 |
Дональд пендлитон. Служба атташе. 22 глава
|
|
|
|
Вдруг он почувствовал, что за спиной кто-то есть. Он положил руку на бластер – последнее время он не расставался с оружием – и резко обернулся.
Никого не было. Пусто. В центральном посту просто негде прятаться, к тому же и дверь задраена наглухо, а кнопка замка – под рукой. И рядом с кораблем – тоже никого.
Неприятное чувство понемногу проходило. Такое за последние шесть дней бывало сотни раз. И во сне он чувствовал, будто кто-то стоит рядом и нашептывает прямо в мозг. Образы сна были безликими, бесформенными, совершенно неземными. Даже в постели он не выпускал из руки бластер.
Но на корабле никого не было – он облазил все помещения, ощупал все дважды и ничего не нашел. Может быть, это штучка аборигенов, но тогда… Если у местных были телепатические способности, зачем же Фууну было биться лбом о стену, пытаясь освоить обоюдно непостижимые формы общения?
Было и второе объяснение, но ему не хотелось верить. Что, если он идет по стопам Уилла Гаррета, который после смерти брата-близнеца сошел с ума и направил свой корабль в недра ближайшей звезды?
Он глянул на соседнее кресло, кресло Джонни, которое теперь навсегда опустело, и вернулся мыслями в горькое прошлое. Как ошибался Совет Изыскателей, полагая, что близнецы – лучший экипаж для пожизненного полета! Ведь близнецы так тесно связаны друг с другом, что вслед за одним умирает и второй.
Тысячу световых лет они прошли рядом. Открыв эту планету, он назвал ее «Мир Джонни». Конечно, он никогда не позволил бы Джонни идти в горы одному, но тот так хотел сфотографировать тигроподобного зверя, которого они прозвали пещерной кошкой. Несмотря на свою пугающую внешность, звери казались безобидными и даже пугливыми.
|
|
|
– Я возьму для них мешок еды; может, она им понравится, сказал тогда Джонни. – Попытаюсь сделать пару приличных снимков.
А через десять минут он услышал вдалеке пальбу из бластера и побежал к горам, заранее зная, что не успеет. Сначала он нашел трупы двух пещерных кошек, а потом, у подножия крутой скалы тело Джонни со свернутой шеей. Рядом валялся разодранный мешок, вокруг – куски пищи.
На следующий день он похоронил Джонни. Холодный ветер плакал вместе с ним, когда он складывал заиндевелые камни – памятник, который увидят только дикие звери.
Высокий чистый звон прервал воспоминания. Над гиперпространственным коммуникатором зажглось оранжевое сияние – это вызывал Совет.
Он нажал кнопку и сказал:
– Пол Джеймсон, исследовательский корабль номер один.
– Ты давно не докладывал, – донесся знакомый голос Брендера. – У тебя все в порядке?
– Так себе, – ответил Пол. – Я собирался доложить завтра.
– Выкладывай самое важное.
– Аборигены, если не считать короткого бурого меха, по всем признакам – гуманоиды. Но есть несколько важных отличий: тело у них холодное, как, впрочем, и климат, и они видят в диапазоне от видимого красного до инфракрасного. Они берегут глаза от яркого света, жары, горячей воды. Например, мои бортовые огни слепят их.
– Какой у них уровень развития?
– Довольно высокий, но по всем статьям отличный от нашего. К примеру, энергию для машин они получают химическим путем, но при этом не выделяются ни пары, ни тепло, ни продукты сгорания.
– Это, то самое, что мы искали – мир с иными путями развития. Ты должен узнать как можно больше. Как у тебя с местным языком?
– На нуле, – и он рассказал Брендеру, какая тишина стоит вокруг. – Даже если Фруун явится снова, я не смогу узнать, правду он говорит или лжет. Я заучил несколько слов, но у каждого столько значений, что разобраться невозможно.
– Понятно, – ответил Брендер. – Переменные несвязанные значения, неуловимые нюансы, отсутствие разделения между словами, что хуже всего… Да, братьев Зингеров с восьмого корабля больше нет. Мы вызывали, но они не отвечают.
|
|
|
– Зингеры погибли?! – воскликнул Пол. – Боже мои! Ведь только месяц назад убили братьев Рамон…
–…и при точно таких же обстоятельствах, – сказал Брендер. – Они никак не могли вдолбить аборигенам, что пришли с миром. Неясные подозрения местных перешли в отчетливую враждебность. Под конец Зингеры сообщили, что обе стороны подозревают друг друга, обе хорошо вооружены, и что им приходится все время быть настороже. Они не расставались с оружием, но местным удалось-таки как-то обмануть их – последний рапорт пришел четыре месяца назад.
Брендер помолчал и добавил:
– Это уже девятый корабль из пятнадцати.
Пол не ответил обоим и так было ясно, что это похоже на конец Программы.
Всего три года назад пятнадцать великолепно оборудованных кораблей стартовали во имя галактической экспансии Земли. Это был ответ человечества на зов далеких планет, поиск собратьев по разуму. Конечный пункт Программы гласил: «Накапливать информацию и устанавливать контакты со всеми разумными жителями Галактики». Величайшее достижение землян, трехступенчатый гиперпространственный двигатель, позволял достичь любой звездной системы.
И вот девять кораблей пропали, девятнадцать человек из тридцати – погибли.
–…этот чертов языковой барьер, – сказал Брендер, кончая разговор. – Из-за него мы теряем корабли и ничего не можем поделать. Это – главная помеха…
Пол походил взад-вперед по рубке, представляя, как он поднимет корабль с проклятой планеты, похожей на могилу, и умчится в звездные дали. Без Джонни… Скорее бы!
Словно призрак коснулся его сознания – беспокойная, мучительная тоска. Он знал, что сзади никого нет, но все равно обернулся. Он был один, но чувствовал, будто кто-то внимательно оглядывает его. И тут он испугался всерьез…
Что еще выдаст мозг на первой стадии безумия?
Через десять минут явились аборигены.
На экране появилась машина с химическим приводом, в ней сидели четверо местных. Пятый лежал на полу, по-видимому, раненый.
Машина остановилась перед воздушным шлюзом, и Пол узнал лежавшего. Это был Фруун, тот самый, с кем он занимался языком.
|
|
|
Местные ждали. У них что-то случилось – об этом говорили суровые лица и оружие на поясах.
Фруун что-то бормотал в беспамятстве. Бурая шерсть его вылезла. Судя по всему, он умирал. Пол вышел из корабля.
Старший из местных спросил высоким голосом, указывая на Фрууна:
– Ко риигар фиин но-дран?!
Пол знал только слово «ко», оно означало «ты», означало «вчера» и много чего еще. В целом же вопрос был совершенно непонятен.
Он подвинул руку поближе к бластеру, а старший заговорил снова. Быстрая тирада закончилась резким, требовательным «кресон!»
Это означало «сейчас» или «очень быстро», остальные слова были незнакомы. Аборигены ждали. Он молчал, и их лица все больше ожесточались.
Он попытался объяснить, что не виноват в болезни Фрууна, но тут увидел ветку, застрявшую в сочленениях машины. Она была темно-пурпурной, а вся листва вокруг корабля посерела. Он, и никто другой, был виноват в болезни Фрууна.
Холодные лампы забортного освещения, под которыми они с Фрууном сидели несколько дней кряду, излучали ультрафиолет, смертельный для всего живого в этом мире.
Фруун умирал от лучевой болезни.
Пол обязан был предусмотреть это. Ничего этого не случилось бы, прими он предложение Фрууна заниматься в селении. Можно было бы захватить с собой безвредные гальванические светильники… Но он отказался, опасаясь ловушки.
Но все это было не страшно – корабельный комплекс нейтрализации излучений и регенерационная камера за несколько часов поставят Фрууна на ноги.
Он обернулся к старшему, показал на умирающего, потом на шлюзовую камеру.
– Идите туда, – сказал он на местном языке.
– Брон! – ответил старший.
Это был категорический отказ, и по лицу чужака было видно, что он не уступит.
Пять минут кряду он убеждал перенести Фрууна в корабль, а подозрения местных только крепли от этого. Он никак не мог объяснить, зачем это нужно, и в конце-концов решил как-нибудь отвязаться от этих четверых, а потом забрать Фрууна. На корабле было парализующее оружие, оно не причинило бы им особого вреда.
|
|
|
Он шагнул к кораблю и сказал:
– Фесвин илт п к’ла – я возвращаюсь.
Вместо ответа они схватились за оружие. Старший что-то крикнул. Он среагировал быстрее – бластер был уже в руке, когда местные вытащили свое оружие едва наполовину.
– Брон! – предупреждающе крикнул он.
Они застыли. Пол, пятясь, вошел в шлюзовую камеру, чужаки напряженно следили за ним. Оступись он – и все будет кончено. Он не опускал бластера, пока не закрылся люк.
Он был уверен, что они будут ждать, и знал, что не сможет договориться с ними.
Немного погодя он открыл люк и никого не увидел. Зато неподалеку от шлюза со страшным грохотом взорвалась ракета. Он тут же ударил по кнопке герметизации – люк закрылся прежде, чем в него ударили еще три ракеты.
«Началось», – подумал он.
Он отложил парализующий пистолет, парализовать было некого. Теперь он мог спасти Фрууна только ценой жизни его соплеменников. Конечно, можно было поднять корабль и оставить Фрууна на произвол судьбы, но это только укрепит в аборигенах страх и ненависть. И всех землян, которые прилетят следом за ним, здесь будут бояться и ненавидеть.
Программа не предусматривала создания империи, но корабли были хорошо защищены. Бортовое вооружение могло уничтожить весь этот мир, но не могло предотвратить столкновение.
Не пройдет и трех лет – и все корабли исчезнут, все исследователи погибнут.
Тут он впервые ощутил полную безнадежность. Когда Джонни был рядом, все было совсем по-другому. Если дела шли паршиво, он говорил: «Что-нибудь придумаем, Пол».
Внезапно он всем своим существом почувствовал, что Джонни где-то здесь, рядом. Его смерть представлялась теперь дурным сном. Он совершенно точно знал, что брат в центральном посту.
Какая-то часть его разума противилась иллюзии, но он ничего не хотел знать. Со всех ног, спотыкаясь, он рванулся к подъемнику. Джонни ждал его. Живой. Живой!
– Джонни! – крикнул он, вбегая в рубку.
У пульта шевели лось что-то черное и чужое, величиной с человека, но на четырех ногах. На кошачьей морде светились желтые глаза.
Пещерная кошка, вроде тех, что погубили Джонни.
Пол почувствовал страшное разочарование. Джонни не было. Он умер.
Как во сне он выхватил бластер. Кошка ударила лапой по тумблеру внутреннего освещения, и в рубке стало непроглядно тем но.
Он выстрелил туда, где видел кошку, потом еще раз. Голубое пламя выхватило разрезанную стальную дверь.
– Я не там, где ты полагаешь.
Эти слова совершенно ясно прозвучали у него в мозгу, хотя направления звука он не засек. Он задержал дыхание, пытаясь услышать шорох мягких смертоносных лап. Мозг автоматически анализировал ситуацию.
|
|
|
У пещерной кошки, помимо высокого интеллекта, были телепатические способности. Все время она была здесь и готовилась вместе со своими родичами захватить корабль. Чтобы облегчить себе задачу, они убили Джонни. А он сам останется в живых лишь до тех пор, пока кошки не научатся управлять кораблем.
– Ты не прав.
И снова он не смог определить направление. Удивительно, почему эта тварь не подкараулила его у шлюза.
– Ты должен был увидеть меня, иначе ты не поверил бы, что я существую. А свет я выключил, чтобы ты не убил меня, и я мог бы спокойно говорить. Это я внушил тебе, что твой брат здесь… – существо помолчало. – Прости меня. Я должен был найти другой способ.
Пол сунул бластер в кобуру, хотя со стороны штурманского пульта донесся явственный шорох.
– Мы не хотели убивать твоего брата.
Он не поверил и про молчал.
– Когда мы установили с ним телепатический контакт, он выхватил оружие и выстрелил. Он был убежден, что мы только прикидываемся безобидными тварями, а на самом деле хотим обезоружить его и убить. У нас не было времени объяснить ему все, а он не доверял нам. Потом он выстрелил еще раз. Тогда один из нас прыгнул, чтобы выбить у него оружие, но не рассчитал прыжка и сбросил его со скалы.
Пол снова промолчал.
– Мы не хотели убивать твоего брата, – пришла телепатема. – Но ты тоже не веришь нам.
– Да, не верю, – сказал он, наконец. – Вы слишком похожи на кошек, а они безошибочно оценивают расстояние. И вы чего-то хотите от меня, прежде чем убить. Так?
– Я хочу рассказать тебе о нашей расе. Мы называем себя Варн, по крайней мере, именно так это выражается в звуках. Мы – очень старая раса. Давным-давно мы жили под открытым небом, но климат вдруг резко изменился, и мы были вынуждены уйти в пещеры. Там было темно, и у нас обострились обоняние и чувствительность к нюансам температуры. Так мы могли различать объекты. В пещерах были растения, так что пищей мы были обеспечены.
Телепатическая способность издревле присуща нашей расе. В пещерах она достигла совершенства. Вместе с ней развился и наш разум. Наши неуклюжие лапы не могли построить приборов, и единственным инструментом познания остался наш мозг. Наконец мы смогли покинуть пещеры, но это нам почти ничего не дало. Ресурсы планеты были истощены, остались лишь камни и чахлая трава на равнинах. И мы обратили свои надежды на звезды, мы знали, что это – другие солнца. Наше собственное солнце каждую зиму становится далекой звездой. Мы хотели знать о них побольше, но могли только смотреть на них, словно дикие звери. Мы тянулись к знаниям, но наступал закат нашей расы. Планета была для нас тюрьмой, мы вымирали, и нам не было спасения. Но вот прилетел ты, и с тобой пришла надежда на освобождение. Мы просим тебя взять на твою планету одного из нас, чтобы он договорился с вашей расой. Здешние люди видят в нас только животных, годных лишь на меховую одежду – ведь мы живем в пещерах и не имеем орудий и техники. У тебя есть смертоносное оружие, и мы не знаем, как ты отнесешься к тому, что мы разумны и владеем телепатией. У нас очень строгий кодекс чести; он не позволяет вторгаться к кому-либо против воли, но разве ты поверишь этому?
Землянин ничего не ответил.
– Смерть твоего брата спутала наши планы. Ты собрался улетать, и у нас не оставалось времени узнать тебя получше. Поэтому я пробрался на корабль в надежде, что ты поверишь мне. Кстати, Фруун не умрет, если я помогу тебе объясниться с его соплеменниками.
– А чего ты вообще хочешь? Зачем я тебе?
– Я пытаюсь доказать, что люди должны доверять варнам. Вы исследуете Галактику. Так поделитесь знаниями с варнами… У вас есть корабли, у нас – телепатия. Наши расы смогут достичь цели только вместе.
Землянин не мог понять, правда это или ложь. Наконец, решил, что правда.
– Ваша главная цель… Ты сплоховал, рассказав мне о ней… О цели.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Как мне доказать, что ты ошибаешься?
Не было способа доказать, что землянин неправ, что варны искренни и чужды предательству. А сотрудничество могло превратить землян в рабов.
Варн заговорил снова:
– Так ты не веришь мне?
– Я был бы наивным идиотом, если бы поверил.
– Надо быстрее кончать, а то Фруун умрет. Так вот, мне нечем доказать свою искренность. Я включу свет, и ты сможешь убить меня.
Варн рисковал своей жизнью, землянин – Программой и судьбой своей расы. Он был готов прекратить эту игру, едва от штурманского пульта донесется хоть шорох…
– Я все время был рядом с тобой.
Мягкая лапа тронула его лицо, когти прошли совсем близко от горла.
Он резко повернулся и выстрелил. Варн успел скрыться, и пламя бластера лишь опалило пол. Зажегся свет и он, проморгавшись, увидел варна.
Тот стоял у главного пульта и в упор рассматривал землянина большими желтыми глазами. Землянин поднял бластер, палец лег на спуск. Варн спокойно стоял, даже не пытаясь скрыться. Глаза его смотрели не только на землянина, но и словно сквозь него, будто видели что-то за пределами рубки. Пол в душе надеялся на контакт с этим созданием из Мира Джонни, он поставил на карту слишком много… и проиграл.
Варн не боялся и не просил пощады. Убить его сейчас было бы жестоко и глупо. Это всегда успеется, а пока – надо спасать Фрууна.
Землянин повел дулом бластера и сказал:
– Иди к шлюзу.
– А потом ты убьешь меня?
– Иди! – рявкнул землянин.
Варн промолчал и покорно поры сил по коридору.
Пол стоял в открытом шлюзе, напротив – варн. Фруун лежал в регенерационной камере. Сегодня землянин впервые осмысленно поговорил с местными.
Варн смотрел в темно-красный мрак, вслед аборигенам. Он передал: «Непонимания больше нет».
– Я ничего не обещал, – сказал землянин.
– Я ничего не требую.
– Я не возьму тебя с собой, но и здесь не оставлю. Ты легко прочтешь в моем мозгу, как построить корабли и дезинтеграторы.
– Но мы же только хотим лететь с тобой.
– Я искренне хотел бы поверить тебе, но ты знаешь, что не могу. Телепатам опасно доверять. Когда варны узнают все, что знаем мы, они сами смогут входить в контакт с другими цивилизациями. Мы поверим, что варны искренни с нами и не скроют ничего из того, что узнают, покажем им нашу планету, пересечем с ними Галактику. Но земляне уже не смогут существовать как отдельная цивилизация. Мы будем порабощены, станем основанием для новой империи – Империи Варн.
Стояла мертвая тишина, и слова словно висели между ними невидимые и холодные.
Наконец варн тихо спросил:
– Почему же проваливается Программа?
– Ты прекрасно знаешь, – ответил землянин. – Из-за коммуникационного барьера. Неземляне не могут понять намерения землян и поэтому боятся их.
– Но ведь между нами нет никакого барьера, а ты все же боишься меня и хочешь убить.
– Да, я убью тебя; ты опасен для моей цивилизации.
– А не поэтому ли другие цивилизации уничтожают исследователей?
Землянин не ответил, и за первым вопросом последовал второй:
– Какими же вы кажетесь обитателям других миров?
Каким же он кажется… Он совершает посадку, и деревья вокруг умирают. Он выходит из корабля, волоча оружие, способное уничтожить целый город. Он представляет собой страшную разрушительную силу, не доверяет никому и ничему.
И надеется на гостеприимство, дружбу и сотрудничество.
– Вот твои настоящий барьер, – заключил варн, – твои собственные подозрительность и недоверие. В каждом новом мире вы сами насаждаете их. А теперь ты хочешь установить барьер между нашими цивилизациями, хочешь убить меня и рекомендовать Совету Исследователей установить карантин для нашего мира и больше никогда не посылать к нам корабли.
Снова наступила тишина. Землянин обдумывал то, что варн сказал в самом начале: «Мы – очень старая раса». Варн мудро проанализировал случаи срыва Программы. Вместе с ним было бы легко налаживать контакты, делать новые открытия. На длинном-длинном пути Человек и Варн будут вместе.
Или они создадут Империю Варн? И если это случится, как он узнает?
Как узнает об этом кто-либо, кроме варнов?
Он снова направил бластер на варна, напрягся, отбрасывая нерешительность. Он знал: не убей он варна сейчас, им снова овладеет слабость.
– Риск слишком велик, – резко сказал он. – Мне нравятся твои слова о доверии и дружеских отношениях, но моя цивилизация не может верить словам.
Он уже давил на спуск, когда пришла последняя мысль варна: «Разреши сказать еще». Землянин ждал, чувствуя пальцем холодный металл спускового крючка.
– Ты ошибаешься. Мы хотели завоевать твое доверие, лететь с тобою вместе. Мы не хотели убивать твоего брата. Я говорил, что мы смотрим на звезды глазами диких животных. Тысячелетия в темных пещерах… А, все равно ты не поймешь!
Глаза варна смотрели на землянина и как бы сквозь него. Прекрасные, выразительные глаза, похожие на полированное золото.
– Варны – слепы!
Пер. с англ. С. Ирбисова и В. Беликовича
Борис Виан
ОСТОРОЖНО, КЛАССИКА!
Электрические часы пробили дважды, и я вздрогнул, с трудом пытаясь разобраться в путанице своих хаотических мыслей. С некоторым удивлением я обнаружил, что сердце мое начало биться несколько быстрее. Я, покраснев, захлопнул книгу; это был изданный между двумя последними войнами сборник «Я и ты», древний запыленный фолиант, чтение которого меня сильно увлекло, потому что тема его представлялась мне весьма реальной. И я, конечно, заметил, что смущаюсь не только из-за книги, но также из-за дня и часа: сейчас была пятница, двадцать седьмое апреля 1982 года и я, как обычно, ожидал свою ассистентку Флоранс Лорье.
Все это смутило меня сверх всякой меры. Я считал себя абсолютно свободомыслящим: но когда влюбляешься впервые, всякое свободомыслие испаряется; однако мы должны проявлять сдержанность, оказавшись лицом к лицу с представительницей слабого пола. Все же после того, как первоначальный испуг прошел, я нашел ему прочные обоснования – и еще нашел множество оправданий для этих оснований.
Представлять себе ученого, завоевавшего всеобщий авторитет, особенно женщину, этакой бумажной крысой – предвзятое мнение. Теперь женщины, занимающиеся наукой, обычно бывают талантливее мужчин, а в некоторых профессиях, где внешность играет определенную роль, среди них бывают и весьма симпатичные. Однако, если рассматривать эту проблему более основательно, можно достаточно быстро установить, что красивая женщина-математик встречается не реже, чем умная звезда телевидения. Причем женщин-математиков гораздо больше, чем звезд телевидения. Во всяком случае, с практиканткой мне повезло. И хотя до сегодняшнего дня она не пробуждала в моей душе никаких непочтительных желаний, надо быть объективным я, естественно, заметил, что моя ученица обладает известной привлекательностью. Этим и объяснялись теперешние мои возбуждение и смущение…
Она пришла, как обычно, в два часа пять минут.
– Вы выглядите очаровательно, – сказал я, сам удивляясь своей смелости.
На Флоранс был плотно облегающий тело лабораторный халат из нежно-зеленой материи с муаровым блеском, очень простого покроя и все же необычайно подчеркивающий ее привлекательность.
– Он вам понравился, Боб? – она имела в виду халат.
– Очень понравился.
Я вовсе не считаю, что подобная тема достойна обсуждения, даже если речь идет о лабораторном халате. И, однако, хоть это и может вызвать недоумение, я осмелюсь признать, что меня не шокирует даже женщина в пиджаке.
– Я восхищена, – шутливо ответила Флоранс.
Хотя я старше Флоранс лет на десять, она утверждала, что мы ровесники. Из-за этого наши отношения отличались от обычных отношений учителя и ученицы. Конечно, я могу сбрить бороду и коротко подстричь волосы, чтобы быть похожим на ученых добрых старых сороковых годов, но она уверяет меня, что в моей внешности есть что-то женственное и это отнюдь не придает мне внешней респектабельности.
– Как дела с агрегатом? – спросила она.
Она намекала на довольно деликатную проблему, связанную с электроникой, которую я, к своему огромному удовлетворению, разрешил сегодня утром.
– Я закончил его, – сказал я.
– Браво. Агрегат действует?
– Я узнаю об этом завтра, – ответил я. – В пятницу утром я закончу его внешние детали.
Она заколебалась, опустив глаза. Ничто не могло смутить меня сильнее, чем вид обиженной женщины, и она это знала.
– Боб… я хочу вас кое о чем попросить.
Я почувствовал себя неуютно. Женщина не должна разыгрывать в присутствии мужчины такую очаровательную дурочку. Ей же богу, не должна.
– Скажите мне, наконец, что представляет из себя агрегат, над которым вы работаете? – настаивала она.
Теперь я рассердился на нее.
– Послушайте, Флоранс, ведь это секретное задание.
Она положила свою руку на мою.
– Боб, даже самая последняя уборщица в этой лаборатории знает о всех ее тайнах столько же, сколько… сколько, ага… лучший шпион с Антареса.
Наше радио в течение последней недели систематически потчевало слушателей песенками из «Великого герцога с Антареса», фантастической оперетты Франсиса Лопеса. Что касается меня, я чувствую-отвращение к такого рода легкой музыке. Я люблю классиков: Шенберга, Дюка Эллингтона, или Винсенто Скотто.
– Боб, я прошу вас, расскажите мне! Мне так хочется знать, над чем вы работаете…
Я снова ответил отрицательно.
– Флоранс, зачем вам это нужно знать? – спросил я.
– Боб, я… я люблю вас… действительно, люблю. Поэтому вы должны сказать мне, над чем вы работаете. Я хочу помочь вам.
Вот так. На протяжении многих лет читаешь в романах описание чувств, которые испытывают герои, услышав первое объяснение в любви. И вот подобное наконец произошло и со мной. Со мной! И это было так приятно и смутило меня намного сильнее, чем я мог себе представить. Я смотрел на Флоранс, смотрел в ее светлые глаза, на ее рыжие, подстриженные очень коротко, по моде 1982 года, волосы. Я подумал, что сейчас она действительно может подчинить меня своей воле, и я не смогу ей противостоять. Раньше я смеялся над любовными историями. Мое сердце бурно билось, и я чувствовал, что руки у меня дрожат. Я с трудом сглотнул.
– Флоранс… мужчине нельзя говорить такие вещи. Поговорим о чем-нибудь другом.
Она приблизилась ко мне, и прежде чем я успел что-либо предпринять, обняла меня и поцеловала. Я почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног и вдруг обнаружил, что сижу в кресле. Одновременно с этим у меня появилось неописуемо приятное ощущение. Я покраснел и с удивлением обнаружил, что Флоранс сидит у меня на коленях. Тут я, конечно же, снова обрел дар речи.
– Флоранс, это неприлично. Встаньте. Если кто-нибудь сюда войдет… пойдут сплетни. Да встаньте же!
– Вы покажете мне ваш агрегат.
– Я… Ох!
Мне пришлось уступить.
– Хорошо. Я расскажу вам все. Только встаньте.
– Я всегда знала, как вы добры, – сказала она и встала.
– Вы использовали ситуацию в своих интересах, – сказал я. Вам это ясно?
Голос мой срывался. Она дружески похлопала меня по плечу.
– Подойдите же ко мне, Боб, ведите себя современно.
Я поспешил перейти к техническим описаниям.
– Не напоминает ли вам это первые электронно-вычислительные машины? – спросил я.
– 1959 года?
– Еще более ранние, – уточнил я. – Существовали электронно-вычислительные машины очень примитивной конструкции; вспомните, тогда их монтировали на специальных лампах, так называемых блоках памяти, которые позволяли этим приборам усваивать отрывочные данные.
– Мы проходили это еще в школе, – сказала Флоранс.
– Теперь вспоминайте дальше: этот вид был усовершенствован в 1964 году, когда Росслер обнаружил, что подлинный человеческий мозг, помещенный в соответствующую питательную жидкость, может выполнять те же функции, занимая при этом гораздо меньший объем.
– Я знаю также, чем закончилось дело Бренна и Ренода, которые подключили себя к вычислителям такого рода, – сказала Флоранс.
– Очень хорошо, – ответил я. – Постепенно ЭВМ различных поколений оснащались всевозможными, изобретенными за многие годы, эффекторами, постепенно превращаясь в категорию механизмов, называемых роботами. Но у всех этих механизмов было одно общее. Вы можете сказать, что именно?
Теперь профессор во мне взял верх.
– У вас такие красивые глаза, – ответила Флоранс, – они желто-зеленые и мерцают, как звезды.
Я отпрянул от нее.
– Флоранс! Вы вообще слушаете меня или нет?
– Я слушаю вас очень внимательно. Эти механизмы объединяет то, что они выполняют только счетные операции, данные о которых программисты вводят в их память. Машина, перед которой стоит какая-нибудь неразрешимая задача, даже не пытается разрешить ее.
– Но почему бы не попытаться снабдить ее сознанием или способностью к логическим умозаключениям? Потому что, как недавно было замечено, достаточно того, чтобы они были снабжены некоторыми элементарными автоматическими функциями, как они начинали напоминать старых ученых с их самыми худшими привычками. Купите в магазине маленькую игрушечную электронную черепаху, и вы увидите, что она похожа на эти первые электронные автоматические механизмы: раздражительные, капризные, допускающие характерные ошибки! Скоро интерес к такого рода механизмам был утрачен, и они служили только для того, чтобы иллюстрировать деятельность человеческой психики, хотя и в этом они не принесли особой пользы.
– Милый старина Боб, – сказала Флоранс. – Мне очень нравится вас слушать. Но вы же знаете, что все это очень скучно. Нас этим напичкали еще в одиннадцатом классе.
– И вы, вы тоже невыносимы, – с достоинством ответил я.
Она внимательно посмотрела на меня. В самом деле, она смеялась надо мной. Мне было стыдно признаться, но мне так хотелось, чтобы она снова обняла меня. Чтобы скрыть возбуждение, я быстро продолжил:
– Теперь в эти механизмы стараются вложить все больше и больше эффективных систем управления и чувствительнейшие датчики, которые могли бы реагировать на самые разнообразные влияния извне. Однако до сих пор еще никто никогда не пытался обучать механизмы «культуре»; честно говоря, КПД такой машины трудно будет выразить в цифрах. Механизм, разработать который меня попросило Центральное Бюро, должен позволить ЭВМ накапливать в памяти сумму экстраординарных данных, которые дает всеобщее высшее образование. Модель, которую вы здесь видите, может заключать в своей памяти все знания, содержащиеся в шестнадцати томах энциклопедии Лярусса 1976 года издания. Этот агрегат почти совершенен, он снабжен эффекторами, которые позволяют ему самостоятельно передвигаться, брать предметы для идентификации или, если это будет необходимо, анализа.
|
|
|
