 |
Дональд пендлитон. Служба атташе. 1 глава
|
|
|
|
Аннотация
В сборник вошли рассказы зарубежных авторов XX века, издающиеся на русском языке впервые. Роман О. Ганштейна «Электрополис» воспроизводится по тексту единственной публикации в журнале «Вокруг света» (г. Ленинград, 1929, №№ 27–33).
• К. Ломер. Договор на равных
• К. Прист. Пересадка сердца, Обнаженная
• Р. Желязны. Дева и чудовище
• А. Азимов. В Марсопорте без Хильды
• Г. Диксон. Воин
• К. Дарлтон. Планета моков
• Р. Роклин. Благодетели
• Т. Старджон. Мистер Костелло, герой
• Ф. Робинсон. Огонь и меч
• В. Норберт. Чудо в чуланчике
• А. Селлингс. Ключ от двери
• Г. Франке. Зеркало, Посадка, Прошлое и будущее, Спасение, Препарат №261, Павлины, Решение, Здание
• Д. Холдеман. 26 дней на Земле
• Т. Годвин. Зов далеких планет
• Б. Виан. Осторожно – классика!
• З. Гендерсон. Тетушка Мерта
• А. Ван Вогт. Не только мертвые
• Ф. Херберт. Семенной фонд
• Д. Вэнс. Звуки
• Р. Матесон. Родители были людьми
• Ш. Хеннеберг. Лунные рыбаки
• П. Миллер. Старый Маллиган
• Т. Диш. Перья из крыльев ангела
• О. Ганштейн. Электрополис
• Э. Ф. Рассел. Морские чудовища
ФАТА МОРГАНА 1
Фантастические рассказы и повести
ФАНТАСТИКА
•
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
•
ДЕТЕКТИВ
Кейт Ломер
ДОГОВОР НА РАВНЫХ
Глубоко в недрах планеты крепкие, как стальная проволока, корни прощупывали стеклянистый песок, глиняные слои и пласты рыхлого сланца, отыскивая и впитывая редкие элементы, поглощая кальций, железо, азот.
Еще глубже другая система корней намертво впилась в материковую породу; чувствительные клетки регистрировали микроколебания планетной коры, приливные волны, вес выпавшего снега, шаги диких зверей, что охотились в двухкилометровой тени гигантского янда.
|
|
|
Далеко на поверхности необъятный ствол, окруженный мощными контрфорсами, массивный, как скала, возносился на восемьсот метров, простирая ввысь огромные ветви.
Дерево смутно осознавало прикосновение воздуха и света к своим бесчисленным листьям, щекочущее движение молекул воды, кислорода, углекислоты. Оно автоматически отзывалось на легкие порывы ветра, поворачивая гибкие черешки так, чтобы каждый лист оставался под нужным углом к лучам, пронизывающим толщу кроны.
Долгий день шел к концу. Воздушные течения свивали свои причудливые узоры вокруг янда, солнечное излучение менялось по мере движения паров в субстратосфере, питательные молекулы плыли по капиллярам, камни чуть поскрипывали в подземном мраке. Дерево, необъятное и несокрушимое, как гора, дремало в привычном полусознании.
Солнце клонилось к закату. Его свет, пронизывая все более плотные слои атмосферы, приобретал зловещий желтый оттенок. Мускулистые побеги поворачивались, следуя за потоком энергии. Дерево сонно сжимало почки, пряча их от близящегося холода, приноравливало теплообмен и испарение с листьев под ночной уровень излучения. Ему снилось далекое прошлое, свободные странствия в животной фазе. Давным-давно инстинкт привел его на эту скалу, но оно хорошо помнило рощу своего детства, древопатриарха, споровых братьев…
Стемнело. Поднялся ветер. Сильный вихрь налетел на громаду янда, и мощные ветви заскрипели, сопротивляясь, а листья, обожженные холодом, плотно прижались к гладкой коре.
Глубоко под землей сеть корней еще крепче охватила скалы, передавая информацию в дополнение к той, что шла от лиственных рецепторов. Зловещие волны шли с северо-востока, влажность росла, атмосферное давление падало – вместе это означало близкую опасность. Дерево шевельнулось, волна дрожи пробежала по всей необъятной кроне, стряхивая маленькие ледышки, уже наросшие на теневых сторонах ветвей. Сердцемозг резко поднял активность, прогоняя эйфорическое забытье. Долго дремавшая мощь янда неохотно вступила в действие – и вот, наконец, дерево проснулось.
|
|
|
Оно мгновенно оценило ситуацию. Над морем собирался сильнейший тайфун. Принимать серьезные меры было поздно. Пренебрегая болью непривычной активности, дерево выбросило новые корни – толстые тяжи крепости закаленной стали – и вцепилось ими в скалы в сотне метров к северу от основного корня.
Ни на что другое времени не оставалось. Дерево бесстрастно ожидало шторма.
– Внизу-то буря, – сказал Молпри.
– Не трусь, проскочим, – процедил Голт, не отрываясь от приборов.
– Поднимись и зайди заново, – настаивал Молпри, вытягивая шею из противоперегрузочной койки.
– Заткнись. На этом корыте командую я! – рявкнул Голт, разозлившись.
– Торчу взаперти с двумя психами, – пожаловался Молпри. – С тобой, да еще с этим недотепой.
– Кончай вонять, Мол. Мы с недотепой уже устали от тебя.
– После посадки, Молпри, я с тобой отдельно поговорю, подал голос Пэнтелл. – Я предупреждал, что не люблю слово «недотепа».
– Что, опять? – усмехнулся Голт. – А с прошлого раза все зажило?
– Не совсем, – вздохнул Пэнтелл. – В космосе у меня плохо заживает…
– Запрещаю, Пэнтелл, – объявил Голт. – Здоров он для тебя, А ты, Мол, кончай к нему цепляться!
– Уж я бы кончил, – пробурчал Молпри. – Я б его, паразита, кончил!..
– Побереги энергию, – оборвал Голт. – Внизу понадобится. Если и сейчас ничего не найдем – нам крышка.
– Капитан, можно мне пойти в полевую разведку? Мои знания биологии…
– Нет уж, Пэнтелл, ты побудь на корабле. И не лезь никуда, просто сиди и жди. Второй раз мы тебя и вдвоем не дотащим.
– Это же вышло случайно, капитан!
– Да – и в позапрошлый раз тоже. Не надо, Пэнтелл. Хороший ты парень, только обе руки у тебя левые и все пальцы безымянные.
– Я тренирую координацию, капитан! И еще я читал…
Корабль тряхнуло на входе в атмосферу, и Пэнтелл не договорил.
– Ай! Опять рассадил локоть…
– Не капай на меня, бестолочь! – рявкнул Молпри.
– Тихо! – прикрикнул Голт. – Мешаете.
Пэнтелл, сопя, прикладывал к ссадине носовой платок. Надо, наконец, освоить эти упражнения на расслабление. И силовую гимнастику нельзя больше откладывать. И непременно заняться диетой. И уж на этот раз обязательно выбрать момент и хоть раз наподдать Молпри – это первым делом, как только выйдем.
|
|
|
Казалось бы, еще ничего не случилось, – но дерево знало, что этот тайфун будет последним в его жизни. Пользуясь коротким затишьем, оно оценило урон. Весь северо-восточный сектор, оторванный от скалы, онемел, основной корень чувствовал, что его опора утратила надежность. Несокрушимая плоть янда не подвела – раскрошился гранит. Дерево было обречено: собственный вес стал его приговором.
Слепая ярость бури снова обрушилась на гиганта. Новые корни лопались, как паутина: гранитный утес разваливался с грохотом, тонувшим в реве ветра. Дерево держалось, но нарастающее напряжение в его толще уже ощущалось острой болью.
В ста метрах к северу от главного корня размокшая почва оползла, образовался овраг. Дождевая вода устремилась в него, размывая и расширяя, обнажила миллионы корешков. Вот уже и опорные корни заскользили в раскисшей земле…
Высоко над ними ветер снова потряс необъятную крону. Огромный северный контрфорс, державшийся на материковом граните, затрещал, теряя опору, и переломился с грохотом, заглушившим даже рев бури. Корни вывернулись из земли, образовав огромную пещеру.
Дождь наполнил ее водой, потоки стекали по склону, таща с собой перебитые ветки и оторванные корни. Последний шквал рванул поредевшую крону – и победно улетел.
А на опустевшем мысу невообразимая масса древнего янда все еще клонилась – неудержимо, как заходящая луна, под треск и стон своих лопающихся жил. Падение было медленным и плавным, как во сне. Дерево еще не коснулось земли, когда его сердцемозг отказал, оглушенный невыносимой болью разрушения.
Пэнтелл выбрался из люка и прислонился к кораблю, пытаясь отдышаться. Чувствовал он себя еще хуже, чем ожидал. Плохо сидеть на урезанных рационах. Значит, с силовой гимнастикой придется подождать. И с Молпри сейчас не поквитаешься – сил нет. Ну ничего – несколько дней на свежем воздухе и свежих продуктах…
|
|
|
– Съедобные, – объявил Голт, обтер иглу анализатора о брюки и сунул его в карман. Перебросив Пэнтеллу два красных плода, он добавил:
– Как доешь, натаскай воды да приберись, а мы с Молпри сходим, оглядимся.
Они ушли. Пэнтелл уселся в пружинящую траву и задумчиво откусил от инопланетного яблочка.
«По текстуре похоже на авокадо, – думал он. – Кожица плотная и ароматная, может быть, природный ацетат целлюлозы. Семян, кажется, нет. Если так, то это вообще не плод! Интересно было бы изучить местную флору. Когда вернусь, надо будет сразу записаться на курс внеземной ботаники. Даже, пожалуй, поехать в Гейдельберг или в Упсалу, послушать живьем знаменитых ученых. Снять уютную квартирку – двух комнат вполне хватит, по вечерам пусть собираются друзья, ведут споры за бутылкой вина… Однако, я сижу, а работа стоит».
Пэнтелл огляделся и заметил вдалеке блеск воды. Покончив с плодами, он достал ведра и отправился в ту сторону.
– На кой черт мы сюда приперлись? – осведомился Молпри.
– Нам все равно нужна разминка. Следующая посадка будет через четыре месяца.
– Мы что – туристы? Шляться по грязи и любоваться видами! – Молпри остановился и привалился, пыхтя, к валуну. Он брезгливо оглядывал заполненный водой кратер, вздымающееся в небо сплетение корней и далеко вверху – целый лес ветвей рухнувшего дерева.
– Наши секвойи против него – одуванчики, – негромко сказал Голт. – А ведь это после той самой бури, с которой мы разминулись!
– Ну и чего?
– Ничего… Просто, когда видишь дерево такого размера это впечатляет…
– Тебе что – деньги за него заплатят?
Голт поморщился.
– Вопрос по существу… Ладно, топаем.
– Не нравится мне, что недотепа остался один в корабле.
– Слушай, – Голт обернулся к Молпри, – что тебе дался этот мальчишка?
– Не люблю… придурков.
– Ты мне баки не забивай, Молпри. Пэнтелл совсем не глуп на свой лад. Может, из-за этого ты и лезешь в бутылку?
– Меня от таких воротит.
– Не выдумывай – он симпатичный парень и всегда рад помочь.
– Ага, рад-то он рад, – пробурчал Молпри, – да не в этом штука.
Сознание медленно возвращалось к умирающему сердцемозгу. Сквозь бессмысленные импульсы разорванных нервов прорывались отдельные сигналы:
– Давление воздуха ноль – падает… давление воздуха сто двенадцать – повышается… давление воздуха отрицательное…
– Температура – сто семьдесят один градус, температура минус сорок, температура – двадцать шесть градусов…
– Солнечное излучение только в красном диапазоне… только в синем… в ультрафиолетовом…
|
|
|
– Относительная влажность – бесконечность… ветер северо-восточный, скорость – бесконечность… ветер снизу вверх вертикально, скорость – бесконечность… ветер восточно-западный…
Дерево решительно отключилось от обезумевших нервов, сосредоточившись на своем внутреннем состоянии. Оценить его было несложно.
Думать о личном выживании бесполезно. Но еще можно принять срочные меры и выиграть время для спорообразования. Не тратя ни секунды, дерево включило программу экстренного размножения. Периферические капилляры сжались, выталкивая все соки назад, к сердцемозгу. Синапсические спирали распрямлялись для увеличения нервной проводимости. Мозг осторожно проверял, сначала – жизнеспособность крупных нервных стволов, затем – сохранившихся участков нервных волокон, восстанавливал капиллярную сеть, разбирался в непривычных ощущениях: молекулы воздуха соприкасались с обнаженными тканями, солнечное излучение обжигало внутренние рецепторы. Надо было заблокировать все сосуды, зарастить капилляры – остановить невосполнимую потерю жидкости.
Только после этого древомозг смог заняться самим собой, пересмотреть глубинную структуру клеток. Он отключился от всего разрушенного и сосредоточился на своем внутреннем строении, на тончайшей структуре генетических спиралей. Очень осторожно дерево перестраивало все свои органы, готовилось произвести споры.
Молпри остановился, приставил руку козырьком ко лбу. В тени необъятного выворотня маячила высокая тощая фигура.
– Вовремя мы поспели!
– Черт! – ругнулся капитан и прибавил шагу. Пэнтелл заторопился ему навстречу.
– Пэнтелл, я же вам сказал – сидеть в корабле!
– Я не нарушал приказа, капитан. Вы не говорили…
– Ладно. Что-нибудь случилось?
– Ничего, сэр. Я только вспомнил одну вещь…
– После, Пэнтелл. Сейчас нам нужно на корабль – дел еще много.
– Капитан, а вы знаете, что это такое?
– Ясно что – дерево, – Голт повернулся к Молпри. – Слушай, нам надо…
– Да, но какое дерево?
– Черт его знает, я вам не ботаник.
– Капитан, это очень редкий вид. Он, собственно, считается вымершим. Вы что-нибудь слышали о яндах?
– Нет. Хотя… да. Так это и есть янд?
– Я совершенно уверен. Капитан, это очень ценная находка…
– Оно что – денег стоит? – перебил Молпри, обернувшись к Голту.
– Не знаю. Так что дальше, Пэнтелл?
– Это разумная раса с двухразовым жизненным циклом. Первая фаза – животная, потом они пускают корни и превращаются в растения. Активная конкуренция в первой фазе обеспечивает естественный отбор, а дальше – преимущество в выборе места для укоренения…
– Как его можно использовать?
Пэнтелл запрокинул голову. Дерево лежало, словно стена, переходящая в гигантский купол обломанных ветвей тридцати метров высоты, или пятидесяти… или больше… Кора гладкая, почти черная. Полуметровые блестящие листья всех цветов.
– Представьте только, это огромное дерево…
Молпри нагнулся и подобрал обломанный корень.
– Эта огромная деревяшка, – передразнил он, – поможет вправить тебе мозги…
– Помолчи, Мол.
–…бродило по планете больше десяти тысяч лет назад, когда еще было животным. Потом инстинкт привел его на эту скалу и заставил начать растительную жизнь. Представьте себе, как этот древозверь впервые оглядывает долину, где ему предстоит провести тысячи и тысячи лет…
– Чушь! – фыркнул Молпри.
– Такова была участь всех самцов его вида, чья жизнь не прерывалась в молодости: вечно стоять на утесе, как несокрушимый памятник самому себе, вечно помнить краткую пору юности…
– И где ты набрался этакой хреновины? – вставил Молпри.
– И вот на этом месте, – продолжал Пэнтелл, – окончились его странствия.
– О’кэй, Пэнтелл, это очень трогательно. Ты что-то говорил о его ценности.
– Капитан, дерево еще живое. Даже когда сердцевина погибнет, оно будет отчасти живо. Его ствол покроется массой ростков – атавистических растеньиц, не связанных с мозгом. Это паразиты на трупе дерева – та примитивная форма, от которой оно произошло, символ возврата на сотни миллионов лет назад, к истокам эволюции…
– Ближе к делу.
– Мы можем взять образцы из сердцевины. У меня есть книга – там описана вся его анатомия: мы сумеем сохранить ткани живыми! Когда вернемся к цивилизации, дерево можно будет вырастить заново – и мозг, и все остальное. Правда, это очень долго…
– Так. А если продать образцы?
– Конечно, любой университет хорошо заплатит.
– Долго их вырезать?
– Нет. Если взять ручные бластеры…
– Ясно. Неси свою книгу, Пэнтелл, попробуем.
Только теперь дерево осознало, как много времени прошло с тех пор, когда в последний раз близость янды-самки заставила его производить споры. Погруженное в свой полусон, оно не задумывалось, отчего не стало слышно споровых братьев и куда исчезли животные-носители. Но стоило ему задаться этим вопросом – и все тысячелетние воспоминания мгновенно прошли перед ним.
Стало понятно, что ни одна янда не взойдет уже на гранитный мыс. Их не осталось. Мощный инстинкт, запустивший механизм последнего размножения, работал вхолостую. С трудом выращенные глаза на черешках напрасно оглядывали пустые дали карликовых лесов, активные конечности, которые должны были подтащить одурманенных животных к стволу, висели без дела, драйн-железы полны, но им не суждено опустеть… Оставалось только ждать смерти.
Откуда-то появилась вибрация, затихла, началась снова. Усилилась. Дереву это было безразлично, но слабое любопытство подтолкнуло его вырастить чувствительное волокно и подключиться к заблокированному нервному стволу.
Обожженный мозг тотчас отпрянул, резко оборвав контакт. Невероятная температура, немыслимая термическая активность… Мозг напрасно пытался сопоставить опыт и ощущения. Обман поврежденных рецепторов? Боль разорванных нервов?
Нет. Ощущение было острым, но не противоречивым. Восстанавливая его в памяти, анализируя каждый импульс, древомозг убедился: глубоко в его теле горит огонь.
Дерево поспешно окружило поврежденный участок слоем негорючих молекул. Жар дошел до барьера, помедлил – и прорвал его.
Надо нарастить защитный слой. Тратя последние силы, дерево перестраивало свои клетки. Внутренний щит упрочился, встал на пути огня, выгнулся, окружая пораженное место… и дрогнул. Слишком много он требовал энергии. Истощенные клетки отказали, и древомозг погрузился во тьму.
Сознание возвращалось медленно и трудно. Огонь, должно быть, уже охватил ствол. Скоро он одолеет барьер, оставшийся без подпитки, доберется до самого сердцемозга… Защищаться было нечем. Жаль – не удалось передать споры… но конец неизбежен. Дерево бесстрастно ждало огня.
Пэнтелл отложил бластер, сел на траву и отер со щеки жирную сажу.
– Отчего они вымерли? – вдруг спросил Молпри.
– От браконьеров, – коротко ответил Пэнтелл.
– Это еще кто?
– Были такие… Убивали деревья ради драйна. Кричали, что янды опасны, а сами только о драйне и думали.
– Ты можешь хоть раз ответить по-людски?
– Молпри, я тебе никогда не говорил, что ты мне действуешь на нервы?
Молпри сплюнул, отвернулся, но снова спросил:
– Что это за драйн такой?
– У яндов совершенно своеобразная система размножения. При необходимости споры мужского дерева могут передаваться практически любому теплокровному и оставаться в его организме неограниченное время. Когда животное-носитель спаривается, споры переходят к потомству. На нем это никак не сказывается, вернее, споры даже укрепляют организм, исправляют наследственные дефекты, помогают бороться с болезнями, травмами. И срок жизни удлиняется. Но потом – вместо того, чтобы умереть от старости – носитель претерпевает метаморфозу: укореняется и превращается в самый настоящий янд.
– Больно много говоришь… Что такое драйн?
– Дерево испускает особый газ, чтобы привлечь животных.
В большой концентрации он действует как сильный наркотик это и есть драйн. Из-за него погубили все деревья. Янды, мол, могут заставить людей рожать уродов, – ерунда все это… Драйн продавался за бешеные деньги – вот и вся хитрость.
– Как его добывают?
– А тебе зачем?
Но Молпри смотрел не на него, а на книгу, лежащую в траве.
– Там написано, да?
– Тебя это не касается. Голт велел тебе помочь вырезать образцы, и все.
– Голт не знал про драйн.
– Чтобы собрать драйн, надо убить дерево. Ты же не можешь.
Молпри нагнулся и поднял книгу. Пэнтелл кинулся к нему, замахнулся и промазал. Молпри одним ударом сшиб его с ног.
– Ты ко мне не суйся, недотепа, – процедил он, вытирая руку о штаны.
Пэнтелл лежал неподвижно. Молпри полистал учебник, нашел нужную главу. Минут через десять он бросил книгу, подобрал бластер и взялся за дело.
Молпри вытер лоб и выругался. Прямо перед носом проскочила членистая тварь, под ногами что-то подозрительно шуршало… Хорошо еще, что в этом поганом лесу не попадалось ничего крупнее мыши. Паршивое местечко – не приведи бог тут заблудиться!
Густой подлесок вдруг расступился, открывая солнцу бархатистую поверхность полупогребенного ствола. Молпри за стыл, тяжело дыша. Нащупывая в кармане измазанный сажей платок, он не отрывал глаз от черной, уходящей ввысь стены.
Упавшее дерево выпустило из себя кольцо мертвенно-белых выростов. Подальше наросло что-то вроде черных жестких водорослей, оттуда свисали скользкие веревки…
Молпри издал невнятный звук и попятился. Какая-нибудь местная зараза, лишайники пакостные. Хотя…
Он остановился. А может, это оно и есть? Ну да – такие штуки были на картинках. Отсюда драйн и цедят! Только кто же знал, что они так смахивают на поганые ползучие щупальца…
– Стой!
Молпри дернулся. Пэнтелл никак не мог выпрямиться, на распухшей щеке кровоточила ссадина.
– Не будь же ты… уф… дураком! Дай отдышаться… Я тебе объясню!..
– Чтобы ты сдох, обглодок! Не вякай!
Повернувшись к Пэнтеллу спиной, Молпри поднял бластер. Пэнтелл ухватился за сломанный сук, поднял его и обрушил на голову Молпри. Гнилое дерево с треском переломилось. Молпри пошатнулся, переступил и всем корпусом повернулся к Пэнтеллу лицо у него побагровело, по щеке стекала струйка крови.
– Ну-ну, недотепа… – прошипел он. Пэнтелл изо всех сил ударил правой – очень неуклюже, но Молпри как раз сделал встречное движение, и оттопыренный локоть Пэнтелла угодил ему в челюсть. Глаза Молпри остекленели, он обмяк, упал на четвереньки.
Пэнтелл расхохотался. Хрипло дыша, Молпри потряс головой и стал подниматься.
Пэнтелл нацелился и еще раз двинул его в челюсть. Похоже, этот удар и вправил Молпри мозги. Он нанес Пэнтеллу удар наотмашь, и тот растянулся во весь рост. Молпри рывком поднял Пэнтелла на ноги, добавил мощный хук слева. Пэнтелл раскинулся на земле и затих. Молпри стоял над ним, потирая челюсть.
Он пошевелил Пэнтелла носком ботинка. Окочурился, что ли, недотепа? На Молпри хвост задирать! Голт, конечно, разозлится, но недотепа-то начал первый. Подкрался и напал сзади! Вот и след от удара. Ну да ладно, рассказать Голту про драйн – он сразу повеселеет. Пожалуй, надо его сюда привести вдвоем набрать драйн и сматываться с этой пакостной планеты. А недотепа пусть себе валяется.
И Молпри устремился к кораблю, бросив Пэнтелла истекать кровью под рухнувшим деревом.
Янд развернул наружные глаза в сторону неподвижного существа, которое, судя по всему, впало в спячку. Оно выделяло красную жидкость из отверстий на верхнем конце и, видимо, из надрывов эпидермиса. Странное существо, очень отдаленно похожее на обычных носителей. Его взаимодействие с другим экземпляром было совершенно своеобразно. Возможно, это самец и самка, и между ними произошло спаривание? Тогда это оцепенение может быть нормальным процессом, предшествующим укоренению. А если так, оно может все-таки оказаться пригодным в качестве носителя…
По поверхности непонятного организма прошло движение, одна из конечностей шевельнулась. Спячка, очевидно, заканчивается. Скоро существо очнется и убежит… не обследовать ли его хоть наскоро?
Дерево выпустило несколько тончайших волокон, дотянулось ими до лежащей фигуры. Они пронизали неожиданно тонкий поверхностный слой, нащупали нервную ткань, уловили поток смутных, спутанных импульсов. Древомозг наращивал и дифференцировал свои сенсорные органы, разделял их на волоконца толщиной в несколько атомов, прощупывая всю внутреннюю структуру чуждого организма, пробираясь по периферическим нервам к спинному мозгу, а от него – к головному…
Его поразила невиданная сложность, неимоверное богатство нервных связей. Такой орган способен к выполнению интеллектуальных функций, немыслимых для обычного носителя! Изумленный древомозг старался настроиться в унисон с ним, пробираясь сквозь дикий калейдоскоп впечатлений, воспоминаний, причудливых символов…
Впервые в жизни янд встретился с гиперинтеллектуальным видом эмоций. Он погружался в фантасмагорию грез и тайных желаний. Смех, свет, шум аплодисментов… Флаги на ветру, отзвуки музыки, цветы… Символы высшей красоты, величайшей славы, тайные мечты Пэнтелла о счастье…
И вдруг – присутствие чуждого разума!
Мгновение оба бездействовали, оценивая друг друга.
– Ты умираешь, – констатировал чужой разум.
– Да. А ты заключен в неадекватном носителе. Почему ты не выбрал более надежного?
– Я… родился вместе с ним… Я… мы… одно.
– Почему ты не укрепишь его?
– Как?
– Ты занимаешь небольшую часть мозга. Ты не используешь своих возможностей?
– Я – фрагмент… Я – подсознание общего разума.
– Что такое общий разум?
– Это личность. Это сверхсознание, оно управляет…
– Твой мозг очень сложен, но масса клеток не задействована. Почему твои нервные связи прерываются?
– Не знаю.
Древомозг отключился, стал искать новые связи. Мощный импульс почти оглушил его, на мгновенье лишив ориентации.
– Ты – не из моих разумов.
– Ты общий разум? – догадался янд.
– Да. Кто ты?
Мозг янда передал свой мысленный образ.
– Странно. Очень странно. Вижу, что у тебя есть важные умения. Научи меня.
Мощность чужой мысли была такова, что сознание янда едва устояло.
– Легче! Ты разрушаешь меня.
– Постараюсь быть осторожнее. Научи, как ты перестраиваешь молекулы.
Голос чужого разума затоплял мозг янда. Какой инструмент! Фантастическая аномалия – мощный мозг, затерянный в жалком носителе, не способный реализовать свои возможности! Ведь совсем не трудно перестроить и укрепить носитель, убрать эти дефекты…
– Научи меня, янд!
– Чужой, я скоро умру. Но я научу тебя. Только с одним условием…
Два чужеродных разума соприкоснулись и достигли согласия. Мозг янда сейчас же начал субмолекулярную перестройку клеток чужого организма.
Первым делом – регенерировать ткани, зарастить повреждения на голове и на руке. Спровоцировать массовый выброс антител, прогнать их по всей системе.
– Поддерживай процесс, – распорядился древомозг.
Теперь – мышечная масса. В таком виде она ни на что не годна – сама структура клеток порочна. Янд переделывал живое вещество, извлекая недостающие элементы из своего высыхающего тела. Теперь – привести скелет в соответствие с мышцами.
Дерево наскоро оценивало саму конструкцию движущего организма – ненадежна. Поменять основной принцип, нарастить, скажем, щупальца?..
Нет времени. Проще опереться на готовые элементы – усилить их металлорастительными волокнами. Теперь – воздушные мешки. И сердце, разумеется. В прежнем виде они бы и минуты не продержались…
– Осознавай, чужой. Вот так и вот так…
– Понимаю. Отличный прием… Янд переделывал тело Пэнтелла, исправлял, укреплял, где-то убирал бесполезный орган, где-то добавлял воздушный мешок или новую железу… Теменной глаз, бездействующий глубоко в мозгу, был перестроен для восприятия радиоволн, связан с нужными нервными центрами, кости позвоночника были искусственно упрочены, брыжейка перестроена для оптимальной работы.
Считывая информацию с генов, древомозг сразу корректировал ее и записывал заново.
Когда процесс закончился и разум пришельца усвоил все, что передал ему древомозг, янд сделал паузу.
– Теперь все.
– Я готов передать управление своему сознанию.
– Помни обещание.
– Помню.
Мозг янда стал отключаться от чужого организма. Веление инстинкта исполнено, теперь можно позволить себе отдохнуть до конца.
– Подожди, янд! Есть идея…
– Две недели летим, а впереди еще четырнадцать, – вздохнул Голт. – Может, расскажешь все-таки, что там у вас вышло?
– Как Молпри? – спросил Пэнтелл.
– Нормально. Кости срастаются, да ты ему не так уж много и сломал.
– В той книге неправильно написано про споры янда. Сами по себе они не могут перестроить носителя…
– Что перестроить?
– Животное-носителя. У него действительна улучшается здоровье и удлиняется срок жизни, но это делает само дерево в процессе размножения – обеспечивает спорам хорошие условия…
– Так что – оно тебя?..
– Мы с ним заключили договор. Янд мне дал вот это. – Пэнтелл надавил пальцем на переборку – на металле осталась вмятина, – ну, и еще некоторые вещи. А я стал носителем для его спор.
Голт подобрался.
– И тебе ничего? Таскать в себе паразитов…
– Это договор на равных. Споры микроскопические и ничем себя не проявляют, пока не сложатся нужные условия.
– Но ты сам говорил, что этот древесный разум был у тебя в мозгу!
– Был. Снял все психотравмы, скорректировал недостатки, показал мне, как пользоваться внутренними возможностями…
– А меня научишь?
– Это невозможно. Извини.
Голт помолчал.
– А что это за «нужные условия»? – спросил он, поразмыслив. – В один прекрасный день проснешься и обнаружишь, что оброс побегами?
– Ну, – потупился Пэнтелл, – это как раз моя сторона договора. Носитель распространяет споры в процессе собственного размножения. Всему потомству гарантируется крепкое здоровье и долгая жизнь. Неплохо, по-моему, – прожить лет сто, потом выбрать себе местечко по вкусу, укорениться и расти, расти, смотреть, как сменяются эпохи…
|
|
|
