 |
Сражение при зеккенгейме 30 июня 1462 Г.
|
|
|
|
У курфюрста Фридриха Пфальцского было 1 100 конных и 2 000 пеших кнехтов; с ними он напал врасплох у слияния Неккара и Рейна на маркграфа Баденского, графа Вюртембергского, епископов Меца и Шнейера, которые опустошили его область. С призывом местных крестьян он получил значительное превосходство сил. При первом столкновении конных сам курфюст пал, а его конники несколько подались назад. Пехота же, о которой прямо сообщается, что она была построена в каре и имела длинные копья (среди пехотинцев были швейцарские наемники), под командой Ганса Вальдмана из Цюриха стойко выдержала натиск неприятельских рыцарей52, и вмешательство других пфальцских рыцарей, которые до тех пор еще не вступали в бой, решило исход сражения.
На пфальцской стороне пало только 8 человек, на противной - 45.
Маркграф, граф Вюртембергский и епископ Меца попали в плен, маркграф и епископ, его брат, оба тяжело раненые.
Из-за того, что союзники стояли тылом к углу, месту слияния Рейна и Неккара, путь к бегству был почти отрезан.
Глава VI. БУРГУНДСКИЕ ВОЙНЫ.
ПРИЧИНЫ ВОЗНИКНОВЕНИЯ
Невзирая на победы у Земпаха и Нефельса, союзники-швейцарцы отнюдь не перешли к завоевательской империалистической политике крупного масштаба подобно грекам после побед над персидским царем. Уже в 1389 г. они заключили с Габсбургами мирный договор сначала на 7 лет, затем (в 1304 г.) на 20 и, наконец (в 1412 г.), на 50 лет, причем древний владетельный род временно совершенно отказывался от известных владений и прав, но все же удерживал в своей власти очень значительную часть современной Швейцарии. Если сопоставить этот мир с военными успехами союзников, то на минуту останавливаешься над вопросом, - так ли значительно было в действительности военное превосходство союзников, если, в конце концов, они довольствовались достаточно скромными результатами. Но при этом все же остается бесспорным, что новая военная сила действительно имела перевес над старым рыцарским ополчением53, ибо причину, по которой новое войско не проявило себя более сильным политически, следует искать не в военном деле, а в политике. Форма свободного союза - 8 равноправных единиц (Швиц, Ури, Унтервальден, Люцерн, Цуг, Цюрих, Берн, Гларус) - была не приспособлена к большим завоеваниям. Только под руководством господствовавшего города - Афин - и благодаря этому руководству греки могли использовать победы при Саламине и Платее и окончательно прогнать персов из Греции, а затем и из малоазиатских городов; у швейцарцских союзников при завоевательной политике крупного масштаба очень скоро начались бы междоусобия, так как они вели не только общую, но и каждый кантон - свою собственную политику экспансии. Перед лицом опасности междоусобных раздоров, которые могли проистекать отсюда и неоднократно имели место, в вопросе о завоеваниях приходилось держаться узких рамок и действовать с большой осторожностью. Не прибегая к силе меча, многие кантоны - особенно городские - искали способа расширить свои владения мирными средствами: высчитано, что за время с 1358 г. по 1408 г. Цюрих затратил на современные деньги капитал в 2 миллиона франков для закупки и приема в залог земель соседних рыцарских и княжеских владений54.
|
|
|
Лишь когда младший сын Леопольда III герцог Фридрих оказался столь неосмотрителен, что с пустым карманом вступил в конфликт с Констанцским собором, был объявлен вне закона, изгнан и подвергся нападению со всех сторон, - тогда только швейцарцы снова взялись за оружие и овладели Ааргау (1415 г.), а одним поколением позже (1460 г.) - Тургау, после чего перешли Рейн и повели наступление на австрийские владения в Южном Шварцвальде и Эльзасе.
|
|
|
Герцог австрийский Сигизмунд, не видя спасения от народа-завоевателя, все более и более расширявшего пределы своей страны, стал, наконец, искать помощи у герцогов Бургундских, которые в качестве боковой линии французского королевского дома объединили в своих руках большое число немецких и французских владений и являлись самой могущественной династией Средней Европы того времени. Сигизмунд заложил свои граничившие с Швейцарией владения в Эльзасе и Шварцвальде Карлу Смелому, считая его достаточно сильным, чтобы защищать их; более того: он надеялся, что отсюда проистекут конфликты, в которых могущественный бургундец победит швейцарцев и поможет австрийским Габсбургам вернуть себе свои прежние владения (1469 г.) Но результат этой дипломатии был совершенно иной. Карл Смелый был старым другом швейцарцев и отнюдь не склонен впутываться в ссору с ними. Его завоевательные планы были направлены в другую сторону - на Нижний Рейн и на Лотарингию, расположенную между его владениями - Нидерландами на севере и обеими Бургундиями на юге. Герцог Сигизмунд скоро понял, что последствием его дипломатии может быть только то, что ему придется все старые владения своего дома окончательно уступить Бургундскому дому за полученный им за них залог в 50 000 гульденов. Для того чтобы добиться получения своих земель, он решил перейти в другой лагерь: если бургундец не хочет ему помочь осилить швейцарцев, швейцарцы ему помогут осилить бургундца. Смертельный враг Карла Смелого, французский король Людовик XI, принял на себя посредничество в соглашении между австрийцем и союзниками-швейцарцами. Хотя до тех пор в продолжение 150 лет мир заключался на определенные сроки, т.е. по существу заключали просто перемирия, теперь (1474 г.) герцог Сигизмунд выразил готовность "окончательно и навсегда" отказаться от швейцарских земель, а швейцарцы, со своей стороны, за эту уступку обязались при известных условиях ставить ему наемников и помогать ему в случае нападения на него.
Из этого оборонительного соглашения союзники постепенно дали втянуть себя в общий наступательный союз, направленный против герцога Бургундского. Было много споров по вопросу о том, в чем собственно следует искать главную причину этой войны. Подобно тому как во время былых своих войн с Габсбургами, швейцарцы и по сей день склонны изображать дело таким образом, что если они и не, подвергались нападению бургундцев, то во всяком случае то, что бургундцы обосновались в Эльзасе, создавало угрозу такого нападения. Об этом не может быть и речи. Если уже ко времени восстания первых лесных кантонов против Габсбургов в бой пошли вовсе не мирные пастухи и земледельцы, а люди, опытные в военном деле и хорошо владевшие оружием, то тем более теперь военная мощь союзников оценивалась соседями их так высоко и внушала всем им такой страх, а сами союзники были так полны сознания своей силы, что для швейцарцев совершенно исключается самая мысль об угрозе им со стороны Бургундии; никаких ссылок или упоминаний об этом ни в одном из различных имеющихся источников не встречается. Скорее вопрос может идти о том, по собственным ли политическим побуждениям, - именно по мотивам экспансии, захвата добычи, завоеваний, - швейцарцы начали и вели войну против Карла Смелого и в результате опрокинули герцога или просто как наемники чужеземного властителя, а именно короля французского.
|
|
|
Мнение, будто бы швейцарцы вели войну лишь как наемники, уже давно высказано в самой Швейцарии и, как я убедился в результате повторно предпринятых мной исследований, является, хотя и не вполне, но в основном правильным. Союзники, правда, были в известной мере заинтересованы в том, чтобы герцог Бургундский не обосновывался в Эльзасе и Шварцвальде, и считали себя вынужденными помочь городам "Нижнерейнского союза" - Страсбургу, Кольмару, Шлетштадту, Базелю - отразить от своих ворот грозившее им бургундское владычество, но заинтересованность эта была исчерпана заключением оборонительного союза, о котором шла речь выше; 7 восточных кантонов также отказались идти, ибо завоевания в войне с Бургундией могли пойти на пользу только все расширявшему свои границы Берну.
|
|
|
Таким образом, политика союза натолкнулась на то же препятствие, о котором мы уже узнали: военная мощь, так же как и стремление к войне и завоеваниям, имеется здесь налицо, но не проявляется в действии из-за соперничества кантонов между собой. Лесные кантоны считали, что путь к славе и трофеям ведет черед Сен-Готард в Италию. В Берне же господствовало мнение, что наступление следует направлять на запад, чтобы захватить Юру и Ваадт, которые принадлежали союзнице Бургундии - Савойе. Но завоевательные планы Берна никогда не увлекли бы другие кантоны, если бы им на помощь не пришло золото Людовика XI.
Государственные мужи, стоявшие у кормила правления в Берне, сами также служили по найму у французов; но между французскими деньгами и политическим образом мыслей Берна было настолько полное соответствие, что нельзя просто сказать, что Берн продался французскому королю. Что касается остальных 7 кантонов, то не подлежит никакому сомнению, что они просто подчинились руководству Берна и французским деньгам, когда обратили свое оружие против Бургундии.
Итак, что бы мы ни считали решающим моментом: завоевательные планы Берна, или принципиальную борьбу с возраставшим могуществом соседней Бургундии или, наконец, деньги Людовика XI, который купил как влиятельных политических деятелей лично, так и целые кантоны, - все равно речь здесь идет не об освободительной или даже оборонительной войне, а о предпринятой швейцарцами наступательной войне. Такого рода политический характер войны имел громадное влияние на, ее стратегию и поэтому должен быть рассмотрев несколько подробнее.
Война протекала совершенно иначе, чем это представляли себе швейцарцы. В то время как при объявлении войны они прямо подчеркивали свою роль не как "главной" воюющей стороны, а только лишь союзников Германской империи, дома Габсбургов, "Нижнерейнского союза" и короля французского и предполагали вести безопасную и выгодную для себя второстепенную войну, им скоро пришлось узнать, что как император Фридрих III, так и король французский заключили мир с бургундским герцогом и последний, пылая жаждой мести, обратился против них же.
Война, возникшая таким образом, не только имеет исключительное значение в политической и военной истории, но представляет в то же время значительный интерес с точки зрения методологии истории и народной психологии. О ней наряду с современными ей источниками имеется написанная 2-3 поколениями позже запись реформатора Буллингера, которая воспроизводит народную традицию об этой войне. Я впервые опубликовал в моих "Персидских и Бургундских войнах" эту часть до сих пор не напечатанного исторического труда Буллингера не потому, чтобы в ней можно было почерпнуть какие-либо до сих пор неизвестные нам данные о ходе событий, но потому, что эти рассказы служат чрезвычайно поучительной параллелью к рассказам Геродота о персидских войнах: нигде нельзя установить столько внешнего сходства, чтобы явилось подозрение в подражании, но черта за чертой проявляется совершенно та же работа фантазии; здесь мы находим даже беседу изгнанного спартанского царя Демарата с персидским царем перед Фермопилами: Карл Смелый заставил одного пленного, швейцарского полковника Брандольфа фон Штейна, изложить ему образ действий швейцарцев, полковник своими объяснениями вызвал удивление и ужас герцога. По этим рассказам Буллингера можно и должно учиться, настолько критически следует подходить к народным преданиям в таком роде, как у Геродота.
|
|
|
ЛИТЕРАТУРА
Незадолго до того, как я в первый раз исследовал политические взаимоотношения швейцарцев и Карла Смелого в моих "Персидских и бургундских войнах" (1887 г.), появилось исследование Генриха Витте (Heinrich Witte), Zur Geschichte der Entstehung der Burgunderkriege (Программа Гагенау 1885), которое до меня дошло настолько поздно, что я не мог его использовать. Тот же ученый в "Zeitschrift fer die Geschichte des OberrheinsV. 45, 47, 49 (1891, 1893, 1895) опубликовал ряд своих дальнейших исследований по этому вопросу, чрезвычайно ценных благодаря тщательному привлечению и сравнению как архивных, так и напечатанных источников. Но при всей акрибии исследования они не лишены некоторого пристрастия - положительного отношения к швейцарцам как к "германцам" и отрицательного к бургундцам как к "французам", и я поэтому не мог найти в них основания, чтобы видоизменить взгляды, изложенные мною в "Персидских и бургундских войнах". В программе, например, на стр. 8, сказано, что если Сигизмунд искренно желал мира с союзниками, он мог бы заключить его и помимо Бургундского союза; "как ни воинственны вообще были союзники, как ни побуждало их еще более к наступлению сознание своего численного превосходства в открытом поле и ненависть к рыцарям, все же они во всякое время готовы были бы к миру, если бы Сигизмунд сделал серьезные шаги к обузданию своего рыцарства и если бы он окончательно отказался от того, что фактически им уже было потеряно", - я считаю эту точку зрения неправильной: в союзниках была жажда завоеваний, которая хотя и удерживалась препятствиями внутреннего характера, но, в конце концов, все же прорвалась бы, даже если бы Габсбурги по-прежнему стремились сохранить мир.
Одним поколением позже завоевательным стремлениям швейцарцев пришел конец только благодаря переключению их воинственных стремлений в наемничество. Витте сам прибавляет в примечании: "Сигизмунд, может быть боялся честолюбивых планов Берна, но сражение при Вальдсгуте показало как раз, что союзники вовсе не так-то склонны поддерживать подобные планы. И, кроме того, Берн также не был настолько воинственным, как это принято думать".
Против этого можно возразить, что если бы Берн не был действительно в высшей степени воинственным и жадным к завоеваниям, то вообще не было бы политических оснований к разрыву с герцогом Бургундским 25 октября 1474 г., и пришлось бы без обиняков принять старое мнение, что эта война была просто не чем иным, как службой наемников у французского короля.
В своей статье в "Zeitschrift fer die Geschichte des Oberrheins", т. 45, стр. 16, Витте думает, что мир между союзниками и Австрией мог бы осуществиться и без вмешательства короля Людовика. "Чем определеннее Карл рассчитывал на создание королевства Бургундского, тем более эта общая для них опасность, которую невозможно отрицать, все возраставшая и помимо вмешательства Гагенбаха, необходимо должна была свести Сигизмунда с союзниками". Правильно в этом тезисе то, что союзники не желали основания великодержавной Бургундии у своих границ, и что это было для них политическим мотивом, с целью заключить договор с габсбуржцами и обеспечить этим старым своим врагам помощь для возвращения им их заложенных верхнерейнских областей; но нельзя согласиться с утверждением, что королевство Бургундия представляло для союзников "опасность", которую нельзя не признать; наоборот, эта опасность скорее должна быть просто отвергнута. Даже правнук и наследник Карла Смелого, император Карл V, располагавший мощью совершенно иного масштаба, чем его прадед, не мог стать опасным для швейцарцев. Очень правильно говорит сам Витте (стр. 74) по поводу депеши миланского посланника Черрати своему государю: "В Берне создалось преувеличенное представление о силе сопротивления своей и других членов союза; в своих горах они считают себя достаточно сильными, чтобы схватиться одновременно с Бургундией, Савойей и Миланом, и король Людовик знал, что он делает, когда навязал союзникам войну со своим бургундским противником".
Этому более или менее противоречит то, что Витте на стр. 72 говорит о "состоянии самозащиты", в котором, якобы, находились союзники по отношению к завоевательным стремлениям Бургундии, а на стр. 367 утверждает, что Берн, вероятно, оставил бы в покое владения фон Ромонта, если бы тот не стал нарушать интересов Берна. Я думаю, что наоборот: как бы ни действовал граф фон Ромонт, бернцы в условиях этой войны всегда нашли бы предлог занять хотя бы часть его владений, в крайнем случае, хотя бы Муртен.
Настоящий корректив о фактической обстановке внесен был Фишером (Vischer) в экскурсе его к напечатанному под его редакцией дневнику Кнебеля в "Baseler Chroniken", т. III. стр. 369, где доказано, что посольство, отправленное герцогом Бургундским к союзникам, установившее дружеские взаимоотношения (и на этот факт я ссылался еще в "Истории персидских и бургундских войн", стр. 175), объездило кантоны не в 1474 г., а раньше этого - еще в 1469 г. Из этого, однако, еще нельзя сделать выводов, касающихся общего политического положения, как это делает, например, Дэндликер (Dandliker) в своей "Истории Швейцарии", т. II, стр. 841 (3-е изд.); Берн еще в марте 1474 г. передал герцогу: "Городу Берну останутся незабвенными добрые отношения, бывшие некогда между ним и предками герцога - особливо отцом его, из коих и проистекает взаимное понимание, которое Берн хранит по наследству из поколения в поколение". Город намерен и сейчас относиться к каждому так, как подобает его чести и положению. (Witte, Zeitschr. f. d. Gesch. d. Oberrheins, новое изд., т. VI, стр. 23, прим.). Из приподнятого тона только что приведенных слов ясно видно, что Берн старается перейти от этих до сего момента его хороших отношений к враждебным.
С исключительным отсутствием предвзятости рассматривает события Дирауер (Dierauer) в своем труде "Geschichte der Schweizerischen Eidgenossenschaft" (т. II, 1892), вообще очень ценной книге.
Дэндликер "Истории Швейцарии" (т. II) подобно Витте старается выставить швейцарцев находящимися под угрозой, а войну эту - оборонительной. Он говорит (стр. 200) об "ужасном страхе" союзников и думает (стр. 201), что народ был преисполнен "страха пред яростным безрассудным герцогом". Все эти переживания в действительности были союзникам совершенно чужды и создают неверное представление о них. На стр. 841 он приводит то место из моих "Персидских и бургундских войн", где и я придаю французским деньгам второстепенное значение, но опускает моменты, с моей точки зрения, решающие: во-первых, противоречия между Берном и другими 7 кантонами и, во-вторых, то, что политические мотивы Берна были завоевательного, а не оборонительного характера. Для 7 восточных кантонов я придавал француз^им деньгам отнюдь не только второстепенное значение.
Руководящей, составленной на основании первоисточников работой по бургундским войнам остается, как и прежде, Эм. фон Родт (Em. v. Rodt, Die Feldzьge Karls des ^hnen, Herzogs von Burgung, und seiner Erben, mit besonderem Bezug auf die Teilnahme der Schweizer an denselben, 2 тома, Шаффгаузен, 1843; представляет ценность пространная биография американца Дж. Фостера Кирка, (J. Foster Kirk, History of Charles the Bold, duke of Burgundy, 3 тома, Лондон 1863-68). С. Toutey, Charles le TOmmaire et la Ligue de Constance, Париж 1902, очень обстоятельное исследование, но ничего не дает для нашей цели.
|
|
|
