Сражение при Бувине (bouvines) 27 июля 1214 Г.

Точнее, чем в предыдущих исследованиях, сражение это рассмотрено в диссертации С. Ballhausen (Jena 1907, I, W. Schmidt). Поэтому я сокращаю сказанное мною в первом издании, но не могу также разделить взгляда Бальгаузена по некоторым существенным пунктам. Что касается пространных рассуждений Дельпеша (Delpech, La tactique au XIII-me siиcle, т. I), то при всей кажущейся их учености можно только согласиться с Молинье (Molinier, "Rev. hist", т. XXXVI, стр. 185), в целом отвергающем их.

Император Оттон IV соединился со своими союзниками при Нивелле к югу от Брюсселя, Филипп-Август - при Перонне. Двигаясь друг другу навстречу, войска сначала прошли одно мимо другого, и получилось так, что, в конце концов, они обошли друг друга, - Филипп находился на севере близ Турнэ, а Оттон - на юге у Валансьена. Эти переходы объясняются, пожалуй, не чем иным, как тем, что ни один из них не знал о передвижениях другого (я не могу разделить особого взгляда Бальгаузена по этому поводу: приведенные им мотивы движения Филиппа на Турнэ недостаточны). Получив сведения друг о друге, оба повернули обратно. Филипп решил отойти к Лиллю тем же путем, по которому он пришел, т.е. удаляясь от неприятеля; наоборот, Оттон взял направление на противника.

В то время как Филипп при своем марше с востока на запад переходил мост через р. Марку, у Бунина, пришло известие, что немцы подступают и начали перестрелку с отрядом, высланным им навстречу. Филипп приказал частям, успевшим уже перейти мост, повернуть назад, так как он решил принять сражение.

Вряд ли можно предполагать, чтобы он не мог переправить войско через реку без крупного сражения, так как, хотя значительная часть его находилась еще по сю сторону, но императорскому войску требовалось все же довольно много времени, чтобы перестроиться. Мнение Бальгаузена, что Оттон собирался отрезать арьергард Филиппа, - не обосновано. Со страгегической точки зрения решение Филиппа было весьма рискованным, так как он имел почти перевернутый фронт и, как единственный путь отступления, - мост у Бувина, ибо, как дословно указывает источник, переправиться через р. Марку иначе невозможно. То, что Филипп при такой позиции все же решил принять сражение, объясняется разве только его полной уверенностью в победе и тем, что он, таким образом, имел еще достаточно времени, чтобы развернуться, причем обладал, - на это прямо указывают документы, - по крайней мере в отношении главного рода оружия, рыцарей, значительным перевесом.

Правда, утром король, - вместо того чтобы двинуться навстречу императору, - начал отступление; такая перемена его решений обращает на себя внимание, но абсолютного противоречия в его действиях нет: Филипп утром принял решение не оставаться под Турнэ и не выступать навстречу императору для сражения; дело изменилось в том смысле, что теперь император двинулся ему навстречу, чего король утром еще не предполагал.

С другой стороны, решение Оттона атаковать короля, невзирая на свою незначительную силу, находит свое объяснение в том, что он рассчитывал напасть на французов на марше, когда их разделяла река. Дословно отмечается, что он выразил удивление, увидев перед собой французов в полном боевом порядке.

Что император, со своей стороны, не отказался от сражения, не представляется совершенно неестественным, ибо следовало ожидать, что, как только немцы обратят тыл, французы сейчас же перейдут в наступление, а это означало бы неминуемый разгром. Следовательно, лучше было удержать за собой хотя бы моральное преимущество наступления и попробовать, нельзя ли повернуть счастье сражения в свою сторону.

Если таков, стратегический генезис сражения, то здесь дано и объяснение исхода его: император был разбит, так как его расчет атаковать французов во время их перехода через реку не оправдался; король победил благодаря значительному превосходству своих сил и благодаря тому, что встретил противника в полном боевом порядке, - в лучшем даже, чем был сам наступавший император, о котором прямо сообщается, что его войска подошли к противнику в беспорядке.

Достоверных цифровых данных о силах того и другого войска мы не имеем. Прежде принимали (например Schirrmacher) данные Ричарда фон Сенса, исчислявшего армию Оттона в 25 000 рыцарей и 80 000 других воинов. Горцшанский (Horzschansky) исчисляет силы Филиппа в 59 000 человек (2 000 рыцарей, 7 000 оруженосцев, 50 000 пехоты) и Оттона - в 105 000 человек (5 500 рыцарей, 19 500 конных оруженосцев, 80 000 пехоты). Для него самого представляется загадочным (стр. 41), каким образом император при таком соотношении сил мог быть разбит.

Келер оценивает войско французов в 2 500 рыцарей, 4 000 легкой конницы и 50 000 пехоты; немцев - только в 1 300-1 500 рыцарей, но считает их очень многочисленными в отношении других родов войск. Оценка Омана более умеренна, тем не менее и он полагает, что у Филиппа было, может быть, 25 000-30 000, а у Оттона - 40 000 пехоты.

Во всех этих исследованиях, включая и Омана, численность пехоты вне всякого сомнения преувеличена. Общие указания хроник на "бесчисленные множества", как доказывают многочисленные примеры, - не дают ничего. Оттон должен был пройти добрых 3 мили до поля сражения из Мортани на Шельде, откуда он выступил утром 26-го, так как ему нужно было идти в обход леса, лежащего на прямой линии через Вильмо-Фруадмон. В таких условиях даже для войска с отличной походной дисциплиной было бы трудно после такого перехода развернуть армию в 50 000 или хотя бы только 40 000 человек и в тот же день дать сражение. Для войска же из недисциплинированных наемников, горожан и рыцарей это представляется едва выполнимым, что в упомянутой мною статье отметил уже Молинье.

Я не думаю вместе с Бальгаузеном, что одно из войск было сильнее 8 000 человек. Мне представляется несомненным, что Оттон имел не больше 1 300-1 500 рыцарей; у Филиппа было больше. Возможно, что оба войска были численностью приблизительно в 5 000, так как отдельные контингента, численность которых неоднократно приводится в источниках, все очень малы.

Прежде всего против предположения, что пехота была такой непомерной численности, говорит самый характер сражения, так как ни на той, ни на другой стороне она ничем себя не проявила. Утверждение Винкельмана, будто бы французские горожане были воодушевлены сознанием, что они борются "pro ans et focis" (за алтари и очаги), висит в воздухе. О каком-либо имеющем решающее значение участии городских отрядов Филиппа в источниках нет и следа. Города, должно быть, выставили в распоряжение короля известное число стрелков, сражавшихся общепринятым способом, сообща с рыцарями. Точно так же фландрские города выставили свои контингента к войску Оттона.

Потери на французской стороне, по-видимому, были незначительны; по немного более позднему источнику английской хроники Мельроза пало, якобы, только 3 французских рыцаря, и мы должны предполагать, что таких было, действительно, очень немного, так как в противном случае до нас дошло бы больше имен павших со славой. Из числа императорских воинов на поле сражений осталось будто бы 70 рыцарей и 1 000 пеших кнехтов, а большое число их (по одному источнику - 127 рыцарей, по Другому - 131, по третьему - 220, среди них 5 графов и 25 знаменосцев) было взято в плен234.

Если поэтому Иоанн Кипрский называет это сражение "durissima pugna, sed non longa" (жесточайшим, но недолгим), то Оман, мне кажется, заходит уже слишком далеко, принимая его продолжительность всего в 3 часа. Я скорее склонен думать, что исход его более или менее решен был при первом же столкновении, которое, однако, произошло не повсеместно в одно и то же время. Незначительные цифры потерь победителя являются более веским доказательством, чем показания всех летописцев. Известиям повествователей о продолжительности сражений приходится всегда доверять очень мало, так как начало и конец сражений - понятия очень неопределенные и предоставляют особенно большой простор их естественной склонности к преувеличениям. Вильгельм Бретонский водном месте ("Gesta", 311) говорит, что отряды горожан до начала сражения подошли к центру и, пробираясь сквозь ряды рыцарей, стали перед ними в качестве стрелков. В другом месте ("Gesta", 312) он утверждает, что горожане подошли только в четвертый час после начала боя. Неужели оба центра в бездействии наблюдали за боем на одном из флангов? Или, быть может, пока на одной стороне не успели развернуть фланги, другая сторона любезно ожидала, когда противник готов будет к бою? Если отдельные отряды рыцарей часто и вступали в бой не совсем одновременно, то разница в сроках все же может быть только незначительной, - если только не предполагать, что на обеих сторонах, стремясь вперед из походной колонны, вступали в бой последовательно одни за другими.

Основным нашим источником для этого сражения является Вильгельм Бретонский, который был его свидетелем в качестве капеллана короля Франции и описал события как в прозе, продолжая Ригорда, так и в стихах в своей "Филиппиде". Келер подробно останавливается на своих с ним расхождениях, с одной стороны, ставя его высоко как свидетеля (стр. 118), а с другой - упрекая за то, что он лишен был понимания тактической стороны дела и тем способствовал распространению взгляда, что в средневековых сражениях основным и преобладающим было единоборство (стр. 135). В действительности ошибка лежит как раз на стороне Келера. Оман (стр. 471, прим.) справедливо указывает, что у Вильгельма не только нет и следов того деления на 3 стычки, которое хочет у него вычитать Келер, но что такое деление находится в прямом противоречии со всем его повествованием. Таким образом, отпадает вся конструкция Келера здесь точно так же, как в отношении Гастингса.

Граф Бульонский, который сражался на стороне императора, кроме собственных рыцарей, держал 700 (по другому источнику 400) пеших наемников- брабантцев. Он применял их в бою следующим образом: они образовывали круг, в который он отступал, если сам чувствовал себя утомленным боем. Когда сражение было проиграно, и все остальное императорское войско уже бежало, этот отряд еще держался. Французские рыцари боялись пробираться сквозь протянутые копья; но в конце концов, когда подошло подкрепление, отряд был осилен, брабантцы перебиты, граф взят в плен.

Так как источником для этой сцены служит героическая поэма "Филиппида", то мы не должны быть излишне придирчивы к отдельным деталям. Но чем в большей степени эта сцена была правдива, тем больше доказывала она низкое качество пехоты в ту эпоху.

Хроника прямо говорит об этих брабантцах, что они по военному искусству и храбрости равны рыцарям, тем не менее они занимают исключительно оборонительную позицию и служат, будучи достаточно большим отрядом, всего лишь некоторым прикрытием для нескольких рыцарей. Не столь существенно, был ли их отряд разгромлен рыцарской атакой или, возможно, сопротивление его уже было сломлено стрелками: важно, что даже этот отряд, прославленный как особо выдающийся, по нашему источнику никакой самостоятельной активности в сражении не проявляет.

Но в действительности идти так далеко незачем. Можно было бы утверждать, как мне кажется, что описанная сцена - заключительный акт сражения, когда последнее было уже проиграно, и побежденные желали только как можно дороже продать свою жизнь. Первоначально они, вероятно, шли вперед вместе с рыцарями.

Точно это сообщается относительно пеших кнехтов императора Оттона в центре, отогнавших стрелков французских коммун и проникших в гущу рыцарства до самого короля Филиппа Августа, который был сброшен с коня. Наступление это, разумеется, происходило не изолированно, как это понимали некоторые, т.е. таким образом, что рыцари оставались в бездействии позади них, но сообща с ними.

Бальгаузен считает, без всякого в сущности основания, что войска Оттона и английские были приблизительно равны по численности французским, но императорское войско было разбито вследствие утомленности от длительного перехода. Я все же не решаюсь поверить в большой обходный марш и в то, что сражение произошло там, где хочет фиксировать его Бальгаузен.