Обман при заключении сделки (dolus in contrahendi)) 12 глава

³⁹ Слово "perpetuum" указывает на период времени в целом уже в
комедиях Плавта: "perpetuom diem" (Most., 765), "perpetuom annum"
(Plaut, Asin., 235; 721), "perpetuos decern annos" (Stick, 168).

⁴⁰ Cic, in Verr., 2,1,46,119; 2,4,25,56 (cp. Par., 6,2,46); pro Quinct, 65;
Caes., bell.civ., 3,20; пример вмешательства consules: Val.Max., 7,7,6.

по

Раздел II. Формы позитивного права

perpetuum: "...ut praetores ex edictis suis perpetuis ius dicebant", — что положило конец порочной практике изменений объявленной программы процессуальной защиты — "varie ius dicere" (Ascon., In Cornel., 1, p.48 Stangl). Сведения из комментария Аскония Пе-диана (I в. н. э.) к речи Цицерона "pro C.Cornelio de maiestate" уточняет текст Диона Кассия, греческого автора II в., в котором подчеркивается запрет отступать от раз и на весь год установ­ленных положений эдикта (Dio Cass., 36,40,1).

Искоренение edicta repentina в области правосудия не коснулось права претора принимать неординарные решения по отдельным слу­чаям — decretum. При этом преторы не имели права вступать в про­тиворечие с эдиктом и с законом, но могли только действовать за пределами установленного права, распространяя общие принципы bonum et aequum на новые отношения. Lex Cornelia превратил эдикт в систему норм, регулирующих поведение самого судебного магист­рата, который отныне обязывался адекватно реагировать на потреб­ности граждан в процессуальной защите их прав. "Iudicium dabo" — "Я дам ход судебному разбирательству" — как модельная санкция нормы эдикта выступает в то же время обязательством, принятым на себя претором, по обеспечению правосудия.

Произвол претора в установлении особого режима в отдель­ных случаях ограничивался перспективой испытать на себе самом по выходе из должности действие исключительной нормы. Особый эдикт "Quod quisque iuris", изданный претором Гнеем Октавием в 79 г. до н. э. (Cic, ad Q.fr., 1,1,7,2), — видимо, как реакция на за­метную дезорганизацию преторского правосудия в годы диктату­ры Суллы — распространял действие decretum в отношении са­мого магистрата, установившего ius novum, за пределы срока его пребывания в должности, таким образом подчиняя на будущее автора нововведения как бы его собственной юрисдикции ("eodem iure adversus eum decernetur", — D. 2,2,1,21). Значение этого эдикта сохранилось и после принятия lex Cornelia, который не ог­раничивал право претора издавать decreta.

Независимо от законодательного регулирования свободы прето­рского правосудия, которое сказалось на дальнейшем утверждении правового начала в процессе, уже к I в. н. э.⁴¹ установилась стабиль­ность эдикта как формы позитивного права. Каждый новый претор по обычаю воспроизводил в своем эдикте большинство положений эдикта предшественника ("quae praetores edicere consuerunt", — Cic, de inv., 2,67), которые как бы передавались из года в год, составляя основу постоянного текста эдикта — edictum tralaticium.

¹ Так, Цицерон говорит о ius praetorium как о "constitutum", "установленном" праве (Cic, in Verr., 2,1,114).

Глава 8. Эдикты магистратов (edicta magistratuum) Ш

В провинциях правосудие отправляли экс-магистраты (proconsules)⁴², которые с этой целью ("iudicii causa", — Fest., р.36 L) периодически устраивали в крупных центрах специ­альные собрания — conventus, куда можно было вызвать (evocare) жителей отдаленных мест (Cic, ad Att., 5,21,9; 6,2,4). Применение процедуры per formulas⁴³ к спорам римских граж­дан между собой и с Перегринами (тогда как при процессах среди Перегринов суды обычно руководствовались местным правом) потребовало от проконсулов издания собственных эдиктов по модели преторов Рима (Cic, in Verr., 2,1,118; 2,3,152). Постепенно первоначальное разнообразие эдиктов в отдельных провинциях (известны edictum Siciliense, edictum Asiaticum, — Cic, in Verr., 2,1,112; ad Att., 6,1,15) сменилось унификацией, которой во многом способствовал провинциаль­ный эдикт, принятый Цицероном в Киликии (Cic, ad Att., 6,1,15). Взаимное сближение провинциальных эдиктов⁴⁴ и их неизбежная зависимость от постоянно прогрессирующих эдик­тов римских преторов ("ad edicta urbana accomodaturum", — Cic, ad Att., 6,1,15) подготовили становление унифицированно­го edictum provinciale. Деление провинций на сенатские (provinciae populi Romani) и императорские (provinciae Caesaris), установленное в эпоху Принципата, скорее, способ­ствовало процессу, поскольку princeps не противопоставлялся populus. Imperium префекта, назначенного принцепсом, был эквивалентен власти проконсула, уполномоченного сенатом (D. 1,17,11). Папирусы III века засвидетельствовали, что ргае-fectus Aegypti издавал провинциальный эдикт⁴⁵. Гай (1,6) фиксирует различие отправления правосудия в провинциях лишь на уровне эдилов: если в провинциях римского народа имелись эквивалентные им магистраты — квесторы, то в им­ператорских провинциях — нет.

Со II в. н. э., когда senatusconsulta получили силу закона и за­метно активизировалась императорская канцелярия, развитие частного права сосредоточилось в плане ius civile, и эдикт в зна-

⁴² В других общинах Италии судебные магистраты (с III в. до н. э. —
praefecti iure dicundo (Fest., p.262 L); с распространением муниципально­
го самоуправления законы Цезаря заменили их на дуумвиров —
duumviri iure dicundo) никогда не играли самостоятельной правотворчес­
кой роли, и их эдикты (conciliabula, — Liv., 25,22,4; 43,14,10) полностью
зависели от преторских.

⁴³ Доказательство доставляет упоминание praescriptio pro reo в
edictum Asiaticum (Cic, ad Att., 6,1,15).

⁴⁴ Cic, in Verr, 2,2,90; ad fam, 3,8,4.

⁴⁵ SB 1010 (249 г.), Pap.Ox.IX 1021 (258 г.), PSI X 1101 (271 г.).

Раздел П. Формы позитивного права

чительной степени законсервировался. Учреждение префектов (praefectus urbi и praefectus praetorii) — императорских чиновни­ков, сосредоточивших в своих руках экстраординарное судопро­изводство (cognitio extraordinaria), — изменило характер iurisdictio, что по существу означало изоляцию ius honorarium, фиксацию его границ в плане содержания. Такое положение сде­лало логичной инициативу Адриана, направленную на итоговую систематизацию преторского права. В 131 г. он поручил своим квесторам — Сальвию Юлиану и Сервию Корнелию — провести общую редакцию эдикта. Поскольку соответствующей этой задаче подготовкой обладал только Юлиан, то и всю работу выполнил он, о чем говорит удвоение его жалования (Dessau, 8973). Юлиан, по словам конституции "Tanta" (§18 греческого текста — "Dedoken"), составил одну краткую книгу, объединив в ней эдикты обоих пре­торов и эдикт курульных эдилов; однако это не означает слияния эдиктов. Если до юлиановой compositio юристы комментировали отдельные эдикты: "Ad edictum praetori urbani" (Лабеон и Мас-сурий Сабин), "Ad edictum praetori peregrini" (Лабеон), "Ad edic­tum aedilum curulium" (Целий Сабин) (D.50,16,19 и 38,1,18; D.4,3, 9,3; Gell., 4,2,3—5), — то теперь Помпоний, Ульпиан и Павел пи­шут "Commentaria ad edictum" вообще. Показательно, что Гай, который написал комментарий лишь к части составленного Юлианом собрания, должен был специально уточнить: "Ad edic­tum provinciale".

Эдикты в редакции Юлиана стали восприниматься как "edictum perpetuum" в новом смысле — "вечный эдикт". Отны­не магистратам (которые сохранили ius edicendi и должны бы­ли при вступлении в должность по-прежнему объявлять эдикт) было дозволено вносить в кодифицированный текст лишь необходимые дополнения (но не исправления). Это пре­дусматривалось в oratio Hadriani и последовавшем за ней се­натском постановлении по аналогии с учением самого Юлиана (D.1,3,11), которое признавало за принцепсом право совершен­ствовать собственные установления (Const. "Tanta", 18). На этом основании преторы и в дальнейшем вносили в эдикт но­вые статьи — novae clausulae⁴⁶.

⁴⁶ Нововведение самого Юлиана — эдикт "De coniungendis cum emancipato liberis eius" (D.37,8), по которому к наследству допускались не только эманципированные (вышедшие из-под отцовской власти) дети наследодателя, но и дети эманципированного сына, получавшие в случае смерти их отца ко времени открытия наследства такую же долю, как если бы он не был эманципирован.

Глава 9. Конституции принцепсов (constitutiones principum) ИЗ

Глава 9

Конституции принцепсов (constitutiones principum)

Ulp., 1 inst., D. 1,4,1 pr:

Quod рггпсгрг placuit, legis Что решил принцепс, имеет силу

habet vigorem: utpote cum закона, ибо народ посредством

lege regia, quae de imperio царского закона, который издан о

eius lata est, populus ei et in власти принцепса, переносит ему

еит отпе suum imperium et и на него всю свою власть и полно-

potestatem conferat. мочия.

В этом тексте изложена сущность принципата как политичес­кого режима. Принцепс как законодатель приходит на смену на­роду, не просто исполняя должность, как магистрат, которому populus делегирует imperium на определенный срок, а пожизнен­но (отсюда — "lege regia"), воплощая в себе народную волю⁴⁷. Идея translatio imperii отражает сложившуюся к III в. тради­цию концептуального обоснования режима принципата. Помпо-ний (D.1,2,2,11) трактует принцепса как суверена, равного populus: "...constituto principe datum est ei ius, ut quod consti-tuisset, ratum esset" ("...с появлением принцепса ему было дано право, чтобы то, что он постановит, имело обязательную си­лу"). Здесь способность принцепса создавать ius⁴⁸ выражена без обращения к концепту lex, — тем самым принцепс ставится на уровень первичного источника позитивного права, который черпа­ет законодательные полномочия в самом себе. Эта перемена объ­ясняется у Помпония как результат естественного развития рим­ского государства, которое само по себе потребовало ("ipsius rebus dictantibus") сокращения способов установления права, и объек­тивной необходимости ("necesse esset") сосредоточения власти у одного должностного лица⁴⁹. По концепции Помпония принцепс как воплощение нового режима конституируется ("constituto principe") независимо от воли римлян.

⁴⁷ Говоря словами Густава Гуго, речь идет не о делегировании
(mitteilen), а о переносе (tibertragen) полномочий.

⁴⁸ Ср. Закон XII tab., 12,5: "...quodcumque... populus iussisset, id ius
ratumque esset" ("...что бы ни... постановил народ, имеет силу закона").

⁴⁹ Упоминаемая Помпонием невозможность должного управления
всеми провинциями со стороны сената также представлена как объек­
тивная проблема растущего государства.

Раздел II. Формы позитивного права

Constitutio principis, в которой выражается воля нового суве­рена, закономерно замещает закон как форму позитивного права. Pomp. D.1,2,2,12: "...quod ipse princeps constituit pro lege servetur" ("...то, что принцепс постановит сам, соблюдается вместо закона",). Сложность этой теоретической конструкции отразилась в словах Гая (1,5), который, предпочитая следовать единому масштабу lex, пишет об императорском волеизъявлении: "Nee umquam dubita-tum est, quin id legis vicem obtineat" ("И никогда не подвергалось сомнению, что это получает силу закона"). Ульпиан, приравняв­ший волю и власть принцепса к народной, заявляет, что импера­торская конституция и есть сам закон ("legem esse constat", — D.1,4,1,1). Различение (и равноположенность) конституции прин­цепса и lex представлено в тексте Марциана (Маге, 4 inst., D. 28, 7,14):

Condiciones contra edicta Поставленные в письменном виде
imperatorum aut contra leges условия, которые противоречат
aut quae legis vicem optinent императорским эдиктам, или за-
scriptae... pro поп scriptis конам, или тем [актам], что име-
habentur. ют силу закона... считаются не-

написанными.

Данный подход отличает императорскую конституцию от тех форм позитивного права, к которым может быть приложен масштаб lex, полагая, что она является критерием сама для се­бя. Этой логике следует и знаменитая максима (Ulp. D.1,3,31): "Princeps legibus solutus est" ("Принцепс свободен от зако­нов").

По форме императорские конституции делятся на edicta (нормы общего действия, выставляемые in albo у резиденции принцепса), decreta (судебные решения, обычно в ответ на апелляцию на решение суда низшей инстанции) и rescripta (решения отдельных казусов), которые в свою очередь подраз­деляются на subscriptiones и epistulae в зависимости от того, изданы ли они в ответ на запрос частного или должностного лица (обычно — губернатора провинции).

Ulp, 1 inst, D. 1,4,1,1:

Quodcumque igitur imperator Установлено, что что бы импера-

per epistulam et subscriptio- mop ни постановил посредством

пет statuit vel cognoscens письма или подписи, или пред-

decrevit vel de piano inter- писал, рассмотрев дело, или прос-

locutus est vel edicto praece- то высказал, или предусмотрел в

pit, legem esse constat. эдикте, — является законом.

Глава 9. Конституции принцепсов (constitutiones principum) 115

До конца III в. среди форм императорского правотворчества преобладают rescripta. В структуре римского позитивного пра­ва они занимают место наряду с responsa prudentium, решая отдельные проблемы частного права и внося свой вклад в ius controversum. Юристы (обладающие в эту эпоху ius publice respondendi) относятся к rescripta principum как к авторитет­ным мнениям, подобным по значению для развития права их собственным суждениям (D.1,4,1,2). В то же время именно им­ператорская канцелярия разрешает многие старые контровер­зы, часто опережая prudentes в логичности решений и внима­нии к волевой стороне правоотношений.

В постклассическую эпоху (с приходом к власти Констан­тина) rescripta теряют прежнее качество и значение. Много­численные конституции ограничивают, их действие отдельным случаем, нередко подчеркивая, что нестандартные император­ские предписания как принятые вопреки установленному пра­ву (contra ius) не подлежат применению по аналогии⁵⁰.

Напротив, edicta начинают играть в области регулирования частноправовых отношений ведущую роль и рассматриваются (начиная с Константина) как нормы общего действия (leges ge-nerales).

В этот период именно императорские конституции — leges — становятся основой для принятия судебных решений, тогда как к мнениям классических юристов — iura — прибегают в отсутствие законодательных предписаний. Повышенный интерес отразился в появлении частных сборников императорских конституций, таких, как codex Gregorianus и codex Hermogenianus, составленных при Диоклетиане. В 429 г. правитель Восточной части Римской импе­рии Феодосии II запланировал провести общую систематизацию источников права. В силу разных обстоятельств эта законодатель­ная инициатива реализована не была. Кодекс Феодосия (Codex Theodosianus), вступивший в силу в 438 г., объединил конститу­ции, изданные после Константина, частично использовав кодексы Грегория и Гермогениана.

На Востоке в апреле 528 г. Юстиниан постановил составить новый кодекс, который вступил в силу в апреле 529 г. Новый ко­декс (Novus Codex) объединил прежние кодексы, добавив к ним Novellae constitutiones — новые конституции, принятые после 439 г. Этот кодекс утрачен.

⁰ Лишь в 529 г. Юстиниан (С. 1,14,12 рг) допускает применение по аналогии рескриптов, изданных в ходе рассмотрения дел в суде или по апелляции.

Раздел II. Формы позитивного права

Продуктивная законодательная деятельность Юстиниана в области iura, где с учетом изменений в правовых институтах бы­ли разрешены многие контроверзы классической эпохи (зачастую принималось среднее решение — sententia media), вылилась в Quinquaginta decisiones (Пятьдесят решений), что сделало Но­вый кодекс устаревшим. 21 ноября 533 г. Юстиниан повелел cqcTaBHTb обновленный Кодекс, который вступил в силу 16 но­ября 534 г. по конституции "Cordi". Этот Codex repetitae prae-lectionis (кодекс второго издания) известен более как Кодекс Юстиниана, составная часть Corpus Iuris Civilis. Кодекс вклю­чил Quinquaginta decisiones, императорские конституции про­шлого (начиная с Адриана) и новые конституции Юстиниана, принятые за три последних года. Правотворчество в форме leges не прекращалось и после кодификации. До конца правле­ния Юстиниана (565 г.) было принято еще множество консти-туцёий (известных как Novellae constitutiones), реформировав­ших целые отрасли права.

Раздел III

ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ, АКТЫ, СДЕЛКИ

Мы познакомились со структурой римской правовой системы в ее развитии и теми формами, в которых фиксировались и получали всеобщее признание нормы частного права. Рассмотрим теперь сами формы возможного и должного поведения, признанного в римском обществе нормальным, — права и обязанности частных лиц. Сначала обратимся к общим аспектам правового взаимодействия: какое поло­жение занимают участники правового общения по отношению друг к другу и к обществу в целом, насколько полно их интересы могут во­плотиться в правах и обязанностях, как отдельный человек может обеспечить уважение к своим интересам со стороны других членов общества и добиться от них определенньгх действий в свою пользу, каким образом воля частного лица может быть выражена наиболее адекватно и получить значение для других, как внешние (природ­ные) ограничения свободы воли отражаются в формах волеизъявле­ния и согласования интересов. Функционированию правовых форм в материальном плане и посвящен этот раздел курса: здесь изла­гаются общие принципы возникновения и изменения гражданских прав и обязанностей.

Глава 1 Классификация юридических фактов

Юридические факты — это любые явления, которые имеют юри­дическое значение, то есть приводят к возникновению и изменению в правах и обязанностях субъектов оборота. Субъективные юридичес­кие ситуации (приобретенные права и соответствующие обязан­ности), обычно именуемые субъективными правами¹, бывают двух

Распространенный в позитивистской доктрине термин "субъективное право" (неизвестный римской юриспруденции) имеет недостатки как стилис­тического (правомерно ли, например, выражение "субъективная обязан­ность"?), так и догматического характера, поскольку он предполагает не­оправданное противопоставление праву объективному. По существу же под 'субъективным правом" в условиях реально действующего объективного права (правовой системы) имеются в виду приобретенные права (правовые требования) субъекта, которым соответствуют юридические обязанности.

Раздел III. Юридические факты, акты, сделки

видов: вещноправовыми (или реальными, от "res" — "вещь") и лич-ноправовыми. Реальное (вещное) право основано на непосредствен­ной связи субъекта с вещью и потому абсолютно: оно значимо против всех (erga omnes), предполагая на стороне любого члена общества обязанность воздерживаться от нарушения этой связи. Личное право (право из обязательства) основано на юридически значимой связи с конкретным лицом и потому относительно: оно значимо только про­тив данного лица, которое несет определенную юридическую обязан­ность в пользу субъекта личного права. В соответствии с таким деле­нием различаются юридические факты, акты и сделки с реальным (вещноправовым) и обязательственным (личноправовым) эффектом.

Среди юридических фактов различают события — явления внешнего мира, не зависящие от воли людей (наступление срока, рождение и смерть, природные изменения объектов права: реч­ной нанос, кораблекрушение, пожар, гниение продуктов и т. д.), и акты, или деяния людей, совершаемые сознательно.

Юридические акты могут иметь для окружающих значение, по­добное явлениям природы, когда действие одного лица не обращено к воле и сознанию другого. Например, воровство, вторжение на чужой участок, строительство на своей земле сооружения, которое закрыва­ет соседям вид из окон, устройство водостока, угрожающего затопить соседний участок; или безобидное собирание на своем участке пло­дов, упавших с чужого дерева, поимка заблудившегося домашнего животного, находка потерянной другим вещи; или же ведение собст­венного хозяйства, создание или уничтожение своих материальных благ, рыбная ловля и прочее, если это не предполагает установления контакта с другими людьми. Те же юридические акты, которые на­правлены на общение и имеют коммуникативную природу, назы­ваются юридическими сделками.

Сообщение, имеющее юридическое значение, является сделкой, независимо от того, носит ли оно характер констатации или волеизъ­явления. Если от констатации зависит перемена в правах и обязан­ностях субъекта права (автора сообщения или адресата — безраз­лично), она может быть классифицирована как юридическая сделка. Сомнения на этот счет в науке Нового времени связаны со справед­ливым акцентом на волевом характере сделки; но не всякое волеизъ­явление получает юридическое значение, тогда как сообщение не мо­жет не иметь волевого характера, если от него зависит перемена в субъективной правовой ситуации. Например, объявление должника находящимся в просрочке (mora) — волевой акт, выражающий опре­деленный интерес, и не может считаться фактическим событием. Римские юристы демонстрируют именно такой подход к проблеме, рассматривая, например, исполнение обязательства (solutio) по пере­носу собственности (dare) как юридическую сделку.

Глава 1. Классификация юридических фактов

Передача информации может осуществляться как языко­выми, так и неязыковыми средствами: любое действие, пред­назначенное для того, чтобы быть воспринятым другим лицом (передача вещи, помощь в ведении хозяйства, прокладывание тропы через участок соседа), предполагает волевое отношение со стороны реципиента (лица, воспринимающего сообщение) и установление взаимозависимости соответствующих прав учас­тников общения. Согласование воль (выраженных или небезос­новательно предполагаемых) ведет к такому изменению прав и обязанностей сторон, что все третьи лица должны считаться с новой ситуацией в сфере гражданского оборота. Такое всеоб­щее признание и означает, что совершившийся факт — юри­дический. Юридическое значение получает не всякое волеизъ­явление или согласование воль, но только то, которое признано в данном обществе соответствующим праву.

Различают правомерные и неправомерные акты (деяния). Если первые производят эффект, соответствующий воле лица, то вторые, как правило, — противоположный. Неправомерный акт влечет ухудшение правовой ситуации и для агента (лица его со­вершившего), и для других участников правового общения. В том случае, если негативный эффект затрагивает общество в целом (или признан таковым), задача пресечения действий нарушителя и их последствий возлагается на государство. Правонарушения, имеющие публичный характер, называются уголовными (в римс­кой терминологии — "crimina") и наукой гражданского права не изучаются. Гражданские правонарушения — "delicta", так же как и правомерные акты, делятся на собственно акты и сделки.

Сущность правомерной сделки заключается в признанном право­порядком волеизъявлении. В зависимости от того, требуется ли для наступления эффекта волеизъявление на всех сторонах отношения, различают односторонние и многосторонние сделки. При односто­ронней сделке (как, например, завещание) изменение правовой си­туации для всех вовлеченных сторон наступает по воле одного лица. Так, наследник по завещанию станет собственником наследственного имущества независимо от своей воли. Более того, правовая ситуация изменится и в том случае, если исполнение воли наследодателя за­висит от согласия лица, обремененного завещательным распоряже­нием. Например, нежелание легатария (лица, которому по завеща­нию отказана, то есть предоставлена, часть наследства) принять ле­гат (отказ по завещанию) само по себе не освобождает наследника от обязанности перенести указанные в завещании выгоды на это лицо: потребуется специальное освобождение от обязательства — новая сделка между вовлеченными в отношение лицами.

Раздел III. Юридические факты, акты, сделки

Многосторонние сделки могут быть собственно многосто­ронними (как договор товарищества) и двусторонними — наи­более распространенный случай. Следует иметь в виду, что по­нятие двусторонней сделки определяется не числом участни­ков, а числом сторон в данном правоотношении. Например, если сособственники дома сообща сдают его в наем, сделка жи­лищного найма будет двусторонней. В случае, когда одна из сторон сделки представлена несколькими лицами, могут воз­никнуть проблемы при определении пороков воли каждого из участников и соответствующем заключении о действитель­ности сделки. Наличие множества лиц на одной стороне отно­шения иногда позволяет оформить его в виде нескольких сде­лок (в нашем примере — несколько договоров найма от лица каждого из сособственников дома); в этом случае среди таких лиц возникнут особые правоотношения, но первая сделка не станет многосторонней. Сторона в отношении может быть предварительно составлена из нескольких лиц на основе спе­циальной сделки таким образом чтобы одно лицо представ­ляло другое, — такая ситуация также не изменит двусторон­ний характер последующих сделок².

Соблюдение принципа формального равенства и соответствия (справедливости) предполагает, что воля субъекта, преследую­щего собственный интерес, не задевает волю других участников правового общения (что и делает такую волю свободной, а удовле­творение интереса справедливым). При многосторонних сделках это означает необходимость согласования волеизъявлений, то есть до­стижение соглашения.

Ulp., 4 ad ed, D. 2,14,1,3:

Термин "соглашение" является об­щим и относится ко всем делам, в отношении которых — ради за­ключения или изменения сделки — те, кто взаимодействуют между собой, пришли к общему мнению: ведь как говорят "сходиться" о тех, кто из разных мест соби­раются и приходят в одно место, так и о тех, кто, побуждаемые разными движениями души, согла­шаются на одном...

Conventionis verbum genera­te est ad omnia pertinens, de quibus negotii contrahendi transigendique causa consen-tiunt qui inter se agunt: nam sicuti convenire dicuntur qui ex diversis locis in unum locum colliguntur et veniunt, ita et qui ex diversis animi motibus in unum consen-tiunt...

Подробнее о представительстве см.: разд. IV, гл. 10.

рдава 1. Классификация юридических фактов

Сущность соглашения как основы многосторонней сделки сво­дится к установлению согласия, непосредственному согласованию воль участников сделки. Однако возможна и сделка против воли од­ной из сторон, когда наличие положительного желания вступить в правоотношение приписывается лицу по формальным основаниям. Наконец, при односторонних сделках волеизъявление других субъ­ектов вовсе не требуется. Но при всех возможных отклонениях, принцип согласования воль остается определяющим в отношении правовой квалификации акта: при отсутствии достаточных формаль­ных оснований для того, чтобы считать остальных участников право­вого общения согласными с волеизъявлением отдельного лица, на­правленным на изменение его правовой ситуации, желаемое не полу­чит признания и ситуация останется прежней.

Общий баланс интересов в обществе может обусловить утрату отдельного требования вопреки воле лица, — но ради упрочения его прав как члена данного общества, то есть в их формальном и абстрактном измерении. С другой стороны, формальный подход к воле субъекта в праве, позволяющий обеспечить типичный ре­зультат независимо от личных психических качеств отдельного лица, может повлечь для него и известные выгоды, что в конеч­ном счете и означает достижение определенной степени свободы (независимости от внешних обстоятельств), ставшее возможным на основе утверждения принципа формального равенства в регулирова­нии волевых отношений.

Сказанное позволяет понять, насколько естественны предъяв­ляемые к юридическим сделкам требования по форме манифес­тации воли. Соблюдение предписанной формы волеизъявления позволяет не только уверенно ориентироваться в гражданских правоотношениях, но и равным для всех участников способом определить характер интереса. Правовое регулирование — как оно устанавливается в жизни любого общества — воздействует на поведение людей прежде всего через формы, в которых осуществ­ляется социально значимое взаимодействие членов общества. От­ражение этой нормативной реальности в позитивном праве ведет к тому, что определение и типизация сделок (как и других юри­дических фактов) происходит по формальному признаку³.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: