4. Германия и тройственное вмешательство

Во время тройственного вмешательства автор работал в японском посольстве в Париже в качестве третьего секретаря. Будучи очень молодым человеком, он не мог иметь оригинальных и ценных мыслей по этому вопросу, а так как вмешательство произошло вскоре после заключения франко-русского союза, то причины, в силу которых Франция поддерживала Россию, были ясны даже для него. Но он не мог найти оснований для германского участия, или, скорее, главенства, в этом деле. Приблизительно, в это время он поехал в Берлин и имел там беседу с виконтом Аоки, бывшим тогда посланником в Берлине, и попросил его объяснить, почему Германия приняла участие в этом деле. Виконт Аоки, который был одним из самых опытных японских дипломатов своего времени, ответил с явным огорчением: «Я не знаю, чем объяснить участие Германии. Я могу только предположить, что причиной этого является временное помешательство кайзера».

Тройственное вмешательство возбудило у автора интерес к дипломатической истории, и вскоре он принялся усиленно ее изучать. В своих исследованиях он, наконец, нашел ответ на вопрос, который он задал виконту Аоки.

Говорят, будто бы Бисмарк однажды заметил: «У России быстро увеличивающееся население, и она полна энергии. Ее можно сравнить с закупоренной бочкой бродящего вина, которая, рано или поздно, должна в каком-нибудь месте разорваться. Если взрыв произойдет в сторону Сибири — тем лучше. Если он будет иметь место в Черном море или на Босфоре — это тоже не опасно для нас. Мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить взрыва бочки у нашей границы».

С точки зрения Германии мысль Бисмарка была, несомненно, правильна. Когда кайзер вдохновлял и подстрекал Россию к вмешательству в японо-китайские отношения после Симоносекского договора и, наконец, когда он сам вмешался, — это было лишь продолжением политики Бисмарка. Надо думать, что Германия участвовала в этом вмешательстве с надеждой раз и навсегда передвинуть взрыв русской бочки от Европы к Дальнему Востоку. Таким образом, проникнув достаточно далеко в бесконечные степи Сибири и Дальнего Востока, русские не смогут выпутаться оттуда, будут тратить там французские деньги и ослаблять давление на Германию. В случае, если Франция была бы недовольна этими отдаленными авантюрами и попыталась бы сдержать их или направить французские деньги к русско-германской границе, отношения между Францией и Россией ухудшились бы. Это было бы на руку немецкому правительству. С точки зрения интересов отечества действия кайзера были всем, чем угодно, только не фантазией расстроенного ума. Напротив, это было осуществлением очень хорошо обдуманного плана.

Япония скоро получила возможность отплатить этим трем державам за их добрососедский «совет» по поводу Симоносекского договора. После десяти лет ожидания Японии удалось вытеснить русских из Ляодунского полуострова и из южной Манчжурии. Еще через десять лет она изгнала немцев из Шаньдуна. С Францией, однако, которая приняла участие во вмешательстве в силу обстоятельств, а не по собственной воле, были установлены дружественные отношения, оформленные франко-японским соглашением^[55] и приложенной к нему декларацией. Японская политика терпеливого ожидания полностью оправдала себя.

Сближение Японии с Великобританией было естественным результатом тройственного вмешательства. Желание русских двигаться на восток было почти наследственной болезнью, которая со времен Петра Великого переходила от одного московского царя к другому. Вначале Германия играла на этих желаниях и тем отклоняла энергию России от германской границы. Она подстрекала ее, разыгрывая роль соучастника в планах России, но, когда она увидала, какую большую выгоду извлекала Россия из этих авантюр, она сама заразилась русской болезнью и пожелала иметь собственную морскую базу в Китае. Когда она получила такую базу в заливе Киао-Чао, ее аппетит разыгрался, и она хотела все большего и большего: сначала железную дорогу, потом рудники и, наконец, власть над всей провинцией Шаньдун. Затем она заявила, что провинция Хунань находится в сфере ее влияния. Действительно, у Германии был ненасытный аппетит. Франция, которая до сих пор старалась только помешать повороту русских политических интересов с запада на Дальний Восток, теперь тоже была непрочь приобрести кое-какие территории в Китае и получила в аренду Гуанчжоу^[56]. Таким образом, Германия и Франция, которые начали с того, что подстрекали Россию и вместе с ней повлияли на условия мира между Японией и Китаем, кончили тем, что превратились в соучастников ее агрессии. Положение приобрело зловещий оттенок. Появилась опасность, что принципы территориальной целостности Китая, открытых дверей и равных возможностей, которые были выдвинуты Соединенными штатами и искренно поддержаны Японией и Великобританией, станут лишь пустыми фразами. Так как интересы Великобритании не позволяли ей быть пассивным наблюдателем погони за территорией в Китае, к чему она, впрочем, относилась с неодобрением, Великобритания приобрела в аренду Вэйхайвэй^[57], напротив Порт-Артура, и Коулун^[58], напротив Гонконга. С другой стороны, она стремилась к тесному сотрудничеству с Японией и Соединенными штатами. Но, не надеясь на активную поддержку США ввиду их традиционной политики уклонения от связывающих союзов, Великобритания не имела другого выхода, как опираться на сильную англо-японскую комбинацию. При этом положении дел Япония приветствовала английские дружественные предложения, которые для нее имели гораздо большее значение, чем для Англии.