 |
Царица Ирина Годунова.. Реконструкция С. Никитина
|
|
|
|
Царица Ирина Годунова.
Реконструкция С. Никитина
Однако судьба сложилась так, что Ирина стала царицей – и не «теремной», то есть обреченной сидеть взаперти, а самой настоящей. Поскольку Федор был непредставителен и на официальных церемониях вел себя странно либо вовсе от них уклонялся, Ирине приходилось и заседать в Боярской думе, и принимать чужеземных послов, а в 1589 году, во время беспрецедентного события, визита константинопольского патриарха, она даже обратилась к высокому гостю с приветственной речью – такого в Москве не случалось со времен Елены Глинской и не повторится еще целый век, вплоть до правительницы Софьи Алексеевны.
В первый, «нецарский» период правления Борис Годунов держался за счет дружбы и родства с царицей, которая во всем слушалась его советов. В то время боярин вряд помышлял о том, чтобы самому занять престол, и связывал надежды на будущее с регентством при наследнике, рождения которого ждали долго и тщетно.
Дело в том, что Федор Иванович был хоть и немощен, но, как тогда говорили, не «бесчаден». Царица часто бывала беременна, однако дети появлялись на свет мертвыми. (Исследование останков Ирины, проведенное в советское время, обнаружило патологию в строении таза, затруднявшую деторождение. )
Английский коммерсант и дипломат Джером Горсей рассказывает историю, которая подтверждает, что в то время Годунов был очень заинтересован в продолжении династии. «Лорд-правитель», как называет Бориса англичанин, поручил ему проконсультироваться в Лондоне с кембриджскими и оксфордскими медиками «касательно некоторых затруднительных дел царицы Ирины». Королева Елизавета отправила кораблем опытного доктора, который был «своим разумом в дохторстве лутче и иных баб». Однако иностранный лекарь не мог быть допущен к телу царицы, поэтому с ним отрядили опытную акушерку, но и этой предосторожности оказалось недостаточно. Мысль о том, что иноземка и еретичка будет помогать родам государыни, вызвала такой ужас при дворе, что англичанку не пустили дальше Вологды, продержали там целый год и в конце концов отправили восвояси.
|
|
|
В 1592 году Ирина все же произвела на свет живого младенца – правда, девочку. Сложившаяся система власти не предполагала женское самодержавие, однако появилась надежда на спасение династии. Всем был памятен недавний пример Стефана Батория, который формально был мужем королевы, представительницы Ягеллонского дома. Поэтому для маленькой царевны Феодосии начали немедленно искать будущего жениха, о чем завели переговоры с самым авторитетным в Европе двором – императорским. Венского посла просили прислать в Москву какого-нибудь маленького принца, чтобы заранее обучить его русскому языку и обычаям. Однако девочка родилась слабой и умерла, не достигнув полутора лет.
Федор пережил своего единственного ребенка на четыре года. Он часто хворал, а 7 января 1598 года, проболев несколько дней, скончался.
Смертельная болезнь последнего государя из династии московских Рюриковичей вызвала переполох при дворе. Всем было не до церемоний – начиналась нешуточная борьба за власть, поэтому Федор умирал почти в одиночестве. Перед кончиной его даже не постригли в схиму. Вскрытие саркофага показало, что государь всея Руси был погребен в каком-то затрапезном кафтане, с простенькой, совсем не царской мирницей [67] в изголовье.
БОРИС ГОДУНОВ: ПУТЬ НАВЕРХ
Происхождение будущего царя было столь скромным, что мы не знаем ни даты, ни даже точного года его рождения – в одних источниках предполагают 1551 год, в других 1552-й.
|
|
|
Род Годуновых вел свое происхождение от мурзы Чета, который якобы перешел на московскую службу еще при Калите. Если полумифический мурза и существовал на самом деле, особенно гордиться таким происхождением не приходилось, к тому же Годуновы были одной из младших ветвей Четова потомства.
В первой половине XVI века это были просто костромские вотчинники средней руки, провинциальные дворяне. Про Федора Ивановича, отца Бориса, известно лишь, что он имел прозвище «Кривой» (вероятно, был одноглаз) и владел поместьем совместно с братом Дмитрием. Когда в 1550 году по инициативе Адашева на Руси составлялся список «тысячи лучших слуг», братья Годуновы не удостоились в него попасть.
Федор рано умер, и его дети – Борис и Ирина – воспитывались у Дмитрия Ивановича.
Карьера рода Годуновых началась по случайности.
Первой ступенькой стало учреждение в 1565 году Опричнины, куда была отрезана Костромская земля, в результате чего многие ее дворяне попали в число опричников – среди них Дмитрий Годунов.
Последующие события и фантастическая судьба Бориса затмили фигуру его дяди, а между тем это был человек незаурядный; без него племянница не стала бы царицей, а племянник – царем. В те времена человек был ничто без поддержки родственников. Возвышались и терпели крах не отдельные люди, а целые роды. Семейство Годуновых было многочисленно и деятельно, они всегда выступали заедино и крепко держались друг друга. Достигнув высшей власти, Борис раздаст ключевые должности своим родичам – и они станут верной его опорой.
Долгое время главой рода Годуновых был Дмитрий Иванович, небыстро, но верно поднимавшийся по опричной должностной лестнице. После смерти царского постельничего, он занял этот не слишком видный пост, ценный своей близостью к государю. Постельничий занимался домашним обиходом царя: гардеробом, хозяйством, развлечениями. Важнее было то, что этот чин также обеспечивал «ночную» безопасность монарха, то есть ведал охраной внутренних покоев. При растущей параноидальности Ивана IV эта вроде бы невеликая функция стала большим государственным делом. Через некоторое время Дмитрий Годунов оказался во главе большого и влиятельного ведомства, а когда породнился с Малютой Скуратовым-Бельским, женив племянника Бориса на дочери фактического главаря опричников, все царские «спецслужбы» оказались в руках одного семейного клана. Примерно в это время в Опричнине происходит смена верхушки: после злосчастной Новгородской экспедиции царь расправляется с прежними любимцами Басмановыми, Вяземским и прочими. Скуратовы-Бельские и Годуновы становятся ближайшими подручными Ивана IV. Они устраивают брак царевича Ивана Ивановича на девице из рода Сабуровых, годуновских родственников, а самому царю подсовывают в жены Марфу Собакину, предположительную родственницу Малюты.
|
|
|
Нет сомнений, что Дмитрий Годунов был человеком поразительной гибкости и выживаемости. Он сумел продержаться на своей могущественной, но – при подозрительности Грозного – очень опасной должности до самого конца, избежав казни и опалы. Всё более ценным помощником для него становился племянник, обладавший еще более впечатляющим талантом царедворца. К концу царствования Ивана IV первое место среди Годуновых стало принадлежать молодому Борису.
Начинал он с низших придворных должностей – в 1570 году упоминается среди царских оруженосцев, хранителем государева саадака (лука со стрелами).
Борис несомненно носил черный кафтан опричника, но удивительным образом сумел не запятнать себя участием в казнях и пытках. Должно быть, вокруг Грозного хватало охотников отличиться в кровавых расправах, а Борис сумел добиться расположения капризного царя какими-то иными способами.
Марфа Собакина царицей так и не стала, Евдокию Сабурову скоро развели с царевичем Иваном, всемогущий Малюта погиб – а Борис оставался при царе и поднимался по карьерной лестнице всё выше. Во второй половине 1570-х годов он состоял в чине кравчего, то есть следил за государевым столом, а это означало высшую степень доверия, поскольку Грозный очень боялся отравы.
После того как сестра стала царской невесткой, Борис, еще не достигший тридцати лет, был сделан боярином, поднявшись на высшую ступень придворной иерархии. Это произошло в 1581 году.
|
|
|
Впрочем, в государстве насчитывалось несколько десятков бояр, и Борис Годунов среди них был самым младшим и неродовитым. Но за последние три года правления Грозного он сумел попасть в число первых сановников государства, так что по смерти царя оказался одним из опекунов при недееспособном Федоре. Согласно распространенной версии, царь проникся к Борису горячей симпатией в благодарность за то, что молодой боярин пытался заслонить собой царевича Ивана, когда Грозный 19 ноября 1581 г. в приступе бешенства бил сына посохом. Тогда досталось и Годунову, которого государь «лютыми ранами уязви», так что Борис потом долго болел. Сломленный горем и раскаянием царь не забыл этой самоотверженности.
Так или иначе, когда грозный самодержец скоропостижно скончался, Борис Федорович Годунов, молодой еще человек, выскочка, отпрыск незнатного рода, недавний опричник, благодаря свойству с новым царем и неспособности этого царя к самостоятельному правлению, оказался в числе нескольких вельмож, вступивших в борьбу за верховную власть.
Личность Бориса вызывала огромный интерес и у современников, и у историков, и у деятелей искусства. Все оценивали Годунова по-разному. Одни превозносили до небес, другие хулили последними словами, но никто не оспаривал очевидного: он вознесся не только за счет феноменальной удачливости, но и благодаря своим личным качествам.
О них теперь и поговорим, поскольку, начиная с 1584 года, достоинства и недостатки этого человека становятся очень важны.
ДВА ГОДУНОВА
Большинство авторов, писавших об Иване IV, тоже делили его словно бы надвое: на «хорошего царя» вплоть до начала 1560-х годов и «плохого царя» второй половины правления. Но читать про Годунова еще интереснее – в зависимости от источника получаются два непохожих и даже контрастирующих персонажа: черный злодей и светлый ангел. Многочисленные попытки историков вывести нечто промежуточное обычно заканчиваются тем, что Бориса всё же размещают по ту или по эту сторону Добра и Зла, причем оценка определяется совершенно конкретным критерием, о котором мы подробно поговорим. Мне тоже придется сделать выбор между двумя этими партиями, «годуновской» и «антигодуновской», но сначала нужно изложить обе точки зрения.
«Зять палача и сам в душе палач»
Так называет Бориса Годунова пушкинский персонаж Василий Шуйский, напоминая собеседнику о том, что претендент на трон вышел из опричников и был зятем душегуба Малюты Скуратова.
Самый сильный аргумент в пользу версии об изначальном злодействе Годунова, конечно, заключается в его головокружительной карьере «из грязи в князи», из безвестности во всероссийские самодержцы. В истории есть два способа подобного восхождения: либо через военные триумфы («наполеоновский путь»), либо через дворцовые интриги («византийский путь»), причем второй невозможен без коварства, вероломства и физического устранения «живых препятствий».
|
|
|
Годуновские недоброжелатели говорят: если в летописях и воспоминаниях о зверствах «кромешников» (мрачный каламбур эпохи, обыгрывавший синонимы «опричь» и «кроме») не встречается имя Бориса, это вовсе не значит, что он не участвовал в убийствах и казнях. Известно, что Грозный связывал обязательной кровавой порукой всех своих приближенных – просто хитрый и дальновидный Годунов не лез в «первые ученики». Это весьма вероятное предположение, особенно с учетом того, что юный опричник уже состоял при особе государя в 1570–1571 годах, когда шла самая массовая и жестокая волна репрессий.
Подобное участие или соучастие в преступлениях еще можно счесть подневольным, однако в последующие годы многие, кто оказывался на пути Бориса к власти или создавал для этой власти угрозу, как-то очень кстати «приказывали долго жить», и часто это происходило при сомнительных обстоятельствах.
Список политических убийств, которые приписывались Годунову современниками и потомками, длинен.
Во-первых, многим показалась подозрительной смерть Ивана Грозного. Поговаривали, что в последние дни царь охладел к своему любимцу и у того над головой сгущались тучи. Симптомы скоропостижной кончины государя наводили на мысль о яде. Во всяком случае, эта смерть была Годунову чрезвычайно выгодна: как шурин нового царя он сразу стал одним из важнейших лиц государства.
Начинается борьба за верховенство, в которой Борису противостоят сильные соперники. О том, как происходила эта непростая и небескровная схватка, будет рассказано чуть позднее, но главный из царских «опекунов» Никита Романов почти сразу тяжело заболел и затем умер – враги говорили, что его опоил зельем Борис, втершийся к боярину в доверие.
Непримирые годуновские оппоненты Шуйские, Иван Петрович и Андрей Иванович, став жертвами искусной придворной интриги, были не казнены, а всего лишь посажены в заточение, однако оба очень быстро – кстати для Бориса – скончались. Ходили упорные (и правдоподобные) слухи, что первого удушили угарным газом, а второго удавили.
Если верно, что Годунов задолго до смерти бездетного Федора начал примериваться к царскому венцу, то сначала нужно было расчистить дорогу к трону, избавившись от возможных претендентов. Таковых было двое, и оба – дети.
В Риге жила Мария Старицкая, дочь злосчастного Владимира Старицкого и правнучка Ивана III, вдова незадолго перед тем умершего ливонского короля Магнуса. С точки зрения престолонаследия опасность представляла не столько Мария Владимировна, сколько ее маленькая дочь Евдокия, в жилах которой текла кровь русских и датских государей. Мать и дочь жили в Риге, на попечении польского короля, и, если бы в Москве произошел династический кризис, вполне могли быть использованы Речью Посполитой для предъявления претензий на престол.
В 1585 году Годунов провел хитроумную операцию по устранению этой опасности. Узнав, что скупые поляки держат знатную полугостью-полупленницу на ничтожном жаловании в 1000 талеров, Борис подослал к Марии своего агента Горсея, следовавшего через Ригу в Англию. Мы знаем подробности этой истории от самого Горсея, вспоминающего свое соучастие с явным раскаянием.
Англичанину было поручено уговорить королеву вернуться на родину, где Годунов сулил Марии высокое положение и богатые вотчины. «Царь Федор Иванович, ваш брат, узнал, в какой нужде живете вы и ваша дочь, он просит вас вернуться в свою родную страну и занять там достойное положение в соответствии с вашим царским происхождением, а также князь-правитель Борис Федорович изъявляет свою готовность служить вам и ручается в том же…», – сказал королеве Горсей. Та сначала отказывалась, говоря: «Я знаю обычаи Московии, у меня мало надежды, что со мною будут обращаться иначе, чем они обращаются с вдовами-королевами, закрывая их в адовы монастыри, этому я предпочту лучше смерть». Однако Горсей уверил ее, что ныне при дворе другие обычаи, дал Марии много золота и объяснил, как будет устроен побег.
|
|
|
