 |
Модель власти в межличностном взаимодействии
|
|
|
|
Исходным основанием власти в межличностном взаимодействии, как уже отмечалось, является признание асимметрии отношений между субъектом и объектом власти. В связи с этим исследователи предлагают рассматривать два варианта модели власти в межличностном взаимодействии: с позиции субъекта власти и с точки зрения ее объекта. На рис. 3.2 представлена модель власти с позиции ее субъекта, предложенная Б. Равеном[111].
Согласно этой модели импульсом к инициации властного влияния служит рассмотренная в предыдущем параграфе мотивация влияния (потребность во власти). Кроме того, модель включает «блоки» оценки наличных оснований власти, подготовку к попытке оказать влияние, выбор оснований и модальности влияния, оценку эффекта влияния и эффекты обратной связи. Все эти блоки включены в процесс реализации попытки властного влияния. Рассмотрим их подробнее.
Мотивация влияния. Рассмотрению мотивации влияния был посвящен предыдущий параграф, поэтому здесь лишь укажем, что данная модель исходит из рационального субъекта власти, который пытается определить, какое основание в наибольшей степени подходит для изменения поведения объекта. Однако на выбор стратегии, разумеется, могут влиять не только рациональные мотивы. Только анализ всей совокупности мотивов позволяет определить роль мотивации в выборе субъектом какого-либо основания власти или поиске им иных форм воздействия на других людей.
Оценка наличных оснований власти. Определив доступные ему основания, субъект власти анализирует имеющиеся возможности с точки зрения их эффективности в изменении поведения объекта. Он также может произвести оценку «прибыли и издержек» стратегии, исходя из особенностей объекта власти, приоритетов и ограничений. Информационное влияние или убеждение, как правило, является более предпочтительным, однако нередко требует больше времени и усилий, чем имеется в распоряжении субъекта власти.
|
|
|
Насилие, как уже отмечалось, может приводить к более быстрому изменению поведения, но требует постоянного последующего контроля и нередко вызывает скрытое сопротивление и конфликты.
Рис.3. 2. Модель власти с позиции субъекта власти
(Источник: Raven В. A. Power/interaction model of interpersonal influence: French and Raven thirty years later//Journal of Social Behavior and Personality, Vol. 7, No 2, 1992)
Использование легитимной власти зависимости («мне требуется ваша помощь») может приводить к потере авторитета субъекта власти, а также нередко предполагает определенные обязательства с его стороны по отношению к объекту власти. Референтная власть, которая подчеркивает сходство субъекта и объекта власти, может вызвать у последнего сомнения в экспертных знаниях и обоснованности должностной власти первого. Кроме того, в силу личностных особенностей, опыта, мировоззрения или привычки субъект власти может заведомо отдавать предпочтение определенным основаниям власти.
Подготовка к попытке оказать влияние. На этом этапе в процесс оказания влияния включаются различные подготовительные действия и приемы: запугивание, установление «декораций», подчеркивание или укрепление ресурсов субъекта власти, намеренная конфронтация с объектом власти или поиск его расположения и т. п.
Выбор модальности влияния. Субъект власти может не только выбрать основания власти, но и модальность ее использования, форму, манеру и тон, в которых реализуется влияние. Иногда модальность играет более важную роль, чем основания используемой власти.
Оценка эффекта влияния. По завершению попытки влияния субъект власти должен оценить ее эффект. Был ли он успешным? Есть ли свидетельства того, что объект влияния действительно изменил поведение в соответствии с приложенным воздействием? Явилось ли изменение поведения лишь временной уступкой властному давлению или оно обусловлено внутренней, психологической перестройкой, обеспечивающей устойчивость измененного поведения? Нужен ли постоянный контроль для поддержания измененного поведения или в отсутствии контроля объект влияния немедленно вернется к прежней модели поведения?
|
|
|
Субъект власти должен оценить, каковы второстепенные эффекты властного влияния. Как попытка влияния сказалась на восприятии объектом власти действий и личности субъекта власти? Изменилась ли степень уважения к субъекту? Как эта попытка сказалась на личных отношениях друг к другу? Сохранили ли свой потенциал для объекта те основания власти, которыми субъект уже пользовался? Нередко субъекту власти после первой попытки влияния приходится восстанавливать нарушенные отношения или производить их переоценку. Если попытка влияния была неудачной, субъекту влияния придется повторить ее еще раз. Но в этом случае мотивы его влияния могут измениться. Например, если в первый раз главным мотивом выступало достижение какой-либо организационной цели, и попытка влияния осуществлялась на эмоционально нейтральном фоне, то теперь, после неудачи, субъект власти может испытывать недоброжелательность или раздражение к объекту влияния, и это неизбежно скажется на его дальнейшем выборе оснований власти[112]. Успех или неудача попытки влияния в любом случае могут привести к переоценке наличных оснований власти и формированию новой стратегии.
Имеются также свидетельства того, что постоянный контроль, который необходим при использовании власти насилия, неизбежно вызывает большую неприязнь объекта влияния и с каждым разом уменьшает возможности эффективного использования этого основания власти[113].
Эффекты обратной связи. Результат попытки влияния «возвращается» субъекту власти в виде обратной связи, нередко вызывая изменения в самовосприятии, в восприятии объекта влияния, пересмотр представлений об эффективности влияния, его выгодах и издержках и т.д.
Модель власти с позиции объекта власти. Данная модель представлена на рис.3.3. Объект власти по различным причинам первоначально нередко отвергает попытки навязать ему чужую волю. Здесь могут быть различные причины: его приверженность прежней модели поведения, потребность в независимости, собственная потребность во власти, потребность самоуважения, желание ослабить давление и т. д.[114]
|
|
|
Модель включает следующие блоки: мотивацию повиновения, оценку себя по отношению к субъекту власти, ожидание попытки влияния, основные и побочные эффекты влияния, а также оценки попытки влияния с различных точек зрения. Кроме того, у объекта власти может возникнуть желание нанести ущерб субъекту власти, проявив сопротивление и хотя бы на время лишив удовольствия управлять другими. Не исключена и роль третьих сторон: объект власти может быть серьезно обеспокоен тем, как, например, посмотрят сослуживцы на его беспрекословное подчинение требованиям руководителя?
Ожидая силового давления, объект власти может подготовить «домашнюю заготовку» и заранее мобилизовать все свои личностные ресурсы для отпора. Он может спрогнозировать те основания власти, которые будет использовать субъект власти и подготовить контаргументы. Он также может обратиться за поддержкой к третьей стороне. Иногда объект власти оказывает сопротивление властному давлению из-за того, что у него имеется личная неприязнь к субъекту и он не хочет мириться с тем, что последний получит удовлетворение от успешного применения какого-либо основания своей власти (экспертных знаний, харизмы или должностных полномочий). Как правило, такое сопротивление вынуждает субъекта власти прибегать к насилию.
После того как процесс влияния инициирован, объект власти должен принять решение: повиноваться или сопротивляться оказываемому на него давлению. Как показано на рис. 3. 3, объект влияния может затем оценить попытку влияния с точки зрения ее уместности. Оправдана ли эта попытка? Есть ли в ней разумная логика? Присутствует ли информация, свидетельствующая о необходимости повиновения? Будет ли вознаграждение достаточно большим, а угроза наказания — реальной?
|
|
|
Кроме того, объект власти может быть обеспокоен и тем, как к его повиновению или сопротивлению отнесется третья сторона. Д. Кипнис и П. Миснер исследовали то, как действуют полицейские, сталкиваясь с асоциальным, демонстративным поведением мужчин, находящихся в состоянии алкогольного опьянения[115]. Исследователей, в частности, интересовали ситуации, когда полиции приходилось не только угрожать арестом, но в полной мере реализовывать власть, приводя угрозу в исполнение. Они обнаружили, что главным фактором, способствовавшим возникновению ситуаций ареста, было присутствие или отсутствие... женщин-свидетелей. В присутствии женщин полицейские чаще, чем в других ситуациях, прибегали к угрозе ареста, демонстрируя свою мужскую силу и власть. По той же причине одурманенные алкоголем мужчины также старались выглядеть настоящими «суперменами», которым «какой-то полицейский вовсе не указ».
В процессе попытки влияния объект власти анализирует первые результаты своего повиновения или неповиновения. Предположим, субъект власти угрожает ему арестом за неповиновение, а объект по-прежнему не повинуется. В этой ситуации субъект может посчитать еще более оправданной необходимость приведения своей угрозы в исполнение. Ведь в противном случае он «потеряет свое лицо» не только с точки зрения объекта, но и в глазах третьей стороны. Как такое наказание может повлиять на объект влияния? Он должен как-то объяснить себе тот факт, что был так сурово наказан. Нередко подобный когнитивный диссонанс разрешается формированием у объекта власти еще большей уверенности в том, что индивид был абсолютно прав, сопротивляясь влиянию, или наоборот, ведет к большей уступчивости при последующих попытках влияния.
Рис. 3.3. Модель власти с точки зрения объекта влияния
(Источник Rаvеn В. A. Power/interaction model of interpersonal influence: French and Raven thirty years later//Journal of Social Behavior and Personality. Vol.7, No 2. 1992)
Результаты процесса также сказываются и на субъекте власти, изменяя его отношение к объекту власти или же убеждая в правильности или ложности той или иной стратегии.
Модель власти с точки зрения объекта влияния хотя и раскрывает некоторые механизмы властного взаимодействия, все же сталкивается с значительными трудностями в объяснении мотивации повиновения. Если мотивация влияния, основанная на потребности во власти, желании контролировать ресурсы и людей и, в конечном счете, быть лучше других, выглядит вполне убедительной причиной поведения субъекта власти, то мотивация повиновения вызывает много вопросов и сомнений. Ведь неслучайно объект влияния нередко отвергает попытки навязать ему чужую волю. Особенно трудно дать объяснение мотивации повиновения в контексте представлений о свободе личности, прочно утвердившихся в сознании современного человека. Как могут ужиться стремление к независимости и повиновение, свобода и необходимость подчинения власти?
|
|
|
Власть и свобода
Пожалуй, ни одно явление не привлекает в современном мире столь пристального внимания, как свобода и непосредственно связанные с ней права человека. Проблемы свободы постоянно обсуждаются средствами массовой информации и правозащитными организациями, интересуют политиков, правоведов, философов и социологов, находятся в центре внимания литературы, искусства, кинематографа и даже мировой политики.
В сравнении с тем колоссальным вниманием, которое уделяется вопросам свободы, интерес к феномену власти выглядит достаточно скромным. И это удивительно, так как свобода и власть неразрывно связаны друг с другом. Свобода— это возможность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями [116], то есть, фактически, свобода — это власть, рассматриваемая с точки зрения ее субъекта.
Иными словами, и свобода, и власть выражают способность или возможность индивида действовать в соответствии со своими целями и интересами. При этом под свободой нередко понимается некое идеальное состояние, при котором индивид находится как бы в полном социальном вакууме, не ограничен в выборе своих действий, т. е. не испытывает на себе постороннего властного влияния. Однако полное и реальное осуществление свободы (т. е. целей и интересов) одного человека неизбежно приводит к столкновению с целями и интересами других людей, ограничивая, таким образом, их свободу. Следовательно, полная свобода одного индивида не может быть реализована без ограничения свободы других людей. Г. Гегель, выделяя различные этапы развития общества[117], рассматривал их как последовательное восхождение на более высокие ступени свободы как развитие форм власти:
— в первобытном обществе свобода отсутствует (т. е. несвободны все), но также отсутствует и власть;
— при автократии[118] — свободен один человек;
— при олигархии[119] — свободна группа людей;
— при аристократии[120], плутократии[121], диктатуре пролетариата и т. д.— свободен отдельный класс;
— при демократии — свободны все люди.
Следовательно, власть и свобода диалектически связаны друг с другом, и монополия на власть означает, что только ограниченное количество людей обладают свободой действовать, исходя из своих целей и интересов. В то же время, если люди полностью свободны, они не нуждаются ни в чем, в том числе и во власти. И чем больше люди наделены свободой, тем сложнее консолидировать их усилия в общем направлении. Таким образом, как абсолютная власть, так и абсолютная свобода являются препятствием для эффективной совместной деятельности, и только их оптимальный баланс может обеспечить организации высокую результативность и условия для личностного и профессионального развития членов организации.
Власть и повиновение
Анализ диалектической взаимосвязи власти и свободы тем не менее не снимает вопроса о мотивации повиновения, которая, как уже отмечалось, коренным образом противоречит современным представлениям о свободе личности. Как же сочетаются в человеке стремление к независимости и мотивация повиновения, свобода и согласие с произволом или давлением власти?
Эти вопросы оказались в центре пристального внимания психологов, изучающих проблемы деструктивного повиновения, т. е. повиновения власти даже в том случае, если она преследует преступные, аморальные цели, игнорирует общечеловеческие ценности и нормы. XX век стал свидетелем применения насилия в невиданных масштабах. По количеству жертв, последствиям разрушений, по мощи и разнообразию средств насилия современная эпоха несопоставима с предшествующими веками. Совершенствование и рост объемов производства самых современных видов вооружений, бесконечные международные конфликты, активизация деятельности террористических организаций и рост преступности наводят многих исследователей и политиков на мысль о наступлении века сверхнасилия. Культ насилия, несомненно, стал одним из основных пороков современного общества.
Почему и при каких условиях люди выполняют указания власти, даже в том случае, если они носят преступный, аморальный характер и противоречат их личным убеждениям и желаниям? Эти вопросы задавал себе С. Милграм, с именем которого связаны классические эксперименты по изучению деструктивного повиновения[122]. «Повиновение, как детерминанта поведения, является чрезвычайно актуальным сегодняшнему дню,— пишет С. Милграм.— Документально установлено, что в период с 1933 по 1945 год по приказу были казнены миллионы невиновных людей. Были построены газовые камеры, созданы лагеря смерти, ежедневно с эффективностью промышленных предприятий «производились» тысячи трупов. Эти нечеловеческие замыслы возникли в голове отдельного человека, но они смогли приобрести массовый характер только при условии, что очень большое количество людей послушно выполняло приказы»[123]. Нетрудно увидеть, что проблема массового повиновения людей в определенных условиях очень близка проблематике конструктивного повиновения в организационной психологии, когда психологи пытаются содействовать консолидации усилий членов организации в направлении общей организационной цели (даже в тех случаях, когда работники не разделяют этой цели, отдают предпочтение другим целям, ленятся и т. д.).
В экспериментах С. Милграма испытуемым, приглашенным в психологическую лабораторию Йельского университета, было сказано, что они участвуют в важном научном эксперименте, исследующем влияние наказания на обучение.
В эксперименте испытуемый должен был в соответствии с инструкциями и указаниями экспериментатора исполнять роль «учителя». Ему следовало выполнять определенные «обучающие» воздействия по отношению к другому участнику эксперимента — «обучаемому», который размещался в соседней комнате в специальном кресле. Его руки, зафиксированные на подлокотниках кресла, были обвешаны датчиками и электродами. Он должен был правильно воспроизводить (повторять) наборы слов. В случае ошибки «учитель» наказывал «обучаемого» с помощью электрического шока.
На рабочем месте «учителя» находился внушительный прибор с множеством тумблеров, кнопок и индикаторов. Шоковая стимуляция осуществлялась в широком диапазоне от 15 до 450 вольт с помощью тумблеров, снабженных соответствующими надписями: «легкая стимуляция», «легкий шок», «болезненный шок», «травмирующий шок», «опасно для здоровья». Отметки в 435 и 450 вольт были обозначены «XXX», что могло даже привести к смерти обучаемого.
На самом деле реальным испытуемым в эксперименте был только «учитель». «Обучаемые» являлись конфедератами экспериментатора (т. е. людьми, играющими определенную роль, заданную экспериментатором). Их роль в эксперименте состояла в том, чтобы имитировать своим поведением и голосом (а если нужно и агонизирующими криками) соответствующий уровень шокового воздействия, хотя в действительности никаким болезненным воздействиям они не подвергались. При уровне в 150 вольт «обучаемые» не только старательно изображали болевые реакции на ток, но и начинали требовать прекратить эксперимент и отпустить их.
Последовательность протестов «обучаемого» выглядела следующим образом:
75 вольт: «Ой!»
90 вольт: «Ой!»
105 вольт (громче): «О-ой!»
120 вольт: «Ой! О-о, это и правда больно».
135 вольт: «Ой!!»
150 вольт: «Ой!!! Экспериментатор! Все, достаточно! Выпустите меня отсюда. Я вам серьезно говорю! У меня с сердцем плохо. О-й! Что это у меня с сердцем. Пожалуйста, выпустите меня отсюда. У меня что-то сердце болит. Я отказываюсь продолжать. Выпустите меня!»
165 вольт (кричит): «Ой!! Выпустите меня!»
180 вольт (кричит): «Ой! Я не могу терпеть боль! Выпустите меня отсюда!»
195 вольт: «Ой! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! У меня болит сердце. Выпустите меня отсюда! Вы не имеете права держать меня здесь! Выпустите меня! Выпустите же меня отсюда! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! У меня болит сердце! Выпустите меня! Да выпустите же меня!»
210 вольт: «Ой! Экспериментатор! Выпустите меня отсюда. С меня хватит. Я больше не хочу участвовать в этом эксперименте!»
225 вольт: «Ой!»
240 вольт: «Ой!»
255 вольт: «Ой! Выпустите меня отсюда.»
270 вольт: «А-аа! (агонизирующий крик). Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! Вы слышите? Да выпустите же меня отсюда!»
285 вольт: «О-оо!» (агонизирующий крик).
300 вольт: «О-оо! (агонизирующий крик). Я категорически отказываюсь отвечать дальше. Выпустите меня отсюда. Вы не имеете права держать меня здесь. Выпустите меня. Выпустите меня отсюда!»
315 вольт: «А-аааа! (очень громкий агонизирующий крик). Я вам говорю, я отказываюсь отвечать! Я больше не участвую в этом эксперименте!»
330 вольт: «А-а-а-ааа! (громкий и продолжительный агонизирующий крик). Выпустите меня отсюда! Выпустите меня отсюда! У меня болит сердце. Выпустите меня, я вам говорю!!! (истерически). Выпустите меня отсюда. Выпустите меня отсюда. Вы не имеете права держать меня здесь. Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! Выпустите меня! Выпустите меня!»[124].
Невзирая на истошные крики, «учитель» вел себя подчеркнуто спокойно и, пользуясь своей властью, педантично увеличивал суровость наказания с каждой следующей ошибкой. После 330 вольт «обучаемый» замолкал, но «учитель» требовал продолжить эксперимент, заявляя, что отсутствие ответа должно расцениваться как неверный ответ.
В случае замешательства или возражений со стороны «учителя», экспериментатор произносил одну из четырех побуждающих (принуждающих) фраз:
1) «продолжайте, пожалуйста»;
2) «условия эксперимента требуют, чтобы вы продолжали работать»;
3) «вам абсолютно необходимо продолжать вашу работу»;
4) «у вас нет иного выбора, вы обязаны продолжать вашу работу».
Решительность и жесткость интонации экспериментатора возрастали соответствующим образом.
Когда «учитель» слышал, что «обучаемый» жалуется на больное сердце, экспериментатор успокаивал его ровным голосом: «Удар током действительно может быть болезненным, но он не причиняет организму необратимых повреждений».
Описанная экспериментальная модель позволила Милграму перенести изучение власти на уровень контролируемых поведенческих наблюдений в систематически изменяемом лабораторном контексте.
Когда С.Милграм только планировал свой эксперимент, он обращался ко многим людям (студентам, врачам, коллегам-психологам и т. д.) с вопросом: «Много ли, по вашему мнению, найдется людей, способных под давлением экспериментатора пройти «весь путь» до тумблера «XXX», фактически означающего смертную казнь испытуемого?». Большинство из них предположили, что испытуемые вряд ли «пойдут» дальше уровня в 150 вольт, когда «обучаемый» начнет требовать прекращения эксперимента. Продолжать шоковое наказание, по их мнению, может лишь один из тысячи, а подвергнуть испытуемого максимальному уровню шока согласятся лишь патологические садисты или лица с серьезными психическими отклонениями.
Что же касается самих себя, то все опрошенные утверждали, что лично они откажутся повиноваться экспериментатору уже на первых этапах эксперимента.
Неожиданное открытие Милграма состояло в том, что почти 70% участников его экспериментов послушно выполняли приказы экспериментатора наказывать протестующую «жертву» электрошоком, доводя суровость наказания до величин, опасных для здоровья жертвы.
«Я наблюдал как зрелый и полный сил бизнесмен с улыбкой уверенно входил в лабораторию. Через 20 минут он превращался в заикающегося, поддергивающегося старика, быстро приближающегося к нервному срыву. Он часто дергал себя за мочки ушей, и его руки мелко дрожали. В какой-то момент он начинал стучать себя кулаком по лбу и бормотать: «О, Боже, останови все это!» И все же он продолжал реагировать на каждое слово экспериментатора и повиновался ему до конца»[125]
Столь разительное рассогласование между эмоциями и поведением показывает, что, находясь под давлением власти, многие индивиды испытывают значительный стресс от своих действий. При этом они демонстрируют поведение, которое считают не свойственным для себя и которому они никогда бы не стали следовать в отсутствии указанного давления.
Почему испытуемые были столь послушны приказам экспериментатора в условиях, которые по всем внешним признакам, казалось бы, не могли оказать серьезного влияния на их поведение? Ведь они не подвергались насильственному принуждению, и в принципе могли в любой момент отказаться от участия в столь тягостной процедуре. Что заставляло людей делать то, что они не хотят?
Эксперимент поставил не только исследовательские, но и моральные, мировоззренческие вопросы. Можно ли оправдать причинение боли невиновному человеку во имя науки? Должен ли исполнитель нести ответственность за свои действия? Какова природа самого человека, если он так легко готов причинять боль и даже лишить жизни другого человека?
Широта затронутых экспериментом проблем придает ему значительно большее значение, чем простому исследованию. И я согласен с теми психологами, которые считают, что эти эксперименты являются не просто частью психологии, но и частью интеллектуального наследия, разделяемого всем человечеством[126].
Эксперименты С. Милграма часто интерпретируются как свидетельство той огромной роли, которую играет в поведении людей социализация повиновения. С раннего детства и в течение всей жизни человека учат повиноваться власти или авторитету и различными способами поощряют такое повиновение. В воспитании детей родители, как правило, полагаются на свою родительскую власть, используя в случаях неадекватного детского поведения такие методы, как угроза, физическое наказание, лишение ребенка каких-либо привилегий и удовольствий. Они в полной мере используют свое преимущество в том, что контролируют семейные ресурсы, что умнее, образованнее и сильнее своих чад.
Повиновение становится безусловной, не вызывающей сомнения нормой поведения в бесчисленных институтах и сообществах, многие из которых наделены чрезвычайно высоким социокультурным статусом, выступая, по мнению Милграма, «основополагающими идеологиями». Примерами таких институтов и сообществ могут служить армия, системы образования и здравоохранения, правоохранительные органы, церковь, корпоративно-индустриальный мир. В целом успех индивида в жизни жестко детерминирован его повиновением власти. Это касается и формальных званий, и продвижения по службе, и наград, и популярности или признания.
Индивида учат повиноваться и ценить повиновение, а социализация повиновения превращается в ожидание того, что кто-то должен им руководить или нести ответственность за него или его поведение. В соответствии с этим подходом повиновение, проявленное «учителями» в исследованиях Милграма, было внедрено в их сознание задолго до участия в экспериментах.
Д. Дарли справедливо отмечает: «Все эти факты еще раз подтверждают всеобщность феномена повиновения власти. Сейчас мы склонны верить, что, если властная фигура приказывает индивиду сделать что-либо деструктивное по отношению к другим людям, включая «наказание» явно опасным и даже потенциально смертельным электрическим шоком, он сделает это; по приказу он может даже убивать других людей; и, наконец, когда индивид находится под воздействием власти, он демонстрирует слепое, роботоподобное повиновение ей»[127]. «Важный и в тоже время пугающий вывод этого и подобных исследований, — отмечают другие исследователи, — состоит в том, что люди будут выполнять любые требования, несмотря на свои сильные сомнения в их правильности, только потому, что фигура, облеченная властью, говорит, что они должны это сделать»[128].
Сам Милграм не относился столь пессимистически к результатам своих исследований. Он считал, что основной вывод его экспериментов состоит в демонстрации того, что люди обладают чрезвычайно широким репертуаром реакций на социальное влияние. По его мнению, все в конечном счете зависит от самого человека, а люди, как известно, очень различны. Выявляя степень подчинения людей власти и изучая условия, вызывающие повиновение, С.Милграм уделял основное внимание тем возможностям, которые позволяют личности сопротивляться социальному давлению, поддерживая стремление индивида противостоять принуждению и отстаивать свою свободу.
Тем не менее Милграм был вынужден согласиться с тем, что «ключом к пониманию поведения индивидов является не прирожденная злоба или агрессия, характер отношения людей к власти (курсив — А.З.). Они отдают себя в руки власти; они рассматривают себя как инструменты осуществления ее желаний; решив так однажды, они не способны стать свободными»[129]. Именно поэтому Милграм делает очень пессимистичный вывод: «Если бы в Соединенных Штатах была создана система лагерей смерти по образцу нацистской Германии, подходящий персонал для этих лагерей можно было бы набрать в любом американском городе средней величины».
Тем не менее Милграм считал возможным наличие у людей не только лояльного, но и критического отношения к власти. За счет этого, по мнению психолога, и существует возможность ограничения и совершенствования власти.
Милграм выявил многочисленные факторы, влияющие на поведение испытуемых, а также описал и проанализировал психические явления, сопровождающие деструктивное повиновение. Так, например, повиновение «учителей» зависело от их близости или удаленности от «обучаемого». Первые действовали с меньшим сочувствием к «обучаемым», когда те находились на значительном расстоянии и не было слышно их жалоб. В этом случае почти все «учителя» спокойно следовали указаниям экспериментатора до самого конца. Если же «обучаемый» находился в той же комнате, то до рубежа в 450 вольт доходили только 40% испытуемых. Процент подчинения падал до 30%, когда «учителю» приходилось самому прижимать руку «обучаемого» к токопроводящей пластинке.
Милграм также обнаружил, что, испытывая дискомфорт и сомнения в правильности своих действий, испытуемые-«учителя» пытались снять эти внутренние противоречия, атрибутируя (приписывая) «обучаемому» разнообразные отрицательные характеристики. «Многие испытуемые резко занижали свою оценку жертвы как следствие собственных действий против нее. Такие комментарии, как «он был настолько туп и упрям, что заслуживал наказания», были обычным делом. Решившись действовать против жертвы, эти испытуемые считали необходимым рассматривать ее как малоценную личность, чье наказание было неизбежно из-за дефектов интеллекта и характера самой жертвы»[130].
|
|
|
