Глава 5 Геополитика и глобализм
5.1. Возникновение геополитики в России
Геополитика традиционно определяется, как использование государствами пространственных факторов при определении и достижении политических целей. С этой точки зрения, геополитика - часть внешней политики государств, могущая занимать в ней большее или меньшее место в зависимости от конкретных политических обстоятельств и ситуаций. В контексте консервативного мышления геополитика выглядит иначе: она - ядро внешней политики, что определяется общими консервативными представлениями о роли земли и территории. Само рождение геополитики глубочайшим образом связано с идеями органической связи территории и государства. Государство считается организмом, политика - борьбой за жизненное пространство организма. В конце прошлого века Фр. Ратцель в своей 'Политической географии' [155] рассматривал государство как продукт биологической эволюции. К.Хаусхофер стоял на позициях крайнего национализма и биологизма. Субъект геополитики, т.е. государство, полагало большинство основателей этой дисциплины,- не продукт общественного договора, а органически сформировавшееся единство. Это можно назвать органической, или консервативной версией геополитики, изначально связанной с немецкой наукой и философией. Позднее сформировалась ее прагматическая англосаксонская версия (А.Мэхен, Г.Макиндер [144]), где геополитический императив рассматривался в отвлечении от вопроса о природе государства. Если согласно первой из этих версий борьба за территории выглядела естественной экспансией более мощного организма, 'усваивающего' иные пространства, т.е. включающего их в свое (сакральное) 'тело', то согласно второй - геополитическая экспансия есть расширение зон контроля, не обязательно предполагающее потерю суверенитета 'подконтрольными' странами. Теории политической географии получили свое развитие в книге Д.Уитлси, исследующей тончайшие связи между географическим положением и политикой государств [190]. Как органическая версия геополитики оказалась связана с консервативной идеологией, так прагматическая версия стала попыткой освоения геополитического императива в рамках либерально-демократической идеологии. Это своего рода 'опорные пункты' в истории развития геополитики или политической географии (далее указанные понятия будут употребляться как взаимозаменяемые). 'Опорными пунктами' в теории являются понятия 'территория', 'государство', 'нация'. Соотношение элементов этой, базовой триады, в разных концепциях геополитики получало разные интерпретации. Нередко, например, в писаниях идеологов 'третьего рейха', оно обретало мистический смысл, иногда, скажем, в советском марксизме, изначальная связь этих элементов отрицалась, а сама геополитика объявлялась буржуазной наукой и орудием легитимации империалистических режимов. Но всегда и всюду геополитика существовала как теоретическая, либо прикладная социально-научная дисциплина, исследующая территориальный (либо, шире, пространственный) аспект национально-государственного и этнического существования. Можно привести несколько современных формулировок задач геополитики. С точки зрения К.Плешакова, геополитика может быть определена 'не просто как объективная зависимость внешней политики той или иной нации от ее географического местоположения, а как объективная зависимость субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов, позволяющих этому субъекту осуществлять контроль над пространством' [67, с. 32]. К. Сорокин, анализируя области применимости геополитики к современной российской ситуации, приходит к выводу, что в ней существуют два раздела: 'фундаментальная геополитика', изучающая развитие геополитического пространства планеты со своей специфической точки зрения, и 'прикладная геополитика', вырабатывающая принципиальные рекомендации поведения государств или группы государств на мировой арене. Последнее направление анализа Сорокин именует 'геостратегическим'. К.С.Гаджиев отмечает, что такая постановка вопроса позволяет 'выйти за традиционные, чисто пространственные параметры, оторваться от пуповины географического детерминизма и разрабатывать геополитику как самостоятельную политологическую дисциплину' [17, с. 176]. Представленную прежде всего Сорокиным позицию в области геополитических исследований я бы назвал 'собирательской'. Он видит геополитику как 'комплексную дисциплину' о современной и перспективной 'многослойной' и многоуровневой глобальной политике, о многомерном и многополярном мире, интегрирующую слабо связанные сегодня между собой рассуждения о различных их аспектах [67, с. 8]. При таком понимании, считает Сорокин, геополитика могла бы заниматься развитием событием не только на глобальном, но и на региональном, субрегиональном и даже внутригосударственном уровнях. Сорокин, таким образом, пытается собрать воедино рассеянные по различным 'кафедрам' и 'департаментам' элементы геополитического мышления, систематизировав их в рамках 'материнской' дисциплины. Более содержательную переориентацию геополитического мышления предлагает К.С.Гаджиев. Он исходит из того, что традиционная геополитика (Маккиндер, Уиттсли, Мэхан и др.), во-первых, изучала преимущественно пространственный аспект международных отношений, во-вторых, трактовалась как элемент внешнеполитической стратегии, направленной на экспансию и гегемонию, и, в-третьих, была разработана в рамках евроцентристской парадигмы, исходя из реальностей евроцентристского мира и его интересов. Сами реальности современного мира, полагает Гаджиев, заставляют искать новые принципы и новую методологию изучения мирового сообщества. Он считает необходимой новую интерпретацию части 'гео-' в сложном слове 'геополитика' [17, с. 176]. Чем вызвана и в чем должна состоять эта переинтерпретация? Она вызвана 'заполненностью' Земли, отсутствием свободных территорий, дающих возможность территориальной экспансии, характерной для прошедших веков истории и собственно породившей нынешнюю геополитику. Кроме того, она вызвана 'сжатием' мира, явившимся результатом развития новых информационно-телекоммуникационных технологий и их стремительного распространения. Это объединение всех стран в некое замкнутое геополитическое пространство, в котором не остается 'свободных' территорий, порождает новый 'глобальный геополитический расклад': разделение на регионы, региональные союзы и объединения приобретает условный характер, региональное становится значимым в глобальном масштабе. Цит....Сущностной характеристикой мирового сообщества стало наложение друг на друга и пересечение международного, транснационального и глобального начал... 'Гео' в понятии 'геополитика' теперь не просто указывает на географический или пространственно-территориальный аспект в политике..., а призвано обозначить всепланетарные масштабы, параметры и измерения, правила и нормы поведения в целом, а также в международной политике отдельных государств, союзов, блоков. В этом смысле геополитика призвана исследовать, как, с помощью каких механизмов и на основе каких принципов эта система живет и функционирует. Ее можно рассматривать как дисциплину, изучающую основополагающие структуры и субъекты, глобальные или стратегические направления, важнейшие закономерности и принципы жизнедеятельности, функционирования и эволюции современного мирового сообщества [17, с. 183]. Анализируя совокупность идей, накопленных геополитикой в качестве научной дисциплины, российские исследователи рассматривают ее с точки зрения того, как она может быть использована для удовлетворения конкретных государственных потребностей России. Это очень важный момент, позволяющий констатировать прежде всего прагматическую установку современных российских исследований в данной области. Нельзя сказать, что позиция очень оригинальна - подавляющее большинство геополитических концепций и спекуляций было сформулировано под воздействием актуальных политических императивов. Но у России сейчас особое положение; она пережила геополитическое крушение и попытки ее осознать свое место в мире естественным образом и автоматически укладываются в русло геополитических размышлений. Все, что происходит в области геополитики в России,- продукт практически последнего десятилетия. Эта дисциплина, не успевшая сформироваться до 1917 года, так и не возникла институционально и теоретически вплоть до самого крушения советской власти. Конечно, геополитический или геостратегический смысл имели многочисленные работы политиков, экономистов, журналистов-международников, анализировавших проблемы международной жизни, с точки зрения национальных (тогда они подавались как классовые) интересов СССР. Формально же геополитики не существовало, она была запрещена как 'буржуазная наука', где якобы подлинные классовые регуляторы мировой политики подменялись географическими. Первые геополитические статьи появились в 90-е годы. Их число стало быстро увеличиваться, не в последнюю очередь потому, что геополитика предлагала аналитический аппарат, более всего подходящий для анализа ситуации страны (и в стране), переживающей невиданную геополитическую катастрофу. Геополитика пришлась в России 'ко двору' и по другой причине. Наука на Западе в 90-е годы под воздействием экономического и политического подъема стран, представляющих древние, но на многие века как бы впавшие в спячку цивилизации (Китай, Юго-Восточная Азия, арабо-исламский мир), обнаружила явную склонность к цивилизационному анализу, учитывающему культурный аспект мирового процесса, специфику символических вселенных разных стран, их образов мира и т.д. А это именно та сторона дела, которая всегда интересовала российских философов и историков, собаку съевших на доказательствах уникального характера российской цивилизации. На Западе апеллировали к Шпенглеру и Тойнби, в России - к Н.Я.Данилевскому [28] и Л.Н. Гумилеву [24], разработавшим (один в ХIХ, а другой - в ХХ веке) уникальные концепции развития и борьбы цивилизаций. Поэтому, когда в начале 90-х годов всеобщее внимание привлекли идеи С.Хантингтона о сущности современной исторической эпохи как эпохи 'столкновения цивилизаций', выраженные в одноименной статье, напечатанной в американском журнале 'Foreign Affairs' и немедленно переведенной на русский [84], исследователи в России обрадовались, узнав в ней черты своего национального способа мышления. По мнению Хантингтона, с разрушением двухполюсного мира человечество ожидает повсеместное нарастание фундаменталистских настроений ('реванш Бога'), и соответственно обострение противоречий, а вероятнее всего - столкновение между семью-восемью базовыми цивилизациями, внутренне консолидирующимися вокруг традиционных религий. В России концепция Хантингтона была воспринята положительно по многим причинам. Во-первых, потому что, как уже говорилось, она оказалась близка национальному стилю геополитических и историософских спекуляций. Во-вторых, потому что Россия, пожалуй, острее, чем многие другие страны, ощущает опасность исламского фундаментализма и наступления на Север воинствующей мусульманской цивилизации. В-третьих, потому что Хантингтон предоставил самой России вполне почетную роль в своем геополитическом сценарии. О последнем - позже. Но в то же время хантингтоновская модель не принята совсем безоговорочно. В критике упор делается на безальтернативность представленной им версии будущего. Хантингтон представил нам один из реалистичных, но наименее приемлемых сценариев - сценариев несостоятельности разума,- однако 'онтологизировал' свою модель. Если бы автор полнее учел уникальность эпохи, то нарисованная им картина будущего выглядела бы как предостережение, а не как пророчество. Автор этой критика полагает, что современная наука позволит сублимировать агрессивные импульсы народов, превратив геополитику в бескровную и увлекательную игру. Эту точку зрения подтверждают наблюдения других российских авторов, пишущих в данной области [58]. Теперь о том, что касается места России в геополитической и историософской схеме Хантингтона. Он считает, что, будучи светским государством, Россия в то же время является 'стержневым' государством одной из основных мировых цивилизаций, которая исторически отождествляется с православным христианством [85, с. 2]. К этой цивилизации помимо России, полагает Хантингтон, на сегодняшний день относятся Белоруссия, Болгария, Македония, Сербия, Грузия, Армения, Румыния, Украина и Казахстан. Как стержневое государство Россия несет ответственность за поддержание порядка и стабильности среди православных стран и народов, а также, конечно же, имеет основания для беспокойства по поводу потенциальных внешних угроз для входящих в эту цивилизацию стран и попыток других стран и народов развязать военную или демографическую агрессию на территории данной цивилизации. Россия, по мнению Хантингтона, должна нести ответственность и пытаться улаживать конфликты между государствами, входящими в данную цивилизацию, и другими цивилизациями. Как 'цивилизационный лидер' она должна представительствовать в межцивилизационных организациях типа ООН и ОБСЕ, в более локальных организациях, а также сотрудничать со стержневыми государствами, представляющими другие цивилизации, при разрешении международных проблем. Вместе с тем, считает Хантингтон, утратив контроль над неправославными государствами центральной Европы, странами Балтии и мусульманскими республиками Кавказа и Средней Азии, Россия поставлена перед необходимостью признать их иную идентичность и правомерность их тяготения к иным цивилизационным целостностям и стержневым государствам[1] Центральноевропейские страны будут присоединяться к Европейскому Союзу и НАТО, балтийские - развивать отношения со скандинавскими странами, прежде всего Швецией и Финляндией, среднеазиатские страны будут все тесней примыкать к Турции, Ирану, Пакистану [85, с. 5]. Таким образом, признавая за Россией статус 'стержневого' государства одной из цивилизаций, Хантингтон одновременно признает ее права и ответственность в качестве одного из центров силы будущего мирового порядка, но права, ограниченные культурным ареалом православия, православной цивилизацией.[2] О том, является ли Россия центром именно православной, или даже славянской цивилизации, не утихают споры. Хантингтон некритично принимает эту точку зрения. А поскольку, согласно его концепции, глобальная политика - это политика не столько государств, сколько цивилизаций, Россия получает одну из ведущих ролей в будущей мировой многоцивилизационной, полицентрической политике. Не случайно концепция столкновения цивилизаций была положительно и даже с радостью воспринята в России. Она не только соответствовала национальному стилю геополитической и историософской спекуляции, она также санкционировала именем социальной науки (причем не какой-нибудь, а самой 'передовой' - гарвардской социальной науки!) правомерность претензий России на роль регионального лидера. Для России, страдающей ныне по причине известных событий от сознания своей геополитической ущербности, такое признание - бальзам на душу. И не важно даже, что новая роль, предоставляемая ей Хантингтоном, сильно напоминает роль, которую должен был играть Советский Союз по отношению к своим сателлитам согласно так называемой 'доктрине Брежнева'. Освобождение от коммунистической идеологии ознаменовало возрождение в России геополитического мышления. Геополитическая стратегия для России всегда состояла в поиске особого исторического пути, который соответствовал бы специфике и даже уникальности России как не страны даже, а некоего наднационального и надгосударственного цивилизационного образования. Проблема поиска этого особого пути стояла всегда. Первоначально она выступала в теоретическом противостоянии концепций 'западников' и 'славянофилов'. Собственно разделение на западников и славянофилов было продуктом реакции на остро стоявший вопрос-стимул: либо присоединение к Европе, представляющей собой, так сказать, готовый цивилизационный образец, либо развитие в собственных терминах, на собственных основаниях, которые еще только предстоит прояснить. Характерное для нынешнего времени теоретическое противостояние так называемых 'атлантистов' и 'евразийцев' в дискуссии по поводу цивилизационного будущего России частично воспроизводит на новом уровне старое разделение западников и славянофилов. ________________________________________
1. Центральноевропейские страны будут присоединяться к Европейскому Союзу и НАТО, балтийские - развивать отношения со скандинавскими странами, прежде всего Швецией и Финляндией, среднеазиатские страны будут все тесней примыкать к Турции, Ирану, Пакистану [85, с. 5] 2. О том, является ли Россия центром именно православной, или даже славянской цивилизации, не
5.2. 'Атлантизм' в российской геополитике
В основе атлантической модели лежит универсалистский лозунг единых и неотчуждаемых прав и свобод человека. Представители ее идентифицируют себя как самодеятельное гражданское общество, отвергающее авторитарно-патерналистские формы государственного устройства. Сторонники атлантической модели в России утверждают, что переход на позиции атлантизма не означает, что Россия становится жертвой 'культурного империализма' или утрачивает свою 'самобытность'. В геополитическом смысле Россия-де всегда выполняла функцию 'стягивания' и организации евразийского пространства, и в случае принятия атлантической модели развития она никак не освобождается от этой функции. Поэтому переход на позиции атлантизма не означает изменения функций России на евразийском пространстве, хотя и предполагает существенное изменение ценностных ориентиров и конкретных стратегий выполнения предполагаемых этой функцией интеграционных задач. Во-первых, Россия должна стать для республик бывшего СССР своего рода образцом демократии: Цит. В рамках атлантического проекта ее официальной государственной идеологией должна стать идеология прав человека. Ни в коей случае нельзя ее подменять идеологией прав народа или русскоязычного меньшинства, ибо это уже иная парадигма - парадигма 'коллективной судьбы', несовместимая с гражданственной парадигмой атлантизма [63, с. 6]. Во-вторых, требуется отказ от ориентации на этнические общности. Взамен этого нужна ориентация на свободного самоопределяющегося индивида - нечто напоминающее американскую идею 'плавильного котла'. Отказ от ориентации на этнические общности требует коренного изменения самой структуры федерации, которая должна стать не объединением национальных государств, отождествляющих себя с коренным этносом, 'титульной нацией', а объединением гражданских обществ.
5.3. Евразийская концепция
Альтернативой атлантизму в России является целый ряд моделей цивилизационного и геополитического развития, объединяемых общим именем 'евразийства'. Евразийство - это, в отличие от атлантизма, специфическая цивилизационная модель, базирующаяся на собственной исторической и культурной традиции и на особенном типе мотивации. Евразийство как таковое зародилось в трудах мыслителей 'третьепутистского' крыла русской эмиграции: Г.В.Вернадского [13; 14], П.Н.Савицкого [71] и Н.С. Трубецкого [78; 79; 80]. В их концепциях центральную роль играло географическое положение России между Востоком и Западом. Для них, как отмечает А.Дугин, Евразия практически сводилась к России, а 'российский этнос рассматривался как современный носитель туранизма, кочевнической имперской психоидеологии, переданной собственно россам тюркско-монгольскими племенами Орды' [37, с. 27]. Таким образом, евразийцы, в отличие от представителей монархического лагеря, были не панславистами, а тюркофилами, что неудивительно, поскольку многие выдающиеся представители русской знати, в том числе видные славянофилы XIX века, происходили из тюркских родов[1] Вообще проблема тюркских корней как российского этноса, так и русского языка и культуры, еще ожидает исследования. Полуофициальный панславизм российской монархии в известной степени возродился в Советском Союзе, несмотря на официально пропагандируемый интернационализм. Когда в середине 70-х годов казахский писатель Олжас Сулейменов опубликовал публицистическую книгу 'Аз и Я', где доказывал наличие глубочайших тюркских корней русской культуры, он подвергся нападкам как соответствующих отделов ЦК, так и соответствующих институтов, представлявших официальную историческую науку. К сожалению, мы не имеем здесь возможности подробно остановиться на этой проблематике.. Россия-Туран для многих евразийцев была сверхполитическим понятием, ценность которого определялась выраженной в нем геополитической идеей. Следование евразийской модели предполагает: а) дистанцирование от Запада, защиту от западных влияний путем выработки идейной льтернативы западной идеологии потребительства; б) создание надежных протекционистских барьеров, способных оградить предполагаемую евразийскую цивилизацию от проникновения разлагающих ее культуры 'атлантических ' идей, не препятствуя в то же время развитию модернизационных процессов на технологическом и социально-технологическом уровнях. 'Евразийство' во всех его самых разнообразных вариациях - идеология 'третьего пути'. Поэтому после крушения коммунизма, ортодоксальная версия которого практически не имеет больше сторонников в России, любая геополитическая идея здесь должна идентифицироваться в континууме между 'атлантизмом' и 'евразийством'. Если атлантисты принадлежат к лагерю западников, евразийцы - идеологи российской самобытности. Можно сказать, что евразийство - это 'российская идеология' сегодня. Есть несколько вариантов евразийства. Выделим три из них - консервативное, коммунистическое (национал-большевистское) и либеральное (или умеренное). ________________________________________
1. Вообще проблема тюркских корней как российского этноса, так и русского языка и культуры, еще ожидает исследования. Полуофициальный панславизм российской монархии в известной степени возродился в Советском Союзе, несмотря на официально пропагандируемый интернационализм. Когда в середине 70-х годов казахский писатель Олжас Сулейменов опубликовал публицистическую книгу 'Аз и Я', где доказывал наличие глубочайших тюркских корней русской культуры, он подвергся нападкам как соответствующих отделов ЦК, так и соответствующих институтов, представлявших официальную историческую науку. К сожалению, мы не имеем здесь возможности подробно остановиться на этой проблематике.
5.4. Консервативное евразийство
Язык консервативного евразийства - это язык эзотерической традиции и сакральной географии, сочетающийся с языком современной геополитики и политической географии. Суть консервативно-евразийского видения геополитики известный теоретик этого направления А.Дугин определяет как 'проект великого возаращения', или 'великой войны континентов'. Кратко суть 'проекта' - в следующем. • 'Богатому Северу' противопоставляется не 'бедный Юг', но 'бедный Север'. Последний беден потому, что основан на следовании высшим ценностям, на 'радикальной верности' Традиции. Географически бедный Север существует только на территории России, которая, в сущности, есть последний бастион, где дух противостоит мондиалистской цивилизации в ее самых 'прогрессивных' формах. Путь бедного Севера для России означает отказ как от 'встраивания в мондиалистский пояс', так и от архаизации собственных традиций и 'сведения их 'на фольклорный уровень этнорелигиозной резервации'. 'Бедный Север должен быть духовен, интеллектуален, активен и агрессивен' [31, с. 135]. • 'Бедный Север' евразийского Востока вместе с 'бедным Югом', простирающимся по всей окружности земного шара, объединяются для борьбы против 'богатого Севера' - атлантистского Запада. • 'Интеллектуальность, активность и духовность подлинно сакрального Севера возвращает традиции Юга к нордическому истоку и поднимает “южан” на планетарное восстание против единственного геополитического врага... Вспыхивает планетарная надрасовая и наднациональная Геополитическая Революция, основанная на фундаментальной солидарности “третьего мира” с той частью “второго мира”, которая отвергает проект “богатого Севера”... Рождается новая глобальная идеология - идеология “Финальной Реставрации”, ставящей последнюю точку в геополитической истории цивилизации, но не ту точку, которую хотят поставить мондиалистские глашатаи Конца Истории... Материалистический, атеистический, антисакральный, технократический, атлантистский вариант Конца отменяется иным исходом... Исчезнувшие континенты поднимаются из бездн прошлого. Невидимые метаконтиненты проявляются в реальности. Возникает Новая Земля и Новые Небеса... Это путь... от геополитики к сакральной географии' [31, с. 136-137]. 'Сакральная география - это раздел Традиции, связанный с качественной структурой пространства, с символизмом частей света, континентов, ландшафта и т.д. Традиция утверждает, что место, где живут те или иные народы, помимо физического имеет еще и метафизическое измерение, будучи связанным с некоторыми духовными, надматериальными архетипами' [31, с. 7-8]. Сторонники такого подхода от имени 'Традиции' считают, что как сам человек состоит из тела, души и духа, так и страны, материки, реки, моря, горы имеют свое скрытое, тайное мистическое измерение, сходное по своей структуре с душевными и духовными мирами людей. Следовательно, страна, в которой живет тот или иной народ, связана с этим народом, а соответственно и с отдельными его представителями 'на тонком уровне'. Между ними постоянно осуществляются взаимные влияния, аналогичные тем, которые происходят между человеком и окружаюшей средой на уровне физическом. 'Душа' страны, ее сакральное измерение сопрягается с душой нации, национальной сакральностью, и из этого сопряжения и взаимопроникновения складывается уже та реальность, которую называют 'цивилизацией', 'типом культуры' или 'геополитической предрасположенностью' [31, с. 8]. Традиционализм (в смысле опоры на 'Традицию') исходит из того, что ориентация в пространстве - не просто практическая задача путешественников, мореплавателей, картографов, но 'экзистенциальная, духовная задача' каждого человека. С глубочайшей древности не только культовые (святилища, церкви), но любые человеческие постройки соотносились со сторонами света, в чем наглядно проявлялось сакральное отношение к пространству, направления которого имеют строго фиксируемое символическое значение[1] Обращение к Востоку, например, всегда носило характер 'сакральной позитивности'. Это страна, где восходит Солнце, место Рая, духовного истока. Запад, наоборот, традиционно считался местом, пограничным между землей людей и царством мертвых, входом в 'подземные регионы'.. Еще большее значение имеет качественная организация пространства для 'органических' человеческих общностей - народов и наций. которые формируются в конкретном земном пространстве и 'впитывают' сакральное значение этого пространства как составную часть своей национальной души. Так, к примеру, пишет А.Дугин, 'русские расценивали факт расположения “Святой Руси” на равнине как признак объективной богоизбранности'[2] 'В древнейших русских легендах есть сюжет, в котором герой Егорий Храбрый 'прогоняет' горы со 'Святой Руси' на периферию, образуя тем самым райскую и круглую богоизбранную землю' [31, с. 6].. Объективен также и тот факт, что Россия расположена в центре всего евразийского материка, и эта центральная позиция, с сакральной точки зрения, 'не может быть ни произвольной, ни случайной'. Задача заключается в том, говорит Дугин, чтобы 'осознать в адекватных терминах обоснованность этой центральности и ее судьбоносное значение' [31, с. 6]. Стоит отметить, что эта позиция центральна и судьбоносна не только с 'сакрально-географической', но и с традиционной геополитической точки зрения. Еще английский географ Маккиндер - один из основоположников современной геополитики, именовал центр Евразии 'сердцевиной земли', 'хартлендом' (heartland)[3] По геополитической модели Макиндера, предложенной в 1913 г., Евразийский континент рассматривается как Мировой остров, центром которого является Хартленд - территория суши, расположенная между Белым, Восточно-Сибирским, Каспийским морями и озером Байкал, т.е. собственно территория России. Его окружают государства Внутреннего полумесяца (Германия, Австрия, Турция, Индия, Китай) и Внешнего полумесяца (США, Великобритания, Южная Африка, Япония, Канада). Маккиндер полагал, что тот, кто контролирует Восточную Европу, господствует в Хартленде, кто правит в Хартленде - господствует над Мировым островом, кто правит Мировым островом - господствует над миром. Правда, с тех пор представление о 'сердце' (heart) несколько изменилось; в современных западных геополитических сочинениях под 'сердцем' понимаются Северная Америка, Западная Европа и Япония, а под 'периферией' - развивающиеся страны.. ________________________________________
1. Обращение к Востоку, например, всегда носило характер 'сакральной позитивности'. Это страна, где восходит Солнце, место Рая, духовного истока. Запад, наоборот, традиционно считался местом, пограничным между землей людей и царством мертвых, входом в 'подземные регионы'. 2. 'В древнейших русских легендах есть сюжет, в котором герой Егорий Храбрый 'прогоняет' горы со 'Святой Руси' на периферию, образуя тем самым райскую и круглую богоизбранную землю' [31, с. 6]. 3. По геополитической модели Макиндера, предложенной в 1913 г., Евразийский континент рассматривается как Мировой остров, центром которого является Хартленд - территория суши, расположенная между Белым, Восточно-Сибирским, Каспийским морями и озером Байкал, т.е. собственно территория России. Его окружают государства Внутреннего полумесяца (Германия, Австрия, Турция, Индия, Китай) и Внешнего полумесяца (США, Великобритания, Южная Африка, Япония, Канада). Маккиндер полагал, что тот, кто контролирует Восточную Европу, господствует в Хартленде, кто правит в Хартленде - господствует над Мировым островом, кто правит Мировым островом - господствует над миром. Правда, с тех пор представление о 'сердце' (heart) несколько изменилось; в современных западных геополитических сочинениях под 'сердцем' понимаются Северная Америка, Западная Европа и Япония, а под 'периферией' - развивающиеся страны.
5.5. Коммунистическое евразийство
В идеологии нынешних российских коммунистов возник совершенно новый для социалистической и коммунистической идеологии в России геополитический компонент, причем центр тяжести в анализе и аргументации очевидно переместился из сферы социально-экономической в сферу геополитическую. Основой политического дискурса у коммунистов стала геополитика, социально-экономическая аргументация уходит на второй план. Классовая борьба давно забыта. Важнее борьбы классов, общественно-экономических формаций, базиса и надстройки стали 'цивилизации' и 'архетипы'. Главной чертой новой коммунистической парадигмы стал очевидный отказ от марксовой теории общественно-экономических формаций. И не только от нее, но и от материалистического понимания истории вообще. Вот как теперь должен выглядеть 'Отче наш' историка-коммуниста: Цит. Являясь по природе своей существом, стремящимся к свободной жизнедеятельности, человек не терпит бессмысленного и бесцельного существования. Именно неутолимая жажда совершенствования и переустройства собственного бытия и практического освоения всего грандиозного мироздания лежит в основе того факта, что жизненная сила, бурлящая в человечестве, издревле облекалась в различные религиозные и идеологические формы. Рожденные и отшлифованные общественной практикой устойчивые мировоззренческие архетипы становились существенным фактором исторического процесса, ядром тех территориальных, экономических, культурных, конфессиональных общностей, которые можно обозначить термином 'цивилизация'. Исторический процесс и есть в значительной мере процесс взаимодействия, соперничества и смены на земле таких цивилизаций. Субъектами цивилизаций, их носителями и хранителями, главными действующими лицами на сцене мировой истории всегда - с древнейших времен - являются этносы: нации и народы, а также их более широкие совокупности, взаимодействие которых и определяет картину мировой политики и культуры в каждый конкретный исторический момент [35, с. 9-10]. Любой человек, сколько-нибудь знакомый с советским марксизмом, поймет, что такой взгляд в советское время был бы квалифицирован как антимарксистский и буржуазный. По Марксу, главными действующими лицами истории всегда были классы, а не этносы и не нации. Это вопрос принципиальный. Далее, история, по Марксу,- это история борьбы классов или же история смены общественно-экономических формаций, что в общем-то одно и то же, но уж никак не история 'взаимодействия, соперничества и смены... цивилизаций'. А ведь последняя фраза выделена самим автором в тексте его книги. Слова 'в значительной мере', поставленные здесь Зюгановым, дела не меняют. Тем более что дальше он уточняет, что двухтысячелетняя история нашей эры распадается на несколько этапов или эпох, каждая из которых 'имеет свои особенности в государственно-политической, религиозной, хозяйственно-экономической и других областях'. Мало того, что 'хозяйственно-экономическое' он ставит в самом конце, что, прямо скажем, не по-марксистски,- сами эпохи называются не рабовладение, феодализм, капитализм, коммунизм, а раннехристианская, Средневековье, Возрождение, Реформация, Просвещенье, Индустриальная эпоха (XIX век) и Эпоха катастроф (XX век). Более того, не общественное бытие теперь определяет общественное сознание, а скорее наоборот: ядром цивилизаций становятся 'мировоззренческие архетипы'. Что во всем этом осталось от Маркса, так это 'прометеевский' настрой, свойственный Lebehsphilosophie вообще. Философско-историческая концепция заменена на 100%. Поэтому, когда мы в дальнейшем увидим, как Зюганов апеллирует к классовому подходу, то не будем принимать это всерьез. Авторы, на которых ссылается председатель компартии Зюганов,- не Маркс-Энгельс-Ленин, а критики западной цивилизации, глашатаи конца Европы, авторы циклических теорий. историософы: Н.Данилевский, К.Леонтьев, О.Шпенглер, А.Тойнби, К.Ясперс, Л.Гумилев. Ссылается на С.Хантингтона (S.Hantington). В качестве противника называется Ф.Фукуяма, точка зрения которого '...является сегодня обоснованием экспансионистских устремлений Запада... Она же, в своей наиболее радикальной, варварской форме, вдохновляет и российских “западников”, либералов и демократов' [35, с. 25]. Зюганов не ставит своей целью разработку общей теории геополитики, он пишет применительно к российским проблемам (впрочем, геополитическая теория всегда формулировалась ad hoc). Начиная с XIX века, но особенно в XX веке - в Эпоху катастроф - ядром исторического развития стала борьба Западной цивилизации (она же 'мировая система капитализма') и Славянской цивилизации, олицетворяемой Россией. Революция 1917 года едва не погубила (sic!) Россию, но постепенно страна оправилась и стала возвращаться на путь исторически преемственного развития. Борьба Запада и СССР (исторического преемника России) достигла кульминации в 'холодной войне', которая завершилась 'перестроечной диверсией' и гибелью СССР. Но в результате этого Запад не выиграл, а скорее проиграл, поскольку исчез 'геополитический баланс' и вместо одного хорошо известного противника у Запада появилось множество новых. И множество новых проблем. В результате нарушения геополитического баланса обнаружились 'цивилизационные разломы', которые должны определить облик мира в будущем. Наиболее болезненные разломы: • геополитический (по линии атлантизм - Евразия); • социально-экономический (богатый Север - нищий Юг); • расовые и этнические (межнациональные); • конфессиональные (межрелигиозные); • внутрисистемные в рамках родственных культур. Первый из этих разломов появился потому, что крушение биполярной системы мира побудило к жизни альтернативные и геополитические единства (прежде всего, Китай, Индия), по отношению к которым Запад не в силах найти правильной политики, что чревато совершенно непредсказуемыми последствиями. России в этих условиях важн<
