Исчезает ли раса? Возможно ли самоочищение расы и этноса?

На эти вопросы также во многом отвечает увлекательная работа Дарвина. Завзятый эмпирик, истинный естествоиспытатель, он обращается прежде всего к опыту. А страстный голубятник, он берет близкий ему пример. И вот что получается.

Прежде всего, Дарвин обращает наше внимание на необычайное разнообразие пород (разновидностей) голубей, выведенных за ни много ни мало три тысячи лет искусными голубятниками. Вот что он пишет.

«Я разводил все породы, какие только мог купить или достать, и получал шкурки, которые мне любезно посылали с различных концов света, в особенности из Индии достопочтенный У. Эллиот и из Персии достопочтен­ный Ч. Мэррей… Разнообразие пород поистине изумительно. Сравните английского карь­ера с короткоклювым турманом и обратите внимание на удивительное различие их клювов, определяющее и соответствующее различие в форме черепов. Карь­еры, в особенности самцы, отличаются также особен­ным развитием мясистых наростов на голове; и это сопровождается сильно удлиненными веками, очень большими наружными отверстиями ноздрей и широ­ким расщепом рта. Короткоклювый турман имеет клюв, напоминающий своим очертанием клюв сне­гиря, а обыкновенный турман отличается своеобраз­ной унаследованной привычкой летать очень высоко, тесной стаей и падать с высоты, кувыркаясь через голову. Испанский или римский голубь (Runt) – очень крупная птица с длинным, массивным клювом и большими ногами; некоторые из подпород этой птицы имеют очень длинные шеи, другие – очень длинные крылья и хвосты, а третьи – своеобразно короткие хвосты. Индейский или польский голубь (Barb) сходен с карьером, но вместо длинного клюва имеет очень короткий и широкий клюв. У дутыша (Pouter) очень удлиненное тело, крылья и ноги; его сильно развитый зоб, который он с гордостью наду­вает, вызывает изумление и даже смех. Голубь-чайка (Turbit) имеет короткий конический клюв и ряд взъе­рошенных перьев, тянущийся вдоль груди: у него при­вычка постоянно слегка раздувать верхнюю часть пи­щевода. У якобинского (Jacobin) – перья сзади вдоль шеи настолько взъерошены, что образуют род капю­шона; сверх того, у него, соответственно с его разме­рами, – удлиненные перья крыльев и хвоста. Трубач (Trumpeter) и пересмешник (Laugher), как указывают самые названия, воркуют совершенно иначе, чем другие породы. У опахальчатохвостого или труба­стого (Fantail) в хвосте тридцать или даже сорок перьев вместо двенадцати или четырнадцати – числа, нормального для всех представителей обширного се­мейства голубей; перья эти всегда распущены и стоят так прямо, что у хороших представителей голова и хвост соприкасаются; копчиковая железа совер­шенно атрофирована. Можно было бы перечислить и еще несколько менее резко выраженных пород…

В итоге можно было бы набрать около двадцати различных голубей, которых любой орнитолог, если бы ему сказали, что эти птицы найдены в диком состоя­нии, признал бы за хорошо выраженные виды. Мало того, я не думаю, чтобы какой-либо орнитолог отнес бы английского карьера, короткоклювого турмана, испанского голубя, индейского голубя, дутыша и трубастого к одному и тому же роду, тем более, что в каждой из этих пород он усмотрел бы не­сколько подпород с вполне наследственными призна­ками, или видов, как он назвал бы их»[64].

Итак, три тысячи лет искусственного отбора (ускоренного, форсированного, по сравнению с естественным) – селекции – дали весьма внушительный результат в виде пары десятков разновидностей, которых зачастую даже специалистам трудно отнести к единому виду. Это ли, казалось бы, не разрушение, не распыление, если так можно выразиться, «голубиной расы»!

Дарвин подчеркивает, что никакие изменения в этой самой расе не были бы возможно только по человечьему хотению, если бы природа не предоставила такой возможности. Ибо «человек… может действовать посредством от­бора только на слабые уклонения, доставляемые ему природой. Никогда, конечно, не пришло бы ему в голову получить трубастого голубя, пока он не увидел голубя с необычно, хотя и в слабой степени развитым хвостом, или дутыша, если бы ему не по­пался голубь с несколько ненормально развитым зобом; и чем необычайнее и ненормальнее были эти особенности, тем скорее они могли остановить на себе его внимание»[65]. То есть, человек действовал в предоставленном природой направлении, но достиг при этом разительных по своим отличиям результатов!

Казалось бы, эти результаты, коль скоро они обусловлены самой природой, должны быть необратимы. Ан, нет!

Дарвин ставит исключительной важности эксперимент, полностью отвечающий на поставленные мною вопросы:

«Я произвел скрещива­ние белых трубастых, передающих свои признаки с замечательным постоянством, с черными польскими (Barb), – а оказывается, что сизые разновидности этой птицы так редки, что мне неизвестно ни одного примера такой окраски в Англии, – и гибриды полу­чились черные, бурые и пятнистые. Я произвел также скрещивание польского (Barb) с пегим (Spot); эта последняя птица – белая с рыжим хвостом и ры­жим пятном на лбу и также передающая свои при­знаки с замечательным постоянством: гибриды были темно-серые и пятнистые. Я произвел тогда скрещива­ние между помесями трубасто-польскими и помесями польско-пятнистыми, и получилась птица превосход­ной сизой окраски с белым надхвостьем, двойной черной полосой на крыльях и полосатыми с белой оторочкой хвостовыми перьями, совсем как у дикого скалистого голубя! Мы можем объяснить себе эти факты, исходя из известного принципа возврата к прародительским признакам, только допустив, что все домашние породы произошли от скалистого голубя»[66].

Таким образом, все разнообразие потомства одной расы, полученное в результате тысячелетней изменчивости и расхождения признаков, нивелировалось и привело к восстановлению исходного типа всего лишь в два этапа смешения разновидностей! Голубиная «изначальная большая раса» восстановилась за каких-то два поколения!

Применительно к нашей теме это означает примерно следующее: если в брак вступят особи, допустим, русско-немецкого и украинско-финского происхождения, их потомки просто-напросто восстановят кроманьонский тип во всей его чистоте и красоте. В этом, кстати говоря, и состоит секрет отмечаемой всеми учеными гомогенности русского народа и его максимальной (по сравнению со всеми другими народами Европы) приближенности к исходному нордическому, кроманьонскому типу. Вместе с тем, значительный антропологический разброс, вариативность русской типажности есть хороший признак, ибо, по Дарвину, «потомки какого-нибудь вида будут иметь тем более успеха, чем разнообразнее будет их строение»[67].

Итак, не говоря уже о том, что прямое потомство кроманьонца сохранилось как в вообще неизменном виде (по данным краниологии, это корсиканцы, баски и берберы), так и в виде ядра чистых этносов, получившихся путем изменчивости и расхождения признаков (скандинавы, представители угро-финской этнической группы, русские, германцы и мн. др. этносы нордической расы, многообразные потомки кельтов и т.д.), но при этом кроманьонская раса еще и непрерывно восстанавливается путем смешанных браков между потомками народов «кроманьонского извода».

То же самое происходит и на уровне отдельных этносов, имеющих изначально «чистое» происхождение. Так, в результате смешения потомства от, допустим, русско-татарского, русско-мордовского, русско-украинского, русско-немецкого браков в итоге получаются в чистом виде русаки с полностью восстановленной биологической этничностью. Таким образом, подмес инородческой крови, происходивший столетия тому назад, к ХХ веку нивелировался и привел к «реверсии» – восстановлению изначальной чистоты популяции.

«Чистая раса», «чистый этнос» – не миф, а реальность на все времена.

Дарвин – величайший ученый всех времен, его творческое наследие нетленно. Отрадно сознавать, что оно помогает искать и находить истину на нашем непростом пути.

 

 

РАСА И ЭТНОС

 

ИТАК, повторим для затвержения.

Первое. Центров антропогенеза на Земле было несколько. По меньшей мере два из них произвели на свет, каждый сам по себе: 1) кроманьонца, прямого предка современных европеоидов, сохранившегося, в частности, в виде нордической расы; 2) неандертальца, от которого берут свое начало негроидная и австралоидная расы. Третья большая изначальная раса – монголоиды; но в силу их значительной неоднородности вопрос о количестве центров расообразования в данном случае открыт. Зато наличие множества сближающих факторов позволяет ставить вопрос о том, что американские индейцы находятся в настолько близком расовом соседстве с монголоидами, что гипотеза о единых корнях для этих рас кажется вполне правдоподобной[68]. Различия же между ними (как и вообще огромное разнообразие этносов) вполне могли появиться за счет смешения с племенами Америки и Азии, зародившимися так же самостоятельно, но так и не успевшими развиться до уровня больших рас.

Второе. Воздействие геологических, климатических и иных природных факторов, необходимость мигрировать, а также межрасовые отношения (главным образом – война) привели к тому, что единые некогда расы раздробились на этносы. При этом биологические особенности, которые в пределах одной расы представали как допустимые варианты одной и той же для всех нормы (как братья в одной семье могут быть физически непохожи, неся при этом отпечатки семейной общности), будучи положены в основание этногенезов, стали играть роль этнодиагностирующих маркеров, этноразграничителей. Постепенно эти разграничители, биологические по своей природе, обусловили все усиливающееся расхождение языков и культов, всей ментальности. Языки же и культы, обладая обратным влиянием на развитие мозга представителей данного этноса, этнически специализировали всю духовную деятельность народов и племен мира: будь то культура, цивилизация (технологии) или религия. Сохраняя принадлежность к единой большой изначальной расе (например – европеоидов кроманьонского извода), этносы обретали все большую взаимную дистанцию, чему изрядно споспешествовали межэтнические внутривидовые войны. Можно утверждать, что последний раз, когда большие расы действовали консолидированно и целенаправленно, выступая как субъект истории, – была великая тысячелетняя война кроманьонцев с неандертальцами. Она закончилась, во-первых, полным изгнанием последних из Европы; во-вторых, образованием обширной зоны метисации, охватывающей всю Европу, кроме Скандинавии и северной России, а также Переднюю Азию, все Средиземноморье, Индию и Африку вплоть до Экватора – зоны, отмеченной возникновением множества гибридных этносов и даже вторичных рас; а в-третьих, превращением Африки к югу от Атласских гор – в зону активного этногенеза почти исключительно негроидных этносов.

Третье. С того самого момента, как та давняя волна кроманьонской лавины, низвергшейся с Севера, разбилась об Атласские горы, раздробившись по пути на брызги-этносы, все расы в дальнейшем проявлялись в истории уже не непосредственно, а только через этносы и их выдающихся представителей. Войны, переселения, строительство и разрушение империй и утопий, глобальные проекты – это уже все дела отдельных этносов, а не рас.

Четвертое. Этносы всех рас действовали и действуют в истории самостоятельно, так сказать, без оглядки на общее расовое прошлое, настоящее и будущее. Они руководствуются групповым интересом, который однако, осознается не более чем интерес этнический и не выходит за эти пределы. (За тем исключением, когда тот или иной этнос становится локомотивом очередного глобального проекта.)

Пятое. Действуя самостоятельно, этносы всех рас вступали и вступают во взаимодействие, началом которого как правило является конфликт с непредрешенным исходом. Один этнос может другой: а) истребить, б) поработить, в) ассимилировать, г) образовать с ним химеру (когда власть осуществляет один этнос, а все тяготы – от продовольственной и фискальной до военной – несет другой; по сути это то же порабощение, но в мягкой форме, без постоянного силового принуждения). Именно такой и была судьба множества этносов в истории. Одни исчезли с лица Земли вообще («погибоша аки обре»), от некоторых из них не осталось даже памяти и имени. К примеру, археологические находки на Алтае, Памире, Дальнем Востоке, в Сибири и даже Китае свидетельствуют, что этносы кроманьонского происхождения здесь были, жили, а потом… исчезли. Пошли дальше неизвестно куда? Вымерли? Были истреблены под корень? В ряде случаев мы этого уже не узнаем никогда. Другие этносы столетиями переходили из рук одних завоевателей в руки других, как, например, эстонцы, латыши, азербайджанцы (точнее, народы, известные сегодня под этим обобщающим геоэтнонимом). Третьи – ассимилировались до полной неузнаваемости: к примеру, персы или курды, которых в их настоящем столь же трудно признать за европеоидов, потомков кроманьонца, как невозможно не признать таковыми в их прошлом, если верить науке.

Интересно, что глубокие ментальные изменения могут произойти у оторвавшихся от своих предков и братьев этнических групп даже в том случае, если биологически они сохранились совершенно неизменными, не вступая в межэтнические браки. Пример – «советские немцы», вернувшиеся в массовом количестве в Германию в конце ХХ века и обнаружившие, что за двести лет они стали совсем другим народом, чуждым «немецким немцам», с которыми отношения складываются конфликтно.

Шестое. Этносы-ассимилянты, возникшие в результате слияния двух племен или народов («локальные» римляне с сабинянами, к примеру, образовавшие латинян), в дальнейшем могли проходить все новые этапы ассимиляции (латиняне – с италиками, образовавшие «глобальных» римлян), сталкиваясь на своем историческом пути со все новыми этносами («глобальные» римляне – с покоренными народами). При этом исконные этнические языки могли претерпевать самые разнообразные метаморфозы. Например, в результате многоступенчатой ассимиляции разных этносов, в Азербайджане к 5 веку н.э. сложился единый язык на основе талышского и даже возник свой алфавит из 52 букв. Однако к нашему времени, в результате неоднократных завоеваний, этот язык сменился на тюркский с элементами фарси. Сегодня та или иная языковая группа, использующая как родной тот или иной язык, может рассказать все или ничего о своем происхождении. Но только чисто биометрический анализ позволяет установить всю истину даже в том случае, когда речь идет об этносе-метисе, принявшем язык поработителей.

Седьмое. В ряде случаев, когда в процесс этнической ассимиляции со всех сторон вовлекались большие человеческие массы, стали возникать т.н. вторичные расы (изучая их, сегодня ученые предпочитают термины «локальные расы», «полиморфные расы», «переходные расы»; но это не меняет сути дела). Так, сегодня Латинскую Америку населяет вторичная раса латиносов (сами себя они называют именно «метисами»), образовавшаяся в результате 500-летнего смешения европеоидов (этнических испанцев и португальцев, в свою очередь обладавших сложным этническим составом) с негроидами и индейцами (редуцированными монголоидами?). Как и большие расы, вторичные расы со временем также могут разделиться на этносы, отличающиеся набором и комбинацией биологических свойств-маркеров.

Итак, суммируем. Раса, развиваясь какое-то время как единый ствол дерева, с определенного момента становится подобной кроне яблони, в которой ствол как таковой исчезает, превращаясь в букет ветвей, от него исходящих, – этносов. Расу можно также уподобить колосу, который до поры до времени составляет одно целое с зародышами семян-этносов; но семена созревают и развеиваются по миру, чтобы дать жизнь новым колосьям, которые, храня генетическую память о колосе-прародителе, живут, все же, своей собственной жизнью. Потенциально любая семья, оторвавшаяся от своей расы и ушедшая в автономное существование, есть зародыш этноса, имеющий потенциал как становления, так и исчезновения[69]. Но на стадии рода, племени – и далее народности, народа – этнос проявляется уже статусно и ипостасно. От рода – к народу и далее (в случае обретения суверенитета и государственности) к нации: вот путь эволюции этноса, пройти который дано в истории далеко не всем.

Мы, таким образом, признаем, что этнос – такое же биологическое явление, как и раса, осколком (а то и сколком) которой он в чистом или смешанном виде является. Раса и этнос соотносятся как вид и разновидность (порода) в зоологии и ботанике. Вместе с тем, поскольку «род человеческий» есть не более чем метафора (ввиду отсутствия у рас общего биологического начала), то не будет ошибкой сказать, что раса является родом, а этнос – видом, делящимся, в свою очередь, на подвиды (разновидности, породы).

Это важно отметить, поскольку очень и очень многие ученые по совершенно непонятной причине и вопреки всему вышеизложенному отходят от биодетерминизма и полагают этнос в лучшем случае биосоциальным (этносоциальным, по академику Ю. В. Бромлею), а в худшем – социокультурным явлением. Эту необъяснимую ошибку мы встречаем даже у некоторых блистательных и проникновенных знатоков и популяризаторов нашей темы (не будем указывать на личности).

Что тут возразить? Любой биологический фактор, регулярно проявляясь в социуме, рано или поздно становится фактором биосоциальным и приобретает хотя отраженное, но самостоятельное значение в общественном сознании. Это первая и главная причина вышеназванной аберрации. Вторая, на мой взгляд, состоит в большом изобилии, разнообразии и непохожести этносов. Согласитесь: взирая в музее им. Ч. Дарвина на витрины, посвященные изменчивости видов, любуясь, к примеру, чернобуркой, песцом, рыжей огневкой или корсаком, трудно порой представить себе в них не только предков современных собак (тем более таких антропогенных пород, как борзая, такса или бассет), но и вообще нечто единое. Но ведь никто не станет утверждать, что эти разные лисички – биосоциальный феномен…

Надо твердо помнить, что биология человека – первична; она и только она задает все основные, изначальные параметры для его социализации. Нет ничего в социальной природе этносов, что не было бы обусловлено и обеспечено их биологической природой. Забывая об этом и рассуждая об этносе, мы неизбежно попадаем в порочный круг, пытаясь объяснить социальное через социализацию: разнообразие этносов через разнообразие культур – минуя биологические различия, детерминирующие это разнообразие. Как если бы над историей человечества стоял некий демиург, чье целеполагание обеспечивало бы социальные трансформации этноса подобно тому, как человек своей волей и замыслом обеспечил превращение рыжей огневки, допустим, в бассета. Но в том-то и дело, что этносы получились такими, какими получились, исключительно путем саморазвития как биологические единицы…

Заслуживает внимания новейшая попытка дефиниции: «Этнос (этническая группа) – это группа людей, отличающаяся от других людей совокупностью антропологических и биогенетических параметров и присущих только этой группе архетипов, члены которой разделяют инстинктивное чувство родства и сходства». И – еще короче: «Этнос – сущностно биологическая группа социальных существ» (Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. – М., АИРО, 2005. – С. 52. Книга представляет собой докторскую диссертацию автора на соискание ученой степени доктора исторических наук). Такую попытку можно только приветствовать. Во-первых, поскольку акцент на биологичности этноса тут очевиден. Во-вторых, поскольку книга – настоящий прорыв в академических кругах историков (автор – научный сотрудник РАН и эксперт Горбачев-фонда), традиционно чурающихся биологизма.

Вместе с тем, на мой взгляд, в такой трактовке проглядывает компромиссность, вызванная модным ныне заигрыванием с идеализмом и отходом от материализма и позитивизма. Тезис «нет этноса без архетипа» вряд ли выдержит критику. Ведь вполне очевидно, что этносы уже давным-давно существовали и действовали в истории, когда никаких архетипов у них еще не сложилось. Ибо архетипы складываются и закрепляются долгими столетиями если не тысячелетиями относительно стабильного и однотипного существования, которого нет и не может быть в принципе на стадии этногенеза. Да и наличие «генной памяти», благодаря которой архетипы, якобы, наследуются, а не благоприобретаются, – не доказано. И напротив того: переселение душ есть полностью доказанный медицинский факт, многократно зафиксированный в психиатрии. А этот факт грубо и однозначно ставит под сомнение обязательную биологическую наследуемость (от родителей – детям) каких-либо духовных констант вообще.

Итак, не будем вступать на скользкий путь компромиссов и еще раз постулируем: этнос – есть биологическое сообщество, связанное общим происхождением, обладающее общей биогенетикой, и соотносящееся с расой как вид с родом либо как разновидность (порода) с видом. Его ипостасями и стадиями развития являются род, фратрия, племя, народность и народ (нация).

 

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: