Государство.

Происхождение государства. По своему происхождению государство является «военной ассоциацией». Так, самое раннее социальное образование «есть союз воинственной знати нескольких родственных по языку племен». Причем этот союз «при поддержке остальных свободных людей» указанных племен «избирает военного лидера не только для чрезвычайных обстоятельств», но и как постоянного правителя.

Признаки государства:

• территория,
• «единый народ» (включающий единые системы вооруженных сил, налогообложение, таможенный контроль и т. д. ),
• общегосударственный язык,
• единое законодательство и судопроизводство,
• столица государства.

 

· 36 Аналитическое правоведение Г. Харта.

Аналитическая юриспруденция — направление, возникшее в Англии в рамках юридического позитивизма. Основные положения аналитической юриспруденции развил в своей работе «Концепция права» профессор Оксфордского университета Герберт Лионель Адольфес Харт (1907-1992). По мнению Харта, теоретическая юриспруденция не должна ограничиваться анализом категориального аппарата правоведения, а должна обратиться к изучению языка права, используемого в юридической практике (так называемая лингвистическая теория права).

Природа права выводится Хартом из фактических отношений, складывающихся между людьми. Право — результат разумно понятой естественной необходимости, связанной с потребностью выживания. Для того, чтобы люди выжили в условиях естественного и социального неравенства, нужны разумные правила поведения, которые составляют нормы права, морали, приказы. Право, мораль и принуждение различные, но взаимосвязанные социальные явления. Все они разумны и необходимы и осуществляют регулятивное воздействие на поведение человека. Отличия норм права от норм морали заключаются в способах защиты этих норм от нарушения, в процедуре создания и форме существования этих норм.

Харт определяет право как нормативный принудительны^ порядок. В отличие от морали нормы права обеспечены государственным принуждением, защищены угрозой санкций за их неисполнение. Государство является единственным создателем права. Харт рассматривает право как формально-логическую систему «первичных» и «вторичных» правил, восходящих к высшей норме признания. Первичные правила — такие законодательные установления, которые были приняты парламентом и вследствие этого обстоятельства возникли определенные обязанности, обязательства и правомочия, т. е. первичные правовые нормы носят императивный характер, их соблюдение основано на угрозе применения санкций.

Вторичные правовые нормы носят диспозитивный характер, предоставляют частную и публичную власть, возможность исполнять обязанности и приобретать права. Вторичные правила состоят из трех разновидностей — правил признания (закон является законом лишь при условии, если он признан таковым), правил изменения (предусмотрены на случай необходимых изменений в действующем законе) и правил вынесения судебного решения (правила, которым судьи, работники гражданской службы, правительственные министры и другие лица должны следовать в процессе применения или толкования закона). Правовая система может действовать эффективно лишь, когда существует реальное сочетание первичных и вторичных правил.
Харт, компромиссно оценивая школу естественного права, отмечает, что естественное право пребывает в состоянии продолжающейся эволюции и что в любой системе позитивного права можно обнаружить «минимальное содержание естественного права». Поведение людей управляется частично обычаем, частично привилегией и частично некоторыми определенными и разделяемыми ценностями. Кроме того, члены общества могут испытывать влияние религиозной морали, а также этических принципов (например, врачебной, деловой этики). Все эти разновидности социальных регуляторов часто получают свое закрепление и отражаются в правовой системе.

Теоретические положения правовой системы Харта доминировали в Великобритании в середине XX в., а впоследствии подверглись критике, особенно со стороны американца Рональда Дворкина.

·

· 38 Американская и скандинавская школы правового реализма.

Скандинавская школа правового реализма (Аксель Хагерстрем, Карл Оливекрона, Вильгельм Лунштедт, Алф Росс и др. ) отрицает принципы метафизического обоснования права и правовой позитивизм. Основная идея А. Хагерстрема состоит в трактовке права как психологической реальности – «волевого импульса». Он рассматривает правовую норму как императив, содержащий требование конкретного действия, приказная форма выражения нормы выполняет функцию подавления противоположных приказу волевых импульсов и побуждает поступать согласно содержанию данной нормы. В отличие от подавляющего большинства теоретиков права А. Хагерстрем считал, что правовые нормы не имеют ничего общего с ценностями и регламентируют поведение людей просто воздействием волевого импульса, самой императивной формой, в которую облечено приказание. Аналогичную позицию занимал и К. Оливекрона. Согласно его представлениям, правовой императив, который моделирует воображаемую ситуацию и воображаемое действие, представляют собой явления одного порядка. Разница между моралью и правом для него состоит в том, что специфика правовых императивов – в их связи с применением силы. И не потому, что выполнение правовых норм гарантируется и защищается при помощи силовых механизмов, а потому, что само их содержание относится преимущественно к проблемам применения силы, регламентирует человеческое поведение в тех аспектах, которые связаны с применением силы.

По мнению В. Лунштедта и А. Росса право выполняет необходимые социальные функции и служит самосохранению общества, социальная организация детерминирует процесс правотворчества. Право порождается в процессе формирования социальной организации: именно благодаря наличию организованных групп в обществе возникает потребность в сотрудничестве и кооперации, направленных на социальные цели, а не просто на биологическое выживание и воспроизводство жизни. То, что полезно с точки зрения укрепления социальной организации и достижения поставленных обществом целей, – и составляет социальное благосостояние для данного общества, определяя содержание права. Социальное благосостояние включает в себя ощущение гражданами безопасности, психологического и материального комфорта, развитие индивидуальных способностей и качеств, свободу предпринимательства и т. п. Согласно концепции действенности права, правовые нормы являются ключом к интерпретации и прогнозированию социальных действий. Эффективность права заключается в том, что оно обеспечивает постоянное следование большинства людей требуемому правовыми нормами образу действий, а также в том, что этот образ действий ощущается большинством людей как нечто общеобязательное[64]. Скандинавская школа правового реализма рассматривает право таким, каково оно есть в правовой реальности, право – это факт и окружающая нас юридическая реальность[65].

Скандинавские правовые реалисты провозглашали идею частичной устойчивости правовой природы и структуры права по отношению к политике, однако для них частичная устойчивость права не производна от исследования центральной роли правовых деятелей (в частности, судей) в феномене права (как для американских реалистов). Скандинавские исследователи избрали другой, более традиционный путь концептуального анализа, – они сконцентрировались на различных концепциях и категориях, конституирующих сущность права, субъективные права, обязанности, собственность, вред и т. д. Причины этого у скандинавских реалистов не совпадают: если для В. Лундштедта и К. Оливекроны причина выведена из следования философской концепции пути, сформулированной Хагерстремом, анализ А. Росса берет начало из следования некоторым примерам позитивизма[66]. Тем не менее, независимо от этих различий, все скандинавские правовые реалисты сходились во взглядах на две конкурирующие идеи о сущности права.

Во‑ первых, правовые концепции и категории per se отделены от какой‑ либо системы моральных, религиозных или политических ценностей. Право является комплексом лингвистических или символических сигналов, установленных с целью провоцирования определенного поведения, или «директивами», указывающими обществу и судьям пути следования[67]. Правовые нормы характеризуются не соответствием ценностным задачам, а своей функцией. Направление права (к цели А или противоположной цели Б) не влияет на метод его действия. Скандинавские реалисты рассматривали внутреннюю природу права как относительно независимую от окружающей ценностной среды.

Доказывая идею относительной ценностной нейтральности права, исследователи часто использовали правовую историю. Эта традиция идет напрямую от Хагерстрема и его «раскрытия» современных правовых концепций через исследование древних категорий и концепций Римского права[68]. Они показывали, что еще с древнего Римского права правовой феномен был механизмом, хотя и проходящим через разные экономические, социальные и политические среды, всегда работающим одинаково. Право всегда было комплексом норм, регулирующим использование силы. Скандинавские реалисты отрицают идею подвижности права и того, что необходимо делать отсылку к ценностным элементам моральной природы (таким как справедливость и доброта), политической природы (демократия, воля парламента) или экономической природы (эффективность).

Норма законна и поэтому обязательна для общества, даже если она крайне несправедлива или экономически неэффективна. Важно то, что норма работает в реальности как стимул, заставляющий людей следовать конкретным образцам поведения. Этот момент предваряет вторую идею сущности права по мнению скандинавских правовых реалистов: правовой феномен только частично устойчив к политическому миру (так считали и американские правовые реалисты).

Право имеет свойство обязывать конкретное общество (или конкретных правовых деятелей, например таких как судьи) к определенному поведению до тех пор, пока оно действительно. Правовая норма или концепция считается действующей с момента, когда она практически вступила в силу, т. е. когда большинство населения признали и начали соблюдать данную норму или концепцию и считать её социально обязывающей. Согласно А. Россу, внедрение в понятие действительности права этих двух компонентов (эффективность вступления в силу и обязательный характер как социальное чувство) сводится к одной из классических антиномий философии права: факт того, что право считается «в одно и то же время чем‑ то фактическим в мире реальности (эффективность) и чем‑ то действительным в мире идей (обязательная сила)»[69].

Таким образом скандинавские правовые реалисты восприняли интерпретацию права как комплекса норм и категорий с устойчивой природой по отношению к миру ценностей; норм и категорий как обязательного права, вне зависимости от типа имплементированной в общество идеологии. Право всегда действует одинаково автономно от политики. Однако устойчивость права только частична, т. к. существует необходимость открывать право окружающей политической и социальной среде, что происходит через централизацию правовых концепций и категорий на их «действительности». «Действительность» означает, что они «в силе», соблюдаются и, что наиболее важно, воспринимаются как обязательные большинством населения или его компетентной частью (т. е. судьями).

Несмотря на различия вариантов правового реализма и в основных теоретических предпосылках (прагматизм в Соединенных Штатах Америки, мистическая философия в Скандинавии, партийная идеология в Советском Союзе), и в областях исследования (работа судов в Америке, нормативные тексты в Скандинавии, диктатура пролетариата, революционный террор, финансово‑ политическая олигархия в России), все эти течения были направлены на преодоление препятствующего общественному развитию юридического формализма и утверждению понимания права как социо‑ психологического феномена.

· 39 Юридический экзистенциализм, феноменология права, правовая герменевтика и интегративная юриспруденция.

В XX столетии заметно усилился интерес к использованию экзистенциализма в философии права, особенно в концепциях естественного права. Философы-экзистенциалисты (С. Кьеркегор, М. Хайдеггер, А. Камю, Ж. -П. Сартр, Г. Марсель, X. Ортега-и-Гассет, Н. Бердяев, Л. Шестов и др. ) полагают, что в мире существуют только отдельные, конкретные личности с независимым от внешнего мира автономным сознанием, конфликтующим с безликой обыденностью жизни. Сознание человека свободно, его воля предопределяет жизненный путь. Наш выбор и определяет нашу суть, суть бытия отдельной личности. Смысл жизни − только в сфере свободы. Признание единственно подлинной действительности бытия человеческой личности является характерным для всех экзистенциалистских доктрин. Существенные черты данной теории впитали в себя многие подходы к праву. Специфика экзистенциальных естественно-правовых воззрений состоит, во-первых, в отрицании классических представлений о естественном праве. Экзистенциальные поиски «истинного права» связаны с пониманием права как правоотношений. Провозглашается конкретность, антинормативность, беспрерывное развитие «настоящего» права как индивидуальных правовых решений, перманентно возникающих в социальной жизни. При этом игнорируется принципиальное различие между «истинным решением законодателя и обыкновенного гражданина», ибо ценность решения первого не в том, что устанавливаются «мертвые» абстрактные нормы, а в том, что оно принято под воздействием сознания. Таким образом формируется принцип производности долженствования от бытия.

Исследования в области онтологических естественно-правовых концепций интерсубъективного подхода связаны с усилиями внедрения философской герменевтики. Объясняется это разочарованием в утвердившихся ранее ценностях и, как полагают многие представители философской герменевтики, возможностью смягчить трудности поиска истинного смысла человеческого бытия и путей разрешения противоречий современного мира поиском интерпретаций с активным использованием конвенционалистской семантики. Основная цель герменевтического метода − понять автора и его текст. Текст и речь превратились в альфу и омегу герменевтики. Один из основателей герменевтического метода В. Дильтей утверждает^[15]: то, что человек обнаруживает в другом, он находит в самом себе как переживание; то, что он сам переживает, − может найти в другом посредством понимания.

 

 

Таким образом, герменевтическое направление рассматривает право как текст, неразрывно связанный с духовным миром субъекта, его сознанием. Современная юридическая герменевтика − это применение в сфере права идей В. Дильтея и Ф. Шлейермахера, но прежде всего экзистенциально-феноменологической герменевтики М. Хайдеггера, Г. -Г. Гадамера, П. Рикера, Ю. Хабермаса и др. Принципиальное отличие их метода от позитивистского подхода к толкованию текста состоит в том, что позитивист стремится установить, что хотел сказать в тексте законодатель, тогда как герменевтика устанавливает смысл текста независимо от его автора, законодателя. Не человек говорит на языке, а язык (по М. Хайдеггеру, само бытие) − через человека. Язык имеет самостоятельное бытие относительно индивида.

Как подчеркивает В. А. Четвернин^[16], в практике толкования текста известны такие способы, как грамматический и логический (в последнем применяется понятие «смысл, или дух закона»). Здесь реализуется герменевтический тезис о том, что право − это само по себе высказывающее бытие. Теоретик философии права А. Кауфман убеждает, что герменевтический метод дает понимание «действительного» права, ибо основой его герменевтического поиска является нечто «онтологическое» (свобода как естественное состояние человека). Право невозможно извлечь непосредственно из абстрактной юридической нормы, и им судья не может «распоряжаться по собственному усмотрению». Оно − это «вещь – право». Оно − как сам человек в качестве «персоны» (правовая собственность). Человек существует как «персональные» отношения, а право − это то, что обусловливает сущность и содержание юридического дискурса (нахождение права путем высказывания). Таким образом, субъективно-объективные отношения превращаются в отношения между субъектам

Во-вторых, более значительный, чем в западноевропейских странах, патронаж религии, религиозной морали над полити­кой и определением содержания политико-правовой мысли. Это было обусловлено официально-государственным статусом цер­кви на Руси. На протяжении ряда веков церковь выступала как объединяющая, общенациональная сила. Помимо этого, на Руси отсутствовали антитеократические теории, аналогичные теориям Макиавелли, трактовавшего политику как самостоя­тельную сферу духовной деятельности, независимую от мора­ли, божественных установлений.

В-третьих, гораздо менее благоприятные, чем в Западной Европе, условия существования и развития Древней Руси. Су­ровый климат сдерживал не только прогресс производитель­ных сил, но и становление устойчивых форм государственнос­ти. Нельзя не учитывать и внешние условия, фактор защиты национальной независимости Древней Руси. Она оказалась как бы между двух огней: с одной стороны, постоянные набеги ко­чевников из Азии, что привело в конечном счете к двухсот пятидесятилетнему тюрко-монгольскому политическому господ­ству на Руси; с другой – агрессия немецких, шведских, польских и других феодалов. Так что Русь не случайно оказалась на пе­риферии европейской культуры.

В-четвертых, отсутствие крупных, фундаментальных со­чинений политико-правовой тематики, подобных сочинени­ям Ж. Бодена или Б. Спинозы, Т. Мора или Г. Гроция с их идеями республиканизма, антитиранизма, государственного суверенитета, естественного права, свободы человека и т. д. Политико-правовая мысль в Древней Руси выражалась в пись­мах, небольших трактатах, сказаниях, статьях, зачастую в об­разно-символических, аллегорических, легендарно-иносказа­тельных, мифологических формах. До политико-правовых теорий в строгом смысле этого слова дело не дошло. Исклю­чением в этом ряду является лишь сочинение Ю. Крижанича «Политика».

В-пятых, с первых веков существования Руси центральную проблему её политико-правовой идеологии во многом опреде­ляла дискуссия о геополитическом положении России, вошед­шая в историю как борьба между западничеством и славяно­фильством. Проблема европеизации многих сфер обществен­ной жизни имела жизненно важное, а иногда и решающее зна­чение. Однако процесс европеизации сводился не только к изучению и переосмыслению западноевропейского опыта, но не­редко и к бездумному заимствованию, подражательству, к ут­верждению концепции долгоиграющего развития, которая с XVIII в. становится ведущей для правящих кругов России. Эта концепция обусловила еще одну особенность российской госу­дарственности: если Западная Европа вXIV-XVI вв. осуществи­ла переход от эволюционного социотипа развития к инноваци­онному, то Россия – от эволюционного к мобилизационному, экстенсивному.

В-шестых, формирование государства происходило на Руси при отсутствии развитых рабовладельческих отношений, а ста­новление буржуазных отношений началось значительно по­зднее. Поэтому периодизация эволюции политико-правовой мысли отличается от западноевропейской. К примеру, в отече­ственной литературе русское допетровское общество X-XVII вв. считают древнерусским периодом, тогда как Европа X в. – это уже конец раннего средневековья, а все средние века про­стираются вплоть до середины XVII в.

Совокупность указанных факторов обусловила то, что на Руси X-XVII вв. не могла сформироваться политико-пра­вовая мысль, сопоставимая по уровню развития с наиболее зрелыми идеями и доктринами Западной Европы. Тем не ме­нее в ней протекали процессы и возникали политико-право­вые идеи не только типологически сходные с западноевро­пейскими, но и подчас предвосхищавшие их появление, хотя Русь по форме государственного устройства оставалась древ­ней.

Качественно новый этап в развитии политико-правовой мысли в России начинается с XVIII в., с сознательных и целе­направленных действий Петра Великого по европеизации рос­сийской жизни. Западноевропейская культура становится неотъемлемым элементом и все более активно воздействует на развитие социально-политического знания.

Но лишь с середины XIX в. складывается национальное са­мосознание, и Россия, как бы очнувшись от спячки, форсирует движение по капиталистическому пути развития. Начался про­цесс исследования собственно российской буржуазной полити­ческой практики, поиск адекватных российским условиям форм организации власти, других политических институтов и норм общественной жизни.

· 41 Политические и правовые учения в России в XVIII в.

Первая половина XVIII века в России ассоциируется с активной реформаторской деятельностью Петра I.

В XVIII в. Россия по форме государственного правле­ния была абсолютной монархией. Эта форма правления подразумевала такую внутреннюю политику государства, при которой учитывалось мнение только одного лица — аб­солютного монарха.

Петр I проводил реформы, которые были ориентирова­ны на преодоление отставания России от западных госу­дарств. Реформы осуществлялись посредством принятия бесчисленных указов, направленных на развитие промыш­ленности, сельского хозяйства, культуры, а также регла­ментирование личной жизни российских подданных. Ука­зы устанавливали правила ухода за скотом и лечения на минеральных водах, правила учебы в школе и употребле­ния мха в строительстве, в числе указов были и такие, в ко­торых во всех деталях описывалось, как сеять коноплю, убирать хлеб и т. п. Исполнителям этих указов предписыва­лось использовать методы принуждения в отношении тех, кто не будет их выполнять: «Ибо сами знаете, что добро и надобно, но наши люди без принуждения не сделают».

Петр I вел активную военную деятельность (поражение под Нарвой в 1700 г. и победа под Полтавой в 1711 г. ), тре­бовавшую огромных человеческих и финансовых затрат. Деятельность государства, направленная на интенсифика­цию сельского хозяйства, основание новых отраслей про­мышленности, развитие торговли, должна была бы привес­ти к росту платежной способности населения, от которой в свою очередь непосредственно зависела боеспособность армии. В 1721 г. закончилась Северная война и Россия вер­нула себе выход к Балтийскому морю. Эта война имела

Российское государство развивалось по модели поли­цейского государства. Основная функция полицейского го­сударства — это декларируемая «забота об общем благе народа» при полном отсутствии какого-либо народного представительства. Эта функция приписывалась монарху, обладающему неограниченной властью в законодательной, исполнительной и судебной сферах. Формами осуществле­ния этой функции становились исключительно админист­ративные меры («указное право»).

При Петре I появились новые институты крепостного права, которые делали положение крестьян еще более неза­щищенным (помещики наделялись правом суда над крепо­стными).

Официальной доктриной, ссылками на которую обосно­вывалась абсолютная власть монарха, оставалась доктрина божественной воли, согласно которой власть монарха рас­сматривалась как «божественное поручение». Использова­лись ссылки и на «общее благо». Но именно в это время, начиная с Ф. Прокоповича и В. Н. Татищева, впервые пред­принимаются попытки приспособить теории естественно­го права и договорного происхождения государства для обо­снования абсолютной монархии.

реформы затрагивали все слои населения России и спо­собствовали развитию интеллектуальной активности их представителей. Примером может служить жизнь и твор­чество купца И. Т. Посошкова.

Вторая половина XVIII века в России ознаменовалась крестьянской войной под предводительством Е. И. Пугаче­ва, которая побудила прогрессивно мыслящих русских лю­дей задуматься о судьбах России и оспорить легитимность абсолютной монархии и крепостного права. К числу этих мыслителей относятся СЕ. Десницкий и AM. Радищев, ко­торые опирались в своих произведениях на идеи француз­ских просветителей (Монтескье, Руссо).

12. 1. Ф. Прокопович о государстве и праве

Прокопович Феофан (1681-1736) — русский полити­ческий мыслитель и церковный деятель.

Эпоха. Реформаторская деятельность Петра I: церковная реформа, реформа престолонаследия.

 

12. 1. Ф. Прокопович о государстве и праве

Биография. Феофан Прокопович родился в Киеве в купе­ческой семье. Он рано остался сиротой, его воспитанием и об­разованием занимался дядя. Учился в Киево-Могилянской духовной коллегии, в иезуитских школах Львова, Кракова, в Римском католическом коллегиуме. Вернувшись в Киев, пре­подавал поэзию, риторику, богословие и философию в Кие­во-Могилянской духовной коллегии, переименованной к тому времени в академию. После посещения Киева Петром I Прокопович был назначен ректором. В 1718 был переведен в столицу, назначен псковским епископом. С 1721 по 1736 г. — вице-президент Синода.

Прокопович — сторонник реформы православной церк­ви, суть которой сводилась к упразднению патриаршества и подчинению православной церкви царю с помощью уч­реждения Духовной коллегии, а затем Синода. Прокопович обосновывал эту реформу ссылками на историю (римские и византийские императоры имели и светскую, и духовную власть), а также ссылками на преимущество не единолич­ного, а коллегиального управления («известнее взыскуется истина соборным правлением, нежели единым лицом»).

Ф. Прокопович впервые в России обратился к договор­ной теории происхождения государства. Следуя положени­ям школы естественного права, Прокопович различал:

Права монарха, по представлению Прокоповича, неогра­ниченны. Монарх может «законно повелевать народу не только все, что к знатной пользе отечества своего потребно, но и все, что ему ни понравится; только бы народной пользе не вредно и воли Божией не противно было».

Прокопович оправдывает действия Петра I, которые привели к установлению в России полицейского государ­ства. Он признает за самодержцем право повелевать наро­ду «всякие обряды гражданские и церковные, перемены обычаев, употребление платья, домов, строения, чипы и це­ремонии в пированиях, свадьбах, погребениях, и прочая, и прочая, и прочая».

К другим правам самодержца Прокопович относил: пра­во отречься от престола; назначить себе соправителя; раз­делить государство на части и отдать во владение детям.

Ф. Прокопович определил также обязанности народа, вытекающие из общественного договора:

S «без прекословия и роптания все от самодержца пове-леваемое» терпеть;

S должен терпеть «нестроение и злонравие» государя;

S не должен судить дела государя.

Прокопович считал, что формы правления государства зависят не только от народного соглашения и воли Бога, но и от размера территории государства. Он полагал, что рес­публики могут быть «разве в малом народе» и на неболь­шой территории.

Прокопович отрицательно относился к республике как форме правления государства, так как, по его мнению, де­мократические республики не могут существовать без час­тых смут, а аристократические республики потрясают раз­ногласия между правящими. Ограниченная монархия есть монархия, «непристанным бедствием подлежащая». Поэто­му лучшей формой правления государства Прокоповичу представлялась только неограниченная монархия.

 

12. 1. Ф. Прокопович о государстве и правопович различал два вида неограниченных монар­хий: выборную и наследственную. Каждая из этих форм имеет достоинства и недостатки. Выборная монархия пло­ха тем, что во время выборов нового монарха могут возник­нуть смуты. Однако именно такая форма монархии позво­ляет сохранить монархическую форму правления, если правящая династия прерывается. Наследственная монар­хия по сравнению с. выборной имеет больше преимуществ, чем недостатков. Прокопович называл следующие досто­инства наследственной монархии:

12. 2. В. Н. Татищев о государстве и праве

Татищев Василий Никитич (1686-1750) — русский ис­торик и государственный деятель, сторонник теории есте­ственного права.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: