Лекция N 3. Иски. Учение об иске

 

Известны слова В.И. Ленина, что право - ничто без аппарата, способного принуждать к исполнению норм права. Эта принудительная защита права осуществляется через суд. В наших современных представлениях право обратиться в суд за защитой, право иска - это есть следствие, вывод из того, что у данного лица есть само право, как принято говорить - материальное право, в противоположность процессуальному. Мы рассуждаем, допустим, так: данная вещь принадлежит мне; если кто-то ее у меня забирает, он нарушает мое право, значит, я могу защищать свое право в суде, могу предъявить иск. Римские воззрения [в классический период] - иные. Иск, actio, у них отправная точка; они так смотрели: претор в своем эдикте предусмотрел иск для такого состава фактических обстоятельств, в каких оказался и я; следовательно, мне принадлежит право, и я могу его защищать. Поэтому римское право нередко характеризуют как систему исков. Чем объяснить такой, казалось бы, странный ход мыслей: "За мной признается право на иск, следовательно, я имею и материальное право"? Объясняется это, конечно, тем, что новые виды правоотношений по общему правилу получали в Риме признание путем введения претором иска, - претор в своем эдикте обещал, что если к нему придут с таким-то делом, с такой-то претензией, он даст иск. Поэтому в Риме actio, иск, имел исключительно важное значение, и понять материальное римское право, не ознакомившись с учением об иске, невозможно. Поэтому тема "учение об иске" идет впереди материального права.

В источниках (Д.44.7.51) римского права actio, иск, определяется так: Nihil aliud est actio quam ius, quod sibi debetur, iudicio perse quendi - иск есть не что иное, как право добиваться по суду того, что следует, причитается истцу.

В отличие от современного положения, когда можно прийти в суд с любым спором о праве гражданском, в Риме дело обстояло таким образом, что существовало определенное число исков, которое по мере развития менялось, но всегда было ограниченным. Если для данного спора предусмотрен законом, а в классическую эпоху - преторским эдиктом иск, тогда можно принять к рассмотрению претензию истца, проверить фактические обстоятельства дела и, в зависимости от результата проверки, или иск удовлетворить, или в удовлетворении иска отказать. Этому положению соответствовала одна специфическая черта римского [гражданского] процесса, сохранившаяся до периода абсолютной монархии (конца III в. н.э.). Эта особенность состояла в том, что как древнереспубликанский, так и классический процесс делились на две стадии, из которых одна называлась ius, а другая - iudicium, и соответственно говорили о производстве дела in iure и in iudicio. Производство in iure - это производство у государственного магистрата, претора, который подходил к делу с той точки зрения, можно ли вообще (независимо от того, прав или не прав конкретный истец) дать иск, дать защиту претензии такого рода, какую заявляет истец. Судебный магистрат in iure не проверяет обстоятельства, на которые ссылается истец (у меня, заявляет он, есть вол, а ответчик его увел и не отдает, и т.п.), претор проверяет, исследует другое: допустим, что дело обстоит именно так, как говорит истец; существует ли для такого рода претензии [тип иска] иск? Если претензия подходит под один из существующих или предусмотренных в эдикте [типов] исков, претор назначает (из общего списка присяжных судей, избранных народным собранием) судью по данному конкретному делу и дает этому судье условный приказ: если при проверке окажется, что дело обстоит именно так, как изображает истец, то есть если подтвердится претензия истца, то нужно дать ему защиту, а если указываемые истцом факты не подтвердятся, нужно истцу в иске отказать. Таким образом, судебный магистрат, претор, в первой стадии производства, in iure, не судит, он только организует последующее судебное разбирательство. Само разбирательство и решение спорного дела происходит на второй стадии, in iudicio, которая протекает у присяжного судьи. Судья проверяет все те факты, на которые ссылается в подтверждение своего иска истец, и все те факты, которые называет ответчик, в качестве возражения против иска, и на основании результата такой проверки выносит решение по делу; ему не приходится задумываться над вопросом, подлежит ли данного рода претензия вообще признанию со стороны государства, или нет: этот вопрос уже рассмотрен in iure претором и для судьи является предрешенным.

Из только что сказанного следует, что две стадии римского процесса, ius и iudicium, отнюдь нельзя понимать в смысле двух судебных инстанций. Когда мы имеем перед собой две судебные инстанции, например, народный суд и городской суд, то, во-первых, уже первая инстанция выносит определенное решение по делу, причем в большинстве случаев стороны на это решение не жалуются, и оно, как говорят, вступает в законную силу, так что дело и не доходит до второй инстанции. Если же решение обжаловано, то вторая инстанция проверяет его правильность с точки зрения законности, с точки зрения соответствия обстоятельствам дела и, в зависимости от результатов этой проверки, может оставить решение в силе, может его отменить. Совсем иначе обстоит дело, когда римский процесс делится на две стадии - ius и iudicium. Это не две инстанции, а две половины производства в одной инстанции. Если первая инстанция заканчивает рассмотрение дела вынесением решения, то на первой стадии римского процесса (in iure) еще никакого решения не выносится, и во второй стадии (in iudicio) не проверяется решение (ибо его еще нет), а проверяются фактические обстоятельства дела.

Деление процесса на эти две стадии было настолько укоренившимся, настолько обычным, что когда при императоре Диоклетиане (конец III в. н.э.), в связи с исчезновением магистратов, это деление стало ненужным и все дело стало разбираться в одной стадии, такое судопроизводство стали называть cognitio extra ordinem, экстраординарным, необычным, чрезвычайным.

В классический период римского права (первые три века н.э.) гражданский процесс называли формулярным процессом (per formulas, посредством [исковых] формул).

Что такое формула и в чем ее значение? Как уже сказано, in iure претор выслушивал стороны и, если спор такого рода, что вообще иск мыслим, то претор давал судье условный приказ разрешить спор в известном направлении. Этот условный приказ излагался в записке на имя судьи, вручавшейся истцу для передачи судье. Эта записка и называлась формулой. Чтобы понять различные виды исков, нужно составить представление о содержании формулы. Начинается она с назначения судьи (по каждому конкретному делу назначается специально судья из общего списка): Octavius iudex esto - пусть Октавий будет судьей. Назначение судьи возглавляло формулу, но не входило в число ее составных частей. Поэтому всегда говорят, что первая часть формулы (хотя назначение судьи ей предшествует) называется интенцией. Это - самая важная часть формулы, притом, безусловно, необходимая: нет такого иска, в котором не было бы интенции. Интенция излагает спорный вопрос, который придется разрешать судье, следовательно, тем самым в интенции излагаются содержание спора и содержание претензии истца. Истец, например, заявляет, что ответчик забрал его вещь и не отдает, претор проверяет, предусмотрен ли в его эдикте иск на такой случай. А в эдикте, надо заметить, давались типовые формулы. Любопытно заметить, как в этих типовых формулах обозначались стороны. Ответчик на суде всегда и всюду или отрицает правильность иска, или признает иск правильным; во втором случае приходится платить то, что взыскивают. Поэтому в типовой формуле ответчик называет Numerius Negidius (Numerare - отсчитывать, платить; negare - отрицать). Agerius - от "agere", вести дело; его начинает истец. Другая догадка: в роли истца чаще выступал человек богатый: у неимущего никто ничего не заберет, ибо нечего забрать-то; а богатство, прежде всего, выражается в земле; поэтому истец - Aulus Agerius (aulo - двор, ager - земля). Так вот, на приведенный выше в качестве примера случай в эдикте содержалась типовая формула следующего содержания: Octavius iudex esto. Si paret (если окажется) rem qua de agitur ex iure Quiritium Auli Agerii esse (что вещь, о которой идет спор, принадлежит по квиритскому праву Авлу Агерию), и эта вещь не будет в соответствии с твоим распоряжением возвращена истцу (neque ea res arbitratu tuo Aulo Agerio restituetur), то ты, судья, присуди Нумерия Негидия (ответчика) в пользу Авла Агерия к уплате такой суммы денег, в которую будет оценена эта вещь; если же этого не окажется, то освободи Нумерия Негидия от ответственности (quanti ea res erit, tantam pecuniam, judex, Numerium Negidium Aulo Agerio undemna; si non paret absolve). Интенция показывает, что Авл Агерий предъявляет иск об истребовании вещи (в конкретном иске вместо этих абстрактных обозначений "Авл Агерий" и "Нумерий Негидий" вписывались имена конкретных истца и ответчика). Таким образом, интенция охватывается условной частью: "если окажется, что..." и т.д. А вторая часть этого периода ("то ты, судья, присуди..." и т.д.) называется кондемнацией (condemnare и означает "присуждать"). В римском классическом процессе кондемнация всегда была денежной, condemnare pecuniaria, в денежной оценке. Из приведенной мною формулы видно, как шло это дело: судья проверяет, а действительно ли вещь, о которой истец начал дело, принадлежит истцу; проверил - оказалось, действительно, эта вещь принадлежит истцу; тогда судья отдает ответчику распоряжения: "верни вещь истцу"; это отражено в формуле в словах: "если по твоему распоряжению вещь не будет возвращена...". Если это распоряжение судьи ответчик не исполняет (потому ли, что он уже сбыл с рук данную вещь, или по другой причине), судья присуждает ответчика к уплате стоимости вещи. Если немного вдуматься в этот порядок, он может показаться очень странным, и особенно для римского права, о котором Маркс и Энгельс нам неоднократно говорят, что там очень важное значение имел и получил глубокую разработку институт права частной собственности. Получается ведь так: какому-то римлянину очень понравилась чья-то вещь; он просит собственника продать эту вещь, а тот отказывается; тогда достаточно этому претенденту на вещь как-то заполучить ее - легально, по соглашению с собственником (например, во временное пользование) или нелегально (взяв самовольно), и можно добиться своей цели. В самом деле, собственник потребует свою вещь судебным порядком; судья дает распоряжение тому, кто задерживает вещь, вернуть ее, а тот не вернет) и судья присудит уплатить стоимость, т.е. наступит то, с чего данное лицо начинало, оно приобретет вещь вопреки воле собственника. И вот непонятно: неужели римляне этого не замечали, а если замечали, почему не боролись с этим? Они боролись, и очень оригинальным способом, по-видимому, успешно. В этих исках об истребовании вещи, когда доходило дело до оценки, то предоставлялось истцу, то есть собственнику, определить стоимость вещи. По-видимому, этот метод воздействия достигал цели: собственник, надо думать, не церемонился при определении стоимости вещи [своя рука - владыка], и ответчик, зная это, предпочитал исполнить распоряжение судьи и вернуть вещь.

Все сказанное до сих пор об исковой формуле показывает отражение в этой формуле претензии истца, и ничего не говорят о защите ответчиком своих интересов. А между тем в формулу нередко включалась особая часть, имевшая целью предложить судье посчитаться и с заявлениями ответчика. Эта часть формулы носила название exceptio. Часто мы передаем этот термин словами "возражение ответчика". Это очень неточно и вызвано нашими современными представлениями о процессе. Если зайти в народный суд и послушать какое-нибудь гражданское дело, то можно наблюдать такое положение. После некоторых вступительных действий председательствующий предлагает истцу рассказать, в чем дело, чего он просит от суда. Затем обращается к ответчику: вы иск признаете? Тот или признает, или возражает против иска. В чем же его возражение? Под этот термин мы теперь все подводим: и заявление о том, что истец спрашивает какой-то никогда не существовавший долг, и что долг был, но погашен, и что долг формально существует, но он установлен по ошибке, и т.д.; словом, всякую ссылку на то, что есть обстоятельства, вследствие которых иск удовлетворять нельзя. В Риме именем exceptio обозначалось не всякое возражение. Претензия истца, как уже сказано, излагается в интенции. Если ответчик ссылается на то, что интенция не соответствует действительности, эта ссылка называется не эксцепцией, a negatio, отрицание иска. Например, истец обосновывает свою претензию тем, что он дал ответчику взаймы 100, а тот не возвращает, а ответчик говорит, что он никогда этой суммы от истца не получал или что он эту сумму вернул, он отрицает иск. Точно так же, если истец заявляет, что ответчик купил у него вещь, а покупную цену не уплатил, а ответчик говорит: я, действительно, осматривал продаваемую вещь, но мы с продавцом не договорились, и вещи этой я не получил, это опять будет отрицание иска. Но ответчик может и другое возразить: он может сказать, что все, что содержится в интенции иска, правильно: я вещь купил, денег не платил; интенция верна. Однако имеются обстоятельства, которые, несмотря на правильность интенции, делают несправедливым удовлетворение иска, исключают кондемнацию. Например, ответчик заявляет, что он вещь купил, покупную цену не заплатил, но это потому, что истец его обманул, подсунул ему совершенно негодную вещь. Вот это уже не отрицание иска, a exceptio, потому что здесь ответчик интенцию иска не отрицает, а ссылается на обстоятельство, делающее кондемнацию несправедливой, исключающее кондемнацию. Exceptio по-русски и означает: "изъятие", "исключение". В формуле это получало выражение так: "Если окажется, что было то-то, и если притом не будет установлено, что истец действовал обманным образом, dolo, то ты, судья, присуди", и т.д. Вот эта фраза: "Если не будет установлено, что истец обманул ответчика" и есть exceptio: присуди, за исключением того случая и т.д., значит, это, действительно, исключение.

Интенция, кондемнация, эксценция - самые важные составные части формулы. Ими все не исчерпывается, но другие части встречаются не во всех исках, и мы их пока оставим в стороне.

После этого предварительного ознакомления с формулой иска, которое нам было необходимо, чтобы понимать римские иски, мы обратимся к изучению римских исков и их классификации.

В первую очередь нужно остановиться на одном делении исков, которое породило в дальнейшем различие в теории гражданского права вещных и обязательственных прав абсолютных и относительных. В теории буржуазного права эти категории и эта классификация являются бесспорными и общепризнанными; признаются эти категории и большинством советских юристов; больше того, в советском законе, в ГК, вы найдете разделы "вещное право" и "обязательственное право". Римские юристы говорили не о видах прав, а о видах исков, а уже выводом отсюда было различие и в правах. Юрист Ульпиан (Д.44.7.25) дает нам такое указание: "Иском о вещи, или вещным иском, actio in rem, называется такой иск, с помощью которого мы требуем нашу вещь, которая находится во владении другого лица; этот иск всегда предъявляется против того, кто владеет вещью [у кого вещь находится]. Иском, направленным против лица, actio in personam, называется такой иск, посредством которого мы ведем дело с тем, кто обязан нам что-то сделать или дать; этот иск всегда имеет место против именно этого и только этого лица". В этом фрагменте Дигест заключается двоякая классификация исков: одни иски направлены на истребование вещи, это - вещный иск; а другие - служат средством добиться совершения определенного действия, которое ответчик обязался совершить, это - иск личный, или обязательственный. На почве этого римского деления исков в последующие века теория гражданского права построила деление гражданских прав на вещные и обязательственные. Это - одна классификация; но тот же фрагмент источников содержит деление исков по другому признаку: actio in rem, говорит нам юрист, предъявляются против того, кто владеет спорной вещью; следовательно, если вещь Тиция находится у Люция, Тиций должен предъявить иск именно против Люция. Но если пока Тиций собирался пойти к претору, вещь от Люция перейдет к Манилию, actio in rem предъявляется к Манилию, хотя захватчиком вещи от собственника был именно Люций [а Манилий честно приобрел ее у Люция]. Это выражалось в Риме афоризмом: ubi rem meam invenio, ibi earn vindico, где я нахожу свою вещь, там я ее и виндицирую, требую. Наоборот, actio in personam может быть предъявлена только против одного, точно определенного лица, именно против того, кто обязался, кто является обязанным лицом. Эта мысль формулируется в виде противопоставления абсолютных и относительных исков. На каждой из этих двух классификаций и нужно теперь остановиться.

Различие вещных и личных исков представляет вот какую трудность. Actio in rem - иск об истребовании вещи; actio in personam - средство заставить обязанное лицо что-то дать или сделать. Но ведь если лицо просит суд заставить ответчика дать ему вещь, то какая же разница по сравнению с actio in rem? В римском праве подчеркивается различие двух возможных фактических составов: я могу иметь вещь, необходимую мне для удовлетворения той или иной потребности, в своем непосредственном распоряжении или, по крайней мере, в непосредственном пользовании; мое право как бы привязано к этой вещи, и когда мое право кем-то нарушается, я через посредство суда протягиваю руку за этой вещью, требуя ее - потому что мое право непосредственно сосредоточено на этой вещи. Это - actio in rem, вещный иск, или, по терминологии последующего времени, начиная со Средних веков, - вещное право. Но я могу свою потребность в данной вещи удовлетворить и другим способом: у меня нет средств, чтобы приобрести эту нужную для меня вещь, или я не хочу расходовать деньги на ее покупку потому, что она мне ненадолго и нужна-то. И тогда я договариваюсь с собственником вещи о том, чтобы он за известное вознаграждение предоставил мне эту вещь в пользование. Если это соглашение исполняется, то с хозяйственной стороны незаметна разница по сравнению с вещным правом; я получаю вещь и пользуюсь ею. Волы, принадлежащие земледельцу, и волы, полученные на сезон от собственника, свое дело в крестьянском хозяйстве выполняют одинаково. Но если, несмотря на соглашение, я не получаю нужной мне вещи, то чего я могу добиваться судебным порядком? Этой вещи? Римский юрист говорит: нет, такое требование будет необоснованным; вещь-то все-таки не твоя. Какое тут сложилось правоотношение? Собственник вещи обязался передать тебе вещь. Вот и требуй, чтобы он совершил эту передачу, это действие, и таким образом выполнил свое обязательство. Но если он не выполняет обязательство, то можно будет с него взыскивать убытки, понесенные тобой из-за его вероломства, но над свободным человеком нельзя совершить насилие и вынудить действие. Поэтому такой иск называется личным, actio in personam. Только через посредство этого лица управомоченный может получить доступ к вещи. Здесь нет того непосредственного права на вещь, какое имеет место при вещном праве. Образно это различие можно иллюстрировать таким сравнением. Я стою на берегу реки, а нужная мне вещь лежит на противоположном берегу; переплыть я не могу; мне нужен или мостик, или паром, или лодка, чтобы добраться до вещи. Вот соглашение с собственником вещи и есть этот мостик, паром, лодка, т.е. средство, с помощью которого я могу добраться до вещи. Так обстоит дело при actio in personam, или при обязательственном праве. А при actio in rem, при вещном праве, я сосредоточиваю свое право на данной вещи непосредственно.

Вторая классификация - исков абсолютных и относительных - вытекает, как следствие, из сказанного. Раз при actio in personam я не имею непосредственного права на вещь, а только имею право требовать, чтобы обязанное лицо совершило известное действие, то, естественно, я такой иск могу предъявлять только к тому, кто обязался совершить это действие: если передо мною обязался Тиций, как же я могу обратиться с иском против Люция? Ведь он может сказать: "Я вас не знаю и знать не желаю". Следовательно, я заранее знаю в этих случаях, что или мое право не будет нарушено, или его нарушит именно Тиций и никто другой, ибо никто другой не обязан совершать для меня действие, которое обязался совершить Тиций. Возможный нарушитель права и возможный ответчик здесь наперед известен. Такой иск называется относительным, ибо он возможен только против определенного ответчика, против обязанного лица и никого другого. Вы спросите: а разве бывают, разве мыслимы иски против неопределенного ответчика? Конечно, нет. Но дело в том, что при actio in rem ответчик - неопределенный в другом [особом] смысле. Например, Тиций - собственник какой-то вещи, допустим, серебряной вазы. Кто может нарушить это его право? Да всякий, кто захочет и кому удастся забрать эту вазу. А кто именно это будет, Тиций заранее не знает. Ему претор обещает защиту против любого нарушителя. В этом смысле actio in rem - иск абсолютный; в этом смысле здесь нет заранее определенного ответчика, он станет определенным только после нарушения права. Приходится повторить еще раз афоризм: ubi rem meam invenio, ibi earn vindico. Надо заметить, что название actio in rem уже круга случаев ее применения. Например, у римского гражданина похитили ребенка. Римское право обеспечивает этому гражданину filii vindicatio, истребование сына (дочери). Это - один из actiones in rem, хотя из людей признавались в Риме вещами только рабы; сын или дочь свободного лица не считались вещью, а иск отца об истребовании сына или дочери был actio in rem. Почему? Да потому, что этот иск был абсолютный; он давался отцу против всякого, у кого окажется его ребенок.

Теперь мы познакомимся с двумя категориями исков, которые покажут, с помощью каких приемов, каких средств осуществлялось правотворчество римских юристов, римского претора, о котором шла речь выше. Здесь нужно, во-первых, назвать actio utilis, иск по аналогии. Объясню эту категорию на следующем примере. В республиканскую эпоху был издан закон lex Aquilia о возмещении вреда, причиненного неправомерно (de damno iniuria dato). Закон этот подходил к вопросу не просто формально, а грубо формально: ответственность устанавливалась только в тех случаях, когда вред причинен corpore corpori, то есть телесным воздействием на телесную вещь. Получалось так, что если причинитель вреда взял какой-то тяжелый предмет и ударил изо всей силы по черепу раба или животного, череп оказался недостаточно крепким, раб или животное погибли. Это - вред, причиненный corpore corpori и потому виновное лицо отвечает за убыток по Аквилиеву закону. Но если лицо заперло чужого раба в доме или животное в стойле и держало их там без пищи и питья в течение такого продолжительного времени, что в конце концов они погибли, ответственности по Аквилиеву закону не было за отсутствием вреда, причиненного corpore corpori, непосредственного телесного воздействия на раба или животное не было, телесное прикосновение было к запорам этих помещений. Разумеется, в классическом римском праве с таким положением не могли мириться. Претор пришел на помощь, не меняя ни одной буквы закона: он стал для таких случаев давать иск из Аквилиева закона в форме иска по аналогии, создал новый иск, actio legis Aquiliae utilis. Рядом с actio utilis, иском по аналогии, надо назвать actio ficticia, иск с фикцией. Пример. Иск о взыскании штрафа с вора в Древнем Риме давался только римскому гражданину против римского гражданина. А если вор - перегрин, а не римский гражданин? Выходило, что для перегринов, чужеземцев, да еще воров создавалась какая-то странная привилегия. Претор вышел из положения следующим образом: он включал в формулу иска фикцию, предлагал судье вообразить или предположить, что вор не перегрин, а римский гражданин, и решить таким образом это дело. Формула получалась такая: если окажется, что такой-то совершил кражу у истца серебряной вазы, то ты, судья, присуди, как будто бы это римский гражданин и т.д. Ввиду наличия в формуле иска фикции иск и называется actio ficticia.

Очень важное значение имело в Риме различие "исков строгого права" (actiones stricti iuris) и "исков, построенных на принципе добросовестности" (actiones bonae fidei). Внешняя, словесная, разница заключалась в том, что в исках строгого права судье предлагалось (в формуле иска) присудить ответчика к уплате такой суммы, какая причитается истцу; а в исках bonae fidei к этой фразе добавлялись слова "ex fide bona", то есть сколько причитается, если подойти к делу с принципом добросовестности, сколько следует "по доброй совести". Что это практически обозначало, можно иллюстрировать на примере из области семейного права (иски о возврате приданого). Приданое определяется римскими юристами как имущество, передаваемое мужу при заключении брака ad onera matrimonii ferendo, для несения тягостей брачной жизни. Когда старые патриархальные нравы стали отходить в область предания, участились разводы, причем стали встречаться случаи, когда мужчина вступал в брак с богатой невестой, получал приданое и довольно быстро заявлял о разводе с ней (а такого заявления было достаточно для развода). Тем самым явилась необходимость в каких-то юридических средствах, которыми можно было бы понудить мужа, по крайней мере, вернуть приданое. Не касаясь пока подробностей этого вопроса, скажу лишь, что появились два иска о возврате приданого: один иск строгого права (actio ex stipulatii), а другой иск bonae fidei (actio rei uxoriae). Если предъявлялся иск строгого права, дело решалось строго формально: ты получил 500 сестерций в качестве приданого; брак прекратился, ты потребовал развода, значит, никаких тягостей семейной жизни больше нести не приходится; верни полученное. Никакие возражения в плоскости справедливости в этом случае во внимание не принимались. Если же предъявлялся иск bonae fidei, то муж мог, например, противопоставить иску ссылку на то, что имущество, полученное в качестве приданого, потребовало от мужа расходов, например, в приданое был дан дом, который сразу потребовал ремонта; судья учитывал это обстоятельство и производил так называемое retentio, удержание из стоимости приданого некоторой суммы издержек; или муж доказывал, что развод произошел вследствие дурных нравов жены, вдобавок вспорхнувшей и оставившей детей у мужа; судья производил тогда удержание известной доли (по 1/6 на каждого ребенка, но не свыше половины) на содержание детей и т.д. Словом, в исках bonae fidei положение судьи было более самостоятельным и менее формальным. С исторической точки зрения важно различие исков с интенцией in ius и интенцией in factum. Иск мог вытекать из прямой нормы ius civile. Тогда в формулу иска вставлялись слова: если это иск вещный, in rem, - то слова "ex iure quiritium" (если спорная вещь принадлежит истцу по квиритскому праву), а если это иск in personam, обязательственный - то слово "oportere" (должно, следует). Но претор, как уже говорилось, давал в ряде случаев иски, которых нельзя было опереть на норму цивильного права; посредством таких исков претор творил новое право. В этих случаях претор описывал в интенции иска те факты, на которых истец строит свою претензию и которые претор признал в своем эдикте заслуживающими признания, и предписывает судье удовлетворить иск, если при проверке in iudicio эти факты подтвердятся. В этих случаях мы и имеем перед собой actio in factum. Чтобы закончить классификацию исков, нужно еще в нескольких словах остановиться на двух категориях исков. По общему правилу задача судьи заключается в том, чтобы проверить фактические обстоятельства дела и решить, на чьей стороне право - на стороне истца или на стороне ответчика. Судья именно констатирует, какая сторона права, но новых прав судья по общему правилу не устанавливает. Однако в римском праве была особая категория исков, в которой на судью возлагалось поручение установить (конечно, на основе уже существовавших прав) новые права, для чего в формулу иска вводилась специальная часть "adiudicatio", установление судебным решением нового состояния гражданских прав. Это - иски о разделе общей собственности. Два лица имеют земельный участок в общей собственности. Между ними возникли разногласия по вопросу об использовании этого участка, и они просят о разделе этого права. Судья, удовлетворяя эту просьбу, решает, что в таких-то границах будет собственником один из спорящих, в таких-то - другой; может быть, по характеру расположения земельного участка судье придется еще указать, что первый должен предоставить второму проход и проезд через его участок и т.д. Отсюда ясно, что в результате судебного решения действительно создано, установлено новое состояние прав (в этом случае и заключается adiudicatio): когда стороны шли на суд, было одно правовое положение (право общей собственности); в результате судебного решения получалось другое правовое положение (у каждого из бывших собственников - индивидуальное право на отдельный участок; у одного - может быть какое-нибудь специальное право на участок другого).

Наконец, последняя категория исков, которую нужно изучить теперь же, это - преюдициальные иски. Приставка prae означает "раньше", "до". Получается - "иски до суда, досудебные". Это означает следующее. Иногда необходимо, прежде чем предъявить иск, выяснить какое-то обстоятельство. Выяснить это можно только судебным порядком (чтобы было прочно). Здесь истец не просит у суда присудить что-либо (в формуле такого иска даже нет кондемнации); истец просит суд только констатировать определенное положение вещей. Так как с такой просьбой обращаются к суду, имея в виду будущий процесс, судебное разбирательство iudicium, то такие иски и называются преюдициальными. Например, кто-то задерживает у себя раба, принадлежащего данному рабовладельцу. Нужно предъявлять виндикационный, собственнический иск. Но представляется по обстоятельствам дела спорным, раб ли это, он утверждает, что он свободный. В виндикационном процессе эта сторона дела не может рассматриваться. И вот предъявляют специальный иск об установлении статуса, положения данного человека.

 

Лекция N 4. Лица

 

Для того, чтобы признаваться носителем гражданского права, или, технически выражаясь, субъектом гражданского права, нужно иметь (особую способность, именуемую) правоспособностью. Определение правоспособности и есть: способность иметь гражданские права и обязанности. Идеалистические теории права рассматривают правоспособность как прирожденное свойство человека: всякий человек, говорят они, по самой своей природе уже правоспособен. (Австр[ийское] гражд[анское] ул[ожение] 1811 г., ст. 16: "Каждый человек имеет прирожденные, самим разумом указываемые права и поэтому должен быть рассматриваем как лицо".) Марксистская наука не признает никаких прирожденных прав. Всякое право, и сама правоспособность, с точки зрения марксистской теории, есть явление не первичное, а вторичное; это - один из элементов надстройки на базисе производственных отношений данной страны в данную эпоху. Эта способность иметь права должна быть признана государством на основе производственных отношений в стране в данный исторический период. И нет, пожалуй, другого материала, на котором можно было бы так легко и наглядно показать правильность марксистского понимания правоспособности, ее вторичный характер, как римское право, право рабовладельческого общества.

В самом деле, никто не отрицал и не отрицает, ибо нельзя отрицать, что раб - человек. Следовательно, если бы правоспособность была прирожденным свойством всякого человека, то и раб был бы правоспособен. Однако же в действительности было не так. Сенека (учитель Нерона) писал: Они - рабы. Нет, они - люди. Он - раб, и, может быть, думаю, он - свободен. Скажи, кто из вас не раб. Один - раб похоти, другой - раб жадности, третий - раб карьеризма, и все вместе - рабы страха, готовые целовать руку другим рабам.

(Сенека: сколько рабов, столько врагов. Рабовладелец беспокойно ворочается на пурпурном ложе. При малейшем шорохе в доме дрожит; а если раздается треск, бежит от расписанных живописью стен как пораженный громом. А раб спокойно спит на земле: жесткая земля шлет ему мягкий сон.

D.35.2.30 pr = рабы и прочие животные.

С.6.38.5.3 = рабы и другие вещи).

В числе научных работ, которые готовит Московский университет к своему 200-летнему юбилею, есть, между прочим, по нашему факультету работа, посвященная истории науки гражданского права и представителям этой науки в Московском университете за 200 лет его существования. В этой работе участвовали многие работники юридического факультета; в том числе принимал небольшое участие и я. Собирая материал для своей работы, я натолкнулся в Ученых записках Московского университета начала XIX в. на одно произведение, само заглавие которого так и просится в нынешнюю лекцию. Именно: в Уч[еных] Зап[исках] Моск[овского] Универс[итета] за 1835 г., сентябрь, III (часть девятая), стр. 452-471, напечатано извлечение из лекции проф. Снегирева, лекции, озаглавленной так: "О способах перехода лиц в вещи и вещей в лица у римлян". Одна возможность такого заглавия показывает, что никакой речи о правоспособности, как прирожденном свойстве человека, как о его природном неотъемлемом достоянии быть не может. И надо сказать, что римские юристы, даже во сне не видавшие, что когда-нибудь родится К. Маркс, раскроет понятия базиса и надстройки и т.д., римские юристы, сами того не желая, несознательно (невольно), отразили в терминологии ту мысль, что правоспособность не прирожденное свойство, что она признается государством, и в рабовладельческом обществе признается не за всеми. А именно: для обозначения правоспособности римские юристы пользовались, с одной стороны, термином "caput" (голова); этот термин для выраженной сейчас мысли ничего не дает; но римские юристы пользовались еще термином persona, лицо. А первоначальное значение слова persona - маска актера: римский театр не знал гримировки, а актер надевал на себя маску, которая должна была показать зрителю, кого актер изображает. Это значение надетой на себя личины связывается словом "persona" иногда и в наши дни, когда иной раз говорят: "подумаешь, какая персона" или "воображает, что он персона".

Правоспособность признается за человеком государством, от него он получает эту личину. Рабы такой личины в Риме не получали. В одном из законов имп[ератора] Феодосия (Нов[еллы]. 17,1 § 2) есть любопытное выражение: servi quasi nec personam habent - букв, "рабы как бы не имеют лица".

Варрон (I в. до н.э.) делит орудия на немые (повозки),

издающие нечленораздельные звуки (скот),

одаренные речью (рабы). Даже вольноотпущенниками командовали как рабами (письма Цицерона). Из переписки Цицерона мы знаем, что Аттик, друг Цицерона, имел издательство, дававшее доход. Рабы размножали литературные тексты.

Ввиду ограниченности отведенного нам учебным планом времени я не буду излагать института рабства, так как он имеет исключительно историческое значение. Только на одном вопросе нужно остановиться, во-первых, потому, что этот вопрос имел значение и в отношении свободных римских граждан, а во-вторых, и это главное, решение этого вопроса в Риме перешло в современное торговое право капиталистических стран. Не знаю, дошли ли вы в курсе "Теории государства и права" до вопроса о субъекте права. На всякий случай скажу, что мы теперь различаем (и римляне различали, только не употребляли соответствующих терминов) - мы различаем "правоспособность", способность иметь права и обязанности, и "дееспособность", способность действовать - конечно, с юридическими последствиями, т.е. осуществлять свою правоспособность. Можно сказать, что правоспособность и дееспособность в известном смысле находятся в таком же соотношении, как возможность и действительность: то, что возможно, не всегда есть в действительности, но что есть в действительности, то, очевидно, возможно. Правоспособен теперь всякий, но не всякий дееспособен. Грудной младенец - правоспособен, но дееспособным его не признают: он может, конечно, действовать (спихнуть чашку со стола и т.д.), но его действия не признаются имеющими юридическое значение в смысле юридических последствий для самого действующего: нужно быть самому недееспособным (по состоянию здоровья), чтобы ставить, например, вопрос об юридической ответственности ребенка. Но, обратно, мы теперь всегда можем сказать, что раз лицо дееспособно, значит, оно и правоспособно.

В отношении рабов римское право, выражая интерес господствующего класса, пош<

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: