Горлицкий прорыв и его развитие 5 глава

Ну а в условиях июля 1915 г. отступать, оставив хорошо укрепленные позиции и имея за спиной две мощных, изготовившихся к удару неприятельских группировки, было равносильно самоубийству. Немцы ринулись бы в преследование, легко прорвали порядки откатывающихся войск, и как раз и смогли бы осуществить свой план окружения. Поэтому Алексеев решил отступление вести поэтапно, и лишь после того, как удастся затормозить противника и сбить его первоначальный порыв. 13.7 в районе Прасныша перешла в наступление армия Гальвица. Она насчитывала 10,5 полнокровных дивизий (180 тыс. штыков и сабель) и 1264 орудия. Противостояла ей 1-я армия — 7 дивизий неполного состава при 317 орудиях. Причем у русских оставалось по 40 снарядов на ствол, у немцев же их было в избытке. И для организации артподготовки сюда был направлен лучший кайзеровский артиллерист ген. Брухмюллер. На русские позиции обрушился шквал огня и металла. Однако соединения 1-й армии упорно сопротивлялись, часто переходили в контратаки. Германская артиллерия сравнивала с землей окопы — но наши солдаты занимали оборону в воронках от тех же германских снарядов. Каждое селение, каждый дом превращались в опорный пункт, и немцам приходилось штурмовать их, неся большие потери. За 2 дня сражения Гальвицу удалось пробиться лишь ко второй позиции русских.

В то же время 8-я германская армия в очередной раз попыталась взять Осовец. Крепость опять долбили орудия всех калибров, по ней было выпущено 200 тыс. снарядов. А она держалась. И атаки после бомбардировок встречала точными залпами своих батарей. Немцы применяли здесь и газы. Но и они не давали решающего эффекта. Отравляющими веществами можно было воздействовать лишь на передовые позиции, после чего газ сползал в долину р. Бобра и скапливался там, растекаясь по низинам. В окрестных лесах и болотах погибло все живое. Деревья стояли расщепленные и обугленные, как в кошмарном сне. А крепость жила. Врага, рассчитывающего взять перепаханные и протравленные передовые траншеи, опять накрывали артогнем и тех, кто после этого уцелел, выбивали контратаками. Пробовали достать защитников и с дальних дистанций химическими снарядами. И снова не получалось. Люди приспособились спасаться от близких выбросов отравы в пузырях воздуха, образующихся в бронеколпаках орудий и под сводами казематов. И пережидали, пока газ стечет — форты располагались на возвышенностях, а хлор тяжелее воздуха, оседает вниз.

15.7 перешла в наступление и группировка Макензена на южном фланге дуги. Теперь она насчитывала 4 армии. Сюда прибывали все новые подкрепления, и из состава разросшейся 11-й была выделена еще одна, Бугская армия. А кроме 4-й австрийской Макензену придали и 1-ю, перебрасывая ее сюда из-за Вислы. Она развертывалась в районе Сокаля для обеспечения правого фланга группировки — чтобы не повторилось истории с контрударом, как под Томашовом. И должна была наступать в стык между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Но и у Макензена продвижение пошло куда медленнее, чем ожидалось, завязались упорные бои под Красноставом. Тирпиц отмечал в дневнике, что "на Востоке… гвардейская пехота опять понесла тяжелые потери". А 19.7 пришел к выводу: "Мы здорово увязли на Востоке". Если южной группировке, преодолевая сопротивление, все же удавалось теснить русских, то на северном фланге армия Гальвица фактически застряла. Несмотря на численное и материально-техническое превосходство, русские войска в течение 6 дней сумели сдерживать ее атаки, немцам здесь удалось продвинуться всего на 7–8 км.

Зато переброска 1-й австрийской армии на помощь Макензену создала подходящие условия для начала планомерного отступления Северо-Западного фронта. Ведь она стояла против 4-й русской. А чтобы прикрыть брешь, немцы должны были растянуть на юг фронт своей 9-й армии — стоявшей против 2-й русской. Давление противника на всем центральном участке ослабло, и Алексеев 19.7 отдал приказ об отходе 2-й и 4-й армий за Вислу, что можно было теперь сделать без особого риска. А 22.7, когда этот маневр был выполнен, стал оттягивать назад и войска на флангах. По его директиве 1-я и 12-я армии отступали на рубеж р. Нарева, а 3-я и 13-я (образованная из группы Олохова) — на линию Люблин — Холм — Владимир-Волынский.

Однако серьезно осложнило положение то самое «самостийное» наступление в Прибалтике, которое все же начал Гинденбург вопреки планам Фалькенгайна. Для русского командования оно стало неожиданным, в схему «клещей» никак не вписывалось, все наличные резервы были привлечены к Польше, и эта операция стала развиваться успешнее, чем у Гальвица. 20.7 после шквальной четырехчасовой артподготовки Неманская армия атаковала русские позиции на р. Дубиссе, нацеливая удар в стык между 5-й и 10-й русскими армиями, прикрытый кавалерийскими корпусами Казакова и Тюлина. Три атаки были отбиты, но к вечеру обороняющимся конникам пришлось оставить позиции — да их уже и не было, позиций, все перепахали снарядами. В специфических условиях Литвы и Латвии Людендорф применил новую тактику, выработанную по опыту прошлой операции. По сути ту же, что использовало потом германское командование в 1941 г. — но только еще без танков. При отсутствии сплошного фронта, когда русские части перекрывали редкие дороги в лесах и дефиле в озерах и болотах, немцы стягивали к какому-либо узлу сопротивления, отделенному этими лесами от соседей, значительное количество артиллерии, выбивали «пробку», после чего по открывшемуся пути бросали вперед сильные подвижные соединения — кавалерию, велосипедистов, пехоту на телегах. И наши войска, защищающие соседние дороги и проходы, тоже должны были далеко отходить, поскольку враг прорывался в их тылы.

Силы Неманской армии в ходе продвижения разделились на две группировки. Северная пыталась охватить левый фланг 5-й армии и заставляла его отступать. Южная стремилась прорваться на восток, во фланг 10-й армии. Русское командование, маневрируя имеющимися силами, наносило контрудары, и населенные пункты порой по несколько раз переходили из рук в руки. Развернулось сражение под Шавли (Шауляем). 10 дней шли бои за Митаву (Елгава). С большим трудом немцам удалось взять оба города, но на этом их наступление выдохлось, прорывы были локализованы, и намеченной цели выхода в глубокий тыл Северо-Западного фронта — Гинденбургу достичь на удалось. Зато удалось другое — вместо узкой приморской полосы в Прибалтике образовался значительный плацдарм, достаточный для развертывания крупных объединений. И кайзеровская Ставка, учитывая затруднения на Нареве, согласилась перенести главные усилия сюда. На август начали готовиться новые удары. Один — на Ригу, во взаимодействии с силами флота. Другой — на Ковно и Вильно.

На всем протяжении Северо-Западного фронта кипели жаркие схватки. Противник засыпал русские позиции тяжелыми снарядами, применял газы. Противогазов еще не было. По опыту англичан вышла инструкция, рекомендующая использовать ватно-марлевые повязки, но они оказывались недостаточно эффективными. И русские солдаты и офицеры придумывали свои способы защиты наваливали на бруствер хворост, а когда газовое облако приближалось, поджигали, держась поближе к кострам. И восходящий поток горячего воздуха приподнимал облако, оно перетекало над головами людей. Кстати, и немцы применили «новшество». Перед газовой атакой солдатам выдавали специальные дубинки, чтобы не тратить патронов и добивать отравленных. А часто, чтобы воздействовать на психику, пугали обычным дымом, поджигая кучи торфа или тряпок. Однако прорывов с выходом на оперативный простор у врага не получалось. Шло медленное «прогрызание» обороны, а наши части отходили и занимали позиции на новых рубежах.

В Литве, когда германская конница с пехотным полком с налета захватила станцию Трошкуны (Трошкунай), против нее был брошен 5-й Каргопольский драгунский полк. Разгромив 3 эскадрона противника, взял станцию и атаковал местечко Трошкуны, но был отбит. Между станцией и местечком осталось несколько километров нейтральной земли, на которой немцы разместили полевой караул и корректировщиков огня. Уничтожить их вызвались пятеро «охотников» (добровольцев) — старые опытные унтера Мешков и Чернов, ефрейторы Фирсов и Петров и рядовой Рокоссовский. Ночью подползли и перебили отделение германцев. И заняли оборону во вражеских окопах. Утром противник попытался вернуть позицию — его встретили огнем винтовок и трофейного пулемета. Немцы предприняли несколько атак, стали обстреливать захваченную высотку тяжелой артиллерией. Но пятеро смельчаков держались до вечера и лишь под покровом темноты отошли к своим — причем без потерь. За этот подвиг Рокоссовский был награжден Георгиевской медалью IV степени.

А в боях, разыгравшихся под Таржимехи, отчаянно дрался 3-й Хоперский полк. Казаки встретили атаку врага своей контратакой в пешем строю, а начальник пулеметной команды сотник Шкуро со своими «максимами» под обстрелом вылетели на конях впереди наступающих хоперцев, лихо развернулись на фланге немецких цепей и стали поливать их очередями. В этой схватке Шкуро был ранен в живот, и от смерти его спас кинжал на поясе черкески пуля попала в него и отклонилась, лишь вспоров брюшину. Героически держался Осовец. Армия Гальвица, потеряв около 60 тыс. чел., треть своего состава, к началу августа заняла переправы через Нарев, но на этом и остановилась, не в силах продвинуться дальше. На участке 2-й армии, под Горалем на Висле, стоял насмерть Гренадерский корпус — без снарядов, отбиваясь штыковыми. 3-я и 13-я армии отражали ожесточенные атаки Макензена на линии Люблин — Холм, прикрывая войска, находящиеся под Варшавой и не давая противнику замкнуть кольцо. Командование противника начало перераспределять силы и смещать направление ударов.

Германская Бугская армия обрушилась на русских у Холма, сумела сокрушить и отбросить части, оборонявшиеся между р. Вепрж и Буг, и углубиться на север, захватив г. Влодава (южнее Бреста). Здесь немцы навели мосты и попытались форсировать Буг, чтобы выйти в тылы русского фронта. Алексеев этот успех парировал, стянув к месту переправы пехотные части и бросив их в контратаки. А молчание нашей артиллерии тут по мере сил компенсировала авиация. Многие самолеты в боях вышли из строя из-за аварий, отсутствия запчастей, были сбиты. И в 3-й армии из трех авиаотрядов к этому времени остался один — 31-й, в котором было 5 аэропланов. Но они сделали невозможное. Содействуя атакам своей пехоты, только за один день 1.8 произвели по 6 вылетов, бомбили мосты, расстреливали из пулеметов переправляющихся немцев. То же повторилось 2.8. Приземлившись на своем аэродроме, заправившись горючим и приняв боезапас, летчики тут же взлетали снова. И за 2 дня сбросили на переправы 250 пудов бомб (4 тонны), израсходовали 3 тыс. патронов. Немцы так и не смогли перебросить через реку значительные силы, и было выиграно время, позволившее подтянуть резервы и организовать прочную оборону. Форсировать Буг неприятелю не удалось.

Но положение стало еще более угрожающим. Основание дуги при глубине 190 км уменьшились теперь до 200 км — от Осовца до Влодавы. С севера враг в районе Ломжи находился в 30 км от ключевой железной дороги Варшава Вильно, с юга в нескольких местах опасно приблизился к другой магистрали, ведущей на восток, Варшава — Минск. И 5.8 Алексеев приказал оставить Варшаву. По ее улицам провели несколько лучших сибирских дивизий, введя в заблуждение вражескую разведку. Германское командование сочло, что Варшаву будут отстаивать до последнего. А те же дивизии скрытно грузились в эшелоны и отправлялись на восток. 6.8 в польскую столицу вступили немцы неуверенно, с оглядкой, ожидая подвоха. Как вспоминал Тирпиц, в германской Ставке радость по поводу взятия Варшавы получилась «неполная», поскольку "заняли только западную часть, а русская армия смогла в основном выйти из окружения". А Алексеев, предвидя, что очередной удар готовится в Прибалтике, решал теперь двойную задачу. Выводил войска из Польши и сосредотачивал их на своем правом фланге. Прежняя 12-я армия расформировывалась, и часть соединений направлялась к Риге, где создавалась новая 12-я под командованием Радко-Дмитриева. Еще одну сильную армейскую группу Алексеев сосредотачивал у Вильно, чтобы отразить германское наступление на этом участке и нанести фланговый контрудар под основание всей группировке врага в Прибалтике.

Фронт приблизился к линии приграничных русских крепостей. Но здесь надо сделать некоторые пояснения. По доктринам XIX в. крепости как основу долговременной обороны строили все европейские страны. Но по мере развития военной техники уже становилось ясно, что они морально устаревают. А перестройка и переоборудование подобных "сухопутных линкоров" оказывалась делом чрезвычайно дорогим. И в начале ХХ в. — тоже во всех странах — начали модернизировать лишь важнейшие из них, а остальные упразднять. В России упразднялись и разоружались крепости Варшава, Ивангород, а оставлялись и подлежали усилению Ковно, Гродно, Осовец, Брест-Литовск и Новогеоргиевск. А в ходе армейской реформы 1906 г. были расформированы специальные крепостные полки, составлявшие их гарнизоны. Было решено, что при необходимости оборону займут полевые войска или ополченцы. А переоборудование крепостей требовало огромных вложений и шло очень медленно. Так, Новогеоргиевск считался самой сильной крепостью, имел железобетонные казематы и перекрытия. И как раз поэтому его дополнительно укреплять не стали, хотя возводились фортификации давно, и были рассчитаны по максимуму на попадания шестидюймовых снарядов (152 мм). Успели основательно доработать Осовец и Ковно, в Гродно к началу войны работы еще не были закончены, а в Бресте и не начинались, тут укрепления были еще не бетонными, а кирпичными (и таковыми оставались в 1941 г.).

Первая мировая показала, что это, собственно, было и бесполезно. Вполне современные крепости на Западе не могли долго держаться под огнем 350- и 420-мм махин. Но был и обратный пример — Осовец, где долговременные укрепления удачно сочетались с полевой обороной. И при планировании отступления Алексеев не стал пытаться удерживать старые упраздненные крепости, Варшаву и Ивангород. Но Новогеоргиевск (Модлин), расположенный в 30 км от Варшавы, при слиянии Вислы и Буга, и очутившийся на самой вершине фронтовой дуги (а после сдачи польской столицы — на острие узкого выступа), получил приказ обороняться. Кто принял это решение, трудно сказать. В одних источниках называется Алексеев, в других — Верховный Главнокомандующий. Неизвестны и причины, по которым оно было принято. Может быть, надеялись на повторение сценария Осовца — Новогеоргиевск был куда более крупной крепостью, имел около 300 орудий, значительный запас снарядов (которые, к сожалению, нельзя было отдать армии — на фортах стояли стационарные морские орудия других калибров). Впрочем, можно высказать еще одно предположение. Что, как это ни горько, Новогеоргиевском русскому командованию пришлось пожертвовать вполне сознательно. Чтобы задержать немцев и выиграть время для отступления остальной армии. Позволить отойти соединениям, обороняющимся на Нареве и оставшимся на левом берегу Буга.

Фактически крепость был обречена. В отличие от Свешникова, опиравшегося на стойкий и хорошо обученный гарнизон, у коменданта Новогеоргиевска генерал-лейтенанта Де Витта имелось лишь несколько ополченских дружин и потрепанная дивизия в 8 тыс. штыков. С последними прорвавшимися эшелонами сумели подбросить подкрепления — 6 тыс. ополченцев и 100 прапорщиков, даже не разобранных по подразделениям. Де Витту пришлось формировать из них сборные команды и посылать на позиции, когда немцы уже атаковали. При первом же натиске полевая оборона на флангах была прорвана, и 12.8 враг взял крепость в кольцо. А дальше подвезли "Толстые Берты", для руководства осадой прислали ген. Безелера, бравшего Антверпен. И пошло. По очереди, систематически. Перекрытия, не рассчитанные на такие калибры, прошибались и крушились. Один из фортов рухнул с первого, хорошо рассчитанного залпа… И тем не менее крепость держалась неделю. Целую неделю. И неделю поистине драгоценную. Ведь у немцев уже не было излишков сил, чтобы оставить корпус-другой для блокады и маршировать дальше. Эти самые корпуса, скованные под Новогеоргиевском, ослабили группировку, необходимую для преследования русских войск, и за неделю те успели отойти далеко на восток.

В это время, 11.8, немцы перешли в наступление и в Литве. Форсировали р. Невяж (Нявежис), правый приток Немана, и завязали бои у г. Вилькомира (Укмерге). К такому развитию событий Алексеев был готов. И армейская группа у Вильно, усиливающаяся за счет частей, выходящих из Польши, разворачивалась для ответных действий. Но хорошо задуманный контрманевр был сорван катастрофой с крепостью Ковно. Вот здесь-то как раз имелись все условия такой же прочной обороны, как в Осовце. И система рек, прикрывающих крепость, — с одной стороны Неман, с другой — р. Швянтойи. Ковно не было изолировано и окружено, рядом держали фронт полевые войска. Но сказался "человеческий фактор". Когда немцы подвезли осадную артиллерию и начали бомбардировку, комендант крепости престарелый ген. Григорьев настолько ошалел от страха, что уже не контролировал собственных действий и попросту сбежал, его несколько дней не могли найти. О бегстве коменданта стало известно гарнизону, что совершенно деморализовало солдат. И помощники у такого командира оказались соответствующие. Растерялись, и вместо того, чтобы организовать отпор врагу, искали коменданта и запрашивали указаний. А немцы времени не теряли, полезли на штурм и проникли в крепость. 18.8 Ковно пало. Но ведь «крепость» — это не средневековый прямоугольник стен с башнями, ее форты и орудия прикрывали участок в десятки километров. Сломалась вся система обороны в Литве — во фронте оказалась брешь, куда хлынул противник. А Григорьева жандармы обнаружили в 100 км от фронта, в Вильно, где он, совершенно потеряв голову, сидел безвылазно в номере гостиницы «Бристоль». Получил 15 лет за дезертирство.

А на следующий день сдались остатки защитников Новогеоргиевска. Германская пропаганда громко трубила об этой победе. Писали о 90 тыс. пленных, в том числе 30 генералах, о 700 взятых орудиях. Что было, разумеется, чрезмерным преувеличением. Такого количества войск у Де Витта, по должности — начальника дивизии, никогда не было. И уж тем более не могло быть стольких генералов, когда у него и офицеров-то не хватало. К тому же, по словам участников событий, из тех, кто действительно защищался в крепости, после недели непрерывного сражения уцелели немногие… Видимо, немцам очень уж хотелось изобразить взятие Новогеоргиевска адекватным реваншем за Перемышль, и к гарнизону приплюсовали всех пленных, взятых в западной оконечности выступа, да захваченных в Варшаве генералов-отставников или не успевших выбраться административных начальников. А среди пушек посчитали и допотопное старье, сваленное в крепостных арсеналах в ожидании переплавки.

Однако в противоположность Ковно, Новогеоргиевск сделал свое дело. За то время, пока он сковывал немцев, главные силы русских армий вышли из польского «мешка». Вышли систематически, организованно. Оставил свои полуразрушенные укрепления и гарнизон Осовца, до последнего момента удерживавший правый фланг выступа. Дальнейшая оборона крепости становилась бессмысленной — неприятельские части уже приближались к ней с тыла. Тем не менее и «взятие» Осовца (пустого) немцы не преминули объявить "феноменальным триумфом" Гальвица. Хотя в данном случае дело обстояло наоборот. Маленькая крепость, несмотря на все бомбардировки и количество положенных в атаках на нее германских солдат, продержалась 6,5 месяцев! И осталась непобежденной, гарнизон ушел по приказу. (Генералу М.С. Свешникову суждено было пережить все смуты, впоследствии он преподавал в академии им. Фрунзе).

Но отступление само по себе очень тяжело сказывалось на состоянии войск. Солдаты топали, не зная куда, отмеряя ногами десятки километров. Подрывал дух безответный и безнаказанный огонь германской артиллерии. Были далеко не единичные факты деморализации, сдачи в плен целыми ротами, особенно там, где командиры оказались не на высоте или выбиты. А каково было тем, кого бросали в контратаки, чтобы спасти положение на каком-то соседнем участке? Солдатам же не объяснишь, что деревня, на которую предстоит наступать, на самом деле вовсе и не нужна. Наоборот, приходилось внушать, что нужна. И ее берут, потеряв половину личного состава. А потом получают приказ отступать. Потому что дело сделано, противник оттянул сюда резервы, что позволило выбраться из беды соседям. Но ведь те, кто атаковал, этого не знают. Они знают лишь, что одержали победу, — и вот тебе, из-за чьей-то глупости наверху все насмарку…

Или, скажем, 10-я армия, отразив в мае вражеские удары, занимала в Августовских лесах очень сильные позиции, построенные профессионалами-саперами, оборона была в несколько полос, месяц ее наращивали и совершенствовали. И вдруг, безо всяких атак неприятеля, отступать (когда пало Ковно). И рождались слухи — «измена»! Или «глупость»… Что опять-таки вызывало неуверенность, оборачивалось случаями паники и сдачи в плен. И тыловая «общественность» была недовольна, обвиняла Алексеева в "мании отхода", в том, что он "сохраняет живую силу, но топит дух". Однако прорыв под Ковно потребовал еще более глубокого отступления, чем предполагалось изначально. Ставка покинула Барановичи и перебазировалась на 300 км восточнее, в Могилев. А Алексеев 28.8, когда немцы вышли примерно на линию современной польско-белорусской границы, приказал без боя эвакуировать крепости Гродно и Брест-Литовск, устаревшие и способные стать лишь ловушками для гарнизонов. Причем в Бресте пришлось бросить большие склады войскового имущества, вывезти их уже не смогли, а уничтожить не успели.

30.8 Алексеев издал директиву об отводе фронта на рубежи Гродно Пружаны — верховье р. Ясельда (приток Припяти). И зная, насколько непопулярны в стране подобные его решения, отдав этот приказ, обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой об отставке. Которая не была принята. Ведь в Ставке хорошо понимали, что Михаил Васильевич сделал невероятное. В жутких условиях снарядного, винтовочного голода, без подкреплений, спас фронт от полной катастрофы, и несмотря на большие потери, сумел не только вывести армии из-под ударов, но и сохранить их боеспособность. Если на маршах, во время отходов, части порой заражались пессимизмом, оказывались легко подвержены панике, то стоило им встать на позиции, почувствовать плечо соседей, восстановить управление, связь и тыловое обеспечение, как они снова были готовы сражаться. И лучше всего об этом свидетельствуют сами немцы — в мемуарах их военачальников то и дело упоминаются «упорство», "воля", "отчаянная решимость" русских войск. Описывается и «парадокс» — вместо того, чтобы сломив сопротивление обороняющихся, гнать их чем дальше, тем легче, германские дивизии по мере своего продвижения встречали "все более сильное" сопротивление. Хотя в принципе подобное явление вполне объяснимо — ведь «прорывов» как таковых было мало, соединения отводились планомерно, на заранее выбранные рубежи, линия фронта сокращалась и уплотнялась. А наступающие выдыхались, тоже несли значительный урон, отрывались от тыловых баз и им все труднее было поддерживать свое главное преимущество — в артиллерии.

И на рубежах белорусских речек противника наконец-то остановили. Причем сами русские не считали себя побежденными. Когда британский представитель ген. Нокс решил поинтересоваться их настроениями и спросил выбранного наугад солдата, что он думеет насчет дальнейших действий после такого поражения, тот отшутился: "А чего? Если надо, будем отступать до Урала. Но и от преследующих армий тогда останется один немец и один австриец. Австрийца, как водится, возьмем в плен, а немца убьем". Несмотря на прославленный "английский юмор", русского юмора Нокс, похоже, не понял. И в ужасе доложил своему командованию, что союзники готовы отступать хоть до Урала. Что же касается германских военачальников, то Фалькенгайн округло писал: "Выполненные операции не достигли вполне своей цели". А Гинденбург (поскольку провалилась идея не его, а Фалькенгайна) подвел более определенный итог: "Русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении".

 

БАЛТИКА И ВОЛЫНЬ

 

Русские моряки прекрасно понимали, что захватив такую базу, как Либава, германский флот рано или поздно попытается нанести удар по Риге, а то и по Петрограду, и тщательно готовились к этому. Усиливалась оборона Финского залива — здесь начала создаваться вторая, передовая минно-артиллерийская позиция. Предпринимались и меры по защите Рижского залива. В течение лета осуществлялись и другие операции, обе стороны несли потери. 4.6 немецкая субмарина U-26 лейтенанта Беркгейма, уже имеющего на своем счету крейсер «Паллада», потопила минный заградитель «Енисей». А 2.7 произошел бой у о. Готланд. Талантливый начальник связи Балтфлота контр-адмирал Непенин был энтузиастом разработки и внедрения различных технических новинок и впервые применил радионаведение. В районе действия наших крейсеров был обнаружен отряд вражеских кораблей, за ними установили наблюдение и навели на них свои превосходящие силы. В итоге германские крейсера, получив различные повреждения, ретировались с поля боя, а немецкий минный заградитель «Альбатрос» был выведен из строя.

В августе обстановка обострилась. Как и предполагалось, одновременно с наступлением в Польше и Литве немцы попытались захватить Ригу. Планировалось взять ее примерно так же, как Либаву — подвести крупные силы флота, бомбардировать взморье, высадить десанты, легкими кораблями проникнуть в устье Двины (Даугавы), и тогда с суши можно будет направить относительно небольшую подвижную группировку, не отвлекая войск с главных направлений, чтобы одним броском овладеть городом. Однако на входе в Рижский залив германский флот встретил многочисленные минные заграждения, понаставленные Колчаком. Пришлось долго и упорно их тралить, а наши моряки всячески препятствовали этому, обстреливали тральщики, бомбили с гидропланов, действовали подводными лодками. И добавляли новые мины, в том числе и под носом у врага, на уже очищенных местах. Немцы потеряли несколько миноносцев, транспортов и тральщиков, ряд их крейсеров в результате подрывов получил серьезные повреждения.

Корабли Балтфлота, несмотря на подавляющее неравенство сил, дерзко вступали в схватки с прорывающимся противником. Так, 16.8 старенький броненосец «Слава» начал артиллерийскую дуэль с двумя германскими линкорами. Они имели огромное преимущество в количестве орудий, но решили вообще не рисковать и использовать другое преимущество — в дальности огня. Расстрелять русский корабль, оставаясь вне досягаемости его пушек. И тогда команда «Славы» затопила отсеки одного борта. Броненосец накренился, угол подъема орудий увеличился, и снаряды стали ложиться рядом с немцами. После нескольких точных попаданий линкоры предпочли убраться. А 17.8 эсминец «Новик» вступил в бой с двумя новейшими германскими эсминцами, V-99 и V-100. Причем одного загнал на минное поле, тот подорвался и затонул, а другому нанес сильные повреждения.

Немецкой эскадре все же удалось протралить фарватеры и войти в Рижский залив. Но было выиграно время. Русское командование успело сосредоточить на этом участке дополнительные войска. С 17.8 они были выделены в новый фронт, Северный, главнокомандующим которого стал ген. Рузский. В составе фронта было 3 армии (28 дивизий). 6-я прикрывала побережье, 12-я — Ригу, а 5-я оборонялась восточнее до стыка с войсками соседнего фронта, который стал называться Западным. Успели и организовать береговую оборону хотя бы на важнейших направлениях. А германский флот, не в силах добиться никаких дальнейших результатов, почувствовал себя в ограниченной акватории залива как в ловушке. Негде было укрыться от русских субмарин, а отряд Колчака продолжал ставить мины в самых неожиданных местах. Наверх сыпались доклады, что "в Рижском заливе… велика опасность от русских мин и подводных лодок". Немцы несли новые потери. В числе прочих погибла на минах и самая знаменитая на Балтике субмарина U-26. Огромная вражеская эскадра по сути "потопталась на месте" и 22.8 во избежание более крупного урона покинула Рижский залив. Тирпиц резюмировал: "Насчет Рижской экспедиции я не совсем доволен; она была осуществлена несмотря на мой телеграфный протест, и мы и вправду потерпели фиаско и понесли чувствительные потери без всякой пользы для себя". А кайзер выразился более откровенно: "Мы совершили прыжок в воздух, а русские одержали большую морскую победу". Ну а уход флота, в свою очередь, сорвал и сухопутное наступление.

В это же время ожесточенное сражение разыгралось и на другом фланге русских фронтов — на Украине. В течение июля положение тут оставалось стабильным. 8-я, 11-я и 9-я армии Юго-Западного фронта стояли на прежних рубежах, по Зап. Бугу, Стрыпе и Днестру. Успели привести себя в порядок и пополниться. Так, в 8-й армии удалось довести состав дивизий с 3–4 до 5–7 тыс. штыков. Однако количество войск здесь уменьшалось по другой причине то одно, то другое соединение забирали на Северо-Западный фронт, чтобы поддержать поредевшие отступающие войска и организовать оборону на новых рубежах. И Иванов был настроен пессимистично, считая свои армии слишком малочисленными, чтобы противостоять врагу, и не надеясь остановить его.

В августе между германским и австрийским командованием возникли разногласия. Как уже отмечалось, немцы стали склоняться к варианту Гинденбурга и переносу главных усилий в Прибалтику, а на южном фланге перейти к позиционной войне. Конрад возражал и настаивал на продолжении действий на своем участке — предлагал вернуть районы Галиции, все еще остающиеся у русских, а заодно захватить Волынь. К общему мнению стороны так и не пришли, поругались, и Германия вывела войска Макензена из подчинения австрийскому командованию, перебрасывая их на направления, которые считала более важными, — ведь в ходе польской операции немецкие армии тоже были серьезно измочалены, и для реализации новых замыслов приходилось собирать все, что можно. Ну а Конрад решил осуществить свое наступление самостоятельно, только австро-венгерскими частями.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: