Торговцы гнилыми кредитами
Совсем простеньким продуктом на этом фоне выглядят упакованные для перепродажи американские ипотечные кредиты повышенного риска. То есть на протяжении многих лет специализированные агентства выдавали такие кредиты на покупку жилья кому ни попадя – даже парам с одним кормильцем, да и то работавшим иногда не на полную ставку. Когда очевидно было – с кредитом этим людям никогда не расплатиться. Они часто не понимали, что это такое – ипотека. А если и понимали, то не вдавались в подробности. Ну отберут, если что, дом, так и без того его приобретение выглядит делом нереальным, сказочным – даже и не мечтали. Вдруг пришли дяди и говорят: вот вам дом в долг. А там как-нибудь. Расплатиться с долгом потребители этих ипотек не могли, но процент – причем выше обычного – кое-как тянули, по крайней мере, некоторое время. А потому и выглядели эти долги довольно привлекательно – риск, конечно, повышенный, но зато и норма прибыли значительно больше средней. И вот повадились затем агентства эти долги неплатежеспособных, в общем-то, людей продавать банкам – правда, с солидной скидкой – за риск, соответственно. Я уже писал о том, что долги в сегодняшнем мире – очень ходкий товар, без активной торговли которым нельзя даже и представить себе современной экономики. Но долг долгу рознь. Некоторые компании, у которых плохи дела, стоящие иногда просто на грани банкротства, платят по своим облигациям фантастически высокие проценты, потому как им лишь бы сегодня дыру заткнуть, а там будь что будет. Не бросаются же солидные банки скупать и перепродавать эти опасные облигации, а если все же покупают некоторые из них, то в ограниченных количествах, с разбором, понимая, чем это может кончиться. Почему же в случае со скверными ипотеками такая беспечность? Потому что они обеспечены залоговой стоимостью – домами?
Да какие это дома, одно название – их рыночные цены ниже одолженных под них денег, и вообще неликвидны они, неликвидны. То есть, попросту говоря, быстро их не продать даже по дешевке, с убытком, потому что рынок перенасыщен сим продуктом. Неужели люди, знающие, что такое «биноминальное дерево», не понимали такой простой вещи? Я очень хорошо помню момент, когда мой банк (мой – не в том смысле, что я им владею, а просто храню там деньги на счету) решил вдруг несколько лет назад купить в Америке такое вот специализированное предприятие по торговле высокорискованными ипотеками. Помню, как я возмутился: вот ведь, жадность человеческая, и так дела у них идут великолепно, так ведь нет, надо еще и туда вложиться, а ведь опять же ежу понятно, чем это чревато! Вот ведь мне с ежом было понятно, а высоким профессионалам из моего весьма знаменитого банка – нет! Думаю, что на самом деле и им в глубине души все было ясно, но перспектива быстрых сверхприбылей, а значит, и многомиллионных бонусов-премий к Рождеству заглушает все – и голос разума, и интуицию, и просто здравый смысл. Когда пузырь негодных ипотек лопнул, оказалось, что не только мой, но и практически все крупнейшие банки залезли в это болото по пояс, если не по шею, и им пришлось списывать миллиарды убытков. И вот что за этим последовало. Последовал свирепый кризис ликвидности, грозивший для некоторых, более слабых игроков и чем-то похуже – кризисом платежеспособности. Первое – это когда временно не хватает денег, чтобы рассчитаться по текущим обязательствам, но в принципе броня крепка и танки быстры. Пережить только бы бурю, перехватить кредитов там и сям, и смотришь – все в порядке. Второе же – это когда денег нет и не будет. Когда сам бизнес поражен настолько или вся экономическая погода вокруг такова, что уже не выплыть. Это значит – банкротство.
Ситуация усугублялась тем, что оперирующие в США банки по закону должны держать неприкосновенных резервов в Центробанке (Федеральной резервной системе) как минимум на одну десятую часть всех выданных кредитов (см. главу «В банке или в банке?»). И большинство уже и так лихо подошло вплотную к этому пределу… А потому выдача межбанковских кредитов почти прекратилась. Или если и шла, то в очень ограниченных масштабах и по особым ставкам, которые далеко не все могли себе позволить. А стоит, как известно, Америке чихнуть, как Европа простуживается. И раньше других начинает лихорадить Британию. Первой британской жертвой американского ипотечного кризиса и нехватки ликвидности в Британии стал относительно небольшой банк «Northern Rock». Эта самая «Северная скала» не оправдала своего названия, не выстояла, поскольку пользовалась моделью бизнеса, почти полностью зависящей от рынка краткосрочных кредитов. Много лет модель эта работала вроде бы без сбоев, «Скала» исправно одалживала нужное количество денег в зависимости от спроса на свои кредиты, вовремя расплачивалась с кредиторами и имела не такую уж плохую маржу – превышение доходов над текущими расходами. Но вот на кризис ликвидности рассчитана эта модель не была! Среди клиентов началась паника, у отделений банка выстроились колоссальные очереди, люди стояли всю ночь, подчистую выгребая всю наличность. Словом, страшная картина, хорошо знакомая каждому, кто пережил 1998 год в России. Или начало 30-х – в Америке. Ну, а в Англии живых свидетелей не осталось, последний банковский ажиотаж, панические изъятия денег имели место лет сто пятьдесят назад. Но страх остался, наверно, на генетическом уровне. Равно как и четкое представление в правительстве, что картинки таких очередей по телевизору почти неизбежно вызывают эпидемию: люди пойдут на всякий случай забирать деньги и из других банков. А каждому известно (по крайней мере, тем, кто читает эту книгу по порядку), что банки почти всегда имеют долгов больше, чем наличных активов, а значит, на всех не хватит! И, следовательно, скоро неизбежно начнется всеобщая паника и истерика, банки один за другим начнут прекращать операции, будут объявлены первые сенсационные банкротства… и пошло, и поехало…
А банкротство одного игрока чревато цепной реакцией банкротств. А затем – и эффектом домино, когда падая, сначала отдельные столпы экономики, а затем и целые отрасли начинают валиться сами и валить других. И так опомниться не успеешь, как вся мировая экономика свалится в спад, депрессию, глубокий кризис (см. главу про Великую депрессию). Такой примерно катастрофический сценарий стал вырисовываться в некоторых головах. И головы эти ринулись на биржу вынимать деньги из акций. Биржевые индексы, вообще очень подверженные влияниям массовой психологии, полетели стремительно вниз, как всегда, заражая друг друга и доказывая таким образом неделимость мировой экономики… И хотя британское правительство пришло на выручку «Северной скале» (за счет средств налогоплательщиков тоже миллиардов девяносто в общей сложности пришлось выложить), публика продолжала нервно смотреть на банки – что-то с ними будет, а значит, и с нашими денежками, да и с кредитами для экономики, без которых та неизбежно начнет сворачиваться! И вот тут-то на сцену вышел Жером Кервьель! Вернее, его вытащили. Многим показалось, что катастрофа «Сосьетэ Женераль» может оказаться последней каплей. Последней соломинкой, которая может переломить хребет верблюда мировой экономики. И не потому ли американская ФРС поспешила так резко снизить учетную ставку, полагая, что это сильнодействующее (с большими побочными эффектами – см. главу «Волшебная веревочка процента») лекарство может предотвратить серьезную и долгую болезнь? И вот теперь знатоки гадают, то ли лечение оказалось своевременным – спасибо Кервьелю! – то ли, наоборот, применили его поздно, да и помочь оно может только временно – проклятья Кервьелю! Хотя на самом деле, говорят некоторые осведомленные мужи, он тут и вообще ни при чем… Тем временем в Британии налогоплательщики могут не простить лейбористам их щедрости по отношению к «Северной скале». А во Франции в свете «дела Кервьеля» растут настроения против рыночных реформ и либерализации, предлагаемых президентом Саркози.
Ну, а известный британский букмекер «Лэдброук» (Ladbroke) объявил, что принимает ставки на то, кто будет играть Жерома Кервьеля в фильме, который – никто не сомневается – в ближайшее время будет снят про его историю. Такой вот, понимаете ли, дериватив. Делайте ваши ставки, господа.
От Сэя и до Сэя (или от забора до обеда!)
А вот если бы можно было поставить деньги на то, кто был самым великим экономистом всех времен и народов, кто бы, интересно, победил? Наверно, тот, кто выбрал бы Адама Смита. А я бы, может быть, рискнул сделать ставку на француза Жана-Батиста Сэя и на его знаменитый закон. Закон, вокруг которого крутится вся научная борьба в истории экономической мысли. Одни его как-то все время опровергают, другие, напротив, как бы восстанавливают в правах. На новых витках развития мировой экономики и экономической мысли становится модным то отвергать «закон Сэя», то опять находить для него новое, более современное прочтение. А потом опять опровергать. Кто-то даже сказал: «Люди делятся на дураков и умных в зависимости от того, что они думают о законе Сэя»! Все это тем более поразительно, что никакого однозначно звучащего научного «закона» сам Сэй не провозглашал и очень бы, наверно, удивился, если бы узнал при жизни, какая драматическая судьба ждет его размышления о сути экономических процессов. И как торжественно и даже чуть таинственно их будут именовать. Но так как закона как такового нет, то существуют лишь его толкования. Причем каждый понимает его, что называется, в меру своей испорченности. Или просвещенности (что, возможно, одно и то же). Мне приходилось встречать три разных объяснения. Первое гласит, что главное в этом «законе» – это приоритет предложения над спросом в экономике. В том смысле, что было бы предложение, а спрос всегда найдется. Второе – что из «закона» следует теоретическая возможность полной занятости. (Которой, объяснят вам сторонники такого подхода, разумеется, в реальности быть не может! Но не суть, важна сама постановка вопроса и теоретическая демонстрация теоретической модели.) Третье – видимо, самое распространенное – состоит в том, что Сэй определил вечное единство и борьбу спроса и предложения, стремящихся тем не менее к динамическому равновесию. Они к нему стемятся и где-то там, в небесах, видимо, достигают. Происходит так называемый клиринг рынков. Кризисы же перепроизводства – это всего лишь временные недоразумения.
Подозреваю, что из закона Сэя также можно вывести, что экономические циклы вызваны колебаниями в производительности труда. А из этого в таком случае следует, что чередования спадов и периодов подъема являются эффективной реакцией производства на внешние переменные. Это не сбои в процессе балансирования спроса и предложения, а оптимальные способы их выравнивания. Так, когда в человеческом организме поднимается температура, то это, конечно, и симптом болезни, но и способ борьбы тела с воспалением. Иногда, если температура не слишком высокая, в разумных пределах, не стоит сбивать ее жаропонижающими, а лучше дать организму справиться с болезнью естественными способами. Или, по-простому, кризисы, дефолты, рецессии и прочая гадость – вещь для современников, конечно, неприятная (еще бы, помните 98-й!), но если не дать этим катаклизмам принять совсем уж сокрушающие формы, то ничего, все как-нибудь обойдется, устаканится, ничего не поделаешь, штука неизбежная и, может быть, даже полезная и необходимая, в долгосрочном плане. Но обратите внимание: речь все-таки идет о «разумных пределах» лихорадки, а уж когда эти пределы перейдены, когда градусник зашкаливает, то и самые ярые сторонники естественного балансирования спроса и предложения согласятся, что нужно все-таки принимать лекарства. Знатоком этих рецептов был, конечно, другой великий экономист и великий ниспровергатель Сэя – Джон Мейнард Кейнс. Тот самый, который разработал рецепт лечения дефляции и депрессии. Хотя в макроэкономике был верным сторонником «экономики предложения», а не спроса. Кейнс, в отличие от Сэя, наоборот, считал, что важно заботиться не о производстве-предложении, а о спросе. Чтобы у людей было на что покупать, а что покупать, тогда найдется. Он остроумно возражал разговорам о полезности кризисов и балансировании рынков в «долгосрочном плане». Говорил: «в долгосрочном плане все мы – покойники» – и спорить с этим трудно… Если жизнь целого поколения растоптана каким-нибудь таким «краткосрочным потрясением», то разговоры о будущем самолечении рынка выглядят издевательством, чем-то наподобие очередной марксистской утопии. Но… Но при всем при том трудно избавиться от ощущения, что современные экономисты все больше делятся на два главных лагеря в соответствии со своими политическими пристрастиями и вкусами. Уж так как-то повелось, что если ты – правый, то сторонник Сэя и предложения, а если левый – то непременно Кейнса и спроса. Если за предложение, за производство – значит ты за свободу предпринимательства, против госвмешательства – значит за капиталистов, за буржуев. Если ты выделяешь спрос, то ты – защитник рабочего человека, а также роли государства в экономике, что, по мнению некоторых, как раз одно и то же. Хотя это, конечно, невероятно вульгарное и примитивное толкование обеих концепций. И у крупных мыслителей – у того же Кейнса или Ибн Хальдуна, например – можно найти формальные признаки и той и другой. Ведь по большому счету это, в конце концов, две стороны одной и той же монеты. Как бы там ни было, а предмет этой книги все-таки конкретно деньги, и потому на «закон Сэя» нужно смотреть под этим углом. Поскольку речь идет о важнейшей функции денег – ценообразовании, которое происходит именно на тонкой грани, в точке баланса между спросом и предложением. В этой точке деньги превращают абстрактную стоимость в конкретную цену. Но что если посмотреть на все с противоположного конца? То есть понятно, конечная цель цепочки товар—деньги—товар – с точки зрения потребителя, то есть нас с вами – все-таки товар, услуга, потребительская стоимость. Мы же не маньяки какие-то, не Шейлоки, не Скупые рыцари, нас не греет перспектива тупо спускаться в подвал каждый вечер и любоваться на накопленные сокровища, болезненно блестя глазами. Нам деньги нужны не сами по себе, а для удовлетворения потребностей, ну, чтобы хорошо питаться, одеваться, отдыхать, хорошо учить детей, чтобы к нам всякие неприятные типы поменьше приставали… ну, может, повыпендриваться надо иногда, в меру, перед соседями, в крайнем случае… Так что деньги конечной целью, конечно, быть не могут. Но, с точки зрения финансовой логики, на самом деле цепочка вовсе не разделяется на такие искусственные триады. На самом деле она выглядит так: товар-деньги-товар-деньги-товар-деньги… и так до бесконечности… А, значит, можно всю комбинацию видеть с другого конца – мы предлагаем наш товар в обмен на конечное количество денег… Спрос у нас на деньги. И предложение – это деньги, их ограниченное количество. Мы бы рады отдать все наши товары за деньги, но, как правило, у нас не все берут… Потому что товаров в нормальной ситуации больше, чем денег. Впрочем, что значит больше? Ведь все зависит от цены, разве нет? Но погодите, давайте скажем честно: планируя свою жизнь, мы думаем именно в этих «монетаристских» терминах. Я вот хотел бы продать издателю все свои творческие замыслы, и как можно дороже. У меня деньги на уме! Но у издателя – они же! У него жесткий бюджет, он хочет купить подешевле и не всё. Всё ему кажется – слишком жирно будет, у него другие авторы есть. Потому что ему же надо потом подороже всех нас, голубчиков, перепродать читателю на рынке. А читатель, он капризный, ему разнообразие подавай. И вот издатель, бедняга, мучается, пытается угадать завтрашние запросы рынка, чтобы не прогадать сегодня, а потому купить надо то, что может иметь успех, и как можно дешевле. В чем я меряю свои запросы? Не в товарах и удовольствиях, а в деньгах. В чем меряет свои возможности мне заплатить издатель? В деньгах. В них же будут мыслить и читатели, определяя количество денег, которые они готовы истратить в месяц на книги. На презентации одной моей книги в большом книжном магазине ко мне подошел молодой человек, бедный студент по виду. Книга моя была посвящена Ближнему Востоку, и ему было интересно меня послушать. Но книга стоила дорого, он не мог себе столько позволить. Поэтому купил – гораздо дешевле, заметьте – другого автора. Вдобавок гораздо более известного (а значит, качество более гарантировано, а то кто его знает, этого меня). Сборник Омара Хайяма. Рубаи. Великолепная, кстати, вещь. Но ему понравилось мое выступление, и он хотел что-то получить на память. А потому подошел ко мне и попросил автограф – подписать не мой роман, а «Рубаи» Хайяма. Я поразился, но подписал: «Вот засада, вот яма – подписал за Омара Хайяма». На студента я обижаться не стал – правильный он сделал выбор. Ограниченные средства свои вложил оптимально. И вот на всех этапах экономических взаимодействий идет жесткая примерка бюджетов – производитель выжимает, выторговывает максимальные деньги за свой труд, посредник-продавец (в моем случае – издатель) рискует своим капиталом и выторговывает накладные расходы поменьше да ломает голову, насколько высокую нужно назначить цену, чтобы все-таки книга продавалась, и побыстрей, а конечный потребитель прикидывает, готов ли он истратить на предлагаемый товар столько, сколько просит продавец. Все стадии производства, хранения, транспортировки, сбыта – все это в головах действующих лиц существует лишь в своем денежном выражении. «Вуаль» совершенно заслонила «реаль». Все это я пишу в основном для того, чтобы сказать: спор монетаристов и реалистов, конечно, имеет большое научное значение, но, в общем-то, понятно, что по большому счету не так уж важно, с какой стороны заходить – со стороны ли спроса (деньги) или предложения (товар). И если перевернуть формулу и считать деньги главным товаром, оплачиваемым всеми остальными товарами, услугами… Что тогда выходит? А выходит то же самое! Разве что картина станет несколько более ясной. Хотя, увы, по-прежнему недостаточно ясной, чтобы убедительно предсказать, что же будет происходить с мировыми финансами (стало быть, и реальной экономикой) в обозримом будущем. Не говоря уже и о дальнем – заглянуть дальше пятилетки нам совсем уже не дано! Но центральная моя мысль – деньги, финансовая система – есть не просто зеркало экономики. Это зеркало волшебное. Или, используя более современную метафору, это компьютер с монитором. Часть некоей «матрицы» – компьютерной игры, подсоединенной к реальности. Что-то изменив на экране монитора, мы меняем и реальность! И наоборот, если реальность меняется, у нас на экране это тут же отражается. Другое дело, что мы не до конца понимаем, как то или иное действие в финансах отзывается в большом мире. Кликнули мышкой на какую-то иконку в правом верхнем углу и думаем, что это решит какую-то текущую проблему в реальном мире. Ан нет, ничего не происходит или происходит нечто совершенно другое. Меняется совсем не то и не там, где мы рассчитывали. Мы призываем на помощь Сэя и Кейнса с Милтоном Фридманом и, кажется, догадываемся, в чем там было дело! Ура! В следующий раз будем знать. Но в том-то и беда, что следующего раза, возможно, не будет! Иконка исчезла! Или переместилась в другой угол экрана. И при этом еще и приняла несколько иную форму. Надо нам теперь на нее щелкать или нет? Можно формулу Кейнса применять для борьбы с угрозой экономического спада в наши дни? Или только еще хуже будет? В несколько измененном виде она вроде бы сработала в России в конце 90-х. И в Японии тоже. Но японцы что-то несчастливы, говорят, не надо этого, наш пример – не очень удачный… А Россию в конечном итоге вытащили из кризиса высокие цены на нефть, да и там заговорили о «голландской болезни» (это когда в Нидерландах чрезмерная зависимость от газа изуродовала всю экономику…). Или, может, надо формулы Милтона Фридмана вспомнить? Помните, как здорово они сработали в борьбе со стагфляцией в конце 70-х – начале 80-х… Но сейчас же ситуация другая! Похожая, но не та! Иконка изменилась и передвинулась. Экономисты яростно спорят о том, чего сейчас надо больше бояться – выхода инфляции из-под контроля или, наоборот, дефляции. Мы вроде бы и узнаём конфигурацию нашей игры, а вроде бы и нет… Создается такое впечатление, что в экономике мы заходим то с одной стороны, то с другой… Отсель и отсель… и от Сэя и до Сэя. Прогнозируем от забора до обеда, если воспользоваться гениальной формулой армейского старшины, поставившего такую рабочую задачу перед новобранцами и тем самым разрешившего наконец противоречие пространства и времени… Действительно, договориться не можем. Экономисты вроде бы и на одном языке разговаривают, а вроде бы и на разных его диалектах… И о чем все это говорит? Только не о том, что в экономистах у нас ходят дураки и недоучки. Вовсе нет! Как раз наоборот, уже долгие годы высокие заработки привлекают в эту профессию самые сильные интеллекты. Просто экономика, вернее экономическое прогнозирование, оказалась слишком твердым орешком. Говорят, уходя в отставку, Егор Гайдар уговорил Бориса Ельцина навсегда запомнить: печатный станок включать нельзя! Все, что угодно, но только не это! И происходит чудо – считавшийся всеми до тех пор полусоциалистом новый премьер Черномырдин вдруг провозглашает: инфляции нельзя допустить! Добавлять денег в экономику нельзя. И это позволило долгое время избегать гиперинфляции, а это было спасением! Другое дело, что к концу 90-х при достаточно высокой инфляции оказался сильно переоценен российский рубль и пришлось прибегать к драматическим мерам. Но вот теперь опять происходит что-то новенькое, неизведанное. И нехватка кредитов и опасность дефляции с одной стороны, но с другой – небывалый рост цен на нефть, другое сырье и продовольствие заставляют опасаться инфляции. Как сформулировал это кто-то из экономистов, мы должны передвигаться по чрезвычайно узкой полоске: с одной стороны – пропасть инфляции, с другой – острые камни и скалы дефляции, грозящие причинить нам серьезные раны. Как пробраться между ними? Никто пока не предложил серьезного рецепта, большинство надеется на авось, как когда-то полагались на золотой стандарт – он уж как-нибудь вывезет. Ой ли?
Кто-то сказал, что если генералы всегда готовятся к прошлой войне, то экономисты – к прошлому кризису. Они как будто делают снимок – потом проявляют, потом печатают. Потом вглядываются под лупой – и находят закономерности и причинно-следственные факторы, великолепный анализ происходящего – на снимке! Наконец-то все поняли, все определили. Но тем временем в реальности и люди успели передвинуться, и предметы некоторые и вовсе исчезли, зато другие, о которых мы пока понятия не имеем, появились! И, может быть, даже солнце зашло! Вот и сейчас никто не может внятно объяснить, что произойдет с мировой экономикой в ближайшие годы – вроде бы ожидается рецессия, спад, но какого рода? За какой конец надо дергать – за спрос или за предложение? И что надо делать с процентными ставками? Банк Англии щупает кошку в темноте и каждые две недели на ощупь определяет, что с этой ставкой делать. Тем же самым примерно занимаются и Федеральная резервная система США и Евробанк. И вроде бы неплохо пока справляются. Но вот разразился кредитный кризис в Соединенных Штатах, и ситуация начинает выходить из-под контроля. Наверняка сейчас требуется какое-то новое, новаторское, неожиданное решение, и новый Кейнс обязательно появится, но опять постфактум, когда будет уже поздно.
Можно найти в интернет-пространстве одно модное объяснение – очередную теорию очередного заговора. То есть, гласит она, все эти высокомудрые западные экономисты и финансисты всё себе прекрасно знают и понимают, но скрывают от народов мира – в своих своекорыстных интересах, разумеется. Вот появляется на экранах телевизора Мартин Вульф, главный, ни много ни мало, экономический обозреватель главной экономической британской газеты «Файнэншл таймс»! И вдобавок член Бильдербергского клуба! Слыхали про такой? Это когда встречаются негласно, без давосского шума и гама, всякие Киссинджеры, Клинтоны и Тэтчеры, а также акулы мирового капитализма (Билл Гейтс и другие), ну и яйцеголовые мозгляки вроде Вульфа и обсуждают келейно судьбы мира. Некоторые так и говорят (и даже пишут): Бильдербергский клуб – это теневое правительство планеты Земля. Так вот, выходит именитый Мартин Вульф к телекамерам и говорит: так, мол, и так, виноват, но точно не знаю, что дальше будет с мировой экономикой. Будет ли «мягкое приземление» или падение с грохотом и множеством жертв. С одной стороны, есть вроде бы признаки одного развития событий, а с другой – как раз другого. Единственно, что могу сказать, так это то, что сделанная американским Центробанком (ФРС) ставка на резкое снижение учетной опять же ставки процента приведет к росту инфляции, а проблем, может, и не решит. А при этом если еще учесть, что уровень накоплений на Западе достиг нездоровых пределов… И вообще, очевидно одно: что банки совсем отбились от рук и требуются срочные, причем достаточно драконовские, меры по регулированию их деятельности. Чтобы не обрушивали всему миру экономику, идя на чрезмерный риск. Не дело это банкиров – рисковать, как импульсивный игрок в казино. Но как же так? Если Мартин Вульф – член теневого олигархического правительства мира, то он должен, по идее, защищать интересы банковского капитала, а он почему-то на него обрушивается… На самом деле все логично. Потому что в долгосрочном плане чрезмерный риск опасен прежде всего для самих банкиров (ну и для всех для нас тоже). Их действительно срочно надо подвинтить, в том числе и в интересах самих банков (не сомневаюсь, что это произойдет в самое ближайшее время, если Мартин об этом заговорил!). Но загадка в другом: как это – сам Мартин Вульф! – и вдруг не знает, что будет дальше. Да не может быть! Обманывает, небось… Ну, если я скажу, что за многие годы знакомства я убедился, что Мартин Вульф – человек щепетильнейшей честности, то это никому ничего не докажет – мало ли, что кто говорит о своих друзьях, к делу не подошьешь. И даже если я добавлю, что он к тому же человек весьма самолюбивый и признаться в том, что чего-то не знает, для него ужасный удар – просто острым предметом по чувствительным местам, то и это никого ни в чем не должно убеждать. И вообще, рассказал он мне, что разочаровался уже в Бильдербергском клубе, что не хочется тратить время на участие в его встречах, поскольку никакое это не теневое правительство, а… Ну, в общем «место для дискуссий», если переводить повежливее. Но главное опровержение теории заговоров в другом: если бы кто-то овладел тайной чтения рынков в такой степени, что мог бы точно прогнозировать их динамику на несколько лет вперед, то ничто не удержало бы владельцев такого секрета от того, чтобы не применить его на практике. В тех самых своекорыстных интересах. Потому что это – то же самое, что узнать тайну трех карт (помните «Пиковую даму»?) в игре с многомиллионными – да нет, многомиллиардными! – ставками. Или научиться превращать железо в золото. И мы знаем по опыту – даже куда менее острые секреты долго скрывать никому не удается. А такой – он прожжет себе дорогу на волю сквозь самые толстые двери стальных сейфов, сквозь любые железобетонные стены. Ответ может быть только один – секрета не существует. Я воспользовался старым знакомством и попросил Мартина Вульфа специально для читателей этой книги объяснить, в чем же дело? Вот что он сказал: «Там, в большом мире, заключены миллионы и миллионы контрактов. И новые миллионы заключаются каждый день. Деривативов позаключали на сотни триллионов (!) долларов. Кто же может хотя бы приблизительно знать, что там происходит, кто способен разглядеть тенденцию? Никто! И вот парадокс – мы можем предсказать приближение тайфуна, цунами и урагана, но не рецессии! Мы можем говорить о том, что она случилась только постфактум – два месяца спустя после начала события». Вот что создал человек. Не придумал, нет, а создал. Или, может, не сам все-таки создал? Может, это и в самом деле – бог из машины? Или демон?
Третья сторона монеты
Вот представьте, мастерили вы сантиметр, то есть аршин для измерений. Меряете им ценность других вещей. И вдруг он, этот аршин, обретает самостоятельную какую-то жизнь, помогает вам менять одну вещь на другую и сам становится почему-то самой ценной, просто сверхценной вещью… Конечно, в реальности все было как-то иначе (хотя никто до конца не уверен как). Но, возможно, наоборот – некие протоденьги (куны, например) нашли себе, в лице модного среди знати украшения, удобного для хранения, транспортировки и обмена, заместителя – и это, конечно, было золото (или в каких-то случаях – серебро (см. главу «Люди гибнут за металл?»). И вот этот никому особенно не полезный сам по себе металл (разве что блестит) вдруг, по щучьему какому-то велению, становится и измерителем всех других стоимостей, этаким универсальным аршином! И еще заместителем всех, абсолютно всех, без единого исключения, других товаров. И тем самым как бы самым желанным сверхтоваром. Причем никто не знает, отчего это вдруг случилось, никто этого специально не изобретал, а как-то вдруг эдак само вышло. И с тех пор деньги, принимая все более абстрактные, все более замысловатые, даже странные формы, развиваются вместе с человечеством. Сначала золото находит себе еще более удобного заместителя – бумажные деньги. Те, в свою очередь, заместителя себе – записи в банковских книгах, чек становится платежным средством. Их, в свою очередь, замещает пластик, а его – электронные деньги… И это, конечно, еще не конец процесса, хотя мы пока себе даже и представить не можем, что последует дальше. Но и то, что уже реально случилось, мы не до конца понимаем – большое видится на расстоянии. Например, одно появление единой евровалюты чего стоит! Думаю, что мы не в состоянии пока полностью оценить колоссальное значение этого события в истории нашей цивилизации. Раньше этого можно было теоретически пытаться достичь через большую войну, массовое насилие, страдания и широкомасштабное порушение, уничтожение стоимости. То есть, представляете себе, прорыв линии Мажино, оккупация Парижа, введение оккупационной валюты… Концлагеря и всякие кошмары, а в итоге все равно крушение всего проекта, никакой интегрированной европейской валютно-финансовой системы. Единственный раз когда какое-то подобие такой системы все-таки создавали, то это было во времена Александра Македонского, и то она была основана на грубой силе, на лезвиях македонских мечей и, разумеется, долго не продержалась. А теперь вот она, голубушка, достигнута без всяких войн и ужасов (если не считать огорчения евроскептиков). И новая эра в истории денег начинается, и куда она заведет, неизвестно. К 2050 году некоторые экономисты предрекают объединение доллара, евро и иены в одну, всемирную супервалюту… Что это будет значить для нас с вами, подумайте… Но в любом случае главные качественные особенности денег никуда не денутся, деньги, как бы они ни назывались, останутся деньгами. У денег по-прежнему останутся две стороны: во-первых, они превращают качественное в количественное (высокое – в низменное, и это вроде бы плохо, аморально, на это всегда напирал марксизм). Но, с другой стороны, они вносят объективный смысл в человеческое поведение, придают ему конкретность, отдают должное человеческому труду, дают способ его измерить и, как ни странно, освобождают его – от первобытного хаоса как минимум. (Правда, как выясняется, свобода от чего-то одного – это всегда зависимость от чего-то другого.) Мало того, теперь уже понятно, что деньги – это некий цемент, связывающий, скрепляющий, удерживающий вместе человеческое общество. Цемент далеко не совершенный, действующий грубовато, допускающий то и дело структурные искажения, дающий трещину… Но ничего другого и близко пока не появилось, а попытки заменить этот волшебный клей чем-то другим – например, государственным насилием – окончились провалом. Но есть у этой монеты, кажется, как ни странно, некая третья сторона!
Экономика – это логика ограниченных ресурсов. Деньги – как полномочный представитель реальной экономики, как ее адекватное отражение – тоже должны быть ограничены в размерах. Только тонкий вопрос: до какой степени? Возможно, деньги должны немного – только немного! – как бы забегать вперед, давать некий люфт – подтаскивать за собой экономику, толкать ее к расширению… Деньги – машина времени, заглядывающая вперед, и ни в чем это так ярко не выражается как в функции кредита, олицетворяющего веру в будущее. Благодаря ему могут осуществляться самые грандиозные проекты. Строительство грандиозных аэропортов, туннеля под Ла-Маншем, скоростных железных дорог и автобанов. Не говоря уже о тысячах, нет, миллионах более мелких частных проектов, индивидуальном предпринимательстве, позволяющем, без всякого Госплана, экономике расти во все стороны – и вправо, и влево, и вверх, и вниз! Множество из них закончится пшиком – банкротством или тихим медленным умиранием. Но сотни других образуют основы мощных транснациональных корпораций будущего, еще тысячи– станут мелкими, но крепкими фирмами и семейными бизнесами – кафе, мастерскими, химчистками, журнальными киосками, составляя становой хребет капитализма. И все это как-то выстраивается в некую потрясающую гармонию, настолько многообразную и сложную, что она не поддается исчислению человеческим умом, да и никаким сверхмощным компьютером тоже… Вообще деньги – они сами и есть суперкомпьютер, равного которому еще очень долго не создать человеку! Так что все замечательно, пока не приходит некий новый кризис. Если происходит сбой, если пропорции нарушены, если настоящее слишком сильно залезает в долг перед будущим, то вся система расстраивается и возможно надолго, как было перед Второй мировой войной. Деньги ломаются! И надо уметь их быстро починить. А человечество тогда совсем не умело. И теперь-то не очень, но все-таки кое-чему научилось, узнало, например, что, опуская и поднимая учетную ставку кредитного процента, можно сильно воздействовать на реальную экономику, а не только финансы. Проблема только в том, что это лекарство может иногда почему-то не действовать в желаемом направлении или вдруг вызывает непредвиденные побочные эффекты, причем даже порой возникает опасение – да не будет ли вреда больше, чем пользы? И беда в том, что все эти нюансы становятся очевидны и понятны только задним числом. Иногда многого можно достичь снижением налогов – вот сейчас американцы пробуют резко простимулировать свою забуксовавшую экономику и процентной поблажкой (деньги дешевле, что помогает потребителю, спросу), и набором стимулов – и налоговых и монетарных – посмотрим, что получится. Некоторые экономисты бьют тревогу: им кажется, что Вашингтон действует по лекалам прошлого, когда не было таких высоких цен на энергоносители. Помогая спросу, мы, кажется, тянем не за тот конец веревки! Более высокий спрос никак не поможет снижению цены на нефть, скорее наоборот! Хотя иногда тянешь за «неправильный» вроде бы конец и неожиданно вытягиваешь баланс, эту мистическую точку между спросом и предложением, между деньгами и товаром, именно туда куда надо. Примерно так было в эпоху «рейганомики», над которой столь многие в свое время издевались и которой так убедительно, с математикой и клятвами Кейнсом, предрекали неизбежное катастрофическое крушение. Посмотрим. Очередной маленький тест на то, может ли человек хоть в какой-то степени управлять делом собственных рук. Но даже если на этот раз что-то получится, удастся кризис смягчить и поскорее вырулить в новый цикл подъема, то и тогда вовсе не факт, что тот же набор мер поможет в будущем. Потому что экономика изменяется все время, причем и структурно тоже. Главная же эк<
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|