 |
Горлицкий прорыв и его развитие 1 глава
|
|
|
|
Брусилов возмутился, заявил, что воспринимает это как подкоп под себя, и отбил телеграмму Верховному с просьбой об отставке. Николай Николаевич отставки не принял, выразив за действия в Галиции благодарность. Но одновременно потребовал соблюдения дисциплины и выполнения приказов командования фронтом.
В принципе, для Верховного Главнокомандующего стала уже очевидной бездарность Иванова, в полной мере проявившаяся после ухода Алексеева. Но для общественности Иванов все еще оставался «героем» предшествующих побед. И к тому же решение кадровых вопросов в высших эшелонах командования оставлял за собой лично царь. А Иванов был его воспитателем в юношеские годы, крестным царевича. И по настоянию Николая II остался на своем посту. Сняли лишь Драгомирова — вернули на командование 8-м корпусом. Однако замену ему, неизвестно с чьей подачи, подобрали еще худшую — то ли сказался дефицит командных кадров, то ли сработали какие-то пружины протекций, но новым начальником штаба фронта стал генерал Саввич, который военным специалистом не был вообще — ранее он служил в жандармском корпусе. Правда, часть войск Николай Николаевич у Иванова изъял. С 25.6 4-я и 3-я армия передавались в состав Северо-Западного фронта. Таким образом, 8-я армия, прежде левофланговая, стала на Юго-Западном фронте правофланговой, а южнее отводились на линию Днестра и его притоков 11-я и 9-я.
Отступление создавало массу новых проблем. Так, пока армии продвигались вперед, на поле боя собирались и трехлинейки своих убитых и раненых, и трофейные ружья, захватывались вражеские склады, и положение с винтовками удавалось поддерживать на приемлемом уровне. При отходе места боев оставались за неприятелем. И солдат, чьи винтовки вышли из строя или были утрачены, вооружать стало нечем. Пополнения из тыла прибывали тоже с голыми руками. При полках стали расти команды безоружных. И что еще хуже, долгое отступление, отсутствие боеприпасов, шквалы безответного вражеского огня серьезно надломили воинский дух. Бойцы заражались пессимизмом, паниковали, боялись обходов. В некоторых подразделениях измученные солдаты, впав в полную прострацию, шли сдаваться. В других уже при начале артобстрела бросали позиции и катились назад. А безоружные тыловики становились разносчиками слухов и паники.
|
|
|
Впрочем, и при отступлении те части, где было толковое руководство и сохранилось достаточно сил, доставляли врагу серьезные неприятности. Когда 8-я армия откатилась к Бугу, Брусилов приказал командиру 12-го корпуса Каледину внезапно перейти в наступление и нанести короткий контрудар, чтобы остальные соединения смогли без помех переправиться и закрепиться на правом берегу. Маневр удался, для преследующих немцев это стало полной неожиданностью — они считали, что разгромленных русских остается только гнать и брать в плен. И зарвались, двигаясь даже без разведки и охранения. Каледин опрокинул и отбросил австро-германские авангарды, а части 8-й армии в это время занимали и укрепляли позиции по Бугу. Правда, потом Макензен подтянул силы и попробовал повторить то же, что и на Сане. И как раз на участке 12-го корпуса, понесшего потери в контратаках, немцы смогли переправиться через реку и захватить плацдарм. Каледин доложил, что одна из его дивизий, 12-я, совершенно «сломалась» и отходит при малейшем натиске, а начдив издергался, упал духом и не может справиться с собственными подчиненными. Брусилов резервов не имел, и единственное, что мог сделать, это тут же заменил растерявшегося командира дивизии, послал вместо него своего начальника артиллерии решительного генерала Ханжина (позже, в гражданскую, командовал армией у Колчака). И Ханжин сделал, казалось, невозможное. Подъехав к бегущему полку, остановил его, собрал вокруг себя солдат и сам повел в штыковую. Немцев разбили и погнали назад, восстановив положение.
|
|
|
А Брусилов, разместив свой штаб в г. Броды, издал грозный приказ, по духу и содержанию примерно соответствовавший сталинскому "Ни шагу назад!". В нем говорилось, что дальше отходить нельзя, что фронт уже приблизился к границам России, а значит, остановить неприятеля надо здесь, не пустить его на Родину. Были и такие слова: "Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве сил, неутомимости, непобедимости и тому подобном, а потому приказываю: для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом…" Как видим, вовсе не диктат Сталина породил подобные «драконовские» меры, как оно потом преподносилось перестроечной литературой. Покарать или напугать карой деморализованные десятки и сотни, чтобы спасти тысячи и десятки тысяч — это суровая, но увы, объективная реальность любой войны. Аналогичные приказы издавал Жоффр в критические дни 1914 г., аналогичные приказы издавали австрийцы и немцы в периоды своих катастроф, издавали их и лучшие полководцы дореволюционной армии. Мы не знаем, пришлось ли в войсках Брусилова применять такие меры на практике, или оказалось достаточно их объявления. Но фактом остается то, что приказ подействовал. 8-я армия остановилась на Буге. Остановилась первой на своем фронте. И остановила врага. Еще несколько попыток немецких ударов, особенно сильных на правом фланге, было отбито, после чего противник начал зарываться в землю на другом берегу реки. Его наступление выдохлось.
Поражение, понесенное в результате Горлицкого прорыва, было очень крупным. За 2 месяца боев войска Юго-Западного фронта оставили значительную территорию, понесли потери, которые по оценкам немцев "превышали полмиллиона". Так, в дивизиях 8-й армии после отхода за Буг оставалось по 3 — 4 тыс. активных штыков. Но и для противника операция отнюдь не стала "триумфальным маршем". Людендорф писал: "Фронтальное отступление русских в Галиции, как оно бы ни было для них чувствительно, не имело решающего значения для войны… К тому же при этих фронтальных боях наши потери оказались немаловажными". Они и в самом деле были «немаловажными» — одна лишь 11-я армия Макензена, причем по немецким данным, потеряла убитыми, ранеными и пленными 90 тыс. чел. Из первоначального состава 136 тыс. Поредела на две трети. А если добавить потери пяти австрийских и Южной армий, то наверное будет не меньше, чем у русских. А этих самых русских даже не удалось изгнать с австро-венгерской территории — вся нынешняя Тернопольская область и четверть Львовской так и остались заняты нашими войсками.
|
|
|
Кстати, в колоннах измученных отступающих солдат шагал по пыли и зною, окапывался и кричал «ура» в рукопашных человек, которому через 29 лет довелось рассчитаться за этот прорыв своим прорывом, отбивать у немцев и Львов, и Перемышль — причем в один день. Рядовой Павел Рыбалко. Которому еще предстояло стать Маршалом Бронетанковых Войск и командующим 3-й Гвардейской танковой армией, чьи корпуса в 1944 г. нанесли одновременные сокрушительные удары и во взаимодействии с соседями 27.7 взяли оба города, заслужив сразу два победных салюта Москвы…
ГАЛЛИПОЛИ, ИПР, ИЗОНЦО
Ко второму заходу операции в Дарденеллах союзники подготовились куда более тщательно, чем к первой. В Александрии и на других базах собирались войска для десанта под общим командованием ген. Гамильтона — 29-я британская пехотная дивизия, Австралийско-новозеландский армейский корпус (АНЗАК), Греческий добровольческий легион, бригады английской и французской морской пехоты, французская дивизия д`Амада. Во втором эшелоне, в Египте, сосредотачивались 42-я британская, 10-я и 11-я индийские пехотные дивизии. Поскольку огнем кораблей подавить неприятельские береговые форты не получилось, планировалось захватить их десантом — и флот прорвется к Константинополю. А уж там достаточно будет бомбардировки или самого прорыва, чтобы Османская империя капитулировала.
|
|
|
Но разумеется, и Турция не сидела сложа руки. Тем более что в странах Ближнего Востока у нее было полно шпионов, и о приготовлениях Антанты она прекрасно знала. Западный, европейский берег Дарданелл представляет собой узкий и длинный Галлиполийский полуостров (длиной 90 км и шириной от 5 до 18 км) — он тянется параллельно азиатскому берегу, а между ними как раз и зажат рукав пролива. Эти места усиленно укреплялись, здесь сосредотачивались войска под командованием фон Сандерса. Из Германии сюда было направлено 5 подводных лодок, потом к ним добавилось еще 2.
В апреле англо-французская армада, имея на бортах 81 тыс. десантников, снова подошла к Дарданеллам. 25.4 она обрушила шквальный огонь на оборонительные сооружения, и началась высадка. В этот же день русский флот, чтобы оттянуть на себя часть вражеских сил, начал бомбардировать Босфор. Десантирование предполагалось производить в нескольких местах, чтобы привезенные контингенты пехоты смогли развернуться широким фронтом и использовать всю силу. Но несмотря на мощную поддержку корабельной артиллерии, сумевшей подавить часть вражеских орудий, атакующие встретили сильнейшее сопротивление. Действовали несогласованно, в неразберихе, а многие части оказались еще и неподготовленными для десанта — например, британская 29-я дивизия состояла из солдат колониальных гарнизонов, привыкших лишь к полицейской службе. Соединения несли потери, требовали подкреплений, и им посылали помощь, ломая первоначальные планы высадки и перемешивая войска между собой.
На азиатском берегу, у Кум-кале, десант был отбит войсками турецкого 15-го корпуса под командованием немецкого генерала Вебера. Греческий легион завяз в боях с 3-м корпусом Эссада-паши. Австралийско-новозеландский корпус понес такой урон, что в Австралии до сих пор каждый год 25.4 поминают погибших в этом сражении. 29-я дивизия и французы д`Амада, оттеснив части 9-й турецкой дивизии и отбивая ожесточенные контратаки, с большим трудом смогли зацепиться лишь за самую южную оконечность полуострова и за береговую полосу в его центральной части, где высадка производилась с запада, со стороны Эгейского моря — в надежде прорваться поперек узкого полуострова к проливу. Образовались два плацдарма с деревушкой Сэдд-Эль-Бара и участком мыса Габа-тепе. Но турки вводили в бой свежие силы, перебрасывали войска с участков, где атака была отбита, и расширить эти пятачки не удавалось.
|
|
|
Французы было продвинулись вдоль берега, но сами влезли в «угол» между морем и линией укреплений на возвышенностях, составлявший примерно 30 градусов, поэтому их стали поражать фланговым огнем. Подтянув подкрепления, предприняли было решительную атаку, и турки не выдержали, покатились назад, но французы, уже торжествовавшие победу и кинувшиеся их преследовать, угодили под залпы собственной корабельной артиллерии. С другой стороны, и турецкие части, делая попытки сбросить десанты в море, нарывались на огонь флота и откатывались обратно. В этих боях впервые прославился энергичный командир дивизии Мустафа Кемаль (будущий освободитель и первый президент Турции). Отразив натиск противника на своем участке, он пришел к мысли не тратить больше силы в бесплодных контратаках и перейти к жесткой обороне, приказав своим аскерам зарываться в землю.
Господствующие высоты остались у турок, а высадившиеся войска очутились на прибрежных низменных участках, которые хорошо простреливались. Чтобы уменьшить потери, французы и англичане тоже зарывались, причем старались приблизиться к противнику, чтобы оказаться в "мертвой зоне" турецкой артиллерии. И в некоторых местах позиции сторон находились в каких-нибудь 100 м друг от друга. Смириться с неудачей западные державы никак не желали — это казалось просто унизительным для их престижа, не одолеть каких-то там жалких турок! Их сперва и всерьез-то не принимали в качестве противника. Наращивали силы. Французы сняли д`Амада и назначили ген. Гуро. В Британии морской лорд Фишер сам не выдержал такого позора и ушел в отставку, а вслед за ним «ушли» и Черчилля. Но очередные штурмы приводили только к неудачам и потерям.
В принципе на простреливаемых со всех сторон плацдармах англичанам и французам могло прийтись совсем худо. И от истребления спасало их лишь то, что у турок стали иссякать боеприпасы. Ведь снаряды у них были привозные. По морю их теперь доставить было нельзя. А нейтральная Болгария, сперва заигрывавшая с немцами и пропускавшая через свою территорию военные грузы, при начале Дарданелльской операции решила, что туркам конец, и взялась торговаться с Антантой, чтобы урвать кусочек Османской империи. Запасы, сделанные перед войной, растаяли. И турецкая артиллерия почти совсем замолчала, даже не отвечая на обстрелы — остатки снарядов берегли лишь для отражения атак. Немцы помогали, чем могли. Послали в Турцию отряд из 250 опытных саперов-инструкторов, чтобы научить союзников строить сильную оборону, развернуть минную войну. Проявили себя и подводные лодки. 25.5 субмарина U-21 капитан-лейтенанта Герзинга потопила британский линейный крейсер «Трайумф», поддерживавший огнем десантные войска, а через 2 дня она же отправила на дно линейный крейсер «Маджестик». Англичане запаниковали и отвели свои крупные корабли от Галлиполи. Так что выдохшиеся части на полуострове лишились главного преимущества и "пробивной силы". И здесь пошла изнурительная позиционная война.
Продолжалась позиционная война и на Западном фронте. После февральских и мартовских неудачных попыток срезать Нуайонский выступ, французское командование предположило, что просто немцы на этих участках очень уж сильно укрепились. И попробовало сменить направление удара. В апреле решили организовать еще одну частную операцию и срезать другой выступ, поменьше у Вевра, восточнее Вердена. Но результат получился примерно таким же. Была произведена мощная артподготовка — она длилась аж 6 дней! Первую траншею немцев перемешали в пух и прах. А у второй атакующих солдат, лезущих густыми цепями, посекли пулеметами и побили артиллерией.
Немцы по-прежнему перебрасывали части на Восток. Как раз в это время они готовили Горлицкий прорыв, для чего требовалось снять с Запада 2 корпуса, и чтобы отвлечь внимание противников, не дать им воспользоваться ослаблением боевых порядков, германское командование решило провести частную наступательную операцию в Бельгии, у Ипра. Для демонстрации были выбраны позиции французской африканской дивизии, прикрывавшей стык бельгийской и британской армий. И здесь во второй раз за время войны немцы применили химическое оружие. Но не в снарядах, как на русском фронте, а подготовили газобаллонную атаку. Было завезено и установлено на участке в 6 км 6 тыс. баллонов, содержавших 160 тонн хлора. Причем от перебежчиков французы еще 13.4 узнали о "контейнерах, содержащих удушающий газ в батареях по 20 цилиндров на каждые 40 метров". Но командование Антанты не придало этому большого значения. И утром 22.4 разыгрался кошмар. Выход газа продолжался 5 минут и образовалось облако высотой в человеческий рост, достигавшее в глубину 600–800 м.
Очевидец вспоминал: "Солдаты увидели, что огромное облако зелено-желтого газа поднимается из-под земли и медленно движется по ветру в направлении к ним, что газ стелется по земле, заполняя каждую ямку, каждое углубление, затопляя траншеи и воронки. Сначала удивление, потом ужас и наконец паника охватила войска, когда густые облака дыма окутали всю местность и заставили людей, задыхаясь, биться в агонии. Те, кто мог двигаться, бежали, пытаясь, большей частью напрасно, обогнать облако хлора, которое неумолимо преследовало их". Было отравлено 15 тыс. чел., из них 5 тыс. погибло. Применение химического оружия вызвало и гигантский психологический эффект — у соседних частей, куда стали выходить пораженные, нервы тоже не выдержали, они бежали целыми полками. И участок фронта в 10 км остался совершенно открытым. Но… и немцы оказались не готовы к подобному результату. Ведь эксперименты в Польше не вызвали нужного эффекта, и к газам в руководстве относились скептически. И в этот раз опять пустили больше для эксперимента, ну а заодно попугать, усилить воздействие своей демонстрации. А наступать должен был всего один 24-й корпус, снабженный респираторами — их у немцев было ограниченное количество. Корпус продвинулся на 2–4 км и остановился. Именно такую задачу ему и ставили. А когда выяснилось, что перед ним открытая брешь, то крупных сил, чтобы развить успех, под рукой у германского командования не имелось.
К 24.4, пока их подтянули с других участков, прорыв уже закрыли канадцы и французские подкрепления, и атаки были отбиты. 1.5 подвезли еще баллоны с газом и повторили удар. Однако прежнего эффекта уже не получилось. Применение хлора больше не было неожиданностью, войска были проинструктированы, и британские ученые очень оперативно выдали рекомендации по мерам самозащиты, которые довели до солдат: своевременно уходить с пути газового облака, забираться на возвышенные места, закрывать нос и рот влажными повязками. И хотя пораженных все же хватало, но смертность понизилась — погибло только 90 чел, "кто сразу, а кто после долгих страданий". В итоге немцам удалось лишь решить первоначальную задачу чисто демонстративного характера — ценой утраты внезапности. И на Западе, и в России стали разрабатываться средства защиты. И собственное химическое оружие. Дело-то это, как выяснилось, было несложное. Просто раньше не считали возможным или допустимым широкое применение в войне отравляющих веществ. Но напомним, что в международном праве того времени считался общепризнанным принцип "как и другой". И методы, используемые одной стороной, становились автоматически разрешенными и для ее противников.
Любопытно отметить, что после войны германские генералы и политики оправдывались в своих мемуарах, что под Ипром малость не рассчитали. Дескать, на самом деле просто хотели поэкспериментировать с химическим оружием — а предназначалось оно для русских. И характерно, что такие «извинения» западными читателями и историками вполне понимались и принимались. Кстати, стоит еще упомянуть, что изобретатель устройств, распылявших хлор, руководитель "Института кайзера Вильгельма" Ф.Хабер, по сути повторил судьбу доктора Гильотена, ставшего жертвой изобретенной им гильотины. Он удостоился высоких почестей, но был евреем, и после прихода к власти Гитлера погиб в газовой камере концлагеря.
На море "неограниченная подводная война" так и не была объявлена, но 7.5 случилась трагедия «Лузитании». История эта довольно темная, ей посвящено огромное количество как серьезной, так и бульварной литературы. Если же касаться только фактов, то этот английский лайнер, считавшийся одним из самых крупных и комфортабельных, совершал очередной рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль. «Лузитания» была вооружена, в трюм приняли военные грузы, винтовки, снаряды, словом, под статус мирного судна никак не подходила. Но приняла и 2 тыс. пассажиров, значительная часть из них была военными, канадцами и англичанами, ехавшими на фронт, однако покупали билеты и американцы. 4–6.5, когда «Лузитания» приближалась к Британии, по радио были получены несколько предупреждений об активизации германских подлодок в этой зоне. Тем не менее лайнер продолжал путь, причем довольно тихим ходом (скорость являлась очень эффективной защитной мерой от атак субмарин — в подводном положении они двигались медленно). И подводная лодка U-20 по столь хорошей мишени не промазала. Пустила 2 торпеды, внутри судна сдетонировал груз боеприпасов, и погибли 1195 пассажиров, в том числе 291 женщина и 94 ребенка.
Разразился грандиозный международный скандал. Среди погибших было около 100 американских граждан, и США издали грозную ноту, требуя осуждения торпедирования и возмещения убытков. Германия оправдывалась, сбивчиво и непоследовательно. То заявляла, что знала о вооружении «Лузитании» и считала ее вспомогательным крейсером, то наоборот — что командир подлодки не опознал судно. США на это реагировали новыми нотами. Кайзер испугался и отдал приказ вести войну только против военных судов. И скандал сошел на нет — точнее, Америка завязала себе крепкий пропагандистский "узелок на память". Потому что пока для нее гораздо выгоднее было сохранять нейтралитет.
Главные сражения в это время закипели на Востоке, там было сосредоточено более половины германских и австрийских сил. И франко-британское командование попыталось этим воспользоваться, чтобы улучшить положение на собственном фронте. Очередное наступление Жоффр и Френч готовили еще с марта. Но в рамках "частной операции", с сугубо ограниченными целями — срезать все тот же Нуайонский выступ, где фронт делал дугу, приближаясь к Парижу. Надо отметить, подготовлена была операция довольно бестолково. Намечались концентрические удары на флангах по многократно опробованной и хорошо известной противнику схеме. Только решили увеличить концентрацию сил на участках прорыва. На правом фасе дуги, в Шампани, — 2-я и 4-я французские армии, на левом, в Артуа возле г. Арраса,10-я французская и англичане. 9.5, через неделю после Горлицкого прорыва, сражение началось. Участки для атаки снова выбрали узкие, по 10–12 км, но стянули к ним еще больше орудий и долбили 6 суток.
Хотя, конечно, это было лишь пустой тратой снарядов — ведь уже после одного дня обстрела никаких немцев в траншеях быть не могло. Кто уцелел, отошел на вторую позицию, построенную в 5 — 6 км сзади первой, но все равно тупо поливали огнем пустое место. А потом французы и англичане ввели в бой 10 корпусов пехоты, она браво ринулась вперед — как и прежде, густыми цепями. Однако по узким участкам прорыва справа и слева ударила германская артиллерия — с флангов, где никакой артподготовки не было и огневая система ничуть не пострадала. С огромными потерями продвинулись на 2 км — и нарвались на опорные пункты с пулеметами. Пошли бои на прогрызание. Кое-где, положив массу солдат, брали укрепленные деревушки. И тут же победителей накрывало шквалом тяжелой артиллерии немцев — ведь при долгом стоянии фронта на месте все окрестности были пристреляны по квадратам. Перегруппировывались, подтягивали артиллерию для штурма второго рубежа. А противник в это же время перебрасывал силы с неатакованных участков, строил дополнительные укрепления вместо прорванных. Французские солдаты и офицеры даже стали удивляться, зачем немцы переходят в контратаки и тоже несут при этом лишние потери, если и без того могут перемалывать атакующих? Постепенно затухая, бои шли до начала июня, пока операция не выдохлась окончательно.
Французы потеряли более 100 тыс. убитых, раненых и пленных, англичане 20 тыс., немцы 55 тыс. Такой ценой было достигнуто лишь ничтожное «исправление» линии фронта и занятие 40 кв. км территории. Что же касается «помощи» русским, то непродуманное и гиблое наступление не отвлекло с Востока ни одного германского солдата. При этом только 10-й французской армией в Артуа было израсходовано более 2 млн. снарядов. Хотя этого вполне хватило бы, чтобы вообще избежать катастрофы на русском фронте. Был приобретен и некоторый опыт на будущее — хотя выводы сделали чересчур прямолинейные. Все же осознали, что в дальнейшем лучше наступать на широком фронте. А раз так, то нужно еще больше войск, орудий и снарядов — чтобы столь же массированную артподготовку можно вести на участке в несколько десятков километров. Откуда следовало, что дальнейших активных действий предпринимать нецелесообразно, пока не будет в наличии этого количества войск, орудий и снарядов. И в самый тяжелый для России момент западные союзники взяли тайм-аут для подобной подготовки, отвечая на все просьбы о нанесении отвлекающих ударов, что осуществить таковых не в состоянии.
Не могла в этот момент помочь отвлекающими операциями и Сербия — у нее вновь обострилась нехватка оружия и боеприпасов. И к тому же обострилась обстановка на границе с Албанией. Она была автономной, но все еще оставалась в составе Османской империи. Правда, регулярных турецких войск там не было, но эмиссары «Иттихада» формировали добровольческие отряды и банды для налетов на сербскую территорию. И Сербия сняла часть сил с австрийского фронта, направив их в приграничные районы Албании. Впрочем, готовилась к вступлению в войну еще одна держава — Италия. Еще с августа 1914 г. она усиленно торговалась с обеими сторонами. Сперва с Антантой, потом с центральными державами — когда казалось, что они побеждают. Немцы, кстати, относились к ее военной мощи скептически и считали более полезным для себя ее нейтралитет — чтобы использовать ее сырье, промышленный потенциал, осуществлять через нее связь с третьими странами. Однако итальянцы обнаглели и даже за нейтралитет требовали слишком много — чтобы Австро-Венгрия отдала им Трентино, часть Тироля. Их пытались удовлетворить обещаниями французских Корсики, Савойи, Ниццы, Туниса. Однако Рим не соглашался — мол, еще бабушка надвое сказала, удастся ли получить все это. И требовал "плату вперед".
Немцы давили на Вену, чтобы та что-нибудь уступила Италии и удержала ее в состоянии нейтралитета. Однако австрийский наследник Карл резонно возражал — почему же тогда Германия не уступила Эльзас и Лотарингию? Ведь это позволило бы удержать в состоянии нейтралитета Францию. Весной 1915 г. итальянцев стали усиленно обхаживать англичане. Причем русские специалисты тоже оценивали военные возможности Италии невысоко, британский посол в Петрограде Бьюкенен удивленно докладывал, что к перспективе вовлечения Рима в союз Сазонов почему-то относится прохладно. Однако англичане, да и французы были другого мнения. Они считали "по головам" итальянские дивизии, вспоминали, как те в Триполитанской войне разгромили турок — которые в Дарданеллах всыпали им самим.
Наложились и политические игры далеко не чистого свойства. Те самые, что касались послевоенных перспектив. В Париже и Лондоне уже рассматривали вариант, что взамен разбитой Австро-Венгрии Италия сможет стать на Балканах противовесом «пророссийской» Сербии. Но англичане и по отношению к французам держали "камень за пазухой" — считая, что после войны Италию будет легче, чем Францию и Россию, прибрать под свое «покровительство». А через нее установить контроль над всем Средиземноморьем. В ходе переговоров итальянцы скромностью запросов не отличались. Требовали обещаний, чтобы английский флот защищал их побережье, а русские отвлекли на себя австрийцев. Требовали себе Триест, Истрию, Далмацию, Албанию, турецкие Анталью и Измир. Претендовать на германские земли было трудновато, но Италия заявляла — раз Германию будут делить без нее, пусть дадут компенсации в Эритрее и Сомали.
А за это рисовались самые блестящие перспективы. Вооруженные силы Италии составляли 4 армии (13 корпусов) — почти миллион бойцов, на флоте 14 линкоров. Главнокомандующим был начальник Генштаба ген. Кадорна (по итальянским законам король в эти вопросы не вмешивался). Поражения австрийцев от русских и сербов убеждали итальянцев, что это слабый противник. И планировали быстренько прорвать границу в Тирольских Альпах и победным маршем двинуть на Вену. Ну а командование Антанты полагало, что в обстановке сложившегося «равновесия» сил Италия может стать именной той добавкой, которая склонит чашу весов к победе. 26.4.15 г. в Лондоне был подписан секретный договор, по которому Италия обязалась выступить через месяц, а ей выделили заем в 50 млн. фунтов и обещали удовлетворить "значительную часть ее требований" за счет Австрии и Турции.
23.5, используя ситуацию, когда против русских были брошены почти все силы Австро-Венгрии, Италия объявила ей войну (но пока не Германии). Она развернула значительные силы в Трентино, в Карнийских и Кадорских Альпах, а главный удар нанесла у р. Изонцо — там, где основание итальянского «сапога» захватывает северный берег Адриатики. Наступление нацеливалось с запада на восток, на Тольмино, Горицу и Триест. Первоначально итальянцы имели успехи, форсировали Изонцо и вышли в долины рек Сава и Драва. Но австрийцы очень быстро остановили их продвижение, причем даже без перебросок сил из России. А воспользовались как раз отвлечением сербов в Албанию и в дополнение к ополченским частям, прикрывавшим границу, сняли с сербского фронта 5 своих дивизий и 1 германскую, которые отразили натиск троекратно превосходящих итальянских войск. Усилив ударную группировку, Кадорна в июне предпринял второе наступление на Изонцо. Но на этот раз и вовсе без результатов. Австрийцы же на здешнем фронте решили пока ограничиваться обороной. И война тут тоже приобрела позиционные формы.
Единственный успех Антанты в данный период был достигнут в Африке. Хотя и тут сперва ситуация выглядела критической. Немцы в мировом противоборстве широко использовали "пятые колонны" самых различных взглядов, лишь бы были противниками их противников. И под влиянием их агентуры в Южной Африке началось восстание буров. Однако Британия вовремя сделала умный ход, предоставив в 1910 г. Южно-Африканскому Союзу статус самоуправляемого доминиона. Поэтому в стране успела возникнуть и значительная пробританская партия, а первым премьером стал генерал Луис Бота — один из главных героев прежней борьбы с англичанами. И когда часть африканеров сочла, что настало удобное время вернуть независимость, он решительно и жестоко подавил их восстание. После чего армию, созданную против мятежников, направил на Юго-Западную Африку. Немецкие отряды там были разгромлены, и к 9.7 эту колонию заняли южно-африканские и британские войска.
А у берегов Восточной Африки 11.7 английские корабли наконец-то сумели поймать немецкий легкий крейсер «Кенигсберг», рейдировавший в Индийском океане. Получив тяжелые повреждения, он отошел и затонул в устье р. Руфиджи, а экипаж влился в отряды ген. Леттов-Форбека, оборонявшие германскую Восточную Африку. После гибели «Кенигсберга» боевых кораблей для дальнего крейсерства немцы больше не высылали, стали использовать для этого лишь вспомогательные крейсера — вооруженные пароходы, которые не так жалко было потерять. Их было немало: «Метеор», "Грейф", «Меве», "Зееадлер", «Вольф», и союзникам они доставляли много хлопот. Так, «Метеор» в мае июне совершил плавание на север, поставил мины на подходах к Белому морю, в бою потопил английский вспомогательный крейсер и вернулся на базу.
|
|
|
