Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Царскосельский лицей




 

Под руководством Михаила Михайловича был создан «План общего управления Финляндии», предоставлявший этому краю значительную автономию. На открытии финского представительного органа, Сейма, царь произнес речь, в которой местному населению даровались права, о каких русские могли только мечтать – в том числе верховенство закона.

Несомненно, у Александра и Сперанского была надежда, что Финляндия продемонстрирует остальной стране преимущества конституционного правления. Но благой пример помог так же мало, как частичная отмена крепостного права в Прибалтике. То есть самим финнам свободы, конечно, пошли впрок, поскольку великое княжество жило привольнее, зажиточнее и благоустроеннее, чем народ завоевавшей их империи, да только на исторической судьбе России это никак не скажется, лишь век спустя облегчит Финляндии обретение собственной государственности.

 

 

Финансовая санация

 

Михаил Сперанский не только занимался реформами, но и руководил всей хозяйственной деятельностью правительства. В тогдашней России, с ее пустой казной и огромным бюджетным дефицитом, это прежде всего означало выстраивание финансовой политики, которая смогла бы вывести страну из кризиса, а кроме того, надо было найти средства на обновление армии перед грядущей большой войной.

Еще в 1760-е годы начали печатать бумажные деньги, ассигнации, и запускали печатный станок по мере необходимости, так что их находилось в обращении больше, чем на полмиллиарда рублей. К этому следовало приплюсовать внешний долг. Бюджет 1808 года предполагал расход в 244, 8 миллиона при доходе в 118, 5 миллиона, то есть планировался с 52-процентным дефицитом, для покрытия которого опять пришлось печатать ассигнации. Рубль все сильнее обесценивался. К 1810 году он стоил не более 20 копеек серебром, то есть одну пятую номинала.

Финансовый кризис возник и по причинам политическим: из-за военных расходов, из-за континентальной блокады. Российский товарооборот чрезвычайно сократился, прежде всего за счет экспорта. Таможенные тарифы были таковы, что отечественной промышленности, и так слабой, стало невозможно конкурировать с привозными товарами, после Тильзита в основном французскими.

Из-за нехватки средств в первую очередь страдали «мирные» статьи бюджета. Например, траты на просвещение к 1810 году в реальных деньгах сократились втрое. Экономить приходилось даже царскому двору. Расходы на его содержание сократились более чем наполовину. «Таким образом, государственное хозяйство быстрыми шагами приближалось к краху», – резюмирует состояние российской экономики А. Корнилов.

Сперанский разработал программу санации, использовав для ее составления (кажется, впервые в отечественной истории) «команду экспертов». Главными из них были австрийский экономист Михаил Балугьянский, в будущем первый ректор Санкт-Петербургского университета, и профессор Людвиг фон Якоб из Галльского университета. Эта группа представила царю и только что учрежденному Государственному Совету план, предлагавший очень жесткие меры.

В финансовом положении России еще не раз будет возникать подобная катастрофическая ситуация, поэтому «чрезвычайная программа» Сперанского представляет не только исторический интерес.

Суть ее была проста: привести расходную часть бюджета в соответствие доходной.

Помимо режима строгой экономии (он и так уже существовал) предлагалось следующее.

1. Прекратить выпуск необеспеченных бумажных денег, а те, что уже находятся в обращении, признать государственным долгом и понемногу сокращать его, сжигая ассигнации. Впредь внутренние займы производить только под твердые гарантии – например, под залог государственного имущества. Это должно было повысить доверие к рублю и поднять его курс.

2. Учитывая чрезвычайность ситуации, временно повысить налоги – как прямые, так и косвенные. Метод был, прямо скажем, не новый, однако впервые при сборе подоходного налога вводилась прогрессивная шкала, так что основная тяжесть ложилась на дворян, еще при Екатерине освобожденных от всех личных налогов. С бедных помещиков взыскивался всего 1 %, а с богатых (имевших более 18 тысяч рублей годового дохода) вдесятеро больше.

3. Увеличить тарифы на импорт, поскольку континентальная блокада должна разорять Англию, но не Россию. А кроме того, возобновить экспорт товаров под нейтральным флагом и не заботиться о том, куда они потом попадут, хоть в ту же Англию.

План Сперанского был осуществлен только частично. Кое-что не удалось, а кое-что дало неоднозначный результат.

Прежде всего, не получилось прекратить выпуск ассигнаций, поскольку многие расходы сокращению не подлежали. Правда, напечатали меньше, чем могли бы, – в 1810 году только на 43 миллиона, но и этой уступки оказалось достаточно, чтобы сорвать «психологическое» укрепление рубля. Курс бумажных денег продолжил падение.

Легче всего, конечно, было изменить правила внешней торговли. Эта мера дала казне большую прибыль за счет резкого увеличения таможенных сборов. Очень оживилась и русская промышленность, продукция которой теперь, хоть и кривыми путями, снова добиралась до Англии. Но повышенные тарифы на французский импорт и саботаж континентальной блокады испортили отношения с Наполеоном и приблизили войну, которая обойдется во много раз дороже.

Что касается новых сборов с населения, то и это, разумеется, была палка о двух концах. Казна получила дополнительные средства, но в разоренной войнами стране новые тяготы вызвали повсеместное возмущение.

Пожалуй, все-таки финансовую политику Сперанского назвать оздоровлением трудно.

 

 

Опала Сперанского

 

Последняя полезная служба, которую царю сослужил Сперанский, состояла в том, что он взял на себя роль громоотвода и козла отпущения. Осуществленные правительством меры, в особенности податные, были болезненны для населения, и все винили статс-секретаря.

Большой свет ненавидел выскочку уже давно, а после налоговых указов имя Сперанского стало жупелом и для всего помещичьего сословия. В сущности, такого рода деятели очень выгодны для монархии при проведении непопулярной политики, поскольку принимают весь огонь общественной неприязни на себя, а «добрый царь» остается в стороне.

Партия врагов статс-секретаря возникла в момент проведения бюрократической реформы. Камер-юнкеры большого значения не имели, а вот ущемленные в привилегиях камергеры были как правило людьми влиятельными. Не прибавляла Сперанскому друзей в правительстве и самоуверенность, которой он преисполнился, достигнув высших степеней. Императору постоянно доносили о каких-то неосторожных или обидных словах Сперанского, и на самолюбивого Александра это действовало. Отношения между государем и его помощником постепенно охлаждались.

Больше всего против Михаила Михайловича интриговали министр полиции Александр Балашов и сестра государя Екатерина Павловна, вокруг которой сформировался кружок консерваторов. Считается, что это они, каждый на свой лад, нанесли по Сперанскому решающие удары.

 

В начале 1812 года министра перестали приглашать к императору. Вечером 17 марта вдруг вызвали, и состоялся разговор за закрытыми дверями, содержание которого в точности неизвестно, но завершилась беседа отставкой.

С. Южаков, биограф Сперанского, пишет, что тот вышел «почти в беспамятстве, вместо бумаг стал укладывать в портфель свою шляпу и, наконец, упал на стул, так что Кутузов [162] побежал за водой. Через несколько секунд дверь из государева кабинета отворилась, и государь показался на пороге, видимо расстроенный. «Ещё раз прощайте, Михаил Михайлович», – проговорил он и потом скрылся.

Но отставкой дело не ограничилось. Дома Сперанского ожидал торжествующий Балашов. Считается, что это его донос стал непосредственным поводом к отставке реформатора. Будто бы министр доложил государю, что статс-секретарь самопроизвольно перлюстрирует дипломатическую переписку, и это-де переполнило чашу царского терпения.

Министр полиции немедленно, даже не дав Сперанскому проститься с домашними, отправил его под конвоем в ссылку. Блестящий взлет поповского сына завершился еще более стремительным падением.

 

Конкретный повод к отставке Сперанского малоинтересен. Важнее понять настоящую причину, по которой император столь резко изменил свое отношение к ценному помощнику, а вместе с тем и государственную политику. В конце концов гадости о статс-секретаре Александр выслушивал уже не первый год, а чтение высшим бюрократом секретной переписки таким уж ужасным преступлением не являлось.

Падение Сперанского, очевидно, было вызвано маневрами кружка Екатерины Павловны. Эти люди имели к статс-секретарю не столько личные, сколько сущностные претензии. Придворный историограф Николай Карамзин, принадлежавший к этому влиятельному сообществу, составил своего рода конспект отечественной истории, названный – «Записка о древней и новой России». Это был убедительный и страстный манифест консерватизма, включавший в себя обзор всей русской истории и выводы автора о том, что, по его мнению, хорошо и что плохо для страны.

Приводя примеры и факты из прошлого, Карамзин доказывал, что любые западнические реформы – вообще любые новшества – губительны для Российского государства («всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать только в необходимости»); что опираться следует не на европейский, а на собственный опыт; что спасение и благо России не в свободе, а в самодержавии. Бывший вольнолюбец находил плюсы даже в крепостничестве, ибо темный крестьянин на воле предастся «собственным порокам», и лучше уж ему оставаться под управлением помещика, «имея бдительного попечителя и сторонника». Самое же лучшее и надежное средство к процветанию – сыскать в каждую губернию исправного губернатора да хорошего пастыря-архиерея, а всё прочее от лукавого.

Эволюция умного и бескорыстного Николая Михайловича из либералов в крайние государственники не слишком удивительна. Глубоко погрузившись в историю, Карамзин безусловно разобрался в архитектуре Российского государства и понял всю опасность подрыва его несущих опор.

Гораздо существенней, что к тому же выводу приходил и государь. Когда карамзинский меморандум при посредстве Екатерины Павловны попал к Александру, похоже, это стало последней каплей. Доводы показались царю убедительными, да и неотвратимость войны с Наполеоном предписывала не заигрывать с рискованными экспериментами, а «превращать страну в боевой лагерь».

Государь с болью и печалью – как в свое время Екатерина Великая – отказывался от идеалов молодости. Известно, что назавтра после отставки реформатора Александр сказал своему другу князю Голицыну: «Если у тебя отсекли руку, ты, наверное, кричал бы и жаловался, что тебе больно; у меня прошлой ночью отняли Сперанского, а он был моей правою рукою».

Что ж, время для гражданских реформ действительно было неподходящее. Тяжелая война и окончательное духовное перерождение Александра положили конец всем прогрессивным начинаниям. Вскоре начнется движение в обратную сторону.

 

 

Укрепление армии

 

Со вторым помощником, Аракчеевым, который вошел в силу одновременно со Сперанским, у Александра проблем было меньше. Во-первых, на личностном уровне: граф Алексей Андреевич был истово, по-собачьи предан императору. Во-вторых, результаты деятельности этого министра были нагляднее и несомненнее. Главное же – дело, порученное Аракчееву, для страны являлось вопросом жизни и смерти. Предстояла война со всей Европой, с лучшим на свете полководцем и лучшей на свете армией, а вооруженные силы России находились в неважном состоянии.

В свете приближающейся грозы распределение обязанностей между послетильзитскими помощниками Александра можно обозначить и так: Сперанский добывал деньги на переустройство армии, а граф Аракчеев их как можно рациональнее расходовал. И следует сказать, что генерал справлялся со своей задачей лучше, чем статс-секретарь.

Правда, в 1810 году, в самый разгар военных реформ, Аракчеев обиделся на то, что царь ставит его на второе место после Сперанского, и попросился в отставку с поста военного министра, но сохранил добрые отношения с царем и от общего руководства делом не отошел – остался председателем Военного департамента в Государственном Совете. По рекомендации графа министром был назначен генерал от инфантерии Барклай-де-Толли, продолживший осуществление той же программы.

За предвоенные годы реформаторы успели сделать очень многое. Оскудевшая казна, как мы видели, экономила на всем, на чем можно и нельзя – но только не на подготовке к войне.

Если в начале александровского правления на армию тратилось 35 миллионов рублей в год, то в 1810 году эта статья бюджета выросла до 147 миллионов. Это составляло более половины всех государственных трат (279 миллионов).

Многие нововведения коснулись внутренней организации, снабжения и комплектования – предметов, в которых военный администратор Аракчеев прекрасно разбирался.

Он и Барклай централизовали систему управления, сосредоточив в руках министра всю полноту строевой, административной и хозяйственной власти; реорганизовали структуру штабов; наладили интендантскую службу; обновили уставы; модернизировали медицинскую часть. Это была работа невидная, но очень важная. Благодаря ей во время грянувшей вскоре войны русская армия управлялась, снабжалась, размещалась и комплектовалась намного лучше, чем прежде.

Провиантский департамент подготовил четыре базы снабжения: три вдоль западной границы и одну в тылу. Там были собраны огромные запасы продовольствия и фуража. На 142 военных заводах спешно готовили оружие и боеприпасы для нужд военного времени. Одних пушечных ядер было отлито 4 миллиона.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...