 |
Дмитрий Вишневецкий. Портрет XVII века
|
|
|
|
Одному из начинаний злосчастного Вишневецкого была суждена долгая жизнь.
В 1556 году на острове Малая Хортица, за днепровскими порогами, он построил новую сечь, которая впоследствии получила название «Запорожской». Первый сторожевой пост продержался недолго, уже в следующем году крымцы его сожгли, но место было удачное, и четверть века спустя казаки обосновались там уже всерьез, создав подобие вольной республики, жившей по собственным законам и способной при необходимости собирать большое войско.
В 1594 году здесь побывал посланец австрийского императора Эрих Ласота фон Штеблау, искавший союзников в борьбе с султаном. Благодаря запискам этого иностранца мы знаем, что в это время Запорожская Сечь переместилась на другой остров, чуть ниже по течению. Постоянное население «коша» составляло около трех тысяч казаков. Они жили в казармах куренями по 150 человек. Во время похода рать увеличивалась вдвое за счет казаков, прибывавших из других мест, – и получалась значительная сила, состоявшая из опытных, хорошо вооруженных всадников.
Запорожская армия была неплохо организована. Во время войны курени объединялись в полки, главный военачальник избирался на общем сборе и назывался кошевым атаманом. У запорожцев имелись артиллерия, собственная флотилия, знамена и даже военный оркестр. Верхушку «республики» составляли выборные начальники и самые заслуженные казаки – так называемая старшина, решавшая, какие вопросы выносить на обсуждение войска. В члены братства принимали людей всех национальностей, не пускали на остров только женщин – чтобы между казаками не возникало раздоров.
Роль Запорожской Сечи в сложных взаимоотношениях Речи Посполитой, Московской Руси и Османской Порты была очень велика. Кроме того, запорожцы и вообще казачество весьма охотно участвовали во всех смутах, где бы те ни происходили – это был удобный повод разжиться добычей.
|
|
|
Польша столкнулась с казацкой проблемой раньше, чем Русь. В первый раз степное братство обратило оружие против тех, кого должно было охранять, в 1591 году, когда некий Кшиштоф Косинский, запорожский казак польско-шляхетского происхождения, поднял восстание на Волыни. Правительству удалось подавить мятеж лишь два года спустя, с немалыми трудами и затратами. Тревожнее всего для Польши было то, что запорожцы завели переговоры с Москвой, и лишь невоинственность Годунова, отказавшегося ввязываться в конфликт, спасла Речь Посполитую от большой беды.
Очень скоро на польской территории разразилась вторая казацкая война, еще более масштабная. Она стала прямым следствием того, что окрепшее и разросшееся казачество всё больше стремилось к самостоятельности.
Поминавшийся выше австрийский посланник, равно как и специально прибывший легат римского папы, в конце концов добились того, что казаки собрались в большой поход против турок.
В конце 1594 году на османский протекторат Молдавию пошли целых две армии: одна – во главе с запорожским атаманом Лободой; другая состояла из казаков Юго-Западной Украины, и вел ее бывший сотник польской службы Северин Наливайко. Общая численность сил вторжения составляла около 12 000 человек.
Они легко заняли всю Молдавию и заставили ее господаря присягнуть австрийскому императору, однако это входило в противоречие с интересами Речи Посполитой, и король прислал большую армию, вынудившую казаков уйти. По домам они, однако, не разошлись, а стали бродить по польским землям, грабя города и помещичьи усадьбы. К казакам присоединялись крестьяне, так что движение приобрело антишляхетский и антипольский характер. Короне пришлось собирать большую армию, которую возглавил коронный гетман Жолкевский, лучший из польских полководцев.
|
|
|
Война длилась до лета 1596 года. Зона боевых действий простиралась от белорусского Могилева до Днепра. Силой оружия восстание подавить не получалось. В конце концов оно потерпело поражение из-за внутренних раздоров в рядах повстанцев. Сначала казаки убили атамана Лободу, заподозрив его в сношениях с правительственными войсками, а затем старши́ на, прельстившись обещанием амнистии, арестовала Наливайко и передала его полякам. Пользуясь разбродом в казачьем лагере, Жолкевский напал на него и устроил резню. Северина Наливайко и других вождей казнили в Варшаве.
В то время, когда Речь Посполитая начинала всё болезненнее испытывать на себе оборотную сторону «казацкого фактора», Московское государство получало от «своих» (то есть донских) казаков гораздо больше пользы, чем вреда. «Великорусское» казачество целиком зависело от поставок продовольствия и снаряжения с севера и потому оставалось более или менее управляемым – до тех пор, пока в государстве сохранялся внутренний порядок.
Основная часть служила при пограничных крепостях и несла сторожевую службу в степи. Во время войн – не только с крымцами, но и на западе – казачьи отряды вливались в царское войско, составляя одну из значительных его частей.
Однако были на Дону и вольные атаманы, предпочитавшие кормиться самостоятельно. Они нападали на крымские и ногайские селения, что, с точки зрения Москвы, было похвально, но, случалось, грабили и волжских купцов, в том числе русских, и это наносило государству ущерб. Иногда царю приходилось отправлять в степь карательные экспедиции для наказания разбойников – те бегали от воевод, а когда кончались припасы, просили прощения за свои прегрешения. Обычно казаков амнистировали, потому что государство все-таки в них нуждалось.
Получилось так, что именно вольные, а не служивые казаки добыли для России главное ее богатство.
В конце 1570-х или в начале 1580-х годов (сведения расходятся) несколько полуразбойничьих отрядов нашли себе пристанище далеко на востоке, близ Уральских гор, причем поступили они на службу не к государству, а к частной компании.
|
|
|
Восточное порубежье
Говорить о какой-либо восточной границе Московского государства не приходится – земли в той стороне было так много и она была так скудно заселена, что территория особенной ценности не представляла, если только там не обнаруживали залежи руды или еще что-то полезное. В Великом Лесу, тянувшемся до Уральских гор и дальше, в вовсе неведомые края, обитали охотничьи племена, номинально находившиеся в русском подданстве – это выражалось лишь в выплате ясака (пушниной). Единственным государственным образованием на востоке было Сибирское ханство, осколок монгольской империи. Там правили потомки Джучи. Несмотря на обширность владений, ханство было слабым и малолюдным. В середине шестнадцатого века население «сибирского юрта» едва превышало 30 000 человек. Жили они в основном близ современного Тобольска.
Когда до тамошних татар дошла весть о взятии Казани, они поспешили отдаться под покровительство победителя – русского царя. Иван IV обложил новых подданных не слишком обременительной данью (по соболю и белке с человека), но и ту сибирский хан Едигер платил лишь частично, пользуясь своей отдаленностью.
Едигер рассчитывал, что Москва будет защищать его от врагов, но царю было не до малозначительной окраины. Поэтому следующий хан, Кучум (правил с 1563 года), выплаты прекратил вовсе и стал проявлять к русским всё большую враждебность.
Приуральский регион, в котором славянские поселенцы появились еще с новгородских времен, в это время находился фактически в частном владении. У государства не имелось сил и ресурсов на освоение этого огромного края, и он был отдан на откуп богатому роду купцов и промышленников Строгановых – по-видимому, еще в первой половине XV века (во всяком случае, уже в 1445 году Строгановы были достаточно богаты, чтобы участвовать в выкупе великого князя Василия Васильевича из казанского плена).
Эти русские конкистадоры много раз просили государей о разрешении осваивать всё новые и новые пространства, продвигаясь на восток, – и неизменно получали добро. Они ставили лесные городки и крепости, расчищали леса под пашни, варили соль, добывали и выменивали меха, разрабатывали рудники. Им запрещалось принимать беглых крестьян, но те все равно прибывали, и Строгановы давали им жилье и работу – больше население взять было неоткуда. Привечали они и лихих людей – разбойников, бродяг, из которых составили собственную армию, распределив ее гарнизонами по опорным пунктам.
|
|
|
В 1570-е годы Строгановы добрались до Уральских гор и захотели двигаться дальше. Братья Яков Аникеевич и Григорий Аникеевич побывали у Ивана Грозного в Александровской слободе и просили царя дать им право на колонизацию реки Тобол, находившейся с азиатской стороны хребта. Поскольку денег братья не просили, а все расходы обещали взять на себя, им была дана соответствующая грамота.
Еще прежде того, в 1573 году, встревоженный русской экспансией хан Кучум послал своего племянника, Махметкула (Мухаммед-Кули) проверить, насколько сильны соседи. Царевич дошел почти до Перми, ограбил племена, находившиеся в русском подданстве, и убил попавшегося ему по дороге московского посла, который следовал с поручением в Среднюю Азию.
С этого момента Сибирское ханство находилось с Русью, а вернее, со Строгановыми, в состоянии вялотекущей войны.
Походы Ермака
Так обстояли дела, когда на службу к Строгановым поступил отряд казаков, 540 опытных воинов – по уральским меркам, немалая сила. Начальниками у них были Ермак Тимофеев и Иван Кольцо. О предыдущей биографии обоих пишут разное, и невозможно разобрать, что в этих сведениях факт, а что миф.
Ермак, кажется, был участником Ливонской войны; сохранилось описание его внешности: «вельми мужествен, и человечен, и зрачен, и всякой мудрости доволен, плосколиц, черн брадою, возрастом середний, и плоск, и плечист». Иван Кольцо упоминается в казенной грамоте как «вор», приговоренный за разбои к смертной казни. Вот, собственно, и всё, что мы знаем об этих русских Кортесе и Писарро.
Сначала казаки успешно проявили себя в обороне, не только отбив очередной набег, но и взяв в плен татарского предводителя мурзу Бегбели. Есть в летописи упоминание и еще об одном столкновении летом 1582 года, когда сын Кучума царевич Алей явился в прикамский край пограбить русские поселки и промыслы, но потерпел от Ермака тяжелое поражение.
По-видимому, после этих побед Строгановы решили, что пришло время воспользоваться полученным от царя правом на покорение Сибири – военное превосходство казацкого оружия над татарскими толпами было совершенно очевидно.
|
|
|
Есть и иная версия последующих событий, тоже вполне правдоподобная: что Ермак и Кольцо отправились за Уральский хребет, не имея никаких великих планов, а это было обычное казацкое «хождение» за добычей. В пользу такого предположения говорит неудовольствие Москвы по поводу экспедиции: узнав о воинственной затее, Иван Грозный прислал Строгановым гневное послание, требовавшее вернуть «воров» обратно и не ссориться с «сибирским салтаном». Русь была истощена Ливонской войной, казна пуста, и государь боялся ответных действий Кучума.
Впрочем, причины и мотивы Ермаковского похода для истории несущественны – важны его грандиозные последствия.
Царский запрет опоздал. 1 сентября 1582 года [68] казаки отправились в путь. Сначала они доплыли вверх по рекам до Уральских гор, потом перетащили ладьи на азиатскую сторону и стали спускаться по течению Туры и Тобола, грабя по пути татарские селения. За без малого за два месяца отряд преодолел почти полторы тысячи километров.
Единственное крупное сражение состоялось уже неподалеку от кучумовской столицы Кашлыка (близ современного Тобольска), который русские летописи называют Сибирью. Лучший татарский военачальник царевич Махметкул бился с казаками и потерпел поражение, после чего хан отступил на юг, и 26 октября Ермак занял опустевший город, который, вероятно, являлся городом только по названию. (Слово «кашлык» означает «зимний» – должно быть, ханская ставка располагалась здесь только в зимнее время. Крепостей сибирские татары не строили, да и домостроительство у них было не развито. )
На этом поход, собственно говоря, завершился. Гоняться по сибирским просторам за Кучумом у Ермака намерений не было. Он остался на месте, приводя к покорности окрестные племена и отбиваясь от татар, которые вовсе не считали себя побежденными.
Тем не менее с падением столицы слабое Сибирское царство начало разваливаться – вассальные князьки, которых Кучум и прежде с трудом удерживал в повиновении, перестали его слушаться. Многие начали присягать новой власти.
Ничего фантастического в легкости, с которой маленькое войско Ермака одержало победу над Кучумом, нет. Не следует преувеличивать многочисленность кучумовских «полчищ» – вряд ли хан пустой страны мог собрать больше, чем несколько тысяч неорганизованных и плохо вооруженных воинов. Русских, конечно, и вовсе была горстка (вероятно, человек восемьсот), но они имели ружья и несколько легких пушек, а главное – обладали навыками дисциплинированного боя. К тому же взятие Кашлыка еще не означало завоевания Сибири. Казаки всего лишь разгромили единственную на весь огромный субконтинент силу, мало-мальски похожую на государство.
Зная о царском гневе и, должно быть, страшась ответственности за самовольство, Ермак отрядил в Москву атамана Кольцо с триумфальным отчетом о «взятии Сибири». Известие пришлось как нельзя кстати – побед на Руси давно уже не случалось. Грозный принял бывшего «вора» очень милостиво, присоединил к своим титулам еще один – «царя Сибирского» и отправил Ермаку небольшую подмогу: триста стрельцов с воеводой князем Болховским.
Однако дела в Сибири шли неважно. Зимой русские фактически оказались в блокаде, так что большинство новоприбывших, включая князя Болховского, умерли, а новой помощи ждать не приходилось.
Татары изменили тактику войны – теперь они нападали по-партизански, заставая противника врасплох. Сначала им удалось заманить в ловушку и убить атамана Кольцо, а в августе 1585 года жертвой внезапного нападения стал и сам Ермак. Согласно преданию, спасаясь от татар, он пытался вплавь добраться до струга и был утянут на дно Иртыша тяжелой кольчугой.
После гибели вождей остатки отряда покинули Кашлык и ушли назад, за Урал. Таким образом, получается, что знаменитый поход Ермака после первоначальных успехов завершился поражением.
Настоящее завоевание Сибири было еще впереди, и пришлось оно уже на годуновские времена.
|
|
|
