Глава VIII. Сражение при фарсале.

 

Правый фланг Помпея примыкал к протекавшему в глубокой долине ручью. Опираясь на него, полководец решил отступить в одном существенном пункте от общепринятой схемы сражения. Рассчитывая, что этот ручей будет служить достаточным прикрытием фланга с этой стороны, он стянул почти всю кавалерию с легкой пехотой на левый фланг под командой лучшего своего военачальника Лабиена, перешедшего от Цезаря в партию оптиматов. Если бы кавалерия получила здесь перевес и сбила с позиции стоявшие против нее войска Цезаря, то она ударила бы тотчас же во фланг и тыл неприятельских легионов и тем задержала бы бой пехоты, по крайней мере до этой минуты; при этом помпеянские легионы не должны были, как это обычно делалось, бежать на противника, а, наоборот, должны были ожидать его набега. Помпей рассчитывал извлечь из этого расположения ту выгоду, что цезарианцы, не встретив неприятеля на полпути, добегут до рукопашного боя в полном беспорядке и задыхаясь.

Цезарь не сообщает точно, поставил ли он всю или почти всю кавалерию на фланг, выходивший на равнину, но это можно предположить, так как он видел издали расположение войска на неприятельской стороне.

Ввиду того что неприятельская кавалерия превосходила численностью его, он примешал к своей кавалерии легкую пехоту, набранную из молодых воинов его легионов, а также самых опытных antesignani, которые должны были сражаться вместе с конницей, вроде того как это было принято у германцев.

За несколько дней до этого сражения ему удалось с таким составом войска одержать победу в одной стычке. Затем, когда оба войска уже собирались выступить, он извлек из третьего эшелона 6 когорт (3 000 чел.) и пристроил их под прямым углом к правому флангу для поддержки кавалерии, а из остатков третьего эшелона образовал резерв, не пустив его вместе с первыми двумя в наступление; каждый эшелон Помпея имел 10 чел. в глубину, так что все три эшелона образовали глубину в 30 чел.82; на них набросились цезарианцы без своего третьего эшелона, т.е. почти наполовину меньшей глубиной; но Цезарь имел основание доверять своим легионам и знал, что они и в таком составе смогут оказать сопротивление неприятелю, а потому распоряжение Помпея задержать вступление пехоты в бой пошло ему на пользу.

Когда помпеянские всадники со стрелками впереди фаланги бросились в атаку, германская и галльская конницы не приняли ее и, согласно данной им инструкции, отступили. Но когда помпеянцы продолжали давить на них, 6 когорт Цезаря из-за правого фланга главной линии атаковали их во фланг, а цезарианские всадники сделали поворот кругом и вместе с легкой пехотой пошли снова на них. Помпеянцы были опрокинуты, и цезарианцы пустились в преследование за ними.

Хотя ни один источник не упоминает об этом, но надо полагать, что такие военачальники, как Помпей и Лабиен, знали, что следовало предпринять против угрожавшего им со стороны неприятельской кавалерии удара во фланг. Они вызвали подкрепления из третьего эшелона пехоты и, чтобы отразить фланговую атаку, хотели построить их тоже под прямым углом к правому флангу. Но события развивались слишком быстро и, кроме того, нельзя сравнить случай, когда помощь из третьего эшелона предусмотрена, как у Цезаря, с тем, когда ее подают во время бегства всей массы войска от преследующего ее противника и нужно при этом произвести сложную перемену фронта. К тому же обе фаланги столкнулись, и началась схватка первых линий.

При создавшихся обстоятельствах для ответного удара против нападавших на фланги всадников и когорт у помпеянцев не было сил. Хотя всадники и стрелки Помпея предались бегству, численно они все-таки были равны противнику или имели даже перевес; но форма боя, охват с фланга и комбинация родов войск оказались сильнее. Цезарь укрепил свою фалангу с тыла резервами из третьего эшелона; под давлением двойного натиска с фронта и с фланга, без помощи своих бежавших всадников и стрелков, левый фланг помпеянцев постепенно растаял, а с ним и все войско.

Сражение было спланировано по обычной схеме, но комбинация в расположении эшелонов, а также в наступлении и в обороне придала ему многогранность. Оба полководца предназначили соответствующие фланги для наступательных действий. Вполне правильно поступил Помпей, сосредоточив на своем фланге всю кавалерию и легкую пехоту и укрепив его, насколько возможно; он должен был сообразно обычному ходу вещей быть сильнее неприятеля. Но Цезарь, предвидя события, дал своему кавалерийскому фронту необычное подкрепление и направил его в дело только в благоприятную минуту. Если бы он эти 3 000 легионеров бросил вместе с кавалерией в бой, они не принесли бы ей пользы, а, может быть, при намеченной заранее отходе тоже были бы захвачены. Поэтому Цезарь поставил их под прямым углом к правому флангу в засаду, как гласит один из источников; тут они пропустили раньше свою конницу, а затем ударили во фланг неприятеля в то время, когда своя кавалерия повернулась и приняла бой.

Эта поддержка кавалерии посредством тяжелой пехоты, наступавшей на неприятельскую конницу, является высшим достижением когортной тактики. Только с очень хорошо обученными тактическими единицами, - не с фалангами, а с когортами, эластичными благодаря такому количеству воинов, - можно было производить с уверенностью подобные операции.

Комбинацией родов войск Цезарь уже достиг победы над всадниками Верцингеторикса, не имевшими около себя пехоты; при Фарсале такая частичная победа вылилась тотчас же в полную победу также и над неприятельской пехотой. Несмотря на то, что военный организм стал гораздо сложнее, слова Полибия (35, 1) вполне применимы и здесь: "Судьбу сражений решает один момент".

Как у Ганнибала при Каннах центр, так у Цезаря фаланга страдала от натиска значительно превосходившей ее численностью неприятельской фаланги до тех пор, пока ее не выручил удар по флангу; но вытекавшие отсюда последствия были еще важнее, чем при Каннах, так как события на флангах произошли не сразу, а начались с обороны и вылились в наступление.

Как легионы, так и конница Цезаря с присоединенной к ней легкой пехотой были, очевидно, прекрасно обучены и вполне уверены в своих полководцах и командирах, если оказалось возможным после отступления при первой атаке вернуть их снова в наступление, несмотря на то, что вступление в бой когорт изменило направление линии фронта. Всадниками были германцы и галлы.

Так одерживает победы войско меньшей численности над значительным численным превосходством в силах однородного войска, если оно качественно выше и если высшее командование умеет гениально использовать это обстоятельство.

Приказ Помпея задержать вступление пехоты в бой был правильно задуман, но он принес пользу неприятельскому полководцу ввиду принятых им заранее мер и облегчил ему образование четвертого эшелона, который способствовал победе в столкновении с конницей.

Такое сражение, как при Фарсале, всегда является решающим. Чем помогли бы помпеянцам отступление и оборона их лагеря? Они были бы заперты в нем, как Верцингеторикс в Алезии или Афраний и Петрей при Илерде, а так как выручить их было невозможно, то рано или поздно они были бы принуждены капитулировать. Так сложились обстоятельства для войска, но иначе - для его вождей. Дело партии оптиматов не было еще совершенно проиграно этим сражением: оставалось еще достаточно сопротивлявшихся сил, и Цезарь должен был дать еще два сражения, чтобы установить окончательно свое господство. Источники единогласно бросают упрек Помпею за то, что он под влиянием поражения совершенно упал духом, убежал преждевременно с поля битвы в лагерь и там ничего не предпринял для его обороны. Цезарь рассказывает, что Помпей удалился в палатку полководца, выждал исхода сражения и, когда противник ворвался в лагерь, оставил последний, сняв с себя знаки отличия полководца. Плутарх и Аппиан описывают, как он сидел в оцепенении в своей палатке, пока приближение бежавшего через вал неприятеля не устрашило его. Возможно, что так оно и было, но следует указать, что, после того как исход сражения был решен, Помпею больше нечего было там делать. Войско нельзя было спасти, но командующие, спасая себя, могли еще продолжать борьбу в другом месте. Поведение Помпея, как его описал Плутарх, с чисто военной стороны представляется таким, как будто он позабыл, что он Помпей Великий, и Зевс помутил ему рассудок, как когда-то Аяксу. Политически мы объясняем это тем, что интересы войска и командовавших им более не совпадали. Аппиан сообщает, будто Цезарь посылал к сражавшимся герольдов, которые выкрикивали, что солдаты Цезаря щадят земляков и обрушиваются только на союзников. Точным этот рассказ не может быть, так как в грохоте сражения подобные приказы не были бы слышны, а среди помпеянских солдат (о них только и была речь) трудно было отличить римлян от чужих. Но если этот факт и не был выполним реально, то он выясняет обстановку событий. Около трети помпеянских легионов состояли из солдат, чтивших еще недавно своего полководца Цезаря, а остальные две трети не были связаны с партией, за которую они боролись, никакими внутренними узами. Они свято чтили клятву своему знамени и под страхом воинской дисциплины храбро сражались, оказывать же дальнейшее безнадежное сопротивление они по ходу вещей не считали себя обязанными.

Так закончилось сражение. Помпей бежал, лагерь после незначительного сопротивления сдался, а разбитое войско спаслось в горы, где - преследуемое и окруженное цезарианцами - в ту же ночь без боя капитулировало.

1. Относительно численности войска в походе 48 г. у нас имеются очень сбивчивые сведения, исходящие от двух различных групп лиц: от самого Цезаря и от группы, состоявшей из Плутарха, Аппиана, Евтропия и Орозия, ссылающихся на Азиния Поллиона. До сего времени предпочтение отдавали цифрам Цезаря и опирались на них, но дальше так не должно продолжаться.

Если в описаниях Галльской войны Цезарь невероятно преувеличивал численность побежденных врагов, то из этого, конечно, не следует, что и при описаниях гражданской войны он поступал так же. Читатели, для которых он описывал Галльскую войну, не поняли бы его, если бы он приводил точные цифры; он побеждал варварское войско, а по греческим и римским понятиям варварское войско должно быть массовым. Мы должны поэтому исследовать, имеются ли в рассказах о гражданской войне цифры, по которым можно подвергнуть контролю достоверность автора.

Цезарь утверждает, что в Испанской войне Афраний и Петрей имели, кроме легионов, еще 80 когорт союзников ("Bellum civile", I, 39). Уже Стоффель предполагает, что это было неверной цифрой, и советует читать вместо "LXXX" только "XXX".

В "Bellum civille" (III, 37, 7) мы читаем о сражении, в котором у помпеянцев было убито 80 чел., а у цезарианцев всего двое.

Там же, кн. III, 45 и 46, упоминается об упорном и многочисленном бое IX легиона у Диррахия, в котором у Цезаря погибло всего 5 чел., противник же потерял "complures", т.е. многих.

В кн. III, 54 нам рассказывают, что в один и тот же день произошло около Диррахия 6 различных боев. Часть рассказа об этих боях потеряна; в рукописи "Bellurn civille" имеется пробел, который в некоторой степени можно восполнить по другим источникам. Во всяком случае это был кровавый день, причем общая сумма потерь у помпеянцев равнялась, по Цезарю, 2 000, в его же собственных войсках она не превышала 20.

При Фарсале, по собственному рассказу Цезаря, всадники были сначала отброшены, а легионы продолжали упорно бороться, и только вступление третьей линии в соединении с фланговой атакой заставило помпеянцев отступить. Лагерь также храбро оборонялся некоторое время, - не столько, правда, помпеянскими легионерами, сколько фракийцами и другими союзниками-варварами, - пока не был взят. Несмотря на все это, Цезарь желает приписать после сражения своим войскам 200 убитых, а помпеянцам якобы 15 000 чел.

Нельзя все эти цифры объяснить, - как Стоффель пытается это сделать с испанскими когортами, - только испорченным текстом; но также нельзя и принять их в таком виде. Я сам многократно указывал на то, как мало теряли людей победители в древних сражениях (стр. 264, 265, 328), но то, что здесь нам дается, выходит из пределов достоверности. Войска, сражавшиеся с той и с другой стороны, не были равноценны, но - как одни и те же римские легионы - настолько похожи, что мы должны просто отвергнуть такую разницу в потерях.

Мы не первые поступаем таким образом. Как мы уже заметили выше, разбирая исчисления о галлах, современники Цезаря в Риме также знали, что его цифровым данным нельзя доверять. Главным источником, из которого черпались все сведения, за исключением дошедших до нас указаний самого Цезаря, был, несомненно, не раз упоминаемый труд Азиния Поллиона. Я не вынес впечатления, что Поллион действительно был беспристрастным историком, как принято думать о нем, когда при чтении его произведений видят, что он противоречит Цезарю и отвергает его преувеличения, хотя и сам был цезарианским военачальником. Мне кажется, что эти противоречия основаны не столько на базе беспристрастия, сколько на определенном желании стать в оппозицию к крупной личности, как это нередко случается у лиц, окружающих таких героев. Мы встречаем подобное явление в мемуарах генералов Наполеона и Фридриха.

Нельзя поэтому делать вывод, что если Поллион как цезарианский военачальник дает неблагоприятный отзыв о Цезаре, то он достоин доверия, также и в том случае, когда его указания совпадают с указаниями Цезаря, достоверность его слов от этого не усиливается. Но когда мы видим, что Поллион отказывает в доверии цифровым данным Цезаря, то наша основанная на разборке фактов критика встречает значительное подтверждение в этом даже тогда, когда мы находим, что Поллион преувеличивает. Такой случай имеется. Цезарь говорит, что при поражении у Диррахия он потерял 960 солдат и 32 командира; у Орозия, т.е., без сомнения, у Поллиона, мы читаем, что было убито 4 000 солдат и 22 (по ошибке, вместо 32) командира. Иметь 4 000 убитых на войско в 30 000 чел., а к ним надо еще прибавить от 12 000 до 20 000 раненых, - это значит лишиться боеспособности на продолжительное время. По указанию же Цезаря было около 1 000 убитых. Против этой цифры я не имею серьезного возражения. Очевидно, мы имеем здесь дело с генеральской амбицией Поллиона, который, желая доказать, что цифрам Цезаря нельзя доверять, повторяет в опровержение последнему непроверенный преувеличенный рассказ.

Перейдем к исчислению боевых сил.

Цезарь имел по его указаниям при Фарсале 80 когорт на фронте; 2 охраняли лагерь. Так как он отрядил 23 когорты (15 - в Грецию, 4 - в Аполлонию, 3 - в Орик и 1 - в Лиссу), то до 110 когорт, составлявших 11 легионов, не хватает 5 когорт. Стоффель (а до него Гелер) изменяет текст; он находит, что 2 когорты составляют недостаточную охрану для лагеря, и добавляет 5, т.е. читает вместо 2 в тексте 7.

80 когорт на фронте насчитывали, по Цезарю, 22 000 чел., т.е. каждая когорта - в среднем 270 чел. Кроме того, Цезарь прибавил к коннице известную часть anlesignani. Таким образом, по его указаниям, во всей пехоте легионов насчитывалось около 24 000 чел., в когорте же - в среднем около 300 чел.

Но Орозий (VI, 15) и Евтропий (VI, 20) исчисляют пехоту Цезаря менее чем в 30 000 чел., а Аппиан (II, 76) и Плутарх (Помпей, 71) говорят, что у Цезаря в 4-й линии, которая, по его указанию, имела 6 когорт, было 3 000 чел. Это значит, что в каждой когорте было не 300 чел., а 500. Если вывести из этого численность всего войска и легионов (помножив 500 на 80), то получится 40 000 чел., что недопустимо, так как возможно, что Цезарь 6 самых сильных когорт, которые могли иметь очень различный состав, взял из 3-го эшелона. Но если нельзя вычислить просто, то все-таки ясно, что если в 3-й линии было всего 6 когорт по 500 чел., то в остальных не могло быть меньше, чем по 300 чел. Кроме того, мы читаем у Плутарха (Антоний, гл. III), что 4 легиона и 800 всадников, которые Антоний привел Цезарю, составляли 20 000 чел. (гоплитов). Если мы исчислим потери у Диррахия не только убитыми, но и ранеными, оставшимися в Аполлонии, и предположим, что подходившие легионы были численно больше, то придем к заключению, что не могло быть, чтобы в 80 когортах при Фарсале было только 24 000 чел., когда за 4 мес. до этого в 40 когортах было 20 000 чел.

Так как мы уже и в других случаях установили ненадежность цифр, указываемых Цезарем, причем мы здесь считаемся не с указаниями его противника, а с его собственным участвовавшим в сражениях военачальником, то отдадим предпочтение последнему. Брал ли Цезарь цифры произвольно или давал одну из самых маленьких, оставшихся в его памяти, и этим сводил когорту на нет, - мы во всяком случае должны ее увеличить, и я не сомневаюсь, что данное Поллионом число "меньше 30 000" тоже недостаточно и что во всяком случае надо еще причислить к нему взятые из когорт и присоединенные к кавалерии autesignani.

Цезарь указывает, что 8-й и 9-й легионы были так малочисленны, что, собственно, составляли только один легион. Примем это сообщение буквально и будем считать, что вместе они составили примерно 6 000 чел., т.е. что каждая когорта имела около 300 чел.

Это является для нас указанием как для самой многочисленной, так и для самой маленькой цезарианской когорты: 500 и 300 чел. Если мы круглым счетом будем исчислять когорту в 400 чел. для всего войска, то все 80 когорт на фронте будут равны 32 000 чел., из которых 2 000 надо отчислить для antesignani, прикомандированных к кавалерии. Это исчисление более достоверно, так как совпадает с числом 30 000, данным Поллионом.

Мы приходим к еще более высокой цифре, когда следуем за М. Бангом (Германцы на службе у римлян, 1906 г., стр. 27), который устанавливает, что Цезарь при Фарсале имел в своем распоряжении на фронте контингент германской пехоты. Он ссылается при этом на "Bellum civile", I, 83 и III, 52. Не считаю его аргументы очень доказательными. В первом случае о германцах сказано "levis armaturae", под чем, вероятно, подразумеваются бойцы, прикомандированные к кавалерии (ср. выше, часть VII, гл. 3). О них же, вероятно, говорится и во втором случае, так как в рукописи не все ясно.

Помпеянскую пехоту Цезарь исчисляет в 110 когорт, а всего в 45 000 чел.; 2 000 evocati упоминаются отдельно, сверх того 7 когорт охраняли лагерь.

Орозий - Поллион говорят только о 88 когортах на фронте; не подлежит сомнению, что это число является самым верным.

Сам Цезарь сообщает (III, 4), что Помпей имел сначала 9 легионов, к которым присоединились еще 2 под командой Сципиона. Сообразно этому он считает у Помпея 110 когорт; но он забыл, что Помпей оставил в Диррахии гарнизон из 15 когорт под командой Катона, а затем он сам говорит, что еще 7 когорт остались в лагере. Это объясняют различно: Стоффель (I, 343) полагает, что и когорты, которые остались в Диррахии, не состояли из римских граждан; Гелер решает (II, 163), что эти 15 когорт состояли из цезарианцев, взятых на Адриатическом море в плен и присоединенных к 11 легионам. Оба считают, что 7 лишних когорт составлены из войска, распущенного в Испании и перекочевавшего к Помпею. Но все эти сведения неприемлемы. 15 когорт, составленные из пленных, не были сформированы, по собственному утверждению Цезаря (III, 4, 2), как отдельное войско, но присоединены к другим частям, а что эти 7 полных когорт, блуждая, самостоятельно прибыли через Италию к Помпею - это совершенно отпадает. Если бы несколько сот человек предприняли такой марш, то это было бы подвигом.

Если бы у нас не было свидетельства Поллиона, мы могли бы все-таки поверить, что одна или две когорты образовались из ветеранов, раз Цезарь так положительно утверждает это, и что остальные были каким-либо иным образом присоединены к войску; может быть, Цезарь упоминает об этом в какой-нибудь не дошедшей до нас части текста. Так как Поллион знал цифровые данные Цезаря и противопоставил им свои, а с другой стороны - так как его числа вполне совпадают, мы из общей суммы войска вместе со 110 когортами вычтем 22 когорты, о выделении которых мы знаем; поэтому не подлежит никакому сомнению, что Помпей никогда не имел больше этих 110 когорт, из которых 88 были на фронте при Фарсале.

Мы определенно предпочтем цифру, данную Поллионом (по Евтропию и Орозию, которые черпают у него сведения) как относительно числа когорт, так и численности всего войска. Следовательно, когорта Помпея была более укомплектована, чем когорта Цезаря (приблизительно по 455 чел. в каждой). Это объясняется тем, что Помпей, как говорит Цезарь (b. с., III, 4), - и мы должны этому верить, - пополнял свои легионы в Фессалии, Беотии, Ахайе и Эпире, а все захваченные 15 когорт тоже разместил среди них.

Показание Аппиана (II, 70), - что Помпей имел, по самому низкому исчислению, в 1,5 раза больше пехоты, чем его противник, и что по данным одних - 70 000, других - менее 60 000 италийцев с той и с другой стороны сражались в этой битве, - может быть оставлено.

Взвесив все данные, мы остановимся на соотношении 40 000 к 30 000; следовательно, если не 47 000 против 22 000, как говорил Цезарь, то все же численный перевес был значителен.

Самым трудным вопросом является исчисление конницы. Сам Цезарь уверяет, что у него было 1 000 лошадей, у Помпея же 7 000.

Помпеянскую конницу Цезарь исчисляет по отдельным контингентам (III, 4): 600 галлов, 500 каппадокийцев, 500 фракийцев, 200 македонян, 500 галлов и германцев из Египта, 800 пастухов-рабов, 300 галатов, 200 сирийцев - итого 3 600.

Кроме этих 3 600 - еще фессалийцы, македоняне, дарданцы, бессии и другие народности. Кто же были эти другие народности, поставившие добрую половину всей кавалерии и которых нельзя было назвать?

Собрать 7 000 кавалеристов по тем временам было трудным делом. Александр Великий перешел Геллеспонт, имея всего 5 100 всадников и оставив дома 1 500. Три года спустя у него уже было 7 000. Во времена Диадохов и позже - ко времени распадения самостоятельных государств на Востоке - мы еще встречаем значительные массы конницы. Но с тех пор прошло больше 100 лет, а народы, вышедшие из состояния непрерывных войн, теряют очень быстро способность выставлять кавалерию. Вспомним, какое значение имела для римлян при Каннах малочисленность кавалерии; они снаряжались с невероятными усилиями, выставили неслыханное количество пехоты и все-таки не могли противопоставить 10 000 всадников Ганнибала больше 6 000 своих всадников. Во втором столетии римская гражданская конница постепенно растаяла, тогда как легионы совершенствовались в технике и боеспособности. Чтобы иметь кавалерию, надо было вербовать ее среди варваров, у которых тоже нелегко и не всегда можно было ее найти в нужном количестве. Примером может служить парфянский поход Красса, который потерпел поражение из-за слабой кавалерии. Хотя Цезарь и послал ему 1 000 галльских всадников под командой его сына Публия, в распоряжении Красса было всего лишь 4 000 кавалеристов. Невозможно допустить, что по простой небрежности был оставлен столь слабым этот род войск; прекрасно было известно, что идут войной против народа, богатого конницей, и что переход будет совершен по широким равнинам; кроме того, Красс имел достаточно времени для формирования войска; только на второй год его командования был перейден Евфрат. И если тем не менее в войске, состоявшем из 45 000 чел., было всего 4 000 всадников, то это объясняется только тем, что подходящую конницу было очень трудно найти. Цезарь имел своих галлов и германцев; Помпей не имел в своем распоряжении таких источников для набора. Характерно, что он, имевший в своей армии остатки войск Красса, послал к парфянскому царю за подкреплением, т.е. за всадниками83.

Сам Цезарь имел только 1 000 всадников; чтобы их противопоставить 7 000 Помпея, рассказывает он (III, 84), ему пришлось присоединить к ним избранных молодых воинов и antesignani пеших в легком вооружении, и они так удачно совместно действовали, что одержали верх над противником в бою незадолго до большого сражения.

В самом сражении цезарианские всадники отступили перед многочисленным противником, но зато 6 когорт, т.е. (по Цезарю) едва 1 800 пехотинцев, не только отразили всадников Помпея, но и атаковали их, обратили в бегство и выбили с поля сражения. Если это верно, то всякий критический ум станет в тупик перед этим, даже если бы в этих 6 когортах было не 1 800, а 3 000 чел. Да и невероятно, чтобы такой военачальник, как Лабиен, командовал кавалерией, лишенной всякого военного чутья, или чтобы сносная кавалерия, - а ведь она состояла из галлов, германцев и фракийцев, - бежала в горы (altissimos montes) от маленькой кучки пехоты, причем Цезарь даже не посылает на помощь ей своих покинутых пехотой всадников.

После всего этого мы склонны думать, что 7 000 лошадей у Помпея являются числом сильно преувеличенным. Но совершенно другая картина рисуется нам, когда мы читаем у Евтропия (VI, 20) и у Орозия (VI, 15), что Помпей имел на правом фланге 500 и на левом 600 всадников.

Если Азиний Поллион действительно сообщал так, то всякое представление о тактическом течении данного события является нарушенным, так как оно опиралось на сосредоточении обоими противниками всей кавалерии на одном крыле. Указанная проблема, данная нам приведенными выше источниками, долго занимала и волновала меня. Сообщения так расходятся, что объединить их невозможно, но нужно отбросить одно из них. Игнорировать данные Евтропием сведения, как это до сих пор делалось, нельзя; возможно, что зерно истины имеется и в них.

Цезарь и Плутарх (в своей биографии Цезаря) совершенно определенно размещают всю кавалерию обоих противников у каждого на одном только фланге. По Аппиану же, помпеянская кавалерия стоит на обоих флангах (гл. 75), причем он добавляет (гл. 76), что лучшая часть - не вся, следовательно, - перешла на левый фланг, также и Плутарх сообщает ("Помпей", гл. 69), что "почти все" всадники Помпея были размещены на левом крыле. Следовательно, Помпей имел на правом крыле тоже часть конницы, о которой Цезарь не считал нужным упомянуть, но зато Поллион подчеркивает это обстоятельство.

Я считаю возможным тут два решения: первое - предположить, что текст испорчен. Правда, цифры указаны два раза, но Евтропий и Орозий не пользовались оба непосредственно Ливием (черпавшим в свою очередь у Поллиона), а собрали сведения из одной и той же пропавшей Epitome84.

Возможно, что в ней стерлась единица, бывшая перед "600", ставших на левом крыле, или что вообще все число стерлось и оба автора совершили одну и ту же ошибку. Может быть, Поллион писал так: Помпей имел на правом фланге только 500, а на левом у Брундизия x тысяч 600 всадников. Это дало повод Аппиану и Плутарху в биографии Помпея сообщить, что почти вся кавалерия была на левом крыле, не называя чисел. Пользовавшийся Epitome Ливия взял из нее цифры, но при этом исказил их.

Второе решение заключается в том, что Поллион действительно приписал Помпею только 1 100 всадников, т.е. минимальный перевес, и что всадники были сначала размещены на обеих флангах по 500 и 600 чел., а затем, по Аппиану, вся масса была перемещена на левый фланг. Но все сведения о том, как именно произошла эта последующая перемена, для нас потеряны.

Это второе решение будет неохотно принято, так как преувеличение, в котором повинен Цезарь (7 000 против 1 000 вместо 1 100 против 1 000) было бы ужасно; фактически оно все-таки возможно. Мы должны, несомненно, признать, что помпеянцы были численно сильнее; но перевес в 10 000 чел. в тяжелой пехоте, перевес в стрелках и порядочный перевес в кавалерии объяснили бы нам решение Помпея вступить в сражение, тем белее что после победы у Диррахия настроение войска было приподнятое.

Главное возражение, которое я приведу, будет состоять в следующем: 1 000 всадников, которые Цезарь якобы имел, является сомнительной цифрой, хотя ее указывают все источники, в том числе и те, которые ссылаются на Поллиона.

Цезарь рассказывает нам, что он собрал всю конницу в гавани Брундизия, и Аппиан исчисляет ее в 10 000 чел. Из нее он перевез только 600 в первом транспорте и 800 во втором. Так как он потерял немногих из этих 1 400, - одних откомандировал, другие перешли на сторону противника, - то и цифра 1 000 кажется вероятной. Но почему Цезарь, имея в таком изобилии конницу у Брундизия, не приказал стянуть к нему хотя бы часть ее? Для этого было время в течение многих месяцев; а если выступление у Брундизия было сопряжено с опасностью, то отдельные отряды могли пересечь море из какой-нибудь гавани, лежащей южнее или севернее, в то время, когда помпеянское войско было заперто Цезарем, пристать к иллирийскому или эпирскому берегу и добраться до полководца. Если предположить, что транспорт был разрушен, то можно было из Тарента, Сиракуз или из гаваней Адриатического моря достать новый; в Мессине и у Фибо в Бруттийской области у Цезаря стояли две мощных эскадры85. Ведь Антонию удалось переправиться благополучно с большим транспортом, несмотря на неприятельские корабли; тем более могли отважиться на это отдельные отряды всадников. Даже отдельные корабли могли добраться до восточной бухты, так как войско Помпея было заперто. Хотя конный транспорт и затруднителен, но о невыполнимости его не могло быть и речи.

Неясен вопрос о легковооруженных. Цезарь не упоминает о них. По Аппиану (II, 70), он имел долопов, акарнанян и этолийцев. Отсюда вывели заключение, что он не перевозил легкой пехоты, но недостаток ее восполнил вербовкой в ближайших местностях. Однако при разгроме после сражения помпеянского лагеря, который энергично оборонялся фракийцами и другими союзниками-варварами, защитники были принуждены, по Цезарю, бежать с вала из-за урагана снарядов. Под этими снарядами (tela) надо подразумевать (так как в большом лагере идет речь о массах) метательные копья легионеров. Но дальность полета этих копий незначительна, а варварские защитники лагеря были, вероятно, стрелки; были ли то стрелки из лука или пращники, но нанести большой удар нападавшим легионерам они могли бы еще до того, как те пустили в ход свои метательные копья. Из этого мы заключаем, что и среди нападавших были стрелки, сдерживавшие издали и умерявшие действия оборонявшихся. Поэтому Цезарь употребил выражение "tela", а не "pila". Если события у Диррахия и показывают, что помпеянцы имели значительно больше стрелков, то все же трудно предположить, что у Цезаря были только навербованные греки и что никаких других ему не доставили морем; говоря о первом транспорте, он не упоминает и о всадниках; мы знаем их число (600) только по Плутарху и Аппиану.

Наконец, мы начинаем постигать, почему Помпей так медлил принять сражение. Он жертвует в конце концов несколькими днями в надежде приобрести преимущество хотя бы в местности, но из речи, которую Цезарь приписывает ему, не видно, чтобы его перевес был так подавляюще велик. Если бы у Помпея было действительно 45 000 пехоты против 22 000 и 7 000 коней против 1 000, да еще перевес в стрелках, то его поведение было бы непостижимо. Даже титула вахмистра, чьи качества ему приписывает Моммзен, не был бы достоин этот человек, которого Рим все-таки за его военные подвиги именовал Великим Помпеем.

Можно против этого возразить, что если цифры Цезаря так далеки от истины, особенно в отношении решающего рода войск - кавалерии, то со стороны помпеянцев должен был бы подняться протест, и мы где-нибудь прочли бы о нем, как, например, в письмах Цицерона или у Лукана. Даже если бы до нас и не дошла упомянутая выше запись, посвященная Помпею, то такой серьезный факт переходил бы долго по преданию из уст в уста. Но здесь перед нами такой исключительный случай, когда интересы, заставляющие обе стороны скрывать истину, хотя и вызываются различными побуждениями, но в конечном итоге совпадают, во всяком случае - не оказываются в противоречии друг с другом. Если бы помпеянцы объяснили свое поражение незначительными боевыми силами, то на них посыпались бы с удвоенной яростью упреки, - и не только на одного Помпея, но и на всех руководивших войной, - за то, что приняли бой тогда, когда его не нужно было принимать. Качественное преимущество ветеранов Цезаря было неоспоримо. И помпеянцам для своего оправдания было удобнее утверждать, что они численно превосходили противника, и объяснять свое поражение, как это делается обычно, только неправильным командованием или изменой.

При такой ненадежности источников следует или совсем отказаться от чисел, или же вставлять их сообразно течению событий по субъективной оценке, т.е. произвольно, - для того, чтобы создать более наглядное представление о ходе сражения. На основании таких соображений я выше определил 2 000 всадников у Цезаря и 3 000 всадников у Помпея. Можно против этого возразить, что у Цезаря и по Поллиону было 1 000 всадников. Но, во-первых, это еще неизвестно, подтвердил ли Поллион без оговорки указания Цезаря и не было ли какого-нибудь отклонения от текста у тех, кто им пользовался; а во-вторых, свидетельство самого Поллиона тоже не очень надежно. При указании цифровых данных часто играют роль, как нам подтверждает и новейшая история, случайные ошибки и недоразумения. Что же касается 1 000 всадников Цезаря, то против этого числа серьезно говорит то обстоятельство, что они сыграли слишком большую роль в сражении, а также установленная нами привычка Цезаря уменьшать свои боевые силы.

2. Вопрос о численности кавалерии у обоих противников является настолько кардинальным, что я считаю необходимым исправить рассказ Цезаря о ходе сражения. По его описанию, всадники Помпея были разбиты 6 когортами 4-й линии. Эти когорты устроили бойню легкой пехоте, сопровождавшей всадников, и, ударив, наконец, во фланг и тыл пехоты, решили участь сражения. Согласно моему описанию, основанному на Аппиане (II, 78), всадники совместно с легкой пехотой и когортами одержали победу и совершили фланговое нападение на неприятельские легионы.

Новейшие историки настолько слепо верят Цезарю, что издатели Аппиана поставили в скобки слово "i‘ππεις" (конница), приняв во внимание, что и Плутарх об этом не упоминает. Но ход вещей настолько подтверждает участие всадников в деле, что это надо было бы принять, даже если бы Аппиан и не засвидетельствовал ясно это.

Сам Цезарь рассказывает, что присоединение antesignani к всадникам сделало их способными бороться с неприятелем. Рассказ был бы неясным, если бы всадники участвовали в сражении только как бежавшие с поля битвы.

Цезарь сам говорит, что потерпевшие поражение стрелки, сопровождавшие помпеянских всадников, были искромсаны. Почему они тоже не бежали? Тяжелая пехота не могла ведь их догнать. Рассказ не теряет смысла только при том условии, если цезарианские всадники и легковооруженные были повернуты кругом и снова ринулись на врага. Наконец, разгром помпеянских легионов требует участия этих войск. Фланговая атака одних только 6 когорт не могла бы произвести такое действие на превосходившую численностью помпеянскую пехоту. Даже время, нужное для такого поворота 6 когортам, было бы слишком продолжительным: неприятельские военачальники успели бы принять за это время свои меры против них. Совсем другая картина получается, когда всадники со стрелками быстрым аллюром производят этот поворот, а сомкнутые когорты следуют потом за ними.

У Цезаря было серьезное основание приписать честь развязки не коннице, а когортам. Уже в сражении против Ариовиста мы не слыхали об участии галльских всадников в победе; теперь общественное мнение Рима бросило ему упрек, что он ведет варваров против республики86. Разве он может приписать им решительную победу? Какой народности были эти варвары, мы совершенно определенно узнаем из небольшого штриха, который сохранил для нас Аппиан. При вступлении в Фессалию войско разрушило и ограбило небольшой городок Гомфи, и солдаты воспользовались, конечно, запасами вина. "Самыми комичными казались в опьянении германцы", - прибавляет Аппиан (II, 65).

Германские всадники уже при Верцингеториксе способствовали победе римлян. Еще одно свидетельство - правда, наполовину стертое, но которое все-таки можно прочесть, - сохранилось до нашего времени. Флор (II, 13, 48) говорит: "Когорты германцев с такой силой устремились на дрогнувшую конницу (Помпея), что казалось, будто она состоит из пехотинцев, а они наступают на конях". Разве у Цезаря были когда-либо германские когорты? Разве он комплектовал германцами свои легионы? Сомневаюсь. Вероятно, в этом месте рассказ Цезаря о победе 6 когорт над неприятельской конницей стерся и слился с другим <

⇐ Предыдущая44454647484950515253Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: