Механизм действия ценностей.

Ценности создают более гибкий уровень регуляции общества, подчиняя себе функционирование обычаев, норм и значений, осо­бенно важных для общества. Наряду с обычными нор­мами, утверждавшимися силой привычки и обыденными средствами, которыми располагает, например, семья или соседская община, выделяются и особые нормы, полу­чающие высшую санкцию через механизм религиозной сакрализации или правовое требование. Нормы «не убий», «не укради», «не лги» являлись священными за­претами, нарушение которых обрекало человека на тя­желое наказание, отторжение от общества или муки совести. Предписания «чти отца и мать», «поклоняйся Богу единому», «трудись в поте лица своего» станови­лись теми позитивными заповедями, соблюдение кото­рых повышало престиж человека в глазах окружающих и его самого.

Ценности не только преобразуют механизм норма­тивности.

Они принципиально перестраивают и те системы зна­чений, через которые человек познает окружающий мир. На обыденном уровне дуальность предстает как важная характеристика всего многообразия мира: небо — земля, солнце — луна, свет — тьма, день — ночь, мужское — жен­ское. верх — низ, горячее — холодное и т.д. Эти оппози­ционные начала и характеристики предметов и процессов выступали как равно необходимые для обеспечения ор­ганических процессов в природе, обществе и человеке. На обыденном уровне основным механизмом организа­ции многообразных значений является градация оппози­ций: высокое—среднее—низкое, день—сумерки — ночь, горячее — теплое — холодное, большое — среднее — малое, молодой —взрослый —старый и т.д[12].

Впрочем, некоторые начала с трудом поддаются гра­дации и устойчиво сохраняют свою дуальность: небо — земля, мужское — женское, солнце — луна, жизнь — смерть, хороший — плохой и т.д. Эти оппозиционные начала или градуированные характеристики предметов и процессов выступают как равно необходимые для обеспечения органичности и непрерывности процесса в целом — в природе, обществе, человеке. В мифологии они подвергаются витализации и персонализации и мо­гут действовать в постоянном соотношении или сопер­ничестве между собой. Подвергаясь воздействию цен­ностных принципов, градация или дуализм принимают вертикальную структуру — иерархического или поляр­ного типа, придающую разную степень достоинства и значения тем или иным элементам. Соответственно, все «высокое» и «светлое» получает более достойный ста­тус. Во всех развитых религиях небо «ценится» боль­ше, чем земля. На некоторой ступени развития мифо­логии главные боги делаются небесными или же само небо приобретает божественный характер, как это было в Древнем Китае. Формируется ценностно-семантичес­кий комплекс: небо = верх = благо = власть = недостижи­мость = вечность и т.д. Быть наверху, высоко над дру­гими означает править и достичь высокой степени бла­женства[13].

Даже в христианской символике Бог помещался на небе. Соответственно где-то под землей находилось цар­ство мертвых, а на еще более низком уровне — в Пре­исподней — царил Сатана как воплощение зла и по­гибели. Подвергаются ценностному разделению и другие дуальные пары, хотя и в разной степени. Если прежде свет сменялся тьмой, и наоборот, чередовались жизнь и смерть, то теперь между ними возникает противосто­яние, соперничество и непримиримая борьба — за «Веч­ную жизнь» и «Торжество света», «Победу Добра и Правды» и т.д.

Такого рода ценностная оппозиция создает в куль­туре поле напряженности, в котором формируется ори­ентация субъекта. Человек не может одинаково отно­ситься к противоположностям, из которых состоит мир, он должен оказывать предпочтение позитивному началу:

добру, а не злу; свету, а не тьме; правде, а не кривде;

любви, а не ненависти; жизни, а не смерти и т.д.

Во всякой зрелой, устойчивой культуре формируются различные механизмы внедрения ориентации на дости­жение ценностей и отторжение неценностей как прин­ципов, вносящих деструктивное начало в жизнь чело­века и общества. Конечно, разработанную систему та­кого внедрения воплощает в себе всякая религия («до­бродетель — грех»). По мере секуляризации внедрение ценностей все больше берет на себя светская культура, допускающая значительно большую степень дифферен­циации ценностных ориентации и более гибкую систему путей и средств их реализации.

2.3.3. Ценностные расхождения и полиморфизм куль­туры.

Чем сложнее общество, тем значительнее диффе­ренциация присущих ему ценностей, что создает поли­морфизм культуры, не сводимый к каким-либо одно­значным характеристикам.

Это многообразие вытекает из нескольких источников:

— социальная разнородность общества (элита — на­род, дворянство — духовенство — крестьяне, город — деревня и т.д.), а соответственно и его культурное раз­нообразие;

— различие в содержании каждого социокультурного компонента (разные элиты, разные этнические группы, конфессии, страты и т.д.);

— функциональное различие ценностей по уровням и сферам.

Символическим выражением такого расхождения для европейской культуры эпохи Возрождения и Реформа­ции стала формула «дворец, собор, костер». Известная метафорическая формула для русской культуры опре­деляет ее как «икона и топор», для японской — «хри­зантема и меч», а для филиппинской «сампагита (ме­стный цветок), крест и доллар».

Еще в античной культуре полиморфизм витальных ценностей выражался в поклонении различным богам и богиням, с которыми связывались разные начала и функции. Культ богини-матери Геи дополнялся культом любви, олицетворенном в Афродите, а наряду с ними почетное место отводилось властной и ревнивой Гере и вечной девственнице Артемиде.

Хорошо известны практические оппозиции, часто встречающиеся в жизни и получившие основательную разработку в философии и социологии: быть — иметь, работа — досуг, богатство — солидарность, наука — мораль и т.д. Эти оппозиции по-разному распределяются в за­висимости от социальной принадлежности индивида, или от типа культуры, или от характера функциональной де­ятельности. Культивирование досуга — в большой степе­ни привилегия богатых и знатных, а солидарность имеет более высокий статус, чем «бессердечный капитал» в сре­де с устойчивой религиозной регуляцией. Конечно, в каж­дой среде признаются так или иначе и другие ценности, что и служит одним из факторов той коммуникации, ко­торая обеспечивает поддержание социального взаимодей­ствия. Но когда эти различия переносятся в идейную сферу, возникает острая идеологическая борьба — «тру­дящихся» против «праздных», «мира» против «кулаков» (или «кровопийцев»), «высокой человеческой морали» против «бесчеловечной науки и техники» и т.д.

Одно и то же, казалось бы, явление может приоб­ретать различное значение в зависимости от типа об­щества или социальной среды. В неразвитом традици­онно обществе красота может не иметь ценности, так как слишком ненадежны условия выживания отдельного индивида, семьи или коллектива.

В более развитом обществе красота может стать как предметом бескорыстного созерцания или идеализиро­ванной любви, так и предметом расчетливой коммерции, стимулом для расширенного потребления и т.д. Здесь возможно множество градаций в соответствии как с классовыми критериями, так и делением на субкульту­ры. Различные социальные страты вырабатывают спе­цифические наборы ценностей, вступающие в сложное взаимодействие друг с другом и теми ценностями, ко­торые утверждаются как общее достояние в националь­ных, цивилизационных или интернациональных рамках.

Но в рамках собственно духовной системы предан­ность ценностной ориентации может вступать в про­тиворечие со сложившимися «устоями». Всякое худо­жественное новаторство, например, означает в той или иной степени нарочитое нарушение уже принятого сти­ля в стремлении к открытию новых вариантов эсте­тического или морального видения мира. На рубеже XIX—XX вв. во Франции и других европейских странах такие прорывы сопровождались общественными сканда­лами вокруг импрессионистов, постимпрессионистов и т.д. Однако позднее «перманентный» авангардизм стал признанным явлением художественной жизни и общест­венное сознание спешило признать очередное необычное явление в искусстве.

Таким образом, при социологическом рассмотрении культуры ценности предстают как подвижная и зави­симая сфера культурной регуляции, обусловленная об­щей динамикой, вовлекающей в свое движение и то, что утверждалось как бы бесспорным, нерушимым, од­нозначным, вечным и священным. Свидетельством тому могут служить не только разрушенные древние храмы и святилища, но и недавно ниспровергнутые культы, символы, верховные законы, снятые нерушимые границы и т.д. В условиях социальных потрясений как простые человеческие нормы, так и высокие ценности могут быть подвергнуты интеллектуальной критике и отменены.

В условиях резких сдвигов (рево­люций) в обществе могут возникать тенденции к быст­рому и радикальному ниспровержению прежде высоко почитавшихся ценностей в пользу новых, подчас прямо противоположных. Однако в устойчивых культурах вы­рабатываются свои способы и механизмы преодоления противостояния разных ценностных мотиваций без их взаимного разрушительного столкновения.

В упорядочивании ценностного противостояния и разброса можно выделить три основных принципа. Пер­вый основан на иерархизации, на выделении доминан­тных ценностей, по отношению к которым остальные выступают как вторичные. Это помогает обществу или индивиду уладить проблему столкновения любви и дол­га, человеческого отношения с практичностью, общего­сударственного и локального интересов, власти и лич­ности и т.д.

Принципиальное решение дает уже христианская фор­мула «Богу богово, а кесарю кесаревом: во властной и духовной сферах должны действовать разные принципы, не устраняя друг друга.

В полемике средневекового рыцаря и крестьянина по поводу того, идти или не идти в крестовый поход на неверных, второй собеседник выставляет достоинст­во своего труда, благо своей семьи и личную безопас­ность как аргументы против выполнения высокого дол­га, но в конце концов соглашается с рыцарем и идет в поход.

В известном «деле Рушди» его «Сатанинские стихи» вызвали обвинение в религиозном кощунстве и заочный смертный приговор. Принятие в мировом общественном мнении разделения религиозных ценностей и мораль­ных норм привело к резкому протесту со стороны мно­гих людей в разных странах против такого фанатич­ного проявления религиозности. Оба суждения, выне­сенные в разных системах ценностей, остаются в силе.

Другой способ упорядочивания ценностей, как и норм, состоит в их распределении по разным сферам дея­тельности. Жесткая рациональность профессиональной работы может смениться духовным восхождением через музыку, молитву или медитацию — или же игрой и развлечением, чтобы внутренне расслабиться.

Третий способ — распределение ценностей по раз­ным социальным слоям. Так, даже господствующие эли­ты сами по себе не представляют собой единого слоя, а делятся на типы, осуществляющие разные функции и придерживающиеся разных ориентации. Для полити­ческой элиты главная ценность—власть, для военной — сила, для религиозной — моральные ценности, а для интеллектуальной — знания. И хотя правильно орга­низованное общество нуждается во всех этих компо­нентах регуляции, между этими элитами неизменно воз­никают разногласия, отражающиеся в напряженных иде­ологических спорах относительно того, кто важнее.

Лишь в предельных толкованиях ценности, относя­щиеся к разным сферам, фигурируют независимо друг от друга (например, по принципу «морали нет, есть только красота»). Обычно они пересекаются друг с другом, хотя во всяком развитом обществе никогда не совпадают. Чем выше уровень ценностей, тем больше они связаны с сознательной верой в их значение. Имен­но поэтому необходима длительная и основательная ра­бота по воспитанию и внедрению высших ценностей. Особенно велика здесь роль религиозных институтов и системы образования, принятой в обществе.