Онтология Блаженного Августина.

Использование эллинской философии для понимания основ вероучения возможно, поскольку христианин в этом понимании укреплен истинами Христа. Обладание этими истинами сообщает ему способность противостоять языческой заразе. Эти же истины позволяют ему увидеть всю тщету языческой философии:

«У всех на глазах, в видном и самом бойком портике, в гимназиях, в садах, в публичных и частных местах спорили толпами, и каждый отстаивал свое мнение: одни утверждали, что мир один, другие — что миров бесчисленное множество; одни — что этот единственный мир имеет начало, другие — что не имеет; одни — что он будет иметь конец, другие — что будет существовать вечно; одни — что он управляется божественным умом, другие — случаем; одни говорили, что души бессмертны, другие — смертны; и из тех, которые признавали души бессмертными, одни доказывали, что они переходят в животных, другие — что этого ни в коем случае не может быть; из тех же, которые называли души смертными, одни говорили, что они погибают вслед за телами, другие — что живут еще и после тел, мало или много, но не вечно; одни конечное благо полагали в теле, другие — в душе, третьи — в том и другом, а некоторые прибавляли к душе и телу и существующее вне их благо; одни полагали, что телесным чувствам всегда следует верить, другие — что не всегда, третьи — что никогда…Но то племя, тот народ, тот град, то государство, те израильтяне, которым было вверено слово Божие, с таким произволом не смешивали псевдо-с истинными пророками; но признавали принимали друг с другом согласных истинных авторов священных Писаний. Они были для них и философами, т. е. любителями мудрости, и мудрецами, богословами, и пророками, и учителями добродетели и благочестия. Кто мыслил и жил согласно с ими, мыслил и жил не по человеку, а по Богу, Который говорил через них… Все, что некоторые философы среди лжи, которую они высказывали, могли усмотреть истинного и в чем старались убеждать путем трудных рассуждений, как, например, что настоящий мир сотворен Богом и управляется Его промыслом, равно о честности добродетелей, о любви к отечеству, о верности дружбы, о добрых делах и вообще обо всем, относящемся к добрым нравам, хотя они и не знали, к какой цели и каким образом все это должно направляться, — все это в том граде было заповедано народу пророческими, т. е. божественными, хотя и через людей, устами, а не втолковано путем словопрений, чтобы всякий, кто получал о тех предметах познание, страшился презирать не человеческий разум, а слово Божие». (2, 18: 41, с. 964 - 966).

Августин обнаружил у неоплатоников многое, что есть в Писании. Но не нашел у них главной истины – Сын Божий умер во искупление грехов человеческих. И это неудивительно – Бог скрыл главную истину от мудрых, чтобы открыть ее кротким и смиренным. К христианству Августина направили не платоники, а Послания апостола Павла и проповеди святого Амвросия. Но платонизмом, после обретения главной истины, пренебрегать тоже не стоит.

Блаженный Августин осуществил грандиозный синтез христианства и платонизма. Фактически, он истолковал основные положения христианского вероучения в понятиях и схемах платоновской философии. Естественно, делал это Августин крайне осторожно, осознавая «зараженность» платоновской философии язычеством.

Бог нематериален и является сверхприродной сущностью. Он бесконечен, абсолютен, вездесущ, поскольку бестелесен, всемогущ и является творцом не только всего сущего, но и законов, этим сущим управляющих.

Бог не только сотворил мир, но творит его непрестанно – концепция непрерывного творения. Бог является источником любого бытия. Он – само бытие. Соответственно, бытие тварного мира производно от бытия Бога. И без Бога это бытие невозможно. Бытие мира творения настолько несамодостаточно, что оно мгновенно прекратилось бы, если бы Бог непрестанно не поддерживал его. Непрерывное творение осуществляется как по отношению к миру в целом, так и по отношению к отдельным его частям и элементам. Это означает, что за видимыми наблюдателю природными законами в действительности скрывается закон могущества и промысла Божьего:

«Итак, какие бы телесные или растительные причины ни имели места при рождении тварей через действия ангелов ли, или людей, или каких-либо животных, какие бы желания или душевные движения матери ни были в состоянии отпечатываться в чертах зародышей, сами природы, которые являются с теми или иными свойствами и качествами по роду своему, производит высочайший Бог, Чье сокровенное могущество, проникая все своим неоскверняемым присутствием, дает бытие всему, что так или иначе имеет бытие. Ибо без Его творчества оно не только не было бы таким или другим, но и не было бы вовсе. Поэтому, если на основании того вида, который художник придает извне телесным предметам, мы говорим, что Рим или Александрия имели своими строителями не архитекторов и рабочих, а царей, по воле, решению и распоряжению которых они были построены, а именно, первый — Ромулом, а второй — Александром, то тем более мы должны называть творцом природы одного только Бога, Который и не производит ничего из такого материала, которого Сам не создает, и не имеет рабочих помимо тех, которых Сам же сотворил; и если Он отнимет от вещей Свою производительную силу, то их не будет так же, как не было их до их сотворения. Но говорю «до» в смысле вечности, а не времени. Ибо кто другой мог быть творцом времен, кроме Того, Кто создал то, движением чего задается течение времени?» (2, 12: 25, с. 608 – 609; курсив мой – С. Ч.)

Бог творит сообразно совершенным прототипам или идеям (эйдосам), содержащимся в его уме (концепция, получившая название «экземпляризм»). Платон был совершенно прав, когда полагал, что идеи предшествуют существованию материальных вещей и сообщают им бытие. Беда лишь в том, что он не разглядел за этими идеями Бога, породившего эти идеи. В действительности эйдосы – это предвечные мысли Бога. Они выражают красоту и совершенство замысла Творца. Августин с удовольствием неоднократно цитирует Ветхозаветную книгу «Премудрость Соломона»: «Все расположил мерою, числом и весом». К сожалению, впоследствии эта книга была признана неканонической.

Бог есть Любовь и Высшее Благо, поэтому все, что он сотворил, есть также Благо. Это убеждение не совсем согласуется с нашей уверенностью в том, что мир несовершенен. Здесь действительно есть проблема. Эта проблема составляет часть более широкой проблемы – теодицеи. Но об этом ниже. Пока же лишь укажу, что с точки зрения Блаженного Августина несовершенство мира открывается нам лишь в сравнении с совершенством Бога и совершенством Его вечных идей. В действительности же все сущее несет на себе печать Божественного Блага. Особенно это заметно в тех вещах, которые способны к совершенствованию: «Всякая природа, которая может стать лучше – хороша». Наш ограниченный разум не способен открыть всю гармонию сущего, но она существует, ибо залогом к этому - любовь и благость Бога.

Бог является творцом и времени. Именно поэтому всякие вопросы о том, откуда взялся Бог и почему Он появился, бессмысленны. Эти вопросы, по сути, проецируют реалии мира творения на Творца, и, в том числе, временность всех вещей этого мира на вечное бытие Бога. Время создано Богом, и оно властно лишь над миром творения. Бог выше времени.

Августин понимает время во многом как субъективный феномен. Время не зависит от движения светил. Об этом свидетельствует эпизод в Ветхом Завете, когда Бог по просьбе Иисуса Навина остановил солнце с тем, чтобы Иисус Навин смог продолжить победоносное сражение. Солнце остановилось – время же не прекращало своего течения. Время составляет меру движения и изменения. Но мера производна от измерения, а измеряет человек. Именно поэтому ни прошлое, ни будущее не существуют реально. Реально существует лишь настоящее. Прошлое существует лишь в нашей памяти, будущее – благодаря нашей надежде. Но если реально существует лишь настоящее, то, следовательно, возможно и видение будущего. Некоторые люди могут видеть будущее, как мы – прошлое, благодаря своей памяти.

Но если реально лишь настоящее, то тогда время оказывается предметом почти непостижимым нашим умом:

«Не было времени, когда бы Ты не создавал чего-нибудь; ведь создатель самого времени Ты. Нет времени вечного, как Ты, ибо Ты пребываешь, а если бы время пребывало, оно не было бы временем. Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь мыслен­но, чтобы ясно об этом рассказать? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре, как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашива­ю­щему – нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничто не приходило, не было бы будущего времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени. А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет? и если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывает­ся временем только потому, что оно уходит в прошлое. Как же мы говорим, что оно есть, если причина его возникновения в том, что его не будет! Разве мы ошибемся, сказав, что время существует только потому, что оно стремит­ся исчезнуть?» (1, 11: 14, с. 316.)