Стачка. Г. Савицкий

Стачка

Г. Савицкий

В первый год царствования Николая II было 68 стачек, в которых суммарно участвовала тридцать одна тысяча человек; в 1903 году, последнем относительно спокойном перед большими потрясениями, – 550 стачек с 86 тысячами участников. Начало японской войны привело к временному затуханию движения, но в 1905 году оно даст невероятную «свечку»: произойдет 14 тысяч забастовок, а число стачечников приблизится к трем миллионам – и в основном это будут акции политического характера. Притом эти статистические данные далеко не полны, поскольку их собрала фабричная инспекция, имевшаяся не во всех губерниях и к тому же не учитывавшая многие категории наемных работников – например, транспортников и строителей. В современном научном исследовании «Хроника рабочего движения» говорится, что реальная цифра была вчетверо выше.

Рост рабочего движения и в особенности его политизация очень беспокоили представителей власти. Традиционной реакцией на стачки было применение силы. У этой незамысловатой тактики наверху имелось много сторонников. Однако с 1901 года курс меняется. Власти пытаются «приручить» протестные настроения пролетариев, возглавив этот процесс и повернув его исключительно в экономическое русло, менее опасное для правительства.

Автором идеи являлся Сергей Зубатов, чиновник Департамента полиции.

Его судьба была не вполне обычной. Из идейных соображений он стал секретным агентом, внедренным в народовольческую организацию. Затем, выполнив задание, перешел на кадровую службу и, будучи человеком умным и ловким, сделал впечатляющую карьеру: из рядовых филеров в начальники Московского охранного отделения. На этом посту Зубатов весьма эффективно боролся с революционным подпольем, но пришел к выводу, что следует воевать с болезнью, а не с ее симптомами. Он подал докладную записку, в которой доказывал, что надобно изменить отношение рабочих к государственной власти: она должна восприниматься простыми людьми как защитник народа, а не капиталистов.

Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович поддержал идею, и она стала претворяться в жизнь.

В 1901 году Зубатов начал создавать «общества взаимопомощи» – нечто вроде профсоюзов, ориентированных исключительно на экономические требования, рабочее самообразование, улучшение быта, облегчение условий труда.

В случае конфликта между рабочими и хозяевами полиция теперь брала на себя роль посредника и всячески подчеркивала, что принимает интересы трудящихся близко к сердцу. Возникло новое для России явление – легальные забастовки, которые не разгонялись силой и нередко заканчивались победой стачечников.

Это вызвало переполох в двух противоположных лагерях. С одной стороны, встревожились правые и фабриканты, завалившие правительство паническими жалобами. С другой – забеспокоились левые, видя, что полиция поворачивает рабочую массу в верноподданническое русло.

Успехи «зубатовщины» (термин был введен противниками проекта) действительно выглядели впечатляюще. Марксистская пропаганда лишилась почвы, нередко рабочие сами избивали агитаторов или сдавали их в полицию.

Московский эксперимент был выведен на всероссийский уровень. Правительство издало несколько законов в пользу рабочих: об ответственности предпринимателей за несчастные случаи, о пенсии по утрате трудоспособности, о порядке переговоров между хозяевами и работниками.

Повсюду возникали не просто аполитичные, а декларативно лояльные самодержавию рабочие организации. Даже среди еврейского населения черты оседлости, недоверчивого к любым казенным инициативам, возникла Еврейская независимая рабочая партия, которая стала бороться с влиянием социалистического Бунда.

Но в августе 1903 года министр внутренних дел В. Плеве, сторонник жесткого курса, прекратил деятельность зубатовских организаций. Сам Зубатов, к тому времени уже начальник Особого отделения Департамента полиции, был не просто отправлен в отставку, но получил запрет на проживание в столицах и на занятия общественной деятельностью. Опальный экспериментатор доживет в провинции до Февральской революции и при известии об отречении императора застрелится.

Впоследствии некоторые авторы из тех, кто оплакивает монархию, расценивали остановку зубатовского проекта как роковую ошибку и чуть ли не главную причину будущей катастрофы. Мол, если бы рабочее движение пошло по тред-юнионистскому пути, никакой диктатуры пролетариата не было бы.

Это заблуждение. Плеве поступил совершенно правильно – разумеется, с точки зрения интересов самодержавия. Когда полиция сама стала поощрять коллективные действия рабочих, пускай абсолютно неполитического характера, она запустила очень опасный механизм.

Во-первых, городской пролетариат стал ощущать себя силой, с которой считаются. Во-вторых, в полиции не хватало компетентных сотрудников, чтобы уследить за всеми возникающими на местах рабочими организациями. Они могли вначале быть совершенно проправительственными, а затем, под влиянием умелых агитаторов или каких-нибудь критических обстоятельств вдруг радикализировались.