 |
Дрисский лагерь. «Военная энциклопедия». 1912 г. Великая армия переправляется через Неман. Игнац-Себастьян Клаубер
|
|
|
|
Дрисский лагерь.
«Военная энциклопедия». 1912 г.
Императору Наполеону русский план был известен и отлично его устраивал. Если противник соберет все наличные силы в одной точке, войну можно выиграть одним ударом. Тогда не придется затевать длинный, трудный поход вглубь страны. Завоевательных намерений Бонапарт не вынашивал – ему нужно было поступить с Россией, как с Австрией, то есть ослабить и подчинить, а для противовеса на будущее воссоздать польское государство, вернув ему утраченные исторические области.
Оба монарха еще обменивались увещевательно-грозными письмами, но ничто уже не могло предотвратить войны. Формальным поводом стала оккупация французами немецкого княжества Ольденбург, которое находилось под покровительством российского императорского дома. (Со стороны Корсиканца тут, вероятно, имелся и личный мотив: напомню, что сестра царя Екатерина Павловна предпочла выйти замуж не за Наполеона, а за принца Ольденбургского. ) Александр сделал по этому поводу резкое заявление, Бонапарт не менее резко ответил… Casus belli, впрочем, не имел значения. Война началась, потому что слишком вески были ее причины, слишком много денег и средств потрачено на подготовку.
С конца 1811-го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811-го года стягивались силы России, – написано в романе «Война и мир». – 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие.
|
|
|
С последним утверждением классика можно спорить (люди всю свою историю только и делали, что воевали), но в целом ситуация описана очень точно.
Наполеон наступает
Не буду детально описывать ход военных перипетий 1812 года – они хорошо известны русскому читателю по школьным учебникам, художественной литературе и кинофильмам. Ограничусь конспективным описанием событий, чуть подробнее коснувшись нескольких аспектов и моментов, которые искажены или сильно романтизированы официальной историографией и массовой культурой. В истреблении и страданиях огромного количества людей ничего романтического не бывает. Война была страшной, грязной и жестокой – самым ужасным национальным испытанием со времен Смуты.
Великая армия переправляется через Неман
Игнац-Себастьян Клаубер
Первый этап кампании в совсем коротком описании выглядит так: Наполеон все время наступал и быстро дошел до Москвы, за два с половиной месяца преодолев с боями 1200 километров.
Накануне перехода границы Бонапарт обратился к своей армии с коротким, энергичным воззванием, которое выглядело весьма откровенной декларацией политических намерений. Война именовалась «второй польской», то есть как бы затеянной ради Польши (поддержка поляков в тот момент Бонапарту была очень важна), а про Россию говорилось, что «ее судьба должна свершиться» и что «губительному влиянию, которое она в течение [почему-то] пятидесяти лет оказывала на дела Европы» теперь наступит конец. Иными словами, России как великой державы больше не будет.
Нашествие началось 12 (24) июня, когда огромные массы войск по плавучим мостам стали переправляться через Неман.
Прекрасный план генерала фон Пфуля – заманить вражеские полчища на удобное место и там истребить в оборонительном сражении – провалился сразу, потому что одновременно с ударом в центре Наполеон предпринял еще два фланговых наступления. На севере корпус маршала Макдональда двинулся к Риге, а корпус маршала Удино – в направлении Санкт-Петербурга. На юге, где заранее сгруппировались французские союзники австрийцы, им в помощь был отправлен корпус генерала Ренье. Оба маневра являлись скорее демонстрацией, и цель ее – рассредоточить главные силы русских – отлично удалась. Для прикрытия столицы (на севере) и Украины (на юге) Барклай и Багратион выделили треть своих войск, Наполеон – меньше одной пятой. Теперь на основном направлении перед ним оставалось только 120 тысяч русских солдат, да еще разбросанных по обширной территории.
|
|
|
На второстепенных фронтах Отечественной войны события будут развиваться следующим образом.
Макдональд подойдет к Риге, но, не имея достаточно сил, застрянет там до конца кампании. Удино предпримет нервирующее движение на восток, угрожая Петербургу, но выделенных маршалу 25 тысяч солдат для такой задачи было явно недостаточно. Здесь на пути французов встанет корпус генерала Петра Витгенштейна. Если на главном театре русские количественно уступали противнику вдвое, на петербуржском направлении силы были примерно равны. В упорном трехдневном бою при Клястицах, к северу от Полоцка, французы были остановлены и впоследствии особенной активности не проявляли. Витгенштейна провозгласят «спасителем Петербурга», хотя от Клястиц до Петербурга было очень далеко.
На юге австрийцы, участвовавшие в этой войне поневоле, вели себя пассивно. Откомандированный им в помощь корпус Ренье в основном состоял из саксонцев, тоже не отличавшихся рвением (в начале боевых действий целая саксонская бригада, 5 тысяч солдат, сдалась в плен). Мало-мальски крупное сражение на этом фронте произошло только однажды и не скоро, уже в начале августа. При Городечно Третья армия Тормасова выдержала несколько вражеских атак и потом отступила, но скоро с юга подошла Дунайская армия Чичагова (освободившаяся после мира с Турцией), и движение неприятеля прекратилось.
Судьба войны решалась на центральном направлении. От затеи с Дрисским лагерем отказались почти сразу, потому что не было возможности стянуть туда все наличные силы, да и в любом случае их оказалось бы недостаточно – имея такое численное превосходство, Наполеон просто окружил бы всю армию, и война на этом завершилась бы.
|
|
|
Памятуя об Аустерлице, где его присутствие только мешало командованию, Александр отбыл из действующей армии в Петербург, предоставив всю полноту власти Барклаю. Но тому предстояло сначала свести корпуса и дивизии своей Первой армии в один кулак, а потом еще соединиться со Второй армией Багратиона. Наполеон, конечно же, пытался этому помешать. У него появилась надежда разгромить противника по частям.
Поэтому весь остаток июня и весь июль русские проворно отступали, ведя арьергардные бои, а французская кавалерия все время вклинивалась между Первой и Второй армиями, мешая их слиянию.
Впоследствии, задним числом, это нескончаемое отступление будет провозглашено великим стратегическим замыслом – истощить и сократить силы врага по примеру древних скифов, заманивших персидские полчища вглубь собственной территории. На самом деле никто не хотел отдавать врагу свою землю, но другого выбора не было. А. Корнилов пишет:
Скифская война была легка только для скифов; в стране же, стоявшей даже на той степени культуры, на которой стояла тогдашняя Россия, этого рода война сопряжена была со страшными жертвами. Притом опустошение должно было начаться с западной, наиболее культурной и населенной окраины, сравнительно недавно присоединенной к России.
И в столице, и в штабах, и в войсках роптали, что пора дать французам настоящее сражение, а его всё не происходило.
Причина заключалась не только в том, что Первой и Второй армиям было не так просто соединиться из-за французских маневров. Делу мешал еще один фактор, сугубо личный – отвратительные отношения между Барклаем и Багратионом.
Оба были заслуженными генералами. Михаил Богданович Барклай-де-Толли прославился в шведскую войну и потом в качестве министра проводил армейские реформы. Петр Иванович Багратион, ученик Суворова, спас русскую армию в 1805 году, героически удержавшись при Шенграбене – то есть мог считаться победителем непобедимых французов. Своим подчиненным положением Багратион был очень недоволен и вел себя по отношению к главнокомандующему (точнее, и. о. главнокомандующего, поскольку формального приказа не было) вызывающе. В те времена было принято высчитывать старшинство по сроку производства в чин, и в этом отношении генерал от инфантерии Багратион стоял чуть выше генерала от инфантерии Барклая-де-Толли. Историк кампании С. Мельгунов пишет: «…В армии происходили бесподобные сцены: дело доходило до того, что командующие в присутствии подчиненных ругали в буквальном смысле один другого. «Ты немец, тебе все русские нипочем», – кричал Багратион. «А ты дурак и сам не знаешь, почему себя называешь коренным русским», – отвечал Барклай».
|
|
|
Против Барклая сложилась мощная оппозиция. Возглавляли ее наследник престола Константин Павлович и царский зять принц Ольденбургский. Как обычно случается при неудачном ходе войны, ходили слухи об «измене».
Впоследствии стали писать и говорить, что осторожный Барклай своим отступлением спас армию и вместе с нею Россию, но летом 1812 года преобладало иное мнение: герой и патриот Багратион рвется в бой, а подозрительный Барклай ему мешает. На самом деле в упрек главнокомандующему можно было поставить лишь одно. «Боязлив перед государем, лишен дара объясняться. Боится потерять милость его», – писал про Барклая начальник его штаба генерал Ермолов.
Багратион, героизированный Бородинским сражением, при всей своей храбрости был никудышным стратегом и в главнокомандующие, конечно, не годился. С. Мельгунов обильно цитирует письма князя Петра Ивановича. «Чего нам бояться? – пишет он царю. – Неприятель, собранный на разных пунктах, есть сущая сволочь». Ермолову: «Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр – искать и бить! » Московскому генерал-губернатору Ростопчину: «Божусь вам, неприятель дрянь, сами пленные и беглые божатся, что если мы пойдем на них, они все разбегутся».
Нетрудно себе представить, чем закончилась бы война, если бы во главе русской армии оказался такой полководец.
3 (15) августа армии наконец соединились, откатившись от границы на 800 километров. Теперь конфликт между двумя генералами еще больше обострился.
Багратион требовал немедленной битвы, Барклай настаивал на том, что нужно отступать дальше. В конце концов первый своевольно ввязался у Смоленска в большое сражение, в котором пришлось участвовать всей армии. После трехдневных боев Барклай приказал отступать.
Помимо того что дотла выгорел немаленький Смоленск, эта странная битва очень дорого обошлась армии, которая потеряла на подступах к городу, в самом городе и потом, при довольно хаотичном отходе, от 15 до 20 тысяч солдат (по французским источникам – еще и много пушек). После этого поражения русские продолжили отступать к Москве, а царю стало окончательно ясно, что нужно назначать другого главнокомандующего.
|
|
|
