Объективная картина терроризма в России

С позиций восстановления объективной картины возникновения и развития терроризма в России и противодействия ему отечественных спецслужб в 70-х годах XIX века, весьма интересной представляется точка зрения Н.Д.Литвинова, который приходит к выводу о том, что дестабилизировавшие внутреннюю социально-политическую обстановку в стране и ослаблявшие позиции России на международной арене революционные процессы и терроризм были инициированы и финансировались зарубежными спецслужбами, в частности, английскими и германскими, так как рост авторитета России входил в противоречие с экспансионистскими колониальными планами этих мощных европейских держав.

Со ссылкой на активного участника революционных событий прошлого века О. В. Аптекмана, Н. Д. Литвинов уточняет ту конкретно-историческую обстановку, в которой зарождался организованный антигосударственный терроризм в России. В конце 60-х - начале 70-х годов XIX века Российская империя успешно укрепляла свои южно-азиатские границы. Учитывая частые набеги на приграничные селения вооруженных отрядов Бухарского, Хивинского и Коканского ханств, захват населения и последующую его продажу в рабство, войска Александра II вторглись в эти ханства. В 1868 г. эмир бухарский запросил мира, "открыл свободную торговлю для российских купцов в своем ханстве, уничтожил невольничество". В 1873 г. по аналогичному пути пошел и хивинский хан. Эти геополитические успехи России вызывали большую обеспокоенность Англии, опасавшейся распространения влияния Российской империи на Индию.

В 1873 г. один из идеологов народничества, полковник российской армии Петр Лавров, бежавший за рубеж, открывает в Цюрихе типографию, в которой начинает издавать журнал "Вперед", ориентирующий граждан России, в первую очередь молодежь, студенчество и интеллигенцию, на "поход в народ" и провоцирование народных бунтов. Однако уже после выхода всего двух номеров журнала П. Лавров вместе со своими сподвижниками неожиданно переезжает в Лондон, где не только продолжает издавать журнал, но и приступает к выпуску одноименного "двухнедельника".

Не менее интересны и версии Н. Д. Литвинова о причастности к германским спецслужбам революционерки В. Засулич и крупнейшего за всю историю российских спецслужб провокатора Е. Азефа.

Безнаказанность Засулич за покушение на террористический акт не могла не стимулировать новых покушений. В мае 1878 г. народник Г. Попко в соответствии со старинными традициями тираноборства, берущими свое начало с террористических актов эпохи античности, кинжалом заколол адъютанта начальника Киевского губернского жандармского управления Г. Э. Гейкинга. 4 августа 1878 г. народник С. Степняк-Кравчинский точно таким же способом убивает в Санкт-Петербурге начальника Третьего отделения и шефа жандармов Н. В. Мезенцева, после чего скрывается с места преступления и, как и Засулич, переправляется в Швейцарию.

Александр II распорядился, чтобы впредь все политические убийства и насильственные действия рассматривались не в судах присяжных, а передавались в ведение военного суда. Таким образом, активизация террористических проявлений со стороны революционеров детерминировала ужесточение репрессивных мер со стороны властей.

Весной 1879 г. совершаются два неудачных покушения на теракт: 13 марта - студента Л. Мирского на нового главу Третьего отделения А. Р. Дрентельна и 2 апреля - А. Соловьева на Александра II.

Император созвал Особое совещание для выработки чрезвычайных мер борьбы с революционерами-террористами. Военно-полевым судам разрешалось на месте судить тех, кто совершил нападение на должностных лиц или оказал им вооруженное сопротивление. Было решено дела задержанных рассматривать незамедлительно на закрытых процессах, а апелляций не принимать.

Однако более опытными и организованными становились и представители революционно-террористических структур. Они стремились осваивать специальные методы работы, активно применявшиеся против них сотрудниками Третьего отделения. Так, прекрасный организатор, член "Земли и воли", а затем "Народной воли" А. Д. Михайлов с конца 1878 г. разрабатывает план внедрения в Третье отделение своего агента, на роль которого выбран Н. В. Клеточников. Осуществляется классическая операция по его подставе связанной с жандармами содержательнице меблированных комнат на Невском проспекте А. П. Кутузовой, которая рекомендует его заведующему 3-й экспедиции (сыскная полиция) Третьего отделения генералу Г. Г. Кириллову. Начав службу рядовым филером, Н. В. Клеточников достаточно быстро сделал карьеру, став к январю 1881 г. младшим помощником делопроизводителя Департамента полиции и получив доступ ко многим секретам политического сыска.

Совершенно не случайно специалисты, обращавшиеся к истории терроризма в России, характеризуя период конца 1870-х - начала 1880-х гг., чаще всего упоминают народников. Возникнув в августе 1879 г. в Санкт-Петербурге, организация "Народная воля" стала одной из самых крупных и значительных революционных организаций России (около 500 активных членов, несколько тысяч участников движения). За непродолжительное время Исполнительный комитет "Народной воли", который возглавляли А. И. Желябов, А.Д.Михайлов, С. Л. Перовская, предпринял целый ряд покушений на террористические акты, в том числе и на императора Александра II, очередное из которых, состоявшееся 1 марта 1881 г., достигло цели - царь был убит. На наш взгляд, успех данной террористической акции в определенной степени был связан и со снижением эффективности оперативно-розыскной деятельности из-за реорганизации спецслужб: в августе 1880 г. Александр II упразднил Третье отделение и передал его функции Департаменту государственной полиции МВД.

В 1882 г. министром внутренних дел был назначен граф Д. А. Толстой, человек образованный, умный и жесткий. Он развернул решительную и бескомпромиссную борьбу с революционерами. Были увеличены штаты сыскной полиции. Благодаря принятым мерам уже к середине 1880-х годов была полностью ликвидирована еще совсем недавно мощная "Народная воля". 7 октября 1884 г. был схвачен один из руководителей организации Г.А.Лопатин, у которого были обнаружены списки ее членов. В результате удалось арестоватьоколо 500 человек. Были пресечены попытки совершения ряда террористических актов (в частности, покушение на Александра III 1 марта 1887 г., которое готовили студенты В. Д. Генералов, А. И. Ульянов, П. И. Андреюшкин, В. С. Осипанов и П. Я. Шевырев). Многие народовольцы после удачных операций полиции и широких арестов бежали за границу: в Париж, Берлин, Женеву. Терроризм в России пошел на убыль.

Интересно, что именно в это время, в конце XIX столетия, предпринимаются первые попытки мирового сообщества объединить усилия в борьбе с нарастающей угрозой терроризма. Так, в декабре 1898 г. по инициативе итальянского правительства в Риме проводится международная конференция, посвященная проблемам защиты социального строя от анархистов. По итогам работы форума представители 20 государств подписали предложения Римской конференции, еще 17 стран приняли ее рекомендации без всяких оговорок. Подписанный 21 декабря 1898 г. Акт включал в себя целый ряд мероприятий, затрагивающих область административного, законодательного и политического характера. Вероятно, активизация совместных антитеррористических усилий европейских государств способствовала тому, что терроризм в России пошел на убыль.

Однако уже в конце 1901 - начале 1902 г. в результате слияния "Аграрно-социалистической лиги", "Южной партии социалистов-революционеров" и "Северного союза социалистов-революционеров" образовалась партия эсеров, в деятельности которой террор занял центральное место.

Характерно, что народовольцы и эсеры, одинаково активно используя террористический метод, различно оценивали его роль в политической борьбе. Так, исполнительный комитет "Народной воли" считал, что террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее выдающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства, администрации и т.п., имеет целью подорвать обаяние правительственной силы, дает непрерывное доказательство возможности борьбы с властью, поднимает таким образом революционный дух народа, веру в успех дела и, наконец, формирует годные и привычные к бою силы. Таким образом, народовольцы рассматривали террор как орудие возмездия и сплочения своих рядов, придавая ему тем самым характер второстепенного, вспомогательного инструментария в политической борьбе.

Иначе воспринимали террор эсеры. В 1900 г. заграничным "Союзом русских социалистов-революционеров" издается программная брошюра "Наши задачи. Основные положения программы союза социалистов-революционеров", в которой о главном предназначении террора говорится так: "Систематический террор совместно с другими, получающими только при терроре огромное решающее значение, формами открытой массовой борьбы (фабричные и аграрные бунты, демонстрации и пр.) приведет к дезорганизации врага. Террористическая деятельность прекратится лишь с победой над самодержавием, лишь с полным достижением политической свободы. Кроме главного своего значения, как средства дезорганизующего, террористическая деятельность послужит вместе с тем средством пропаганды и агитации... Наконец, террористическая деятельность является для всех тайной революционной партии, средством самозащиты и охранения организации от вредных элементов - шпионов и предателей"

Следовательно, эсерами террор воспринимался как главное средство, стержень тактики политической борьбы, вокруг которого в качестве дополняющих выступали иные методы: забастовки, демонстрации, агитационно-пропагандистская деятельность.

Политическая практика эсеров подтвердила, что провозглашение ими террора в качестве приоритетного направления революционной деятельности является не только программной декларацией. В начале 1900-х годов эсерами совершен целый ряд покушений на жизнь членов царской семьи и высокопоставленных чиновников. Многие террористические акты достигли цели:

В 1901 г. убит министр просвещения Н. Боголепов, в 1902 г. - министр внутренних дел Д. Сипягин, генерал-губернаторы: Вильно - В. Валь и Харькова - И. Оболенский, в 1903 г. - генерал-губернаторы: Уфы - Н. Богданович и Финляндии - Н.Бобриков, в 1904 г. - министр внутренних дел В. Плеве, в 1905 г. - генерал-губернатор Москвы, Великий Князь С.Романов.

Департамент полиции предпринимал меры по активизации агентурно-оперативной разработки партии эсеров. Самым удачным результатом этих усилий было внедрение в руководство Боевой организации партии эсеров Евно Азефа, еще в 1893 г. инициативно предложившего жандармам свои услуги. С лета 1902 г. Азеф являлся членом ЦК партии. Когда в декабре 1905 г. на I съезде эсеров состав ЦК партии уменьшили до пяти человек, одним из них стал агент Департамента полиции Азеф, причем ему поручают продолжать руководить террористической деятельностью, так как он уже с мая 1903 г. фактически возглавлял главный центр террора - Боевую организацию.

Азеф так вжился в роль эсера-боевика, что его товарищи по партии длительное время воспринимали исключительно как попытку скомпрометировать партийного лидера и ослабить революционную борьбу доходившие до них сведения о тайном сотрудничестве Азефа с полицией. Даже известный разоблачитель агентов и провокаторов в революционной среде В. Л. Бурцев, опираясь на показания бывшего сотрудника Варшавского охранного отделения М. Е. Бакая и экс-директора Департамента полиции А. А. Лопухина, в августе 1908 г. настоявший на проведении революционного суда эсеров над Азефом, не смог переубедить лидеров партии, продолжавших доверять агенту охранки, состоявшему в тот период на службе у руководителя Петербургского охранного отделения А. В. Герасимова. Лишь в декабре 1908 г. уже бежавший от своих товарищей по партии Азеф был объявлен ими провокатором.

При анализе событий, связанных с терроризмом в России в конце XIX -начале XX вв., весьма интересным представляется вопрос об обоснованности обвинения российских полицейских органов в активном применении института провокации. До недавнего времени зачастую утверждалось, что понятие "агент", "внутренний агент" и "провокатор" определяют одно и то же явление. Мало того, в качестве аргумента для доказательства этого тезиса можно даже процитировать высказывания самих бывших сотрудников российского политического розыска. Например, упоминавшийся уже руководитель Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов утверждал, что его коллега, начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов "наряду с задачей перетягивания на сторону своих идей отдельных улавливаемых душ из революционной среды и вербовки их на роль тайных агентов, стремился наиболее непримиримых революционеров, не поддававшихся его увещеваниям, толкать влево, в радикализм, в террор, рассчитывая таким образом их скорее и легче обезвредить и ликвидировать".

В 1913 г. выходит книга А. Морского "Зубатовщина. Странички из истории рабочего движения в России", в которой автор также обвинял С. В. Зубатова в провокационных методах вербовки и использования агентуры. Между тем, агентурно-оперативная деятельность сотрудников Департамента полиции велась на основании законов, а последние не допускали использования провокационных методов. Даже версия о том, что руководство политического розыска расширяло установленные законами рамки полномочий за счет произвольного их толкования во внутриведомственных нормативных актах, не подтверждается. В качестве доказательства можно привести выдержки из совершенно секретной Инструкции по организации и ведению внутренней агентуры, составленной при Московском охранном отделении, где в разделе III устанавливается:

"Приступая к работе с сотрудником, надлежит и объявить и внушить ему следующее:

) Партийная работа сотрудника, по возможности, должна быть сведена к посреднической и исполнительской, отнюдь не созидательной, но в то же время к такой работе, чтобы при ликвидации членов группы, им обслуживаемой, в случае даже дачи откровенных показаний последними, сам сотрудник не мог бы быть изобличен в преступной деятельности;

) Без ведома заведующего агентурой сотрудник не должен принимать к себе на хранение литературы, оружия, бомб, взрывчатых веществ и проч.;

) На каждую активную работу и поручение, возлагаемые на сотрудника сообществом, он каждый раз и до исполнения их, обязан испрашивать разрешения заведующего агентурой;

) Сотрудники, состоя членами революционных организаций, ни в коем случае не должны подстрекать других на преступные деяния и, таким образом, подводить их под ответственность за сделанное по их же наущению;

) Все сведения должны доставляться им заведующему агентурою, по возможности, немедленно по получении и обязательно с таким расчетом, чтобы по ним можно было принять предупредительные меры..."

Сам А. В. Герасимов подчеркивает: "Словом "провокация" у нас очень злоупотребляют. И по смыслу самого этого слова, и по законодательству всех стран провокатором является тот, кто сначала подбивает людей на те или иные революционные действия, а затем передает их полиции". А именно такая линия поведения, как свидетельствует приведенный выше пункт 9 Инструкции по организации и внутренней агентуры, категорически запрещалась.

В этой связи представляет интерес анализ методов агентурно-оперативной деятельности, разработанных и активно применявшихся С. В. Зубатовым для борьбы с террористами и снижения остроты политической конфронтационности в обществе на фоне набиравших силу социал-демократических идей. Руководивший Московским охранным отделением с 1896 по 1902 г., чуткий психолог, талантливый оперработник и горячий патриот, С. В. Зубатов поставил целью своей деятельности оторвать втянутые в революционный процесс массы рабочих, переориентировав их на осуществляемую в конституционных рамках борьбу за улучшение экономических условий своего существования. Это не было просто тактическим маневром, "отвлечением на негодный объект". С. В. Зубатов принимал активное личное участие в улучшении быта рабочих, организации в их среде просветительской работы.

Сам С. В. Зубатов в письме к Л. А. Ратаеву так объясняет смысл своей деятельности: "В русском движении, да, пожалуй, и в еврейском, я с успехом убеждаю публику, что рабочее движение - одно, а социал-демократическое - другое. Там целью является копейка, здесь - идеологическая теория. Рабочий должен стремиться к гражданскому уравнению с так называемыми "привилегированными" классами (что вовсе не требует ни социализма, ни политической свободы, а также ни ума, знания и самодеятельности); социал же демократы, игнорируя непосредственные его интересы, зовут его помочь "привилегированным" классам в достижении их интересов (совершить революцию), обещая после этого ему всяких благ. Очевидно, только глупость и серость рабочих делают их неспособными видеть эту передержку и вопреки смыслу упускать синицу из рук и гнаться за журавлем в небе".

Методы С. В. Зубатова, ориентированные на отвлечение трудящихся от революционного движения за счет вовлечения в процесс улучшения своего материального и экономического положения, по существу, являлись методами социальной профилактики опасных и масштабных политических конфликтов, чреватых массовыми протестными акциями и терроризмом. Объективно оценивая складывавшуюся в империи социально-политическую обстановку и прогнозируя ее развитие, С. В. Зубатов чувствовал необходимость проведения в стране уже давно назревших реформ. Он осознавал, что нежелание верховной власти изменять внутреннюю политику в соответствии с реалиями времени способно породить социальный взрыв и, практически выходя за рамки ведомственной компетенции, прилагал все силы для его предотвращения.

Следует подчеркнуть, что С. В. Зубатов в среде руководителей Департамента полиции не был одинок в определении приоритета именно профилактического направления в борьбе с терроризмом и грядущей революцией. Так, руководитель Киевского охранного отделения полковник А. И. Спиридович писал: "В борьбе с революционным движением на местах практиковались тогда два метода. Первый состоял в том, что организации давали сплотиться, а затем ликвидировали ее, чтобы передать прокуратуре сообщество с большими, по возможности, доказательствами виновности. Второй же заключался в систематических ударах по революционным деятелям, дабы мешать работе, не позволять сорганизоваться, проваливать их в глазах их же товарищей, как деятелей не конспиративных, что влечет удаление от работы и т.д., иными словами, действовать системой предупреждения преступлений, а не только пресечением. Первый был более эффектен по результатам, второй более правилен по существу.

Нетрудно убедиться, что при общем превентивном подходе к борьбе с революционной опасностью в России позиции и методы практической реализации принципа приоритета предупредительных мер над карательными у С. В. Зубатова и А. И. Спиридовича серьезно отличаются друг от друга. Действительно, у А. И. Спиридовича объектом предупреждения является преступление, в то время как С. В. Зубатов ставит более масштабную, хотя и требующую соответственно больших затрат усилий и интеллекта задачу: предупредить само формирование революционных, конфликтогенных политических процессов, не допустить вовлечения в них широких слоев трудящихся. Задачу, решение которой необходимо было осуществлять на уровне политического руководства России, с привлечением комплекса подчиненных единому замыслу экономических, социальных, идеологических, воспитательных мер.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: