкова, Кагановича. Рой Александрович не всех лиц из сталинского окружения считает выдающимися, впрочем, справедливо. Его основная цель показать, какими методами строились карьеры лиц, десятилетиями пребывавших у власти, и как рушились. Разумеется, «Они окружали Сталина»[3] - труд и о тех, кто окружал Хрущёва, позволяющий выявить подробности, которые не почерпнуть из их воспоминаний: историк обращается к большому массиву источников. Между тем, кропотливо подходили к вопросу каузальных связей в воспоминаниях советских политиков, и работа Роя Медведева о сталинском окружении также не является аналогом моего доклада в методологическом смысле. Ценные сведения о происходившем до, во время и после июньского пленума 1957 г. можно почерпнуть из другой работы Медведева, политической биографии Хрущёва[4], в которой не только рассказывается о самом Хрущёве, но и акцентируется внимание на рядах его сторонников и противников; цепочке событий и действий, позволивших Хрущёву удержать власть в 57-м, вместе с тем, подведя себя к черте 1964 г., когда удержаться уже не сумеет.
|
|
|
Доктор исторических наук Юрий Николаевич Жуков посвятил своё исследование «Тайны Кремля. Сталин. Молотов. Берия. Маленков»[5] посвятил периоду, не затрагивающему сопротивление, оказанное элитами Хрущёву, заканчивая повествование начальным годом его правления, 1954-м. Непосредственно не говоря о центральном для нашей работы периоде, монография Жукова позволяет глубже проникнуться спецификой времени, характерными чертами взаимоотношений партийных руководителей, среди них – наиболее интересующие нас.
Работа историка Александра Пыжикова «Хрущёвская «оттепель»»[6] в контексте избранной темы более значима. Предложенная Эренбургом характеристика (который, в свою очередь, заимствовал её у Оболенского, говорившего таким образом о начале правления Александра II Освободителя) отпечаталась в веках, но мы далеко не всё знаем о послесталинском времени, невзирая на то, что нас от этого периода отделяет мост всего в несколько поколений, а вокруг – множество живых свидетелей эпохи. Порой общественную реакцию, действительно, удобнее воспроизводить, полагаясь на свидетельства респондентов, но все же человеческая память не совершенна, а аберрации её под воздействием различных социокультурных процессов таковы, что опрос, приведя к определённым результат, не покажет всей правды – для этого нужны фиксированные «артефакты» эпохи, документы, тем более, при маневрировании в лабиринтах политического закулисья. Работа Пыжикова и не претендует на то, чтобы снять все печати, тем не менее, приоткрывая многие занавесы, помогая решительней прояснить для себя значение хрущёвского времени и его перипетий в нашей истории.
|
|
|
Неоспоримо значение для моей работы исследований, посвящённых непосредственно участникам «антипартийной группы», но не только в свете событий 1957 г., но и всего их личного и карьерного пути. Как успел обмолвиться в начале раздела, таких изданий оказалось не так уж и много, но оттого ценность каждого только возрастает. Британский историк Джеффри Робертс в своей книге «Вячеслав Молотов. «Сталинский рыцарь холодной войны»»[7] главное внимание уделяет внешнеполитическому направлению деятельности Вячеслава Михайловича. Так или иначе, книга не одногранная. Автор задумал её, изучая хрущёвский период и те переломные изменения, которые происходили во внешней политике СССР параллельно с изменениями в политике внутренней. Робертс знал, что без указаний из МИДа изменения эти были бы недостижимы, но, считая Молотова сторонником жёсткого курса, считал, что изменения допускают «мидовцы» средней руки. Это предположение опроверг российский коллега Робертса Алексей Филитов, указавший на то, что жёсткий курс Молотовым проводился, но, главным образом, в том, что не допускалось никаких вольностей, действий, им не санкционированных. Естественно, изменения эти проходили неспроста, и в работе Робертса есть указания на их связь с внутренней политикой. К прозвучавшему из уст Черчилля сравнению Молотова с Мазарини, Талейраном, Меттернихом автор явно согласен куда больше, чем с характеристикой из одного из выпусков New York Times 1954 года, в котором Молотов называется «блестящей кремлёвской… посредственностью». Да, у него были провалы на посту главы советской внешней политики; да, он не сдюжил в партии лета 1957 г., и, проиграв её, оказался вне партии (предлагаю такой вот словесный каламбур), но всё же ни пребывания во главе МИДа в тяжелейшие исторические периода, ни политической схватки в качестве признанного тяжеловеса не добиться было всего лишь посредственности, пусть даже блестящей. Роберт ссылается на ещё одну «импортную» биографию Молотова, написанную Дереком Уотсоном – к слову, куда больше заслуживающую зваться биографией, освещая большее число парадигм, связанных с грандом отечественного внешпола. Правда, моё ознакомление с этой работой ограничилось ссылками из книги Робертса, но перечислить её все же считаю нужным[8]. Несколько книг[9] [10] о Молотове написал и его внук, также политик, носящий имя деда Вячеслав Алексеевич Никонов, председатель комитета Госдумы по образованию и декан факультета госуправления МГУ. К сожалению, возможности ознакомиться с ними при подготовке к данному докладу у меня не было – полагаю, в будущем удастся это сделать. Ещё одна книга, связанная с фигурой Молотова, опять-таки с его фамилией в заглавии – издание «Молотов. Второй после Сталина»[11]. Составители понимают, что роль Молотова в истории государства не ограничивается его вкладом во внешнюю политику и стремятся это показать. Только сами, можно сказать, ничего не пишут. Издательство «Алгоритм» выпустило томик, в качестве авторов которого указаны Никита Хрущёв, Анастас Микоян и Лазарь Каганович; в нём собраны выборочные отрывки из воспоминаний всех троих, выражавших разные мнения о Молотове, иногда доходившие до диаметрально противоположных. Отчасти замысел распутывания клуба через сопоставления конкретных составляющих воспоминаний сходится с концепцией моей работы, но в отличие от неё представляет практически целиком компиляцию, не разбавленную анализом. Впрочем, и в таких изданиях есть свой резон, но не для меня – с воспоминаниями Хрущёва и Кагановича я знакомился в полных вариантах (максимально полных среди изданных, хотя и те, понятное дело, урезаны), воспоминания Микояна конкретно для этой работы мне не нужны, а были бы нужны – я опять же обратился бы к полной версии, тем более, в наше время обнаружить их (воспоминания) целиком не составляет сложности.
Роль Феликса Чуева в создании «Сто сорока бесед с Молотовым» так велика, а его вопросов и замечаний в источнике столь много (справедливости ради, это нисколько не оттеняет молотовский масштаб), что он по праву может быть вписан не только в раздел источников, но и в историографию[12]. Сюда же могут быть добавлены – некоторые вступительные статьи и послесловия к воспоминаниям: «Эмоциональный портрет эпохи» Дмитрия Косырева, характеризующий мемуары его тёзки Шепилова, «Он законов ищет в беззаконьи» - эпилог д.и.н. Сергея Кулешова о Молотове.
Самая заметная работа, посвящённая Лазарю Кагановичу, создана также при участии Феликса Чуева, впервые связавшегося с Лазарем Моисеевичем, узнав его телефон от Молотова. Многие годы он вёл конспекты бесед с Кагановичем, который раскрывал в них ни много ни мало некоторые государственные тайны; издание сопровождено глубокими комментариями. В качестве первостепенного мемуарного источника по Кагановичу я использовал его «Записки», самое подробное из того, что было опубликовано. Но, учитывая нехватку исследований о Кагановиче, значимость изысканий Чуева («Так говорил Каганович»[13]) кратно возрастает. Ещё несколько работ о Кагановиче, которые мне удалось отыскать в сети Интернет, рассказывают об отдельных аспектах его деятельности, абсолютно не подходя для задач, которыми я задаюсь при написании доклада - в частности, это работы о его молодости, о том, чем запомнились годы, проведённые им в Мелитополе.
Не больше, чем о Кагановиче, написано о Шепилове. Меня это, конечно, удивляет – создание научных биографий Дмитрия Трофимовича или Лазаря Моисеевича было бы достойной задачей для любого специалиста, специализирующегося на советском периоде российской истории. Самое ценное, что у нас есть на данный момент – статья Леонида Млечина в журнале «Новое время», «Дмитрий Шепилов: он спорил со Сталиным и критиковал Хрущёва»[14], и глава из его же книги о министрах иностранных дел России[15], в которой, разумеется, есть и глава о Молотове, о котором написано больше, чем о других видных участниках «антипартийной группы» (говорю о них в этом амплуа, учитывая его приоритетное значение для доклада), но все равно не так уж и много. Подход Млечина примечателен тем, что он не останавливается исключительно на внешнеполитическом дискурсе, создавая яркие исторические портреты изучаемых личностей, умело вписанные в рамки их эры. Труды о Маленкове при подготовке работы не штудировал, так как Георгий Максимилианович не оставил мемуаров, а моя работа, в первую очередь, о трёх колоритных фигурах антихрущёвского выступления, не обделивших потомков мемуарами, и их воззрениях, касаемо Хрущёва. При написании работы, где прослеживалось бы мнение участников антипартийной группы друг о друге, этот пробел следовало бы восполнить.
О событиях июня 1957 года, кроме сведений, добытых мной из источников, узнавал информацию из общих трудов таких, как уже называвшаяся мной «Хрущёвская «оттепель»» Пыжикова, а также из статей в периодической печати. Среди них, статья Николая Добрюхи в «Аргументах и фактах» ««Хрущёв – жулик высшего пошиба». Как 50 лет назад в стране разгромили оппозицию»[16], в которой опять же отрывкам из воспоминаний выделено больше места, чем редакторскому анализу, что хорошо для «ликбеза», но всё же не в самом выгодном свете выставляет редколлегию. Не буду чрезмерно критичен, так как альтернатив этой и подобной ей статьям не обнаружил (не считая описаний из «хрестоматийных» трудов, энциклопедических изданий, которые не указываю в разделе историографии, чтобы не перегружать его, как не указываю и ряд трудов, лишь косвенно связанным с титульной тематикой, к которым счёл необходимым прибегнуть, готовя доклад) (всё перечислено в списке использованной литературы). Завершая раздел, укажу в нём и статью с русской версии сайта BBC (за авторством Артёма Кречетникова) – ««Дорогой Никита Сергеевич»: как снимали Хрущёва»[17], в которой говорится уже о событиях 1964 года, произведённых в рамках устава КПСС (хотя и их нередко называют «заговором») и приведших-таки к отставке Никиты Сергеевича: 1964-й, как закономерное следствие 1957-го символичен и значим для представленного доклада.
Источники: структура и значение. Мемуары участников «антипартийной группы» и документы, относящиеся к июньскому пленуму ЦК КПСС (1957 г.)
Источниковая база моей работы, как и положено, представлена документами разных типов - как личного происхождения (мемуары), так и носящими официальный характер (стенограммы, постановление, заявления). Намеренно прибегаю я к рассмотрению воспоминаний сразу нескольких ключевых участников рассматриваемых событий (Хрущёв[18], Молотов (в случае с ними мы имеем дело не с мемуарами как таковыми, написанными от руки, а с отпечатанными аудиозаписями и надиктованными Феликсу Чуеву «беседами»[19]), Каганович[20], Шепилов[21]), находившихся по разные стороны в сложившейся конфликтной ситуации (партийной борьбе) и, соответственно, представляющих разные точки зрения на то, что предшествовало так называемому заговору антипартийной группы, что его породило, чем он сопровождался и почему не увенчался успехом для тех, кто намеревался в 1957 году осуществить отстранение Хрущёва от власти. Из официальных документов я использовал постановление об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М., принятое на июньском пленуме Центрального Комитета КПСС[22][23], после утверждения которого состоявшие в группе, оппозиционной Хрущеву, политические деятели были выведены из состава ЦК. Данное постановление от 29.06.1957 г. отобрано Российским военно-историческим обществом в список "100 главных документов российской истории"[24]. Также обратился я и к такому, несомненно, ценному источнику, как стенографический отчет заседаний июньского пленума, на котором были приняты постановления об осуждении антипартийной группе, и заявления Маленкова, Кагановича, Молотова, адресованные пленуму ЦК[25].
Основной упор в работе я делаю на источники личного характера, так как моя цель показать ситуацию 1957 г. глазами участников событий, изобразить их мнение друг о друге, своих единомышленниках и оппонентах, о том, чем для них было произошедшее (но до конца так и не претворённое в жизнь громкое протестное выступление), однако и без опоры на официальные источники не обойтись, так как оперирование ими позволяет глубже и тоньше понять и осветить тему.
Главу «Источники» разделю на несколько подразделов, в рамках которых подробнее остановлюсь на каждом из рассматриваемых источников, их ценности для изучения проблемы «антихрущёвского» заговора (собственно, антихрущёвским называть его вернее, чем антипартийным, что подчеркивал, в частности, историк Сергей Кулешов, и что для меня ощутимо даже на уровне поверхностного ознакомления с явлением[26]), охарактеризую их.
«Воспоминания» Хрущёва.
Хрущёв приступил к написанию «Воспоминаний» вскоре после лишения всех партийных и государственных должностей. Его бывшие коллеги, те, кто был причастен к «свержению» Хрущёва, кто пришёл к власти после его снятия с постов, не были заинтересованы в выходе в свет сочинения экс-генсека, обещавшего быть далеко не «парадным». Собственно, не удивительно, что из-за возникшего противодействия заграницей мемуары оказались опубликованы раньше, чем в Союзе, где впервые (отрывочно) вышли в годы перестройки в журналах «Вопросы истории» и «Огонёк». Сын Хрущёва Сергей на этот счёт написал следующее: «Воспоминания отца в 1970-е годы были изданы на шестнадцати языках и читаются в мире уже около тридцати лет. До 1999 года не существовало ни советского, ни российского полного издания. И это притом, что у нас в бывшем архиве ЦК, ныне архиве Президента РФ, лежал полный текст — на магнитофонных бобинах, около 300 часов надиктованных материалов. Более того, к 1990 году магнитофонные записи были расшифрованы, отредактированы и полностью подготовлены к печати. В 1990–1995 годах они даже были опубликованы в журнале «Вопросы истории». Но журнал все-таки журнал. Всего в него не втиснешь, да и журнальный век несравним с книжным. Но книга все не появлялась. Казалось бы, стоило только протянуть руку. Но всё руки не доходили. Характернейший пример нашего отношения к собственной истории — бездумного и наплевательского»[27].
Разумеется, создавая мемуары, куда более откровенные, чем то, что, как правило, можно ждать от представителя власти (что, впрочем, уже не выглядит столь уж удивительным, учитывая, в каком положении они надиктовывались и записывались), Хрущёв всё равно не раскрывает все карты, подсознательно стремится обелить себя, пропуская тёмные страницы биографии, с филиппиками же, пусть даже обоснованными, предсказуемо обрушиваясь на своих противников – речь чаще заходит о расхождениях, лежащих не в области «мира идей», а личностных и связанных с политической практикой (правда, стоит отметить, что одной лишь краской, чёрной либо белой, он никого не рисует, хотя общая направленность мыслей о том или ином описываемом персонаже без труда считывается), многие значимые фигуры в мемуарах не упоминаются или упомянуты поверхностно, максимум, пару раз, такая же «история» и с некоторыми коренными вехами политической биографии Хрущёва, накладывающимися на «биографию» государства. Так не обнаружил я в мемуарах формулировку «антипартийная группа», непосредственно заговору 1957 г. места в «Воспоминаниях» уделено не много, зато по ходу повествования неоднократно встречаются фамилии Молотова, Маленкова, Кагановича, Шепилова (реже). Исходя из этого, можно определить, как же Хрущёв относился к «заговорщикам», что думал о каждом из них, были ли у него основания ожидать их «демарш». Отдельный раздел исследования анализу «Воспоминаний» Хрущёва посвящать не буду, так как работа нацелена на то, чтобы показать его личность Хрущева глазами оставивших воспоминания участников «антипартийной группы», но буду интегрировать фрагменты из воспоминаний Никиты Сергеевича в другие части работы.
«Сто сорок бесед с Молотовым».
Теоретически, «беседы» с Молотовым можно относить как к источникам, так и к историографии. Мемуарами в полном смысле этого слова их назвать не получится – «Воспоминания» Хрущёва надиктованы, но, фактически, без участия посредника. Здесь же мы имеем дело с интервьюером, вдобавок, оставляющим в издании авторские комментарии. О том, что они именно авторские, говорит и предисловии от писателя и публициста Феликса Ивановича, озаглавленное «От автора». Но, хоть Молотов даже не назван автором, всё-таки основной костяк книги составляют его аутентичные слова, затронуты многие животрепещущие темы, включая и антихрущёвскую группу (глава «Хрущёв и XX съезд»). Собственно, книга дифференцирована не по порядковым номерам бесед, а по темам, в них затронутых, а уже в непосредственно в её главах указано, какой фрагмент в ходе какой беседы, какого числа, обсуждался.
Крайне необычно, действительно, высокохудожественно, открывается пролог этого труда: «…Еду с Белорусского на электричке. Напротив сидит мальчик. Он пишет цифры на потном стекле, словно пытается угадать отпущенный ему на земле срок, хотя едва ли задумывается об этом. Этот мальчик умрет в 2060 году – так мне внезапно открылось, не знаю почему. Сейчас ему лет двенадцать. Я его больше не увижу, а если и встречу, то наверняка не узнаю. Да и он тоже. Но ему суждено познать гораздо больше меня. В нем будет больше спокойной ясности и равнодушия к тому, что сегодня волнует меня, о чем давно собираюсь рассказать. Попытаюсь – «не ведая ни жалости, ни гнева»»[28]. Видна заинтересованность Чуева в обнаружении и донесении истины, а слог его говорит за его способность не «выпытывать» информацию, но выходить на честный разговор. В случае с Вячеславом Михайловичем, добиться этого не так уж и трудно, особенно, если верить характеристики из хрущёвских «Воспоминаний»: «И я обратился к Молотову, а он (при всех его недостатках) - человек очень честный…»[29].
«Памятные записки рабочего коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советско-государственного работника» Кагановича.
По сей день для многих исследователей загадкой остается, как Лазарь Моисеевич Каганович, «самородок», выбившийся из пределов «черты оседлости», после революции добрался до вершин советской власти, долгие годы занимая ведущие партийные и хозяйственные посты. Его называли «железным наркомом», сам же в письмах Сталину он говорил о себе, как о его «безгранично преданном последователе, ученике и верном друге»[30]. Четырнадцать тысяч рукописных страниц мемуарных материалов и писем, уложенных в несколько сотен страниц издания, составители которого постарались отобрать все самое интересное, на многое проливает свет. Каганович начал писать мемуары с момента отставки со всех партийных и государственных постов в 1957 году и закончил (а, точнее, не успел закончить) со смертью в 1991 г.. Как отмечают издатели, «многие из них (страниц) с трудом поддаются расшифровке: в последние годы жизни Каганович очень плохо видел, рука его слабела, писать приходилось по специальному трафарету, а надиктовывать свои воспоминания он категорически отказывался»[31]. Кагановича покидали силы, но ни уверенность в них, ни трезвость рассудка его не оставляли. Громких сенсаций и разоблачений в мемуарах Кагановича не встретить, но не окажется немыслимым трудом обнаружить страниц посвященные последним годам в партийном руководстве и, непосредственно, июню 1957 года. Есть и другие мемуарные источники, связанные с фигурой Кагановича, но обращаться ко всем представляется неприподъемной для стандартного студенческого доклада работой, а «Памятные записки» - источник наиболее полный и подробный из доступных (Каганович, по словам его дочери, не хотел, чтобы его записи подвергались редакторскому комментированию и сокращению, однако затем пересмотрел свою точку зрения)[32].
«Непримкнувший» (мемуары Шепилова).
Мемуары Дмитрия Трофимовича Шепилова от корки до корки записаны самим автором, являясь не только ценным историческим источником, но еще и книгой, знакомство с которой, способно принести эстетическое удовольствие. Уже заглавие даёт понять, что мемуары Шепилова имеют самое прямое отношение к нашей теме. Шепилов отмежёвывается от несправедливо приклеенного к него ярлыка «примкнувшего» к «антипартийной» группе. Ему не приятен миф, раздутый вокруг его личности и сводящий его к одной уничижительной характеристике – уничижительной, потому что в ней он выглядит неким довеском, хотя занимал вполне самостоятельную и обособленную позицию. Так было на протяжении всего его профессионального пути, исключением не был и 1957 год, по сути, обрывавший карьеру его, в общем-то, ещё совсем молодого политика.
То, что Шепилов не причастен непосредственно к «заговору», а выступил с поддержкой критикующих Хрущёва соратников, так как сам не был доволен линией «кукурузного вождя», отмечают и сами они в своих воспоминаниях, в частности, вот что пишет Молотов: «…не думаю, что я помог, что вышибли из партии троих. Кагановича, Маленкова и меня, Шепилова присоединили, а он ни при чём»[33].
Шепилов прожил до 1995 года, но, завершив мемуары, не дописывал их: время, когда разворачиваются в них описанные события и к которым относятся основной массив размышлений – период активной политической карьеры Шепилова. Название у мемуаров говорящее, но не менее звучным был черновой вариант заглавия «Хрущёвщина» (по аналогии с бироновщиной) - для прошедшего революции молодым истого большевика, но притом еще и грамотного специалиста, представителя красной интеллигенции Шепилова вопросом как диалектическим, так и насущным было выяснение того, как к власти в советской державе пришёл столь неподготовленный и необразованный деятель, каким, на поверку, оказался Хрущёв. Борьба с «самодуром», занявшим пост генсека, была для Шепилова делом принципа. Центральное место в мемуарах занимает распутывание Шепиловым клубка событий, выстроившись в ряд, приведших Хрущёва к власти и определивших его самостийную политику.
Политический обозревать Дмитрий Косырев в предисловии к изданию мемуаров называет их «эмоциональным портретом эпохи», подчёркивая как самобытный стиль Шепилова, так и его умение выявить и показать суть целой эпохи, проводником которой он являлся. «Воспоминания Дмитрия Трофимовича Шепилова от начала и до конца написаны им самим, его собственным крупным летящим почерком. Никаких «теневых писателей» и прочих литературных обработчиков здесь не было и близко. И это само по себе уже делает книгу уникальным явлением среди моря мемуарной литературы советских руководителей: от Брежнева, который, как говорят, познакомился с некоторыми из авторов «своих» сочинений уже после написания таковых, до Хрущева или Молотова, которые делали свои воспоминания в стиле интервью, то есть на магнитофон»[34].
Почему среди источников нет воспоминаний Маленкова?
Чем можно оправдать отсутствие в списке источников к докладу мемуаров Георгия Максимилиановича Маленкова, возглавившего советское правительство сразу после смерти Сталина, а в 1957 г. бывшего одним из лидеров антипартийной группы? Ответ банален – их отсутствием: мемуаров после себя Маленков не оставил. Ответ на другой вопрос, почему же не оставил, мы можем найти в работе историка и публициста Роя Медведева «Они окружали Сталина»: «Переход из мира власти и привилегий, крайне замкнутого и в значительной мере секретного, в общий мир со всеми его трудностями и проблемами был крайне тяжел для всех, кого удаляли от власти. Но особенно он был невыносим для чопорного и не приспособленного к обычной жизни Маленкова, уже с молодости оказавшегося в советских «коридорах власти», Без поддержки своей жены Валерии Алексеевны, которая как личность оказалась сильнее и умнее своего мужа, Маленкову было бы совсем трудно. Он и раньше не отличался особой общительностью. Он не предлагал журналам своих мемуаров, не занимался в читальных залах московских библиотек. Можно предположить поэтому, что он решил не писать своих воспоминаний»[35]. Маленкова не старался оправдать свои прегрешения, допущенные во власти в угоду конъюнктуре, но и не стремился сделать хоть что-то для того, чтобы их реально загладить: встречая пострадавших от репрессий, подписи на обвинительных документах которых он ставил, он говорил, что не знал об их участи и застенчиво уклонялся от продолжения разговора (эпизод встречи со старым большевиком Фридманом). Большую часть времени после отставки Маленков проводил в доме матери в поселке Удельная, под Москвой. Видимо, ему хотелось лишь тишины и покоя, а не отстаивания своего места в истории, как ранее, по всей видимости, хотелось власти ради власти, ради удовлетворения амбиций, и можно предположить, что на антипартийный заговор он шел не из убеждений, пусть даже порой жестких и жестоких, как у Молотова, и не из врожденного чувства справедливости, как Шепилов. Какие его черты отмечали другие участники несостоявшегося «путча» пропишу в одной из следующих глав.
Стенографический отчёт заседаний июньского (1957) пленума ЦК КПСС.
Июньскому пленуму ЦК КПСС предшествовал плановый Президиум, выдавшийся однако чрезвычайным по характеру. Собрался он 18 июня, прибыли все участники, кроме Фрола Романовича Козлова. Будучи первым секретарём Ленинградского обкома, он готовился к намеченному на 23 июня празднованию 250-летия Ленинграда. (На ближайшем пленуме Козлов выступил с решительной (впрочем, что ж не решиться, когда видно, куда дело клонится) поддержкой Хрущёва, был принят в его ходе в состав Президиума, а вскоре после пошёл на повышение: с декабря 1957 г. стал председателем Совета Министров РСФСР[36]).
Собственно, в ходе заседаний президиума и прозвучали голоса «заговорщиков» против Хрущёва. Воспользуюсь для описания ситуации на Президиуме фрагментом из работы Роя Медведева «Н.С. Хрущёв: политическая биография» (позволю себе процитировать довольно большой отрывок, так как сообщённое в нём крайне важно для нас в контексте развития событий): «На заседании Президиума ЦК Молотов и Маленков неожиданно поставили вопрос о смещении Хрущёва. Оппоненты Хрущёва, враждовавшие друг с другом, на этот раз объединились и тщательно обсудили вопрос об отстранении Хрущёва, соблюдая при этом строгую конспирацию. Список обвинений был велик. В основном Хрущёва обвиняли в экономическом волюнтаризме, в самочинных и необдуманных действиях. Многие из этих обвинений были несомненно справедливы. Но главное обвинение, которое не высказывалось полностью, но которое являлось наиболее важным для противников Хрущёва, состояло в том, что Хрущёв слишком далеко зашёл в разоблачении Сталина, что он подорвал авторитет КПСС в международном коммунистическом движении и авторитет всего коммунистического движения. Речь шла поэтому о пересмотре решений XX съезда КПСС. Противники Хрущёва, рассчитывая на успех, обсудили заранее и судьбу самого Хрущёва. В случае признания им своих ошибок и согласия на отставку предусматривалось понижение его
|
|
|
