Пехота в крестовых походах

Келер (III, 3, 209), так же как и Геерман, придерживается того мнения, что во время крестовых походов в школе войны сама собой создалась хорошая пехота. Это, будто бы, можно заметить уже в сражениях при Антиохии и при Аскалоне, после того как при Дорилэе пехота выказала себя еще очень слабой. На Западе в то время, по мнению этих авторов, вообще не существовало боеспособной пехоты. Стимул образования пехоты следует искать в необходимости создать для конницы защиту от турецких лучников. В этом рассуждении упускается из виду связь исторических событий.

Ничем не доказано, что пехота, сражавшаяся при Дорилэе, ничего не стоила. Были ли это конники, лишившиеся своих лошадей, или же они с самого начала были стрелками и копейщиками, - во всяком случае мы имеем основание и должны предполагать, что сеньоры, на службе которых они состояли, выбрали себе для похода боеспособных воинов, а на Западе повсюду представлялась достаточная возможность пройти хорошую школу войны233.

Развитие сражения потребовало, чтобы Боэмунд с рыцарями прежде всего произвел удар с фронта. Возможно, что для этого он вовсе не брал с собой пехотинцев, но утверждать этого нельзя, так как Фульхерий при рассказе об этом сражении подчеркивает, что турецкое войско состояло исключительно из конницы, а христианское - из обоих родов войск - пехоты и конницы.

Рыцари - при поддержке ли пехоты или без нее - были разбиты и отхлынули назад, но в бегстве были остановлены протянутыми копьями всей пехоты (Радульф). Вся масса затем стойко держалась, и рыцари отсюда производили вылазки и удары с франта.

Больших услуг в неудачных сражениях копейщики не оказывали и в позднейшие времена. Только начиная со швейцарцев и гусситов, дело меняется.

То, что ни в одном из наших источников не упоминается о стрелковом оружии у христианской пехоты, следует приписать только случайности: это объясняется, вероятно, стремлением возможно более выразительно передать безвыходное положение войска Боэмунда, со всех сторон тесненного турецкими конными стрелками.

Если бы упомянули о христианских лучниках, которые стрелами отразили неприятеля, то опасность не казалась бы такой страшной, а избавление Боэмунда Готфридом и другими рыцарями - столь чудесным. Но так как нам известно, как хорошо норманны умели пользоваться луком, и так как стрелки упоминаются в позднейших сражениях крестоносцев, то вряд ли при Дорилэе они совершенно отсутствовали.

Наконец, мнение Келера, что крестоносцы вынуждены были сформировать пехоту, чтобы создать для своей конницы прикрытие от турецких лучников, полностью игнорирует природу средневековых родов войск. Единственно возможная для рыцаря с холодным оружием защита от лучника - как пешего, так и конного - заключалась (помимо его снаряжения) в том, чтобы возможно быстрее самому напасть на него, не дать ему сделать больше одного выстрела - и то уже неуверенного вследствие надвигающейся угрозы. Многократно засвидетельствовано, что рыцари могли быть с успехом подкреплены путем придачи им стрелков или копейщиков не только во время крестовых походов; но этого нельзя изображать так, что эти пехотинцы создавали для них прикрытие.

В действительности большее, чем на Западе, значение пехоты в сражениях в Сирии, несомненно, объясняется не чем иным, как недостатком в лошадях.

СРАЖЕНИЕ ПРИ МЮРЕ (Muret) 12 сентября 1213 г.

Король Петр Арагонский пришел на помощь графу Тулузскому, который как альбигоец находился в большой опасности, теснимый крестоносцами во главе с Симоном де Монфором. Петр штурмовал укрепленный город Мюре на берегу Гаронны, выше Тулузы. Симон бросился в осажденный город, сделал из него вылазку и, застигнув осаждавших врасплох, обратил их в бегство.

Так как об этом событии случайно дошло много рассказов, то оно и стало предметом многих исследований. Особого же интереса в военно-историческом отношении оно не представляет, - разве только из-за многочисленных теорий о средневековой тактике, которые основываются именно на этом сражении.

Источники повествуют, что Симон образовал из своих рыцарей 3 ordines, или acies, или battailles во имя святой троицы. То же сообщает другой источник о короле Филиппе Августе в сражении при Бувине. Отсюда Келер (т. I. стр. 144; ср. стр. 105) делает заключение: "то, что под ordines подразумеваются боевые линии, вытекает из прибавления - во имя святой троицы". Убедительность этого вывода должна оставаться под сомнением до тех пор, пока не будет ближайшим образом выяснена аналогия между порядком построения боевых линии (т.е. одна за другой) и святой троицей.

Тот же автор исчисляет войско Монфора не больше чем в 800 всадников, в меньшей части - рыцарей, армию же Петра - приблизительно в 40 000, из которых - 30 000 пехоты. "Следует все же, - прибавляет он на стр. 101, - тщательно избегать говорить, что он (Монфор) устоял с 800 всадниками против 40 000, так как пехота в сражении почти не идет в счет. По Вильгельму Бретонскому силы вождя еретиков составляли даже 200 000 человек".

Потери крестоносцев, по Келеру (стр. 116) сводились к одному рыцарю и 7 сержантам, а потери противника - к 20 000 человек. Только для того, кто обладает доверчивой душой, не составляет разницы, провел ли он жизнь за письменным столом или был практиком военного дела.

Сражение это в последний раз разобрано Дьелафуа - Dieulafoy, La battaile de Muret, Париж, 1899 г., 44 стр. ("Memoires de l'Acad. des inscriptions", T. XXXVI). Рецензия об этой работе Kiener (Кинера) В "D. Lit.-Z." за 1900 г., No 26 от 23 июня.