Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Однако на пути к науке в собственном смысле лежали не столько традиции, сколько новации и революции.




ВВЕДЕНИЕ

Одной из дискуссионных проблем в философии и методологии науки является проблема возникновения нового знания, по-другому – проблема соотношения научных традиций и научных революций. С одной стороны, признавая стремление науки к непрерывному творчеству и наращиванию нового знания, мы не можем не согласиться, что все новое получается не столько эволюционно и поступательно, сколько революционно и скачкообразно. С другой стороны, если мыслить науку как непременное изменение, новаторство, то в этой ситуации не возможно говорить о закономерностях научного познания вообще, ибо любая закономерность связана с повторяемостью явлений (с так называемыми традициями в науке). Именно от традиции, сложившейся как в большой, так и в узкоспециализированной науке, отталкивается ученый в изобретении своей новой оригинальной теории. Можно утверждать, что именно традиции образуют скелет науки, именно они определяют характер деятельности ученого. Вместе с тем без новаций невозможна динамика самой науки. Оставаясь в лоне традиции, далеко не продвинешься. В науке не работает принцип: «тише едешь – дальше будешь». Очевидно, что новое знание не может вытекать из неразрешимого противоречия между научными традициями и научными революциями. Оно непременно подразумевает их диалектическое единство, синтез.

Второй важнейшей темой, непосредственно связанной с проблемой научных революций, является проблема научной рациональности. Ведь новый тип рациональности может возникнуть в результате коренных изменений оснований самой науки, т.е. в результате научной революции. Поэтому, когда говорится о типах научной рациональности, по сути, рассматривается вопрос о глобальных научных революциях. Весьма дискуссионным вопросом сегодня является вопрос о критериях научной рациональности и о ее связи с обществом и культурой.

НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ

Научные традиции

Самое общее определение традиции приведено в «Новейшем философском словаре»: «Традиция (лат. traditio - передача, придание) - универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах» (1, 724). Научная традиция – это система канонизированных, общепринятых знаний, норм и идеалов научного познания. В определенном смысле это конвенция, общепринятый договор между учеными относительно адекватности той или иной теории, правил и норм научного познания. Традиция чаще всего вписана в ту или иную научную школу, сообщество. Схематично традицию можно изобразить так:

Традиция:

- то, что передается (определенный и важный для данного общества объем социокультурной информации)

- то, как осуществляется эта передача, т.е. определенный способ взаимодействия людей (

Уже из двух этих составляющих традиции выявляется связь собственно научного (знания в широком смысле этого слова) и социального (социокультурного). Под социокультурным понимается вся совокупность материальных и духовных достижений человеческого общества (социальные, экономические, политические, идеологические институты и связи), а также сам общественный субъект, т.е. некий демиург культуры (2, 5-6).

Значение традиции исключительно для человеческого общества: традиция обеспечивает воспроизводство выдержавших испытание временем образцов прошлой деятельности, т.е. она определяет ход развития настоящего и будущего прошлым, уже сбывшимся. Такое понимание традиции делает это понятие применимым практически к любым фрагментам и уровням организации социокультурного опыта (как прошлого - культурное наследие, так и настоящего), что иногда служит основанием для отождествления традиции и социокультурного опыта. Однако такое отождествление неправомерно, так как не всякий опыт становится традицией. Для включения в систему традиции социокультурный опыт должен пройти селективный отбор на устойчивость и относительную массовость воспроизведения в структурах деятельности.

Множество философов и ученых рассуждали о сути и роли традиции в научном познании. Вот некоторые из этих позиций:

1. И.Т. Касавин определяет традицию как «способ аккумуляции и трансляции коллективного опыта человеческой деятельности, выраженного в социальных стереотипах» (3, 52). Как видим, это определение согласуется с общепринятым, и здесь опять же мы обнаруживаем неразрывную связь научного и социального. Такое понимание традиции восходит к учению постпозитивистов (Куна, Лакатоса и др.). Именно они показали, что научная теория буквально «нагружена» социальными стереотипами, идеалами, ценностями, господствующими в том или ином сообществе ученых. То есть, по сути, наука не может быть автономной, изолированной от социальной среды.

2. Фундаментальную роль традиций в науке подчеркивает пионер современной научной революции В. Гейзенберг. Он рассматривает влияние традиций на выбор проблем, методологий и собственно научных понятий. Гейзенберг ставит вопрос, насколько мы свободны в выборе этих главных компонентов научной работы. И отвечает на этот вопрос так: понятия как основные рабочие инструменты науки так или иначе заимствуются из предшествующей истории и задают нам ту или иную картину мира. При исследовании каких-то новых явлений эти понятия могут оказать и тормозящее влияние на развитие науки и в ряде случаев даже увести от истины. «Тем не менее нам все равно приходится применять понятия, причем мы поневоле обращаемся к тем, которые предлагает традиция» (4, 226). Таким образом, утверждает Гейзенберг, наша свобода в выборе проблем также крайне ограничена, так как деятельность ученого неразрывно связана с определенной исторической эпохой, с господствующими традициями в науке. «Можно поэтому сказать, что проблемы нам заданы, что нам не приходится их выбирать» (4, 208).

Традиции воплощаются всюду, однако самым непосредственным образом они обнаруживают себя в следующих отношениях и действиях:

· в личных контактах ученых,

· в отношениях учитель-ученик,

· в создании научных школ и направлений.

Следует сказать, что при выборе проблем учеными руководят не только традиции, но и другие мотивы, среди которых в первую очередь нужно выделить:

· практическую приложимость,

· стремление к истине,

· желание максимально проявить свою личность в избранной области.

С наибольшей полнотой, считает Гейзенберг, действие традиции проявляется в более глубоких слоях научного процесса, где ее не так -то легко распознать. Речь идет о выборе научного метода. В течение более чем трех столетий (включая и XX в.) наука следует методу, открытому Коперником, Галилеем и их последователями. Сущность нового метода состояла в представлении природных феноменов как идеальных объектов, в проектировании экспериментов, идеализирующих опыт и допускающих математическую обработку.

Итак, по мнению Гейзенберга, ученый отнюдь не свободен в выборе проблем, методов и понятий своей науки. Как правило, этот выбор предопределен традицией, которая в этом отношении выступает в качестве «порождающей грамматики» научного мышления, способа творческой генерации указанных новаций, реализуемых в рамках заданных правил.

3. Еще одно определение научной традиции мы находим в работах А.С. Кравца, полагающего, что традиция реализуется на основе общего стиля мышления ее представителей: «Традиция – это коллективный опыт, поддерживаемый от поколения к поколению, от учителя к ученику, процесс духовной деятельности, осуществляемый по определенным канонам, а стиль выражает как раз те устоявшиеся каноны мышления, которых придерживаются представители данной традиции. Стиль мышления, с одной стороны, препятствует проникновению в науку чуждых ей идей (ненаучных представлений), а с другой стороны, обеспечивает взаимопонимание людей «мира науки» и накопление знаний» (2, 34). То есть, стиль мышления выполняет роль ценностного фильтра для отбора компонентов познавательного процесса. Стиль задает исходную иерархию ценностей в отборе познавательных средств, определении и постановке научных проблем, способе их разрешения. Каноны стиля мышления, как отмечает Кравец, существуют в качестве «неписаных правил», а формой их существования является общественное мнение ученых. Опять же мы видим, что традиция, закрепленная в данном, конкретном стиле мышления, обеспечивает трансляцию знания и саму возможность ученых разговаривать на общем для них языке науки. Познание, таким образом, носит не чисто теоретический характер, но общественный, социальный. Различие между стилем и традицией видится в следующем: если стиль – свод определенных канонов, то традиция – воплощение этих канонов на практике. Традиция – «коллективно-индивидуальная деятельность, совершаемая по общепринятым в научном сообществе ценностным канонам» (2, 58). Традиция – это консенсус, общественный договор ученых относительно норм научного познания, а потому за традицией всегда стоит школа, союз единомышленников, научное сообщество и пр. Кравец выделяет традиции, которые предшествовали возникновению научного стиля мышления. Рассмотрим их.

1. Теолого-схоластическая традиция. Возникла в период средневековья и стала серьезным тормозом на пути возникновения науки. Ее характерной чертой был интеллектуальный авторитаризм – духовное господство авторитетов (прежде всего, авторитета Библии и столпов теологии). Рассмотрение вопросов сводилось к герменевтике (толкованию) священных текстов, а потому в эпоху теолого-схоластической традиции популярны были различные «Суммы», «Компендиумы» и пр. изложения уже известных текстов. Особое место отводилось и канонизированному в период схоластики Аристотелю, чье учение было очищено от рационалистических гносеологических установок и натуралистических элементов мироздания. Однако впоследствии противники теолого-схоластической традиции стали использовать подлинное, нерафинированное учение Аристотеля в борьбе за подлинное знание и возникновение подлинной науки. Кравец отмечает также присущий данной традиции провиденциализм и антропоморфизм, согласно которым мир, сотворенный по божественному плану, движется к определенной цели и окрашен в человечески-чувственные тона. Также отмечается, что существенный удар теолого-схоластической традиции был нанесен аввероизмом (XII в.).

2. Реформация. Реформация бросила вызов автократизму папы, отстаивая право человека самостоятельно постигать божественные и мирские истины. А потому единственным авторитетным источником христианства идеологи Реформации – Лютер и Кальвин – полагали тексты Писания. Существует две книги: божественная и книга природы, и человек сам, без всякой помощи, должен читать их. Однако, несмотря на эту, казалось бы, гносеологическую установку, Лютер и Кальвин подчеркивали приоритет веры над разумом (известно в этой связи высказывание Лютера: разум является «потаскухой дьявола»). Многие исследователи, в их числе Мертон, все же видели в протестантизме то идейное течение, которое обусловило новую науку. Во-первых, протестантская идеология способствовала развитию активной инициативы, деятельностному взгляду на мир, вносило львиную долю реализма. Во-вторых, считается, что установка реформаторов на самостоятельное прочтение Библии привела к зарождению научного, исследовательского подхода. Кравец критикует это предположение: такая точка зрения явно преувеличивает реальное положение дел. Реформаторы так же, как и схоласты, не исследовали Библию, а перетолковывали ее. Отношение идеологов Реформации к зарождающейся науке в лице Коперника сводилось к отрицанию новых, нерелигиозных объяснений Вселенной. Известно высказывание Лютера о теории Коперника: «Глупец желает опрокинуть все здание астрономии, но Священное Писание говорит нам, что Иисус Навин повелел остановиться Солнцу, а не Земле». Это высказывание находится в том же русле аргументации, что и у папы и всей теолого-схоластической традиции. Таким образом, Реформация косвенно, а не прямо, оказала влияние на становление стиля научного мышления, а традиция Реформации ослабила предшествующую схоластическую традицию.

3. Гуманизм. Эта интеллектуальная традиция внесла свой вклад в формирование научного стиля мышления. Гуманизм выражал переходное звено от средневековья к Новому времени, и хотя он не выработал строгую научную программу, все же его роль существенна. Именно гуманисты формировали тип разносторонне развитой и совершенной личности, расширяя круг своих интересов от изучения античной словесности к обсуждению этики, политики, натурфилософии. Кравец отмечает такие черты гуманизма, как вербализм, при котором «слово – не отвлеченная универсалия схоластов, а носитель культуры и высшей мудрости» (2, 39). Из вербализма следует некая высокопарность, риторичность и книжность мышления, которые впрочем сочетаются со способностью глубоко выражать свои мысли. Другой чертой гуманистической традиции была ее амбивалентность: с одной стороны, обращенность к античности, а с другой стороны, к религиозным идеям средневекового христианства. В этом можно узреть попытку преодолеть разрыв между земным и небесным, человеком и Богом. Гуманисты выдвинули на первый план человека, способного возвыситься до божественной сущности, и путь к этому возвышению лежал через ученость, усердное овладение знанием. Таким образом, в гуманистическом стиле мышления формировался культ знания. Вместе с тем, Кравец отмечает созерцательный характер идеала гуманистической учености, лишенного какого-либо практического смысла. Особенностью мышления гуманистов можно считать и его авторитарность, преклонение перед античными авторами, хотя, по мнению известного исследователя Ренессанса Л.М. Баткина, «античные, церковные, восточные авторы – все авторитетны, и поэтому любой отдельный авторитет (даже Святого писания) стал частичным, относительным, а не полным выражением истины» (5, 169). Кравец выделяет также такую характерную для гуманистического стиля мышления черту, как диалогичность: «Диалогичность мышления гуманистов была неразрывно связана с признанием процессуальности и незавершенности истины в отличие от теолого-схоластической традиции, в которой диалог должен был подводить к признанию абсолюта» (2, 40).

4. Прагматический универсализм. Эта традиция неотделима от гуманизма, однако представляет собой особенный синкретизм математики, ремесел и искусства. Воплощением этой традиции может служить личность Леонардо да Винчи, совмещающего в себе живописца, архитектора, скульптора, ученого. Установка прагматического универсализма – на опытное знание. Как писал великий Леонардо, «пусты и полны заблуждений те науки, которые не порождены опытом, отцом всякой достоверности… Опыт никогда не ошибается, ошибаются наши суждения, ожидая от него такого действия, которое не является следствием наших экспериментов» (6, 9-11). Однако эта установка на опыт отличается от экспериментального познания в науке и от эмпиризма Нового времени. Опыт для представителей традиции прагматического универсализма трактуется как способность видеть глазом гармонию природы, простые соотношения в явлениях. Кравец полагает, что «скорее мы имеем здесь дело не с опытом, а с особой эмоциональной особенностью живописца схватывать в явлениях скрытую гармонию» (2, 41). Действительно, в период Возрождения опыт есть зрительное схватывание перспективы предметов, но не эксперимент в собственном смысле слова. Многие исследователи отмечают особый визионерский характер данной традиции, а также ее эклектизм и дилетантизм (7). В целом прагматический универсализм как определенный стиль мышления отличается практической направленностью исследовательских устремлений, собирательским опытом как предпосылкой «чистой науки».

5. Герметизм. Этот стиль мышления органически сочетал в себе мистику, магию, астрологию и алхимию. Для герметистов нет разрыва между духовным и материальным, мир окрашен в символические формы. Кравец отмечает, что «собирательский опыт герметистов, заимствованный из деятельности ремесленников, очищенный постепенно от магических плевел, влился в науку Нового времени» (2, 46). Также как реформация, гуманизм и прагматический универсализм герметизм ослабил теолого-схоластическую традицию, а следовательно, внес свою лепту в становлении большой науки.

Однако на пути к науке в собственном смысле лежали не столько традиции, сколько новации и революции.

4. Томас Кун вместо слова традиция использует термин парадигма (от греч. paradigma – образец, пример). Хотя Кун не дает точного определения этого понятия, но примерно можно было бы сказать, что парадигма – это одна или несколько близких фундаментальных теорий, рассматриваемых вместе со своей методологией, картиной мира, системой ценностей и норм. В качестве таких парадигм можно выделить, например, ньютоновскую, эйнштейновскую парадигмы. Одним из важнейших признаков парадигмы является ее всеобщее признание со стороны большинства научного сообщества, а также ее способность быть вне конкуренции и приводить к успеху в решении важных научных задач. Кун пишет: «Парадигмы приобретают свой статус потому, что их использование приводит к успеху скорее, чем применение конкурирующих с ними способов решения некоторых проблем, которые исследовательская группа признает в качестве наиболее остро стоящих» (8, 50). Парадигма выступает как система образцов решения определенных научных проблем, задач. Она наделяет смыслом или бессмысленностью те или иные события, попадающие в сферу научного интереса. Очень важно то, что парадигма не отделима от социокультурного опыта, ведь парадигма – это «вся совокупность убеждений, ценностей, технических средств и т.д., которые характерны для данного сообщества» (8, 228). Речь здесь идет о научном сообществе – совокупности людей с определенными убеждениями и ценностями. Научное сообщество составляют исследователи с определенной специальностью и сходной научной подготовкой. Представители научного сообщества, как правило, имеют идентичные профессиональные навыки и освоили определенный круг научной литературы. Обычно границы изученной научной литературы очерчивают круг интересов и сам предмет исследования научного сообщества.

Научное сообщество может быть понято как сообщество всех ученых, как национальное научное сообщество, как сообщество специалистов той или иной области знания или просто как группа исследователей, изучающих определенную научную проблему.

Роль научного сообщества в процессе развития науки может быть описана по следующим позициям:

• Во-первых, представители данного сообщества едины в понимании целей науки и задач своей дисциплинарной области. Тем самым, они упорядочивают систему представлений о предмете и развитии той или иной науки.

• Во-вторых, для них характерен универсализм, при котором ученые в своих исследованиях и в оценке исследований своих коллег руководствуются общими критериями и правилами обоснованности и доказательности знания (т.е. исходят из традиций!).

• В-третьих, понятие научного сообщества фиксирует коллективный характер накопления знания. Оно выступает от имени коллективного субъекта познания, дает согласованную оценку результатов познавательной деятельности, создает и поддерживает систему внутренних норм и идеалов – так называемый этос науки. Ученый может быть понят и воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу. Поэтому внутри данного сообщества высоко оценивается коммуникация между учеными, опирающаяся на ценностно-оценочные критерии его деятельности.

• В-четвертых, все члены научного сообщества придерживаются определенной парадигмы — модели (образца) постановки и решения научных проблем. Или, как отмечает Т. Кун, парадигма управляет группой ученых-исследователей. Сами ученые предпочитают чаще говорить не о парадигме, а о теории или множестве теорий.

В учении Куна есть такое понятие, как нормальная наука. Нормальная наука – это исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых достижений – достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности. Уже из самого определения следует, что речь идет о традиции. Кун отмечает: «Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они нетерпимы и к созданию таких теорий другими» (8, 50-51). Исследования направлены на разработку тех явлений и теорий, существование которых парадигма заведомо предполагает. Результаты научного исследования, проведенного в рамках парадигмы, обычно расширяют область и повышают точность применения парадигмы. Научное сообщество, овладевая парадигмой, получает критерий для выбора проблем, которые могут считаться в принципе разрешимыми в рамках принятой парадигмы. Задачи, вовлекаемые в изучение, сообщество ученых признает научными и (или) заслуживающими внимания. Другие задачи и проблемы отбрасываются как метафизические или относящиеся к компетенции другой дисциплины, иногда всего лишь потому, что научное сообщество не считает их важными. В этом случае парадигма может изолировать научное сообщество от проблем, даже социально важных, «поскольку их нельзя представить в терминах концептуального и инструментального аппарата, предполагаемого парадигмой» (8, 65-66). Вполне возможно, что и здесь участвуют механизмы и элементы моды, конформизма, демагогии, некритического принятия на веру правдоподобных или «авторитетных» «объяснений», концепций и теорий, каковые в советские времена нередко называли «учениями».

Конкретизируя свое представление о парадигме, Кун ввел понятие о дисциплинарной матрице, в состав которой он включает следующие четыре элемента:

1. символические обобщения – законы и определения наиболее употребляемых терминов (например, второй закон Ньютона, закон Ома);

2. концептуальные модели. Примером может быть парменидов мир — мир устойчивости и самотождественности — или мир, где «Бог играет в кости», т.е. современный мир нестабильности и неравновесности. Концептуальные модели роднят науку с философскими и мировоззренческими идеями;

3. ценностные установки, принятые в данном научном сообществе и проявляющие себя при выборе направлений исследования, при оценке полученных результатов и состояния науки в целом;

4. образцы решений конкретных задач и проблем, с которыми неизбежно сталкивается уже студент в процессе обучения. Образцы – это не только образцы постановки эксперимента или решения задач, но и образцы продуктов научной деятельности.

Все это, таким образом, составляет костяк парадигмы, и само понятие «парадигма» приобретает в философии Куна значение «научной вселенной» - мира, в котором живет и работает ученый, и за пределы которого он выйти в этот момент не в состоянии. В этом заключается некоторая тотальность парадигмы и схожесть ее с жизненным миром человека, в который погружается ученый. Кун заявляет о несоизмеримости, несравнимости, различных парадигм. То есть, по сути, нельзя сравнить ньютоновскую и эйнштейновскую парадигмы. В самом деле, если бы они были сравнимы, то каждая из них соотносилась бы с другой парадигмой, и в целом они бы делили между собою некоторую превышающую их целостность. Но парадигма по определению есть нечто максимальное, больше чего ничего быть не может. В рамках такой парадигмы ученый настолько жестко запрограммирован, что не только не стремится открыть или создать что-либо принципиально новое, но даже не склонен это новое признавать или замечать. Несмотря на это, Кун показал, что нормальная наука способна успешно развиваться. Традиция является не тормозом, а, напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний! По образному выражению Куна, ученые, работающие в нормальной науке, постоянно заняты "наведением порядка", т.е. проверкой и уточнением известных фактов, а также сбором новых фактов, в принципе предсказанных или выделенных теорией. Химик, например, может быть занят определением состава все новых и новых веществ, но само понятие химического состава и способы его определения уже заданы парадигмой. Кроме того, в рамках парадигмы никто уже не сомневается, что любое вещество может быть охарактеризовано с этой точки зрения.

И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно производим одни и те же действия, один и тот же способ поведения все снова и снова при разных, вообще говоря, обстоятельствах. Так, например, во многих учебниках из года в год повторяется один и тот же материал, меняется лишь оформление этого материала (обложка, бумага, картинки, качество печати и пр.). Традиции, таким образом, управляют не только ходом научного исследования. Не в меньшей степени они определяют форму фиксации полученных результатов, принципы организации и систематизации знания.

Учитывая это, мы легко обнаружим своеобразную связь традиций разного типа, которые иногда напоминают две стороны одной и той же медали. Так, например, теория, выступающая в роли куновской парадигмы, может одновременно фигурировать и как образец для построения других теорий. Р. Фейнман заметил как-то, что теории, посвященные остальной физике, очень похожи на квантовую электродинамику. Он задавался вопросом, почему все физические теории имеют столь сходную структуру? Одну из возможных причин Фейнман видел в ограниченности воображения физиков. Так, он подметил, что при появлении какого-либо нового явления, ученые пытаются вогнать его в уже имеющиеся рамки. Это значит, что в данном случае строятся новые теории по образцу уже имеющихся.

Можно сказать, что и любое знание функционирует подобным двояким образом: с одной стороны, при фиксировании некоторого способа чисто практических или познавательных действий (производственных операций или методов расчета) знание выступает как вербализованная традиция; с другой стороны, уже имплицитно как неявное знание задает образец продукта, к получению которого надо стремиться. В простейшем случае речь идет о постановке вопросов. Так, например, знание формы и размеров окружающих нас предметов еще в глубокой древности породило вопрос о форме и размерах Земли. Знание расстояний между земными ориентирами позволило поставить вопрос о расстоянии до Луны и звезд. Ну, как не вспомнить здесь высказывание В. Гейзенберга о традиционности тех проблем, которые мы ставим и решаем!

5. Свое понимание традиции дает известный отечественный философ В.С. Стёпин. Вместо термина парадигма он использует термин «основания науки». В основания науки входит:

a. идеалы и нормы науки;

b. научная картина мира;

c. философско-мировоззренческие основания.

 

Идеалы и нормы науки – это представление о том, каковы идеалы и нормативы объяснения, описания, обоснования, доказательности, построения научного знания. Идеалы и нормы науки исторически меняются и выражают тип культуры. Так, например, в средневековье не было идеала строгой научности, а потому при написании книги о змеях автор помимо научных изысканий мог вставить рассказы о сказочных драконах, а также проследить влияние созвездия Дракона на судьбы людей. Но тогда это было нормальным и обычным явлением. Идеалы и нормы науки как первый блок оснований науки Степин сравнивает с «…«сеткой метода», которую наука «забрасывает в мир» с тем, чтобы «выудить из него определенные типы объектов». «Сетка метода» детерминирована, с одной стороны, социокультурными факторами, определенными мировоззренческими презумпциями, доминирующими в культуре той или иной исторической эпохи, с другой – характером исследуемых объектов» (9, 46). То есть, с изменением идеалов и норм изменяются методы, а значит, открывается возможность познания новых типов объектов.

Научная картина мира (картина исследуемой реальности) – это некоторая предельно обобщенная схема-модель предметной области, которую изучает наука. Именно такая картина мира вводит представления (например, представление о мире как совокупности частиц, которые подчиняются лапласовской причинности или представление о мире в терминах электродинамики, а потом и в терминах теории относительности). Картина реальности обеспечивает систематизацию знаний в рамках соответствующей науки. Она соотносится как с теорией, так и с подтверждающими теорию фактами. Картина мира функционирует как исследовательская программа, а потому ломка картины реальности означает изменение глубинной стратегии исследования и всегда представляет собой научную революцию. Формирование картин исследуемой реальности в каждой отрасли науки всегда протекает не только как процесс внутринаучного характера, но и как взаимодействие науки с другими областями культуры. Например, при становлении механистической картины мира в физике в ее разработке особую роль сыграли представления о машинах и механизмах как своеобразных аналогах естественных объектов. В картинах реальности часто используются наглядные образы, аналогии, ассоциации (образ корпускулы, волны и пр.), что делает ее понятной и естественной системой представлений о природе. Т.е. зачастую социокультурные факторы определяют научную картину мира.

Философско-мировоззренческие основания. Именно эта часть парадигмы включает научные представления в культуру, делает все новое более понятным. Поскольку наука открывает человечеству предметные миры, еще не освоенные в практике, она всегда опережает массовую практику производства своего века и обыденный опыт. Открываемые ею предметные миры для здравого смысла непривычны и непонятны. А здравый смысл – это во многом основа культуры своей эпохи. И нужно состыковать новые научные идеи с привычными представлениями. Так, собственно, и возникают споры о теории относительности. С позиции здравого смысла непонятно, почему длина стола в одной системе отсчета – метр, в другой – меньше метра, а в третьей – больше. Рассудочное мышление не может найти причину этого явления в относительности скоростей. Состыковка новых идей со здравым смыслом и основаниями культуры происходит через философские обоснования.

Таким образом, Степин отождествляет основания науки с научными традициями, что позволяет охватить и исследовать развитие науки во всей своей глубине и сложности.

Многообразие традиций

В философии науки пока не существует какой-либо приемлемой классификации традиций, однако можно выделить такие виды традиций, предложенные академиком В.С. Степиным.

 

Классификация традиций, по В.С. Степину



 

 

по месту, их роли в системе науки

 

по способу своего существования

 

по их роли в системе науки




вербализованные

и

невербализованные

явные и неявные

влияющие на принципы организа-

ции научных знаний

способст-

вующие получе-

нию новых знаний







Противопоставление явных и неявных традиций дает возможность провести и более глубоко осознать различие между научными школами и научными направлениями.

Развитие научного направления может быть связано с именем того или другого крупного ученого, но оно вовсе не обязательно предполагает постоянные личные контакты людей, работающих в рамках этого направления.

По-иному обстоит дело с научной школой. Здесь эти контакты абсолютно необходимы, ибо огромную роль играет опыт, непосредственно передаваемый от учителя к ученику, от одного члена сообщества к другому. Именно поэтому научные школы имеют, как правило, определенное географическое положение, например, Казанская школа химиков, Московская математическая школа и т.п.

Неявные традиции отличаются друг от друга не только по содержанию, но и по механизму своего воспроизведения. Мы уже видели, что в основе этих традиций могут лежать как образцы действий, так и образцы продуктов. Это существенно: одно дело, если вам продемонстрировали технологию производства предмета, например глиняной посуды, другое – показали готовый кувшин и предложили сделать такой же. Во втором случае вам предстоит нелегкая и далеко не всегда осуществимая работа по реконструкции необходимых производственных операций. В познании, однако, мы постоянно сталкиваемся с проблемами такого рода, обнаруживающими себя в области применения методов.

Одна и та же концепция в форме явного знания (явной традиции) может выступать в роли куновской парадигмы, а в форме знания неявного (неявной традиции) задавать образцы для других научных дисциплин.

Что касается второго блока классифицируемых традиций (по их месту и роли в системе науки), то одни из них задают способы получения новых знаний: вербализованные инструкции, задающие методику проведения исследований, образцы решенных задач, описания экспериментов и т.д., а другие задают принципы их организации: образцы учебных курсов, классификационные системы, лежащие в основе подразделения научных дисциплин, категориальные модели действительности, определяющие рубрикацию при организации знаний, наконец, многочисленные попытки определения предмета тех или иных дисциплин.

На традиции систематизации и организации знаний часто не обращают достаточного внимания, придавая основное значение методам исследования. Это, однако, не вполне правомерно. Формирование новых научных дисциплин нередко связано как раз с появлением соответствующих программ организации знания. В.С. Степин приводит такой пример: основателем экологии принято считать Э. Геккеля, который высказал мысль о необходимости науки, изучающей взаимосвязи организмов со средой. Огромное количество сведений о такого рода взаимосвязях было уже накоплено к этому времени в рамках других биологических дисциплин, но именно Геккель дал толчок к тому, чтобы собрать все эти сведения вместе в рамках одного научного предмета (9).

Таким образом, нельзя не согласиться со Степиным и другими учеными, что ни одна наука не имеет оснований считать себя окончательно сформировавшейся, пока не появились соответствующие обзоры или учебные курсы, т.е. пока не заданы традиции организации знания. Потребность в знании есть лишь бабушка науки, матерью же является потребность в сообщении знаний. Действительно, никакого научного познания (в отличие от ненаучного) не существует: при открытии наиболее достоверных научных положений интуиция, фантазия, эмоциональный тонус играют огромную роль наряду с интеллектом. Наука же есть рационализированное изложение познанного, логически оформленное описание той ча<

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...