Влияние французской литературы.

Естественно возникает вопрос, как сказалось на поэтическом творчестве юного Пушкина французское воспитание, тем более что культурная гегемония Франции во всей Европе, утвердившаяся в XVIII в., еще была прочна в годы юности Пушкина. Господство классицизма совпадало со временем особого авторитета французской литературы двух веков, так как именно в произведениях французских писателей видели высочайшие образцы классической литературы. Пушкин позднее, в годы борьбы с классицизмом отмечал влияние французской литературы на русскую. Когда заметно стало увлечение произведениями Байрона, Пушкин писал Гнедичу: "Английская словесность начинает иметь влияние на русскую. Думаю, что оно будет полезнее влияния французской поэзии, робкой и жеманной"(27 июня 1822г.). Или вот что говорится в письме Вяземскому по поводу его статьи об Озерове: "Все, что ты говоришь о романтической поэзии, прелестно, ты хорошо сделал, что первый возвысил за нее голос- французская болезнь умертвила б нашу отроческую словесность" (6 февраля 1823г.). Так, в боевые годы романтических увлечений именно во французской литературе видел Пушкин источник рутинных форм, ржавчину, едва не погубившую нарождавшуюся русскую литературу.

Борьба с пережитками классицизма для Пушкина являлась одновременно и преодолением собственных навыков в своем творчестве.

При поступлении в Лицей Пушкин даже своих товарищей, выраставших, как и он, в офранцуженной светской среде, поражал широким знанием французской литературы и совершенным знанием французского языка. Недаром в "национальных песнях" Пушкин фигурирует под именем "француза" ("А наш француз свой хвалит вкус..."). По воспоминаниям С.Д.Комовского, за Пушкиным укрепилась эта нелестная в военные годы кличка. Как он писал (уже в старости), "по страсти Пушкина к французскому языку называли его в насмешку французом, а по физиономии и некоторым привычкам обезьяною (и даже смесью обезьяны с тигром)"13. Именно эту кличку свою вспомнил Пушкин на праздновании лицейской годовщины в 1828г., когда он подписался "Француз" и пояснил в скобках: "смесь обезьяны с тигром". Обратили внимание на французские вкусы Пушкина и лицейские педагоги. М.С.Пилецкий-Урбанович писал 19 ноября 1812г.: "Читал множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил память свою многими удачными местами известных авторов"14.

В период ученичества французская литература не могла не отразиться на раннем творчестве Пушкина.

 Классицизм во французской литературе не оставался однородным в течении XVII и XVIII вв. Не был он однородным и при самом возникновении. В классической плеяде XVIIв. только два имени можно связывать с теми строгими правилами классического искусства, которые были канонизированы позднейшими

_________________________________________

13.Я.К. Грот Пушкин, его лицейские товарищи и наставники, с.221

Рукою Пушкина, с.737. Комовскому, по-видимому, было неизвестно происхождение прозвища Пушкина. Архаический стиль подписи Пушкина указывает на пародический характер прозвища. Оно заимствовано из объявления об освобождении Москвы от французов. Объявление это писано А.С. Шишковым. Между прочим там говорилось:" Сами французские писатели изображали нрав народа своего слиянием тигра с обезьяной". Возможно, что Пушкин знал и источник, откуда Шишков взял это выражение. Это- изречение Вольтера, ставшее поговорочным. Слова эти в разных вариантах Вольтер повторял не раз. Например, в письме Джанталю 30 августа 1769: "La nation passe un peu pour etre une jolie troupe de singes; mais parmi ces singes, il y a des tigres et il u en a foujours eu" (Нация ныне слывет за недурное стадо обезьян, но среди этих обезьян есть и тигры и всегда были").

14.Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом)

АН СССР, ф.224, оп.25, №40, л.13.

И законодателями Батте и агарпом: имена Расина и Буало. Далеко не в такой чистоте классические формы воплотились в творчестве Мольера и особенно Лафонтена. Представитель старшего поколения Корнель тоже был своеобразным противовесом имени Расина. В XVIII в. мы присутствуем при явном разложении традиций "великого века". В театре - эмоциональная и сознательно тенденциозная трагедия Вольтера только самыми внешними своими чертами связаная с классической трагедией. Наконец, вторая половина века характеризуется совершенным разложением классицизма. В области поэзии одно время торжествует мелкая светская поэзия мадригалов, эпиграмм, надписей, альбомных стихов, куплетов и пр. Такова была школа Дора, за которым последовали еще более мелкие поэты, произведения которых печатались в ежегодных выпусках "Almanach des Muses" ("Альманах муз") и других подобных изданиях и широко представлены в сборнике "Anthologie francaise" ("Французская антология"), откуда широко черпали поставщики переводных эпиграмм в русские журналы. Среди таких эпиграммистов - переводчиков и подражателей был и дядя Пушкина, и И.И. Дмитриев, и многие другие. В Лицее это направление представлено было в творчистве Илличевского.

 Эта измельчавшая поэзия (poesie fugitive) не была сметена и новым направлением в лирике, развивавшимся в последнюю четверть века и связанным с расцветом сентиментализма или преомантизма: направлением элегическим, представленным в первые годы стихами Э.Парни. Ранняя французская элегия выдвинула новые поэтические принципы: на смену внешнему остроумию мадригалов пришли самопризнания поэта, рассказывающего о своих радостях и горестях. Искренность стала основным критерием политического достоинства. С темой лирических признаний и утверждения человеческой личности в ее своеобразии и неповторимости соединялась тема природы экзотической, пышной. Ранняя элегия отличалась жизнерадостностью, воспеванием наслаждений, особенно любовных, но и тогда уже с этими настроениями соединялись чувства уныния и меланхолии, получившие наиболее законченное выражение уже в начале нового века в элегиях Мильвуа.

Пассивное подражание французским поэтам если и можно найти у Пушкина, то только в самых первых его стихотворениях, когда он еще пробует свое перло и нащупывает пути, не зная, чему отдать предпочтение. В этот период в его стихах можно найти общие места мелкой поэзии второй половины XVIIIв. Так, в его "Монахе" все эпизоды, вроде картин вакханалии, преследования нимф и т. п., нетрудно вывести из соответствующих эпизодов эротических поэм 70-х годов XVIII в., вроде "Искусства любви" Бернара, "Купающейся Зелис" маркиза Пезэ и других поэм, гармонировавших с увесилениями двора, где царствовала маркиза Помпадур и ее наследница Дю Барри. Это были холодные имитации мифологических эпизодов, заимствованных из поэи Овидия, лишенные всякого чувства античности, ослабленное поэтическое соответствие картинам Буше и рисункам Эйзена.

Такие стихотворения, как "Рассудок и любовь", "Блаженство", "Фавн и пастушка", - следы увлечения подобной поэзией. Но увлечение это было кратковременным и никогда не определяло основных черт ранней лирики Пушкина. Он никогда не был убежденным поклонником этой мелкоэротической поэзии петиметров и "красных каблуков". Не они определяли вкусы и склонности Пушкина. Из его признаний лицейского периода мы знаем, что всех выше он ценил Вольтера, которому он дал восторженную характеристику в "Городке" и которому пытался следовать в "Монахе", а позднее в "Бове". Следы увлечения поэмой Вольтера "Орлеанская девственница" заметны даже и в первой законченной поэме Пушкина - "Руслан и Людмила".

Будучи в Лицее, Пушкин еще безусловно склоняется перед авторитетами "великого века".Для него еще не поколеблен кодекс поэтического искусства, провозглашенный законодателем французского Парнаса, сатириком Буало. Первое печатное произведение Пушкина, послание "Другу стихотворцу", построено по всем правилам классической сатиры (или сатирического послания).

Из поэтов XVIII в. Пушкин любил Грессе и за его популярную сказку об ученом попугае "Ver-vert", и за его послание " La Chartreuse" ("Монастырь"). Оба эти произведения поименованы в стихотворения 1815г. "Моему Аристарху", а второе в какой-то степени определило схему "Городка", а может быть, и вызвало мотив "монастыря" применительно к Лицею в стихотворениях "К Наталье", "К сестре".

Обычно, говоря о французском влиянии на юного Пушкина, больше всего запоминается имя Парни. Так, примечания Л.Н. Майкова к первому тому старого академического издания сочинений Пушкина наполнены цитатами из стихов Парни, якобы являющихся параллелями к лицейской лирике Пушкина. Между тем здесь совершенно ясны натяжки и преувеличения. Никогда Парни не имел решающего влияния на Пушкина.

По-видимому, знакомство Пушкина с Парни началось не с его "Эротических стихотворений" (как называется циклы его элегий), определивших место Парни не только во французской, но и в мировой поэзии, а с его более слабых подражаний поэзии Оссиана. Пушкин в начале своего поэтического пути отдал дань Оссиану; к этому времени относится и его вольный перевод эпизода из оссианической поэмы Парни "Иснель и Аслега". В стихотворениях 1814-1815 гг. мы не найдем никаких следов, свидетельствующих о близком знакомстве с поэзией Парни: ни фразеологических, ни сюжетных параллелей. К Парни Пушкин пришел позднее, в период своих увлечений жанром элегий.Но к тому времени он уже выходил из возраста ученических подражаний. Поэтому и в элегиях его доля поэзии Парни незначительна. Между тем, по-видимому, именно тогда Пушкин узнал и полюбил этого поэта. Во всяком случае, имя его стало появляться в стихах Пушкина. Это были последние годы популярности Парни. Прошло немного лет, и Пушкин принужден был сознаться:

Я знаю: нежного Парни

Перо не в моде в наши дни.

("Евгений Онегин" гл, III, строфа XXIX)

Конечно, нетрудно подобрать к лицейским стихам Пушкина французские параллели. Но по большей части это "общие места" поэзии того времени.Эти параллели без всякого затруднения можно заменить русскими параллелями.То, что есть общего у Пушкина с французской поэзией, уже давно было усвоено его старшими современниками. В частности, в поэзии Батюшкова налицо почти все элементы того, что обыкновенно приводят в доказательство французского влияния.